Город Прощения

Дело совсем не в том, что вокруг каждый раз случается дерьмо, и даже не в том, что дерьмо должно когда-то случаться и не потому что дерьмо и есть то что случилось…
Всё дело в том, что один *** вдруг увидел в себе пустоту, и в ней обозначил своё присутствие. И он, дурень, решил, что способен на большее. Он взял сигарету в зубы, ядовитый дым мягко потёк в труху легких, обволакивая тугой негой мозг… Хуй решил продолжительно выдохнуть – мир не так страшен когда выдыхаешь, совсем другое вдох. И тем не менее…
*** надел кожаный плащ – он знал, куда надо идти. С чего надо начинать. В этом городе он жил уже порядка тридцати лет. Всё что он мог скрывать от него, *** уже давно пережил – добродушные похлопывания, агрессивные окрики, невнятные оправдания – ответ всегда был одинаков! Хуй точно знал чего хотел от жизни, и был уверен в том, что жизнь хотела от него. Но какой-то тупой промысел забытой судьбы решил вмешаться в неосмысленное бытиё этого города.
Эта кровь не нуждалась в опознании – все и так верили это – ****а. Над ней надругались, порезали, изнасиловали, избили до не узнаваемости. Но никто не отрицал её смерти. По мнению *** это делало виновными весь город. Это жалкое украшение подгоняло его встать, перекрывало кислород, запрещало дышать. Он всего лишь не донёс подарок, а теперь обязан найти убийцу.
*** не знал где его искать, но инстинкт подсказывал – нужно начать с драки… Получив в харю, *** понял что это не те люди что кончили ****у. Но с последним ударом два уцелевших зуба Хуя закусили шнурок сорокаразмерного кеда со штальным ношком, и с кровью выдернули правду из темноты… Когда темнота рассеялась, оказалось что правда стоила денег. Но стоила она ещё и выбитых зубов – на обрывке шнурка было написано «нике». Утирая кровь с обезображенного лица, Хуй был уверен и стойк – он почти распутал это дело! Его не первый раз били коленом в лицо, но он каждый раз поднимался, хотя кровь это было не для него – он всегда отирался и, срыгивая красную пену, вставал. Для него всегда была главное – цель.
«Нике» - это был супер модный клуб, где любая девушка могла оказаться без одежды, а любой мужчина мог её одеть. В этом клубе собирались самые сливки общества, паразитирующие на влажных промежностях, не разбираясь в деталях. Здесь принести с собой не допускалось дрезкодом, а всё что ты мог съесть, выблёвывалось на подносы. В этом месте тусовались те, кто продал душу, но не выменял за неё ни гроша и те, кто купил её в желании изнасиловать. *** втянул в себя никотин, вспоминая образ трупа – неужели ****а одна из них?! Есть только одна возможность узнать. Хуй отворил тяжёлую дверь клуба и вошёл в дымный перегар разврата. Все эти сиськи на сцене не были уж настолько сексуальными и большими, насколько были залиты слюной и бумагой, но Хуй задержал на них сыщатцкий взгляд, и, не найдя отсылок, облизнул пересохшие губы, подошёл к стойке.
  Пидор у себя? – проорал он в ухо доходяге за стойкой.
  А тебе-то чё? – сделал ошибку бармен и упал за стойку считать разлетевшиеся ненастоящие зубы.
  Напитки бесплатно – буркнул ***, не надеясь что его услышат, и двинулся в глубины клуба, где было так же дымно, но чуть потише.
Пидор видел как упал бармен, он также видел причину его падения. *** был уверен, что он знал даже доподлинное число его фарфоровых зубов. Хуй рухнул в кресло напротив жирной маслянистой твари, сосущей толстую сигару, и залпом маханул стакан, стоящий на столе. В нём была настолько обжигающая жидкость, что ни один мускул не смог дёрнуться на лице Хуя, что вызвало неописуемый испуг  у девиц скучающих по обе стороны от Пидора. Они ахнули и исчезли, оставив после себя запахи духов и похоти. Но, к сожалению, полуголая охрана так и осталась стоять подле вожделенного куска жира имеющего пот, рот и связи.
  Ну что, Пидор, говори – облокотившись на стол, сказал ***, за что тут же выхватил в лицо со стороны гомосека-охранника.
  Ещё раз ударь – процедил сквозь зубы ***, поднимаясь с пола и вытирая кровь с разбитых губ.  – Успокой обезьяну! Надо поговорить. Девушка – ****а – на хрена ты её убил?
Пидор почамкал влажными губами замусоленный окурок сигары, выдохнул густой дым и замолчал.
  Утарь ентого чепуша езщё – Четыре тяжёлых слова красной темнотой отпечатались в голове, а потом ещё четыре… или восемь, и чёрные ноги были все сорок четвертого…….
  Какая ****а, ***? Какая ****а? Она нюхала здесь! Ты же знаешь, Хуй, в моём клубе только секс, но не наркотики! О боже! Я сказал всё что зна-а-а-а… да! Не бросай меня – закончи! Да! Да! ****а! Она собиралась Домой! Больше  я ничего не знаю…. о да, да, какой ты густой….
Пидор лежал на полу, вздрагивая и задыхаясь. *** знал, что он уже никогда не встанет – жалкое подобие неописсуемой силы. Хуй также знал что Дома его ждёт разгадка смерти ****ы. Но Дом это не то место, куда можно войти так просто как в клуб «Нике». Дом это то место, куда заходят людьми, а выходить отказываются. Прежде чем пойти Домой, надо навестить кое-кого в Днище.
Через полтора часа, *** стоял перед высокой лестницей монументального сооружения и думал достаточно ли он человек, чтобы войти, хватит ли у него взрывчатки, чтобы не выйти и разве это не тот Ёбарь, что продал ему си-4 улыбается и приглашающе открывает двери на верхней ступеньке….