Блумсдэйское

      Электричка шла из Москвы. В наушниках пела Франсуаза Арди, в руках был сборник   ... да, не важно.

    С ее места был виден весь вагон. Это было второе от входа место и оно обязательно было по ходу поезда, который электричка. Это правило было с детства, когда ее укачивало везде и всегда, кроме трамваев. Поэтому она с детства любила трамваи. Тогда они были чешскими, красно-желтыми, сейчас и трамваи уже не те... но укачивало регулярно.
Когда она выныривала из книжки и поднимала голову, не чтобы осмотреться в вагоне, люди были обычные, могли раздражать, если всматриваться пристальнее, а просто поднимала голову от книги, то взгляд поверх сидящих голов упирался в плакат с крепким и чуть улыбающимся дядькой. Лицо его тоже было обычным и нисколечко не известным, поэтому он как бы ехал со всеми пассажирами в вагоне. Над его головой прописными темно-бирюзовыми буквами было написано: "Спасибо, доктор!", а слева буквами помельче, уже не видно было что, но она догадалась, что это его фамилия. Плакат висел на стене вагона, напоминая о времени всеобщего коронавируса.

*
Была категория мужчин, о которых многое можно было бы рассказать по одному слову. Это слово могло быть сказано даже в телефон, не важно. Но даже спиной, или как сейчас, в вагоне, сбоку его услышав, не оборачиваясь, она представила, как выглядит такой мужчина. Через несколько остановок, он шумно выходил из вагона на своей станции, и она подняла на шум голову, снова вынырнув из книжки. Улыбнулась. Как будто музыке в наушниках. На самом деле музыка то играла, то нет, а мужчина был точно таким. А слово было "зая". Наверное, всё же с большой буквы. Вот так: "Зая".

*
Не то, чтобы категории мужчин существовали или появлялись специально. Нет. Но иногда, они сами (мужчины, не категории)  укладывались на нужную полочку с нужной бирочкой. Кроме мужчин, называющих своих женщин Заями, были еще "Авиаторы", "Принцы", те, кому рубашки "Выбирала мама". Были еще, особенно часто встречались здесь, в электричке, мужчины-треники и мужчины-с-удочками. Почему-то стало заметно меньше мужчин-Гош. Прямо вымирающий вид балагура. А ей бы очень хотелось именно сегодня двух противоположных вещей. Тишины и балагура рядом.

*
Зная, что реалии российские подведут не только где можно, но и где, казалось бы, нельзя, она приучила себя звонить. Не любила. Но это часто экономило время. И силы. Порой, реже, нервы. И чтобы не выглядеть дурой, прежде всего в своих собственных глазах, она позвонила накануне, чтобы уточнить, и не ошиблась.
Первый звонок пришелся на четверг, июня 11-е. Женский голос на том конце провода (почему-то хотелось представлять до сих пор телефон с проводами, так звучит кинематографичнее) был весьма любезен и ответил, что работают с 8-ми утра и до вечера, в будни, да, как все, и что приехать за нужной бумагой да, можно. Вот только не завтра. Но ведь завтра... она сверилась с телефоно-календарем, себе доверять такие вещи нельзя, пятница? Почему не завтра? Завтра, девушка (голос всегда выдавал ее за девушку, женщиной по голосу она еще не была ни разу), продолжил любезный голос в телефоне - праздник. Мысли поскакали: как праздник? В июне? Откуда? Голос, будто обиженно продолжал: выходной. Пятница? Так, стоп. Почемуууу? И, тут была поставлена жирная точка, возражать против которой было бессмысленно: День России. 12-е июня. Боже мой, тут Троицу-то не запомнить вовек (хотя зачем ей была та Троица, она сама не знала сейчас), а еще этот деньроссии, и как им не надоедает отдыхать? Дальше шло: работать кто будет? Но на нём она осеклась, понимая, что излишний трудоголизм не всегда кстати. Но, ура,  предупрежден, значит, ура, поездка в пятницу благодаря звонку не случилась зря.

   Счастливые часов не наблюдают, это знают все. Она же никогда не наблюдала праздники, особенно, если они были нуворишами и новоделами.

    Второй звонок пришелся на неделю новую, рабочую. Уточняя, до скольки работают нужные конторы, она спросила: до пяти? И услышав в ответ, почему, до семи, решила, что надо на всякий случай быть до пяти, потому что... потому у нас всегда и все через жопу. И гос-конторы любят до пяти. Пора бы уже привыкнуть.

  Приехав в три, и протопав изрядно по новым тропинкам, она стояла через несколько минут молча у выхода, чувствуя себя дурой. Нужные кабинеты работали. Но вот касса... Касса ушла в два! Хотя она до трех. Но сегодня ушла в два. И нет, ничего нельзя сделать. И нет, никак. Захотелось от обиды и усталости есть. Кафе были недоступны. Веранд, которые пост-коронавирусно начали работать и кормить, вокруг не было видно.

*
Знаете, что самое плохое в дальней дороге на электричке? Возвращаться придется этой же дорогой. И так же долго. И никак иначе, если только у вас нет знакомого вертолетчика. У нее вертолетчика не было.

День вышел по Джойсовски насыщенным. С не дублинскими, а подмосковными реалиями. Улисс в озвученном виде, так же, как спектакли в экранном, не лез. Да, и не очень-то, собственно, и хотелось.