Брошенка, глава 19

Хоронили Настю всем селом. Зная ее горькую историю, женщины прижимали к глазам носовые платочки. Федора посадили на машину рядом с покойной. Он смотрел на нее, не отводя глаз. Губы что-то шептали, руки гладили ледяные щеки, изредка наклоняясь к ней, он замирал. О чем он думал? Как собирался жить без единственной любимой женщины? Он не знал.

Людмила сидела рядом, и закрыв рукой рот, плакала. Казалось, девочка стояла под дождем, намочив лицо, с которого вода стекала вниз.

Как в тумане для Федора и Люды прошел процесс захоронения, поминки, возвращение с кладбища. Опомнились они только возле дома, где ждала их Мария с завернутым в одеяло Феденькой.

- Он вел себя хорошо, - сказала добродушная соседка. – Я его накормила, и он уснул. Сергей купил бутылочки и соски. Кормить будем так: разбавлять молоко нашей коровы и поить им малыша месяца три-четыре, а потом станем добавлять понемногу манной крупы. Я так своих двоих сыновей выкормила. Смотрите, какие богатыри.

Сергей и его младший брат Димка засмущались. Люда взяла теплый сверток, занесла домой. Мужчины остались на улице доделывать люльку.

По иронии судьбы у Феденьки тоже не было мамы, трудно было рассчитывать на папу-инвалида. Оставалась девочка Люда – сиротка с горячим сердцем и любовью ко всей семье Крошкиных.

Первые дни было очень трудно. Федор, отрешенный от жизни, мог только качать люльку, глядя куда-то невидящими глазами. Помогала тетя Мария: приносила молоко, кипятила, разбавляла в нужной пропорции и кормила младенца. Люда в это время стирала и гладила пеленки. Но постепенно Федор приходил в себя. И подключался к женщинам по уходу за сыном. Не сильно распространялись об этом, но каждый думал, как хорошо, что новорожденный был удивительно спокойным: редкую ночь просыпался,  видимо, только когда болел животик. Тогда Люда брала братика, как она называла малютку, и клала отцу на руки. Удивительно, но кроха чувствовал тепло родного человека и успокаивался.

Заканчивалось лето- и встал вопрос, как быть со школой. Десятый выпускной класс Людмила не хотела бросать. Директор школы был в курсе ситуации и сочувствовал семье.

- Знаете Крошкина, не положено в школе, тем более перед самым окончанием, давать учащимся академический отпуск. Но учитывая чрезвычайную ситуацию, я посоветуюсь в районо. И если получу «добро», порадуюсь за вас: вы хорошо учитесь, у вас отличная память, через год вы легко вернетесь в учебный процесс и получите аттестат.

- Спасибо, Вячеслав Иванович!

- Рано, Крошкина! Подожди, пока решится вопрос.

И он решился положительно. Людмила успокоила отца, и они, наверное, впервые, когда младенцу исполнилось три месяца, купали его вместе, разглядывая с интересом будущего «богатыря». Он с большим удовольствием погрузился в воду, закутанный в марлю, потом его раскутали, и малютка активно заработал ручками и ножками, закрывая глаза, когда вода попадала в них.

Феденька был похож на Настю: большие темные глаза, длинные для малыша мягкие волосики, а главное - изогнутые посредине пухлые губки, точно такие, как у его  мамы. Федор еле удержался от слез, думая, насколько же сын похож на покойную жену.
 
Люда ворковала с братиком и не замечала, какое страдальческое лицо у отца. Но когда пришло время вытаскивать малыша из воды, Федор попросил принести теплое большое полотенце, теплую пеленку и сам аккуратно, нежно подложив руки под сына, поднял его и вместе с Людой сначала вытер, потом закутал ребенка, отнес в люльку и укрыл одеяльцем. Феденька уже закрыл глаза. Отец впервые поцеловал сына и прошептал:

 - Сыночек, как была бы счастлива мама, видя, как ты растешь! Но она благословляет нас с Людой беречь тебя и растить.

С того времени Крошкин обрел второе дыхание: он стал разговаривать с сыном, научился заворачивать, кормить. Младенец внимательно смотрел на отца и словно понимал, что тот ему говорит. Но как все новорожденные, больше тянулся к Людмиле, как к женщине, улыбался ей беззубым ртом. В 9 месяцев впервые сказал «ма-ма» и сам засмеялся. Рос он быстро, был здоровеньким и крепким ребенком.

В год пошел, и не понимая, лепетал «па-па» и тянул его за руку, прося спуститься с дивана на пол. Федор каждый раз расстраивался, попросил друзей удлинить сиденье своего чудо-транспорта.

Люда сажала малыша впереди отца. Федор ремнем привязывал сына к себе, девушка сзади подталкивала «карету», и они выезжали погреться на солнце, подышать свежим воздухом.

Феденьке прогулки очень нравились. Он с интересом рассматривал все, что попадалось на пути. Болончика к тому времени уже не было. Его место занял щенок той же цирковой Евы, которого артисты Седых назвали Лаки, что с английского означает «везунчик», и с оказией передали из Киева с наилучшими пожеланиями.

Любая птичка или животное вызывали у малыша восторг: он смеялся и пытался слезть с отцовских рук на изумрудную траву, перекрывающую серую прошлогоднюю, чтобы поиграть с Лаки.

Поняв, что на землю его не опустят и прогулка заканчивается, малыш начинал капризничать, а отец успокаивал его:

- Подожди немного сынок, скоро потеплеет, ты подрастешь и побежишь со щенком ножками по траве и дорожке.

Продолжение следует…