Умка. Глава 8

Ну, сын мой, - Сумрак улегся рядом и внимательно посмотрел на Бурана, - Что ты скажешь о своих новых товарищах?
- Товарищах, - негромко повторил в ответ тот, и в голосе его помимо боли прозвучала некоторая ирония.
- О, об этом не волнуйся, - Сумрак понимающе кивнул головой, - Мы, волки – народ практичный, потому и выживаем там, где остальные погибают. Нас с юности учат во всем искать полезность и выгоду, использовать малейшую возможность, чтобы дать себе и своим детям еще один шанс на спасение. Они относятся к тебе с подозрением больше потому, что сейчас сыты, а собак считают слабыми, глупыми и безвольными существами, неспособными жить в лесу – ведь так учили их родители, а те, в свою очередь, узнали это от своих родителей... ну, и так далее. И, уверяю тебя, когда ударят сильные морозы, и, чтобы добыть пищу, нам придется охотиться всей стаей, то мало кто вспомнит о твоем происхождении, когда на кону будет стоять нечто большее, чем древняя и, по моему глубокому убеждению, сотни лет назад себя изжившая неприязнь к собачьему роду.
- Надеюсь, что это так, - негромко сказал молодой волк, - Иначе зачем быть волком, если ты чужой и среди волков, и среди собак?
- Затем, что быть волком – это великая честь, Буран, - ответил Сумрак, - Знай, что имя нашего рода не дается при рождении, а заслуживается всей жизнью. Быть волком – это не просто жить в лесу, это гораздо больше, ибо грань между волком и собакой еще призрачнее, чем думают многие из нас, и порой приходится даже выбирать, на чьей стороне находится твое сердце. Кто ты – пригревшийся у костра, разнежившийся в его тепле Пес или Волк, хозяин ночного мрака, господин заснеженных лесов? Чей путь выбираешь и душой, и телом: сытость, ласку и вечное служение или холод, лишения, но нескончаемую свободу? Я свой выбор сделал уже давно, сын мой. И я знаю, кто я такой. Теперь пришло твое время. Быть волком – это значит быть частью целого мира, это петь всеми голосами ветра и растворяться в потоках лунного света, сливаясь со всем сущим, быть ему родным и близким. Мы, волки, тем и отличаемся от собак, что еще не порвали с нашим диким миром, что еще не забыли, как это – быть братом всему, что видишь вокруг... Я знаю твою душу, - он внимательно посмотрел на него, а тот не отводил от него своих неморгающих глаз, - Я знаю, что за зверь таится под твоей шкурой, и мне этого достаточно. Пусть ты и не такой, как все другие, но в тебе бьется сердце истинного лесного охотника. А значит, и все остальные вскоре это поймут. Они отнеслись к тебе несправедливо, но не вини их – ведь они совсем тебя не знают, а наше существование учит нас осторожности и предусмотрительности. Не забивай себе голову.
- Да я знаю, - Буран вздохнул и больше ничего не сказал. Обида немного отпустила его, но, что говорить, в стае он был не на лучшем положении. С ним вообще не разговаривали, предпочитая попросту избегать или отворачиваться, когда он подходил ближе. Поначалу это его очень злило, но потом он привык не обращать на это внимания, запираясь, как черепаха, в своем панцире. Они с отцом по-прежнему охотились вместе и гуляли бок о бок, но совсем не так часто, как летом – все же у Черного Сумрака и других дел хватало, так что наш герой по большей степени проводил время в гордом одиночестве в их пещере, не показываясь на глаза... до первой охоты. Это случилось через несколько дней после того, как стая собралась. Ведомые вожаком, волки стаей отправились в чащу леса, матерые шли впереди, а молодежь – сзади, почтительно стараясь не высовываться и набираться уму-разуму у старших. Сперва Буран хотел пристроиться сразу вслед за ними, чтобы не выпускать их из виду, но тут его бесцеремонно отпихнуло в сторону чье-то плечо, и, оглянувшись, он увидел совсем рядом с собой чуть оскаленные клыки и презрительный взгляд Инея, одного из молодых сыновей племени .
- Полукровкам здесь не место, - злобно, но не слишком громко прошипел он, и Буран почувствовал, как в нем начинает подниматься гнев... но тут Сумрак, почуяв неладное, оглянулся, и молодой черный волк, сумев вовремя обуздать свою ярость, лишь посмотрел на противника холодным, как лед, взглядом – и отошел в сторону, да так величаво, что ни за что нельзя было представить, что он испугался – скорее уж этак брезгливо бросил: больно надо мне с тобой связываться. И теперь он шагал чуть в стороне, не глядя по сторонам, его морда была абсолютно непроницаема, а упругие мышцы слаженно и красиво переливались под густой зимней шубой, отчего казалось, что он плывет по глубоким сугробам, раздвигая их широкой грудью. Стая довольно долго исследовала лес, уходя все дальше и дальше в его глубь, пока Снег, бывший лучшим следопытом, а потому шедший впереди, не подал сигнал, что добыча обнаружена. Он напал на след небольшой группы крупных лосей, во главе которой стоял молодой самец. Но не он интересовал опытных охотников – они не понаслышке знали, какие у него сильные ноги с мощными копытами, чей удар раскроит череп любого хищника, и небольшие еще, но все же грозные рога, а одна из его самок – по следам совершенно ясно было видно, что она немного хромает. Снег посмотрел на Сумрака, и тот молча кивнул: то, что надо. Мяса от такой добычи хватит надолго, и оно уж точно накормит всю стаю досыта. Не медля ни мгновения, они отправились по следу. В глубоком снегу лоси были не столь проворны, как легконогие волки, и вскоре стая нагнала их. Как и следовало ожидать, это было малочисленное стадо, и возглавлял его стройный юный самец. Интересовавшая волков самка обгладывала ветви молодого деревца, неловко припадая на поврежденную ногу. Став полукольцом, волки выждали момент и неожиданно бросились в атаку. С испуганным мычаньем звери кинулись бежать, а за ними – и их предводитель, но, увидев, что одна из его подруг приотстала, вернулся и с ревом встал на ее защиту, пока та, хромая, пыталась бежать вслед за стадом. Но волки действовали точно и слаженно. Они сразу поняли, что самец выигрывает время для намеченной жертвы, а потому Пурга, Ливень и Иней тут же зашли в тыл своей добыче, отрезав раненой самке путь к спасению. Тем временем Сумрак со Снегом и Тенью начали потихоньку отделять самца от искалеченной самки, пока тот не оказался совсем у другого края поляны. Самец дико бесновался и все пытался прорваться к ней, но тут на поляне показались молодые волки, и он понял, что подруге уже помочь не сможет. Волки не мешали ему убегать – их внимание сосредоточилось на приглянувшейся добыче. Но самка еще не сдалась. Поняв, что ее судьба теперь зависит только от нее, она наклонила голову и слегка присела на задние ноги, уменьшая нагрузку на передние. Первое нападение Тени не увенчалось успехом – самка метко и неожиданно мощно ударила здоровой ногой, и волчица с визгом отшатнулась прочь, а на ее плече показалась кровь. Второй удачу попытала Пурга, но тоже безрезультатно – взбрыкнувшись, жертва едва не попала ей по голове, та едва успела увернуться. Стая окружила самку со всех сторон, не давая ей уйти в лес, но любая попытка прекратить это противостояние встречалась яростным отпором. Волки прижимали уши и скалили длинные клыки, загнанная жертва фыркала, роя копытом снег, но никто не решался выступить вперед и напасть в открытую. Тень, изогнувшись, лизала сильно кровоточащую рваную рану, рыча от боли, и, наверное, именно это зрелище побудило одного из охотников все же предпринять решительные действия...
- Гром, стой! – рявкнул Снег, но молодой волк не слушал и одним прыжком бросился к горлу жертвы. Та в свою оередь, не дремля, привстала на дыбы и одним ударом опрокинула его в снег у своих ног. К счастью, удар пришелся косо, содрав молодому волку клок кожи с головы, но не убив, только оглушив, и, даже не вскрикнув, самонадеянный юнец рухнул мешком, а жертва, торжествуя победу, приготовилась вогнать оба копыта ему в тело, но тут с жутким рычанием на нее обрушился Снег и вцепился в бок, отвлекая от сына... подставив собственную незащищенную спину. На этот раз проворная лосиха не промахнулась, и с неприятным хрустом ее нога обрушилась на спину старого волка, проломив ему хребет. Он погиб мгновенно, уже мертвым упав на землю, и тогда Тень, яростно взревев: рванулась к его убийце... но на полпути ее сбило с прыжка черное тело, и она отлетела прочь, а на то место, где она только что была. Подобравшись к все еще бессознательному Грому, Сумрак схватил его за загривок и хотел оттащить прочь, однако совершенно обезумевшая от ярости и запаха крови самка отрезала ему путь, а когда Ливень попытался отвлечь ее, то едва не отправился вслед за Снегом. Волки опасливо попятились, и Сумрак оказался один на один с разъяренным зверем. Та присела на задние лапы, как собака, ожидая, когда же враг окажется достаточно близко, чтобы напасть, а волчий вожак уже подумывал, что эта охота обойдется его стае дорогой ценой... и тут на так удобно подставленную спину, молча бросился доселе никем не замеченный Буран. Жертва не ожидала такого, а когда очнулась, то острые клыки молодого волка уже сомкнулись на ее загривке, едва не прокусив кожу – шкура оказалась упругой точно резиновая! Замычав, она начала вскидывать копытами, вставать на дыбы, вертеться – словом, стараться так или иначе, но сбросить с себя опасного всадника. Буран держался крепко, а потом, выждав момент, когда Сумрак уже оттащил Грома подальше, и волки были готовы атаковать, ловко спрыгнул со спины и со скоростью взгляда, едва коснувшись лапами снега, бросился вперед и вверх. На этот раз волчьи челюсти щелкнули не впустую, а со странным приглушенным звуком, и спустя мгновение на самку навалилась вся стая, она была сбита с ног, повалена на землю и совсем скрылась под серо-рычащей массой тел. Через мгновение все было кончено, и жертва лежала на окровавленном снегу, но волки не спешили начинать пиршество. Скорбно опустив головы, они собрались возле мертвого тела Снега, над которым сейчас тоскливо выла Тень, и было видно, что смерть старого следопыта потрясла их до самой глубины души. Дочь Снега, Тайга, сидела рядом с матерью, возле все еще находящегося без сознания брата, и слезы текли по ее щекам, теряясь в серебристой шерсти...
- Тень, - Сумрак медленно приблизился к волчице, когда она прервала поминальную Песню Смерти, и голос его был полон сочувствия и горя, - Мне очень жаль, что так получилось. Прости.
- Ты не виноват, - хриплым голосом ответила та, - Ты спас моего сына, и только за это я вечно буду тебе благодарна. А Снег... Снег знал, на что он идет, и он принял свою участь. Он умер так, как и мечтал – защищая того, кого любил. Большего он и не просил у судьбы, - она посмотрела на своих детей, и во взгляде ее, брошенном на сына, не было злобы или упрека – только скорбь и печаль, - Теперь нас осталось только трое.
- Стая вам поможет, - твердо пообещал вожак. – Снег погиб с честью, как настоящий лесной охотник. Мы этого не забудем, и не оставим вас одних, обещаю. Что бы ни случилось, мы всегда будем с вами рядом. Если хочешь, мы похороним его в Орлиных скалах, там, где его никто не потревожит, и стая вечно будет помнить о нем.
- Спасибо, Сумрак, - во взгляде, брошенном ею, светилась искренняя признательность, и тот молча кивнул в ответ. Но, как оказалось, все приключения этой беспокойной ночи на этом еще не закончились, ибо только-только волки решились разобраться с тушей, как послышался страшный рев, и на поляну, проломившись сквозь кустарник, вывалился лохматый худой медведище. Видно то ли охотники его в берлоге потревожили, то ли сам за лето-осень порядочно жиру не наел, чтобы залечь спать на всю зиму, да только настрой у него был самый решительный. Нет голоднее и злее зверя в зимних лесах! Видно, услышал он, как выла Тень, вот и явился отобрать у более удачливых охотников их добычу. Не успевшие и наполовину насытить желудки, волки, смотря на такую тушу, попятились прочь, оставляя медведю свое мясо, а тот, рыча и скаля желтые клыки, начал подходить к их добыче, с таким трудом полученной... Решив, что победа за ним, мишка, уже не сильно обращая внимание на стаю, хотел как раз оттяпнуть от лосиного бока здоровенный кусок, как Буран, не выдержав такой откровенной наглости, вздыбил шкуру, в два прыжка оказался рядом с бурым нахалом и что есть силы на него рявкнул. Тот, честно говоря, не ожидавший ничего подобного, аж присел от удивления, но, заметив, что волк всего один, решил его проучить. Громко зарычав, он замахнулся лапой и уже хотел прихлопнуть дерзкого зверя, как муху, но нашего героя не так-то просто было испугать, и, за мгновение до того, как тяжелые когти достигли его тела, он отскочил в сторону и хорошенько цапнул непрошеного гостя за эту самую лапу, прокусив до крови. Взвыв от боли, медведь ударил другой лапой, а потом еще, и еще раз, но ловкий волк всегда успевал отскочить, и под конец медведь просто от усталости язык из пасти вывалил, свесив лапы, как плети. Отдышавшись, он решил, что на подобного наглеца нечего и силы тратить, поэтому попытался его просто-напросто напугать – встал на задние лапы и оглушительно заревел, глядя на Бурана с высоты своего двухметрового роста. Что ж, отдадим ему должное, выглядело это очень впечатляюще, но в ответ молодой волк повел себя и вовсе странно – не отпрыгнул, даже не моргнул, а поднял голову к небу и громко, протяжно завыл. Но не от страха, нет! В его вое не было ничего общего с философской тоской лунной ночи или с жалобным плачем одинокой души – это был яростный и дерзкий боевой клич, зов охотников северного леса, самая громкая и звучная песня, какую только может излить мощное волчье горло. Хриплый медвежий рев совсем утонул в этой песне, словно его и не было, а сам медведь, не зная, что и делать, опустился на четвереньки и в недоумении уставился на молодого волка, стоявшего перед ним. А потом к Бурану вышел и влил свой голос в его песню, питая и поддерживая ее, Черный Сумрак, а там и остальные волки яростно завыли, и их многоголосый хор прогремел над лесом, точно трубный глас. Медведь тряс головой и ревел, но его басовитый голос не мешал волкам, и они, не переставая петь, наступали вперед, свирепо топорща загривки, а медведь трусливо пятился назад, на своем, медвежьем языке проклиная всех волков на свете. И когда отступать уже было некуда, он со всех ног бросился бежать, ломая целые участки кустарника, и Волчья песня неслась ему вслед, и любой, умеющий слышать, на многие километры вокруг замирал на месте, захваченный ее мелодией...
В ту ночь, хотя стая и наелась досыта, все возвращались домой в не слишком-то радостном настроении. Не слышалось ни песен, ни смеха, ни даже шуток насчет позорного медвежьего бегства. Тень и Тайга несли тело Снега, а очнувшийся, но совершенно раздавленный гибелью отца Гром, пошатываясь, шел сразу за ними, и странная пустота словно застыла в его золотистых глазах. Буран с отцом и вовсе шагали позади всех, и молодой волк поддерживал Сумрака плечом – смерть верного товарища, кажется, в одночасье добавила бесстрашному вожаку с полголовы седины. Вернувшись в Орлиные скалы, волки уложили тело на снег, и каждый подошел к нему и что-то тихо сказал на прощание. Все его очень любили, и у всех нашлась хоть пара добрых слов, которые они прошептали, уткнувшись носом в холодную белую шерсть мертвого волка. Только один из них так и не сумел заставить себя попрощаться с убитым. Это был Гром. Всклокоченный и словно бы постаревший на добрый десяток лет, с разорванной кожей на голове, он сидел в стороне, глядя, как идет обряд прощания, и было видно, что он так и не может поверить, что отца, того самого полного сил Снега, что еще на закате был жив и здоров, больше нет, и он уже никогда не скажет ему ни слова, не поругает, не похвалит... никогда не посмотрит на него полным гордости и любви взглядом... А когда вожак, Тайга и Тень подняли тело и медленно понесли его в скалы, чтобы дать усопшему последнее земное пристанище, то он даже не оглянулся им вслед, и все так же молча смотрел в одну точку. Буран, что тоже был достаточно подавлен случившейся трагедией, знал, что значит такое состояние, когда весь мир кажется пустым и лишенным света, когда он съеживается до размеров жутко тяжелого камня где-то в глубине груди, и ты не знаешь, что делать дальше, куда идти и у кого просить помощи, если все кажется таким безжизненным и холодным, точно опутанным лапами смерти. Он сам испытывал нечто подобное, когда умерла мама, но тогда ему просто не дали провалиться в эту пропасть отчаяния, жестко и сурово напомнив, что он еще жив, и что должен бороться за свою жизнь, если не хочет отправиться вслед за ней. И он хорошо представлял, что сейчас испытывает Гром, поэтому встал и направился к нему. Он не очень-то прятался, но тот все равно его не заметил, пока широкое черное плечо не коснулось его собственного, и совсем рядом со своей мордой он увидел ясные небесно-голубые глаза, полные скорби и дружеского сочувствия, посмотрел в них с недоумением а потом всхлипнул и прижался к его груди, дав наконец волю безудержным и горьким слезам. Он был на год младше сестры, так, волчонок, только-только оторванный от маминого брюха, и на охоту эту он собирался, как на праздник, мечтая доказать всем, какой он великий охотник... а вышло, что мир оказался совсем не таким радужным и солнечным, как ему казалось раньше, что кроме веселья и радости бродят по нему не ведомым тропами и горе, и болезни, и жестокая смерть, что в любой миг они могут настигнуть свою жертву, обрушиться на нее внезапно и стремительно... как оленье копыто, переломившее хребет Снегу, самому сильному и отважному зверю, какого он только знал. И вот теперь, прижимаясь к теплому меху, слыша, как в еще одной груди бьется живое сердце, Гром плакал, как потерявшийся малыш, и с каждой слезой словно тупая игла выпадала из его души... растапливалась и разбивалась о землю... пропадала навсегда. А Буран просто сидел рядом и молчал. Когда же Тень, похоронив своего спутника среди камней, вернулась и, обведя всех больными, покрасневшими от слез глазами, увидела сына, тесно прижавшегося к его боку, то что-то дрогнуло на ее покрытом горечью утраты лице, и нашему герою вдруг отчетливо показалось, что она сумеет пережить эту потерю, что жизнь все-таки будет продолжаться. Волчица же медленно подошла к ним, и Гром, увидев ее, с каким-то сдавленным звуком бросился к ней, а она ласково прижала его голову к себе, но смотрела на Буран. Тот ничего не говорил, не отводя взгляда от ее зеленых очей.
- Спасибо тебе, юный волк, - наконец глухо сказала ему Тень, а он склонил голову в ответ, и она добавила, - Теперь я верю, что кровь Черного Сумрака течет и в твоих жилах. Ты истинный сын своего отца, - и, все еще прижимая сына к себе, она пошла прочь, сопровождаемая соболезнованиями и ласково-сочувствующими взглядами соплеменников. Буран смотрел ей вслед, и какая-то тугая пружина, скрутившая его изнутри, потихоньку расслаблялась.
- Да, сын мой, - раздался негромкий голос у него над ухом, и он увидел рядом с собой своего отца, - Смерть царствует лишь мгновение. Семья Снега всегда будет помнить о нем, и чтить его, как героя, но они сумеют жить дальше и не дадут этой памяти прошлого властвовать над их будущим.
- Это хорошо, - кивнул Буран, - Значит, все продолжается. Значит, все еще может измениться, - и он устало вздохнул. Небывалое напряжение и эмоциональный подъем, что владел им перед охотой, почти исчезли, и молодой волк впервые полностью ощутил, насколько он устал. Лапы чуть ли не подкашивались от слабости, хотя виду он и не показывал – еще не хватало, чтобы его в слабости начали попрекать. Но – отец на то и отец, чтобы все подмечать. И правильно истолковывать.
- Что-то я притомился, - сказал он, - Пойдем, что ли, спать.
- Пойдем, - и Буран, прижавшись к нему боком, направился к их пещере. Там, в спасительной темноте, он наконец дал волю своему измученному телу и свалился наземь, глухо застонав от боли в ноющих костях.
- Что, все тело ломит? –Сумрак подошел к нему и чувствительно ткнул лапой в спину, отчего Буран содрогнулся всем телом, - Бывает. Но ничего, привыкнешь. Я тоже после первой охоты скулил всю ночь, до сих пор помню. Но волк – он на то и волк, чтобы уметь терпеть. Судьба не очень-то к нам благосклонна, знаешь ли. И нам приходится приспосабливаться, чтобы пережить все ее каверзы и испытания.
- Такое ощущение, что меня целое стадо оленей топтало, - нашел в себе силы немного пожаловаться Буран, - Все ноет, до последней косточки.
- О, это еще только начало, - усмехнулся Сумрак, укладываясь рядом, - Вот утречком, поверь моему слову, ты взвоешь в голос... если только твоя гордость тебя в очередной раз не выручит.
- Утешил, - буркнул Буран, сворачиваясь в клубок – так было теплее – и засовывая морду между лап, - Доброй ночи.
- И тебе того же, - не без смеха в голосе отозвался отец, но молодой волк пропустил его слова мимо ушей и вскоре уже крепко заснул, слушая, как снаружи воет ветер, несущий над землей свирепую пургу...