Капризы кайфующей затворницы

Остро захотелось эспрессо. Двойного конечно ж. Из блестящего агрегата в кофейне. Из маленькой чашки с толстыми стенками.
Сахар люблю добавлять, но не размешивать. Пить в три глотка. Первый - горький, горячий. Второй - срединный. И последний - холодный со сладким финалом. Чтоб мокрый сахар остался на дне - ненужный, но такой необходимый, как остатки чувств после своевременно прерванного романа. Своевременно. Прерванного. Романа. Звучит как бой пальцев по клавишам печатаной машинки. Вынужденно и обреченно.
А вы когда-нибудь топили сахар в чашке с капучино? Вообще-то лучше не в чашке, а в глубоком стакане с высокой пеной. Кладёшь сахар поверх неё, и он тонет не спеша. А ты смотришь на эту неизбежность. Смакуешь ее. Завораживающее зрелище. Короткий спектакль, в конце которого - безмолвный бульк. И вот снова ровная пена с едва заметным следом от воронки. Всё. Можно забыть о происшествии и делать первый глоток.
В Бари в некоторых местах, заказывая американо, получаешь небольшую чашку с эспрессо на дне, а к ней - порцию кипятка. Вариант для тех, кто склонен передумывать. То есть для таких как я.
В доме моего детства жила пьющая женщина. Однажды она в состоянии блаженного начала запоя присела на лавочку у подъезда, где сидела моя мама. У мамочки сжалось сердце - Валя была очень хорошей когда-то. Все ее жалели. «Валя, Валя, зачем же ты пьёшь...» «Нин, ты вот чай любишь? Ведь любишь? Вот представь - я ее, родимую, так же люблю, как ты чай. Поняла?!»
Когда мне мама это рассказывала, я так ярко представила свою любовь к чаю, что с тех пор никогда не спрашивала у пьющих людей, зачем они это делают, а у влюблённых - зачем они остаются со своими мучителями.
Как же нестерпимо хочется эспрессо с пеной песочного цвета или, ладно, капучино в глубоком стакане, предназначенном для виски. Непоправимость-то какая. Карантин не отменишь. Любовь не перепишешь. Судьбу не уговоришь. Сладкое оседает на дно. Сверху хранит молчание пресная пена.