За все надо платить

Вот чёрт. И как теперь быть? Тащить на это дурацкое мероприятие печатную машинку? А толку? И кто этот Малькольм, претендующий на мои тексты? Кому только в голову пришло поверить какому-то мужику, присваивающему себе моё авторство. А ведь как всё хорошо начиналось.

Кем я была тогда, двадцать лет назад. Офисный планктон, девочка для битья, которую ежедневно грызла старая грымза - начальница. Вот интересно, все руководители проходят кастинг на дурость, или только мне так с начальницей повезло? Каждый день ходила на работу, за не особо большие деньги. Улыбалась людям, которым хотелось надеть на голову мусорное ведро. Мечтала о наследстве от неизвестного мне родственника.
Писала в стол. Изредка что-то выкладывала на свою, полуживую страницу.

И вот мой двадцать пятый день рождения. Первый юбилей. Люди, как правило, радуются, пьют, поют, запускают в небо воздушные шары.

Я еду домой. Уставшая, вымокшая под осенним дождем, похожая на панду из-за потекшей туши. Настроение в ноль. Нечего праздновать. Ничего не добилась. Нечем похвастаться.

Народу в метро мало. Рядом со мной стоит дядька с удивительно знакомым лицом. На диктора похож, или артиста какого. О, вспомнила, две недели назад реклама шла по телевизору, новый бестселлер от Козлова Вениамина. Автор точь-в-точь как этот мужик. Даже щетина трёхдневной небритости. Так рассматривает меня, аж не удобно. Конечно, я сейчас красотка неимоверная, с прилипшими ко лбу волосами и макияжем а-ля «Хэллоуин». Спрашивает, могу ли я подержать коробку, пока что-то ищет в сумке. Кладу его бесценный груз на колени. Дядька выбегает из вагона со словами «С днем рождения!». Двери закрываются.

Я, слегка офигев, отодвигаю картонную крышку и вижу старинную печатную машинку. Если это троллинг от друзей, он определенно удался.

Я недописатель. Всё в стол. Не закончила ни одного рассказа, куча набросков, размышлений и нереализованных идей. Мечтательница. С вечной нехваткой времени и финансов.

Придя домой, я поставила машинку на письменный стол. Вставила в неё бумагу, ударила по клавишам. Мягкие, приятные щелчки. На белоснежной бумаге отпечаталось несколько букв. Что ж, пусть стоит, как напоминание моих похороненных мечт.

Утром, рядом с машинкой лежало четыре напечатанных листа с законченным рассказом. Моим рассказом. Набросок, которого уже года два лежал в ящике письменного стола.

Это было волшебно! Едва я выложила рассказ на своей страничке, понеслись восторженные отклики: «Вау! Круто! Почему ты скрывала свой талант?! Давай ещё!» Это кружило голову.

Каждое утро новый текст. Всё то, о чем я мечтала рассказать, все заметки, наброски, размышления, приобрели осознанность и гладкость звучания.

Через год вышла моя первая книга. Через два я уволилась с ненавистной работы и получила то, о чём так долго мечтала.
Свободу. Деньги. Славу.

Несколько издательств подписали со мной выгодные контракты. Печатная машинка обеспечивала их выполнение. А новостная лента пестрила восторженными откликами от почти миллиона подписчиков.

Когда мне исполнилось двадцать семь лет, я переехала к океану.
Пробовала снова писать, но мои потуги выглядели бледно и неинтересно по сравнению с шедеврами печатной машинки. За два года машинка обработала все мои идеи, и теперь я получала тексты и главы к новым книгам, совершенно чуждых мне миров.

В какой-то момент я даже перестала читать всё то, что печатала машинка. Весь этот треш: убийства, предательства, океаны крови и хеппи-энды на костях. Но читатели, а главное, издатели были в восторге. А значит, я могу позволить себе жить так, как захочу. Свободной, богатой и независимой.

Как бонус, машинка иногда печатала тексты только для меня. Тогда листы приобретали коричневый оттенок и пахли кофе. На хрустящей бумаге располагались советы, а иногда и пошаговый план действий, как сделать мою жизнь еще более прекрасной.

И вот, по прошествии двадцати лет беззаботной жизни, я сижу на пляже, держу в руках письмо, смотрю на океан, и понимаю, что всё может прекратиться в один миг.

Некто Малькольм О.Н. претендует на авторство моего последнего романа. Через неделю назначена экспертиза. Я просто не смогу написать, как моя чудо-машинка.

И дело даже не в том, что меня выворачивает от этих текстов. Не в речевых оборотах, крови и расчлененке, так щедро рассыпанных по страницам романа. Я просто давно ничего сама не пишу.

Мысли в голове скачут, как блохи. Что делать? Проигнорировать письмо и никуда не ехать? Или наоборот, забраться так далеко, чтобы не нашли? Я не готова менять свою жизнь. И пусть то, что печатает машинка, вызывает у меня рвотный рефлекс, это просто плата, за мою беззаботную жизнь. И мне необходимо что-то придумать, чтобы её сохранить.

С воды подул неприятный ветер. Волны становились все неспокойней, а небо темнее. Надвигался шторм.

Я поднялась, отряхнула песок с юбки и направилась в бунгало. Здесь так тихо и уютно. Желтая лампа освещает два листа коричневой бумаги на письменном столе у старинной печатной машинки.

Читаю заголовок «Убить Малькома: пошаговая инструкция». Так-так… Интересно…