Запись сто третья. Мы по городу ходили...

2.12.05 На "Автограф" приглашена новенькая - Маргарита Николаевна (фамилию не запомнила). Породистая, типа актрисы Максаковой, пожилая, светлый волос – крашеный, неброская косметика. Кто и что – не расспросили.
Читала свои стихи.
Талант несомненный, проснулся в дни Беслановской трагедии, т.е. чуть больше года назад, за это время – толстая тетрадка стихов. Разные по глубине и качественности. Природа, душевные движения, публицистичные (про Беслан тот же), лирические есть, но: «Я их читать не буду – это моё» и прижала тетрадку к груди.
Слушать было не скучно. Есть прекрасные находки (например, образ игл-струй дождя, прошивающих бархат зеленых трав).
Недостаток – походя вставляет в стихи строки других поэтов: «Холодок бежит за ворот», «Возьмёмся за руки друзья» и прочее, не осознавая, что это присвоение чужих образов. Любит Паустовского, читала Белого и посвятила ему чудесные строки.

Безобразно повел себя Анатолий Францевич - эта агрессивная манера говорить, апломб, неумение не встревать в речь другого, назойливое желание вставить себя в любое мнение – поспорить, как правило, или присоединиться самым категорическим безапелляционным образом.
Ольга от него устала и попыталась вставить в рамки, похлопав по краю стола. Реакция была взрывной: «Что это вы на меня рукой хлопаете, рот мне затыкаете! Вы неправильно себя ведёте, Ольга Геннадьевна!».

И пошло предвиденное мною выступление о том, что его стихи были благосклонно выслушаны москвичами (да, однажды в «Театральной гостиной» мы пересеклись, и он там читал) и «увезены в Москву». Мол, вы тут меня игнорируете, а я вон кто и какой, не вам чета.

Я тоже сказала свое «фи» на всё это безобразие.Выслушала, что я обо всём сужу, как «сухой филолог» (мерси за комплимент!), а сама не способна писать поэтические строки и ношу сюда «стишки сына».
Махнула внутренне рукой - разубеждать, ссылаться на собственные публикации? Смешно! Тем более, что я их и сама высоко не ставлю, а когда что опубликовано - то так переживаю, что лучше б и не печататься.

Всё, теперь и здороваться, похоже, не станем. Ольга после спрашивала: «Может, сказать ему, чтобы не ходил. Как он меня напрягает!»

10.12.05 Кажется, я обзавелась «врагом». Вчера был "Автограф", Веницианова Наталья Валентиновна. Хорошо за 40. Светло-русая, хорошая прическа, очень прямая осанка, тонкий, чуть крючковатый нос, голубые большие глаза и лицо такое – «графское»… (Действительно, показала фото своей прабабки с сыновьями – барыня-дворянка).
Жила Натялья Валентиновна до средины 80-х годов в Баку, потом – «бежали от предчувствия войны, танки на улицах города». Бежали из-за мамы, желая ей покоя на старости лет.
Несколько раз была замужем, не понятно – сейчас в замужестве или… Есть сын. О себе сведения – скупые, в основном по предкам – дедушка (или отец?) в оркестре Утёсова, Олега Лунгдстрема. Себя называет педагогом, поэтом, драматургом. Про тягу к творчеству – семейная особенность: в роду художники, поэты, музыканты.
 
Дала мне на неделю свою книжку «Листопад», книжка – самоделка, как Женины первые сборнички, что я делала. Стихи откровенно слабые. Передача чувств, ощущений, но словесный аппарат не настолько богат, чтобы передать оттенки. Ощущение то ли неряшливости («некогда» и нет желания подыскивать именно «то» слово или какая-то ограниченность, которая останавливается на первом созвучном слове: «а! пусть так»), то ли не хватает какой-то внутренней работы над знакомыми словами, которой им придаётся более глубокий смысл, чем обычное тривиальное понятие и смысл. И грамматика очень часто коробит: «в тёмных одеждах, в которых облачился» - здесь бы надо «в которые», но не подходит по размеру и оставляется безграмотное «в которых». И так часто. Или слово «тартар», обычно звучит «тартарары», но ей опять не подходит по размеру. А иногда и размер никуда не годится. А рифмы – настолько неряшливы! Пара строк меня остановила, но не надолго.
 
Пошла на "Автограф", внутренне не желая говорить по существу, потому что опять бы «убивала», (как про меня Неклюдова выразилась в стихах, посвященных 6-тилетию нашего общества). А там этот Анатолий Францевич. Думала, он не придет после последнего нашего заседания.
Когда Наталья закончила своё выступление, Вайнштейн проехался, мол - женская поэзия, я бы так никогда не написал, а по качеству с нею надо работать отдельно. Оля Шабанова сказала, что ей стихи понравились, потому что она и в Баку, и в Питере была, и эти стихи ей напомнили. Майя Андреевна тоже кое на что замечания сделала. Берёт слово  А.Ф. и вердикт: «мармеладная поэзия».
Дошла (опрос по кругу) очередь до меня. Говорю, дескать, рада такому новому члену, поэзия говорит о высоких мотивах, а по качеству говорить не буду, потому что «стихов не пишу и не филолог» (понятно, кого цитирую). Наталья было запротестовала, я была непреклонна, и слышу А.Ф. соседке говорит: «Мешок с желчью». Я не повернула головы качан. Бог с ним. Ему теперь всё, что от меня, в строку: скажу - плохо, не скажу – тоже не лучше. И мои выпады теперь только на свой счет принимает.

А мне говорить не хотелось, потому что качество стихов – низкое. Видя и слыша Наталью в первый раз, поставила бы минус, а так - её огорчать не хотелось. Натерпелась женщина уже.

Но «мешок с желчью» я не заслужила, да и вообще – у нас такие формулировки не в ходу. Сама бы еще не так могла о нём отозваться, он вообще всеми физиологическими растворами истекает, когда начинает говорить о других, кто ему не угодил.
За меня все замечания Галина Ивановна Климовская высказала с присущим тактом и в лекторской манере.

***
Мы по городу ходили, взявшись за руки,
Нам прохожие вослед смотрели с завистью,
И трепались ветром розовые шарики,
И скрывалось небо за промозглой завесью.
 
Птиц не видно было, тучи на дома легли,
Оцарапав животы свои антеннами.
Через эти раны видеть иногда могли
Люди солнце в небе, над сырыми стенами.
 
И стояли, замерев, глаза наверх подняв,
И смотрели в небеса без раздражения.
Позабыв про суету и распорядок дня,
И про правила дорожного движения.

2010 г.