Как вас там?

В конце того же тысячелетия (19.06.1998) первый президент России, доставленный в Кострому по воздуху, ступив на костромскую землю, произнес:
- Давненько не бывал я на Рязанщине…
Да и один из последних костромских архиереев и уроженец, между прочим, соседней области по прибытии в Кострому назвал костромичей костромчанами.
И никто из встречавших ни того, ни другого не осмелился их поправить.
Сравните: «Из достаточно обильного материала памятей Лескова об Алексее Феофилактовиче Писемском представляется нигде как будто не повторенным рассказ об одном трагикомическом происшествии, разыгравшемся с ним как раз в Ингерманландии. Повествовал его Лесков, по обыкновению, в лицах, ссылаясь на то, что слышал сию повесть от самого ее героя.
В период участия Писемского в этнографических работах, организованных в 1856 году по инициативе великого князя Константина Николаевича, пришлось писателю отправиться на каком-то военном корабле или яхте не то в Выборг, не то в Ревель.
Приезжает он с необходимыми в пути вещичками, занимает отведенную ему каютку и снова выходит на ют оглядеться. Все ново, необычно, пожалуй, интересно, хотя как-то и неспокойно. Напряженно ждут самое высочество. Наконец прибывает с пышной свитой и оно. Раздаются команды, играют «встречу», все почтительно застывает, взвивается брейд-вымпел «августейшего».
Остановив «слабым манием руки» гром «музыки боевой», генерал-адмирал здоровается с «людьми». Отвечают – «как орех раскусили» – дружным пожеланием здравия. Команда распущена. Становится как-то легче и свободнее.
Отыскав себе где-то местечко, Писемский присаживается, вынимает книжку и принимается читать. Углубляется. Время идет, и яхта, шлепая колесами, уже выходит из Невы в «Маркизову лужу». Слышатся голоса, шарканье ног по палубе. Поднимает глаза – невдалеке князь в великом искательном окружении. Делать нечего, встает, книжку в карман. Тот, бросив в его сторону быстрый взгляд, говорит накоротке что-то ближним и, отделяясь от них, подходит в одиночку, благосклонно приветствует, задает несколько вопросов, на которые невымуштрованный писатель отвечает на своем «акающем» чухломском наречии, едва ли безупречно соблюдая все требования этикета и титулования.
Князь начинает дергать углом глаза и щекой. Остро следящая за поведением двух неравных собеседников свита неспокойна. Для милостивого завершения начинающего, должно быть, утомлять разговора высочество бросает: «Я очень люблю этот ваш сочный московский говор. Вы ведь москвич?» Это произносится тоном отпускного комплимента, требующего признательного согласия, облегчающего счастливое, обоюдно приятное, окончание аудиенции.
Но в тот момент, когда августейший адмирал готов «лечь на обратный курс», неуемный писатель, в нарушение всякого благоприличия, твердо акает: «Никак нет, выше высочество, я кастрамич!» Это долетает до свиты, подающей недогадливому литератору «штормовые» сигналы. «Да? А я почему-то считал, что вы москвич!» – рассеянно повторяет, несколько сильнее уже дернув глазом и щекой, высочество. «Не могу знать, почему это вам так казалось, а только я кастрамич», – продолжает Писемский. «Ах, так?» – «Точно так - кастрамич», – не унимается Феофилактович. Утомленный необычными поправками, генерал-адмирал с полупоклоном оставляет ненаходчивого собеседника и, встреченный застоявшейся в ожидании свитой, направляется куда-то в другую часть судна.
Едва группа эта достаточно отдалилась, как на Писемского вихрем налетает какой-то свитский и засыпает его горячими упреками за неловкость возражений высочайшему собеседнику. Встречный протест выводит блюстителя этикета из пределов сдержанности. «И не все ли вам, наконец, равно – москвич вы или костромич! Его высочество, в своем лестном к вам внимании, изволил сказать «москвич». – «Так точно, ваше высочество, москвич». И делу конец. И коротко, и почтительно, и всем приятно! А вы заладили: кастрамич, кастрамич! Да и что в том за заслуга, что вы костромич? Одна для всех неприятность и, если хотите, даже неуважительность…»
Но тут возмутился духом уже сам писатель: «Ну уж коли так, так желаю всем счастливого плавания, а я с утра себя не в порядке чувствую, и мне на берег надобно. Всепокорнейше прошу, где можно будет, спустить меня, потому что я человек этим вашим обстоятельствам непригодный».
Перестаравшийся свитский струхнул и забил отбой. Но не тут-то было: Писемский уперся, и не сдвинуть. Налетевший на него угодник побежал за командиром яхты. Стали уговаривать вдвоем. Не берет! «А как же мы его высочеству доложим, что вас нет?» – «Скажите – животом захворал»(Лесков А.Н. Жизнь Николая Лескова: По его личным, семейным и несемейным записям и памятям: в 2 т. / вступ. ст., подгот. текста, коммент. А. Горелова.- М., 1984.- Т. 1.- С. 393-394).