Мои соседи

          Когда я переехала на Украину, то поселилась в частном доме на окраине Вознесенска. Соседями моими была многодетная семья: отец, мать и семеро детей. Старшей девочке было лет четырнадцать, а самому младшему года четыре – пять. Семья была, что называется, неблагополучной. Отец пил, мать тоже от него не отставала. Дети, не успела я переехать, стали сразу же ко мне бегать, с любопытством рассматривая вещи, которые я привезла с собой. Я угостила их чаем с конфетами, когда они первый раз пришли, теперь они стали бегать ко мне в надежде на угощение. Потом  заявилась и их мамаша. По возрасту она была лишь на два года старше меня, но выглядела почти старухой. Я жила в городе, на поле под палящим солнцем не работала, следила за собой, поэтому, хотя мне и был уже сороковник, выглядела я намного моложе. Она же, измученная частыми родами и тяжелой физической работой, смотрелась старше своих лет. К тому же она была еще любительница выпить, как я позже узнала, а это тоже, как известно, не красит. Лицо ее было изборождено морщинами, кожа была грубой, задубевшей, руки – узловатыми. Ходила она всегда в каком-то замызганном платке и в платьях темных расцветок. Муж ее тоже красотой не отличался: маленький, плюгавенький, в чем только душа держится, но при этом, как оказалось, большой деспот. Когда напивался, гнал всех из дома, и они тикали полуголые и спали потом, где придется, то в лопухах, то в каком-нибудь  вонючем сарае. Никто из соседей их не принимал: во-первых, где разместить такую ораву, а во-вторых, все боялись Ивана, знали, какой у него злобный характер, а ну, как придет, да окна побьет? Я же ничего этого не знала и, когда они прибежали ко мне среди ночи, конечно же приняла их, ну не гнать же ее, в самом деле, с малыми детьми на улицу! Так они и повадились, чуть что, ко мне. Постелю на полу два матраца, кину одеяло, так и спят вповалку. Однажды прибежали среди зимы: она в одной комбинашке, распатланная вся; дети полуголые, спали уже, когда отец стал буянить. А на улице снег лежит. Это же, каким зверем надо быть, чтобы гнать на улицу всех, включая самых маленьких. Я их накормила горячей кашей, потом пошла за матрацами, захожу, а Анька, их мамаша, лежит в моей кровати. Грязная, ноги черные. Я застыла в ужасе. «Я тебе постель грею», - заявила мне она. Тогда, вероятно, они и заразили меня чесоткой, пришлось мне потом лечиться. И все равно я их принимала, хотя и страдала от этого. Все говорили: «Гони их!», а я не могла, дети ведь. Позднее, из-за того, что перемерзали, ночуя, где придется, почти все они заболели туберкулезом. Спасибо папочке! Впрочем, и сам он впоследствии заразился этой болезнью, наверное, от детей. Вот еще одно доказательство того, что зло возвращается к тому, кто его посеял.
             Но, несмотря на то, что я их принимала и даже кормила, когда они прибегали, отношение Аньки ко мне было не очень хорошим. Проще говоря, склоняла она меня, как только хотела. Чего только обо мне не рассказывала, каких сплетен не придумывала! Она, как оказалось, была большой мастерицей по части сплетен. Я про все это знала, но молчала. Со мной она была, что называется  лагидной:  сочувственно кивала головой, поддакивала и заглядывала в рот, а только за порог – начинала склонять на все лады. Но это, как говорится, еще полбеды. Было кое-что и похуже. Однажды она попросила меня помочь убрать огород. Обещала мне за это давать всю зиму молоко, по литре в день. Я согласилась. Было уже холодно. Конец октября. Три дня я работала на их участке. Простыла на холодном ветру и слегла. А потом и вовсе загремела в больницу с воспалением седалищного нерва. Когда меня забирала скорая, попросила Аньку присмотреть за домом и дала ей ключ. Это бы моей большой ошибкой. Я как раз, перед тем, как лечь в больницу, забила полностью холодильник. У меня там было и мясо, и сметана, и копченая колбаса. Когда пришла из больницы, обнаружила холодильник пустым. Кроме этого они  переполовинили  бутыля с огурцами и помидорами.  И это было еще не все. Я еще не досчиталась некоторых своих вещей. Вдобавок, она лишь два раза мне дала по литре молока, а потом заявила, что корова, мол, пошла в запуск, и молока больше не будет. Получается, что и работала я на них тоже даром. Я была просто потрясена ее неблагодарностью. Не зря говорят, что за добро платят злом, так было и со мной. То, что я пострадала, работая на их участке, и еще потратилась на лечение, никого не волновало; все только хотели от меня что-то урвать, ничего не давая взамен. Я бы эту Аньку гнала поганой  метлой, но детей выгнать я все-таки не могла. И, когда они снова прибежали ко мне, я опять их приняла. Так и терпела, пока не вышла замуж и не уехала оттуда.
          Анька прожила недолго. Вначале ее муженек выбил ей глаз во время очередного скандала, потом у нее в легких стала скапливаться жидкость (сказались ночевки в сараях), ее лечили, но, видимо, не помогло. Умерла она, когда ей исполнилось сорок восемь. Судьба  детей тоже сложилась трагично. Две старшие девочки умерли молодыми от туберкулеза: одна в двадцать, другая – в двадцать пять. Старший сын Юра тоже умер от туберкулеза в двадцать один. Еще одна дочь зарезала по пьянке своего сожителя и села на восемь лет. Из тюрьмы вышла тоже с тубиком. Хата их пошла вся трещинами и развалилась, так что остались они все без жилья. Не знаю, где жил их папаша, но двое самых младших, уцелевших от страшной болезни мальчиков, жили на свалке (смастерили себе шатер из пленки и картона и спали там), собирали здесь металл и этим кормились. Позже, когда одному было девятнадцать, а другому – восемнадцать, они сели за убийство (во время пьяной ссоры убили парня). Отца тоже посадили и тоже за убийство. И лишь одна, самая младшая дочь, «Мышка», как ее звали в семье, вышла замуж и живет где-то в селе. Она одна уцелела из всей многочисленной семьи.
               
                10.12.19 г.