О Золотаревых

Их родоначальника Унбегаун идентифицировал как «золотых дел мастера»(Унбегаун Б.О. Русские фамилии / пер. с англ. Л.В. Куркиной, В.П. Нерознака, Е.Р. Сквайрс; общ. ред. Б.А. Успенского.- М., 1989.- С. 97), но как ни лестно такое представление о повсеместном распространении ювелирного промысла в России, приходится признать, что большинство Золотаревых имело дело не с металлом, а тем, «на что золото потрачено»(Иванов Е.П. Меткое московское слово.- Изд. 2-е.- М., 1986.- С. 55).
Вот и в Костроме ювелиров с такой фамилией не было, хотя посадский Золотарев упоминался еще «Писцовой книгой г. Костромы 1627/28 – 1629/30 гг.»: «Место пусто Воина Золотарева. Длина полшесты сажени, поперег пять сажен»(Писцовая книга г. Костромы 1627/28 – 1629/30 гг.- Кострома, 2004.- С. 24).
И впоследствии никаких сведений о произведениях, мастерских, магазинах и двухэтажных каменных домах ни купцов третьей гильдии Семена Борисовича и Петра Семеновича Золотаревых, ни их потомков не обнаруживается.
То есть ничего купцы не производили и ничем не торговали. Бывало и так.
Впоследствии для таких, как они, подрядчиков, собственно, и предназначались объявления типа: «От Костромской казенной палаты назначен торг 10 числа ноября сего года с узаконенною переторжкою на отдачу на будущий 1849 год чищение двора, ретирад и тротуаров при корпусе Костромских губернских присутственных мест, а также и очистки крыш в зимнее время. Желающие взять сей подряд приглашаются в Казенную палату на назначенные сроки к торгам с надлежащими залогами или поручителем»(Костромские ГВ.- Кострома, 1848.- 23 октября.- № 42).
И вообще, труд специалистов их профессии по зарегламентированности можно сравнить лишь с трудом шахтера или водолаза.
Начиная с того, что трудиться им разрешалось исключительно с 22 до 5 часов летом и 10 часов зимой, соблюдая при этом тишину и вежливое обращение с жильцами, а кроме того, каждому предписывалось иметь пронумерованную повозку с емкостью и специальные оборудование и снаряжение, которые проектировались и производились чуть ли не централизованно, причем каждое из них подлежало сертификации и регистрации.
Постановлениями Костромской городской думы, наконец, строго оговаривались пониженная скорость передвижения повозки по городу и опорожнение «не менее чем за версту от заставы и вдаль от больших дорог», но поскольку это происходило под покровом ночи, в 1873 году Костромской городской думе все же поступил не менее строгий указ Правительствующего Сената «О недозволении вывозить из города нечистоты на лед Волги и Костромы»(Костромская городская дума. Журнальные постановления … за 1872 год.- Кострома, 1874.- С. 28-30).
Отдельного цеха в Костромской ремесленной управе не существовало, но «городской санитарный обоз»(Костромская городская дума. Журналы … за 1903 год.- Кострома, 1904.- С. 373), именовавшийся так в постановлениях Костромской городской думы, являвшийся подразделением Костромской городской управы и в 1913 году отрапортовавший, как и прочие, о неслыханных ранее успехах, насчитывал тогда «40 бочек и 5 машин для качки».
Благодарную память о его сотрудниках сохранили едва ли не все костромские мемуаристы. Например, Леонид Андреевич Колгушкин: «Однажды в общественную уборную какой-то купец уронил золотые часы с цепочкой. Никакими способами не могли их вытащить. Тогда решили позвать Тузьку. Купец обещал за эту работу три рубля. Тузька, не раздумывая, разделся и погрузился в яму, где содержимое было ему по грудь. Босыми ногами он нащупал часы, но поднять их с помощью ног никак не мог. Тогда, заткнув паклей нос и уши, он опустился в жидность с головой и часы достал»(Колгушкин Л.А. Костромская старина // Костромская земля: Краеведческий альманах Костромского филиала Российского фонда культуры.- Кострома, 1999.- Вып. IV.- С. 49).
Но, помимо костромских писателей, его не обошли вниманием и классики.
Например, сосланный в Кострому экономист Василий Васильевич Берви-Флеровский (1829-1918) в автобиографическом очерке под названием «В медвежьем углу»: «На другой день зала для народных чтений наполнялась купчиками и прикащиками в сюртуках, но рядом с ними была целая толпа простонародного вида; этот народ состоял из мелких скупщиков золотой роты. «Выпирай, ребята, выпирай», шептали они друг другу и старались занять собою все помещение. Учредители чтений, увидев такую большую толпу, в которой преобладали костюмы простолюдинов, были в восторге»(Флеровский Н. [Берви В.В.] В медвежьем углу // Книжки «Недели».- СПб., 1886.- Октябрь.- С. 146-147).
И только советская литература обделила произведениями людей этой профессии, за исключением разве что поэмы Тимура Юрьевича Кибирова «Сортиры»:

… Он приходил с киркой и открывал
дверь небольшую под крыльцом, и долго
стучал, и бормотал, и напевал.
А после желто-бурые осколки
на санки из дюраля нагружал
и увозил куда-то, глядя волком
из-под солдатской шапки…
(Кибиров Т.Ю. Сортиры // Литературное обозрение.- М., 1991.- № 11.- С. 109).