20 лет в медслужбе ТОФ. гл. 5, продолжение

Оглавление

Гл. 1. Судьба (предисловие).
Гл. 2. Начало пути. Владивосток. 613 ВСО.
Гл. 3. 23 ОСПО. Наука и практика.
Гл. 4. Боевая служба. Низкие широты.
Гл. 5. 19 МЛПП.
Гл. 6. Мед. отдел. На путевках.
Гл. 7. Военно-морская кафедра ВГМИ.



                Гл. 5. 19 МЛПП (продолжение).


       На фотографии: Секция спецфизиологии юбилейной научно-практической конференции врачей КТОФ. 21 мая 1970 г.
       На переднем плане: начальник медслужбы ТОФ генерал Горбатых П.И., полковник медслужбы, профессор Сапов И.А. (фото из архива Ю.Н. Егорова)
 



       Зимой 1967-68 годов я все же справился со своими недугами. Начал активно заниматься бегом, дыхательной гимнастикой и на этом фоне вернулся к своей науке. Решил дать небольшой фрагмент из своих походовых исследований – попытался разобраться с этиологией и патогенезом отеков и пастозности у корабельных специалистов. К этому времени удалось обработать и данные внутрикожных проб, и биохимии мочи и пота – у лиц при разных питьевых режимах, а также других функциональных показателей.

       С интересом начал анализ. Вскрыл ряд новых моментов, о которых не упоминали врачи подводных лодок. Так, до этого никто в исследованиях не применял инструментальные и биохимические методы исследований (у подводников). Всё было ново и интересно, своевременно и актуально. Получился солидный отчет – с графиками и таблицами, – страниц 50 машинописного текста.
       Каким-то образом Бабурин уговорил Алексея Сергеевича добавить к моим материалам ещё данные по отекам у подводников. Сам он этой проблемой никогда не занимался, данных инструментальных обследований не имел. Могу себе только представить, что представляли собой 10 страниц добавленного им текста – натянутого и вряд ли научного. Зато снова прозвучали подводные лодки. Отчет был куда-то отправлен, без всяких последующих отзывов и рецензий. Кем-то, очевидно, взят на вооружение. Меня же произошедшее лишило возможности самостоятельного полноценного научного творчества и надолго выбило из состояния нормального психологического статуса.

      Конечно, произошедшее было еще одной моей жизненной ошибкой, которой я должен был избежать. Моё полное право было не соглашаться на отправку отчета – он был внеплановым. Правом было отстаивать свои позиции и настаивать на своём. И даже после случившегося следовало срочно отправлять материалы в виде статьи (совместно с Солодковым) в Военно-медицинский журнал... Последнее я сделал намного позже (уже в середине 80-х), и статья была опубликована, то есть и тогда материалы не потеряли своей актуальности.
       После случившегося я уже не мог психологически оправиться. Потерял цель в виде своей диссертации, не было сил бороться еще и с физическими недугами. Вместо диссертации написал отчёт о влиянии экстракта элеутерококка на здоровье и работоспособность корабельных специалистов в походе. Чрезвычайно удивил представленными данными И.И. Брехмана, который отправил его в высшие академические инстанции. Почему я не показал его флотскому начальству? – Очевидно, опасался каких-либо новых, неблагоприятных для меня решений.
       Свои плановые отчеты о работе я писал и отправлял своевременно. И лишь один раз с этим возникли некоторые сложности. В период написания после гриппа возник гнойный гайморит со всеми наружными проявлениями. Работая в Отделе, я каждый день захватывал с собой кучу носовых платков, которых всё равно не хватало до конца дня. Оставшийся за начальника МЛПП Бабурин в приказном порядке запретил мне уходить с работы, даже на пару часов в поликлинику, чтобы получить хоть экстренную помощь в виде прокола. Пришлось дорабатывать отчет до конца и только тогда идти к специалистам. Из поликлиники я сразу загремел в госпиталь, где пришлось пробыть на лечении более 10 суток.
       Нет, в санэпидотряде флота было по-иному. Там не было случая, чтобы мне запрещали своевременно обращаться за медицинской помощью. Конечно, своевременная (и досрочная) отправка документов очень важна, но не до такой же степени! Да, старшее поколение специалистов МЛПП чувствовало себя здесь полными хозяевами и, естественно, начальниками над позднее пришедшими.
       Друг с другом у нас никогда не было каких-либо особых разногласий, тем более, раздоров. Лишь однажды при мне возник небольшой инцидент (по служебной линии) между Бабуриным и Эдиком Елизаровым. В тот раз за Солодкова остался Эдуард Николаевич, и дорабатывать какие-то бумаги в Отделе он отправил не меня (ещё мало смыслящего в этом), а «бумажного зубра» Евгения Фёдоровича. Тот почему-то в этот раз решил воспротивиться:
       – Есть, мол, другие, которым и так делать нечего.
       Но твердый в своих решениях, Эдик всегда добивался своего:
       – Евгений Фёдорович, сегодня это ваша задача.
       – Каждый день в Отделе сижу. Сколько можно!
       – Нужно, Евгений Федорович! Именно сегодня.
       – Молодых понабрали. Пусть работают.
       – Товарищ Бабурин! Молодые – не ваша забота. Выполняйте приказание.
       – Ты чего раскомандовался! Сам ещё молодой. Уже приказывать научился!
       – Майор Бабурин! Смирно! Кругом марш! И немедленно в отдел. И каждый день мне докладывайте о проделанной работе!
       – Давай-давай! Командуй, да не зарывайся!.. – напоследок всё-таки пробурчал Женя, но быстро собрался и отправился выполнять приказание ВРИО начальника.
       Да, Эдик был тверд и решителен в действиях. Никого и ничего не боялся. На всё имел собственное, личное мнение. Упорно «грыз науку». После защиты кандидатской вскоре перебрался в Ленинград, в закрытый НИИ, где стал активно работать над докторской. Очень четко организовал свою работу. Чтобы забрать и переправить биопробы, взятые у экипажей ПЛ, порой добивался выделения специального вертолёта! Как ему было не защитить докторскую! На моей защите, в 1980 году, Эдик был одним из оппонентов. Глубоко вник в суть работы, сумев оценить её новизну и практическую значимость. А я рад был встретиться с ним в Ленинграде после 11 лет разлуки.

       Не задержался долго в лаборатории и Бабурин. Он мечтал работать у космонавтов, в их космическом городке. С этой целью ежегодно вылетал в те края, налаживая связи и отвозя полные чемоданы то ли своих научных разработок, то ли еще чего иного. Всё же перебрался. Правда, не на научную работу, а практическим врачом – лор-специалистам. Внедрял в практику свои местные наработки по использованию адаптогенов. В отдельные полёты космонавты захватывали с собой и экстракт элеутерококка. Конечно, всё это шло не по линии Бабурина, а намного выше. Даже профессор Брехман узнавал о происходящем только через своих знакомых.
       В космосе с экстрактом элеутерококка однажды произошел небольшой казус. Кто был тогда командиром корабля? – Об этом точно знал только Брехман, который и рассказал мне эту историю.
      Как уж, по какой схеме употребляли элеутерококк космонавты в полете, – мы не знали, – по два, по пять или большее количество миллилитров в сутки? Но однажды командир экипажа неожиданно заметил, что количество экстракта вдруг резко поубавилось – чуть ли не на дне бутылки осталось!
       – Кто?! Когда?! И сколько?! И ни в одном глазу!!
       – Да не брали мы! – оправдывались подчинённые. – Не брали. Честное пионерское!
       – Тогда кто?! Неделю назад была почти полной!
       – Парадокс космоса?.. То ли ещё здесь возможно!.. Всякие космические тарелки вокруг летают…
       – Вы мне тарелками зубы не заговаривайте! Разбираться надо!
       Стали разбираться… С Космосом. Додумались в конце концов. Вибрация, по-видимому, нарушила плотность упаковки тары, и спирт быстро испарился... Версия была принята единогласно, зафиксирована в Вахтенном журнале, инцидент был полностью исчерпан.
       Очень доволен был профессор Брехман, видя столь активное продвижение своего детища (адаптогенов) – аж в космическое пространство. Он поддерживал связь с Бабуриным и, как я понял, с отдельными космонавтами. И планировал распространять адаптогены с их помощью и в более отдаленные просторы космоса.

       В 1969 году доктор медицинских наук А.С. Солодков был переведён в академию, на кафедру И.А. Сапова. Бразды правления в лаборатории были переданы майору мед. службы Егорову Юрию Николаевичу, защитившему кандидатскую диссертацию по психофизиологии корабельных специалистов. Вакантные должности были быстро заняты новым поколением молодых врачей: Владимир Ильич Куликов, Александр Петрович Осипов и Валерий Петрович Гончаров. Все с подводных лодок.

       Володя и Саша активно занимались наукой. Владимир Ильич интересовался проблемами межличностных взаимоотношений и типологии личности. Саша больше был склонен к лабораторной работе, планируя изучать динамику биохимических процессов у специалистов ПЛ в походах. Быстро освоил методику определения витаминов в биожидкостях, у меня взял методику определения ФАЛ (фагоцитарной активности лейкоцитов в крови) и в скором времени отправился в автономку на АПЛ. Сумел выполнить запланированную программу, несмотря на серьезные сложности, возникавшие в походе. Рассказывал, что в один из моментов у лодки заклинили горизонтальные рули, и она по пологой кривой понеслась вниз. Если бы не единственно правильное решение командира (продуть балластные цистерны), принятое им в считанные секунды, вряд ли экипажу удалось бы спастись. По крайней мере, зловещее потрескивание герметичного корпуса слышалось вполне отчётливо. К счастью, вскоре могучий корабль был выброшен на поверхность – без каких-либо неблагоприятных последствий для экипажа. Были еще неприятности с выходом из строя какой-то аппаратуры, когда температура воздуха в отдельных отсеках поднималась до +60С и приходилось вовсю бороться с перегреванием у многих специалистов и с тепловыми ударами... Вот она, служба на военно-морском флоте: снаружи – восторженно-героическая, а изнутри – постоянно связана с неизвестностью, угрозами для здоровья и жизни личного состава.

       Володя Куликов закончил гражданский медицинский институт и был направлен по очередной разнарядке в систему Военно-морского флота. Незаурядный и очень талантливый человек. Блестяще владел искусством фокусника, проделывая перед нами, сослуживцами, всевозможные трюки с шариками, монетками, картами и платками. Неоднократно выступал со сцены перед матросской публикой, всегда срывая шквал аплодисментов. По характеру спокойный, уравновешенный. В жизни целеустремленный и уверенный в себе. Безгранично увлечен своей наукой. Постоянно обследовал нас и проверял на психологическую совместимость. Единственный из всего офицерского состава МЛПП, который не погнался за очередным воинским званием и более высокой (соответственно, и более оплачиваемой) должностью, оставаясь в майорских погонах до конца своей службы. После увольнения в запас по выслуге лет уехал на родину, в среднюю полосу России. Завершил там свою научную тему и сумел издать монографию – полное, конечное завершение его научных идей; в отличие от меня, согласившегося на повышение в Отделе медицинской службы флота.

       Валера Гончаров. Пожалуй, это был единственный человек в МЛПП, не стремившийся к научно-исследовательской деятельности. Его стихией была оперативная работа в Отделе. Связь с Тылом Флота, высоким начальством, проверки готовности экипажей, оперативное решение текущих вопросов мед. обеспечения и т.д. Всё это не составляло для него особого труда, а сам процесс подобного рода деятельности доставлял ему видимое удовольствие. Явная склонность к решению организационных вопросов, способности руководителя.
       Любил играть в волейбол, давя соперников своей мощью. Был заядлый курильщик, как и половина офицеров в лаборатории. Работать с ним в одной комнате из-за сизого дыма было совершенно невозможно. И совершенно правильно поступил Ю.Н. Егоров, когда отправил меня и Володю в отдельную комнату, позаимствованную у наших друзей – соседей – медсанчасти четвёртой бригады подводных лодок, расположенной в смежном крыле здания.
        Весёлый и компанейский (типичный сангвиник), Валерий Петрович (Гончаров) быстро пошел по службе в гору. После разделения должности главного токсико-радиолога флота на две составляющие, он был назначен на должность токсиколога, работая в Отделе вместе с моим однокашником по академии и другом уже высококлассным радиологом Абаскаловым Евгением Андреевичем... После демобилизации, бывая в 80-ых годах в Отделе, я с радостью встречался там со всеми сослуживцами, в том числе с уже полковником мед. службы В.П. Гончаровым.

       Моя служба в МЛПП шла без каких-либо серьезных провалов и приобретений. Добросовестно выполнял всю необходимую текущую работу (по линии НК), без особого удовольствия участвовал в госприемках (довольно часто). Без всякого удовольствия работал в Отделе и совсем уж не переносил ежемесячное дежурство (а то и по 2 раза в месяц). В автономные походы я ходить уже не мог по состоянию здоровья, да и не видел в этом смысла, имея на руках уйму до конца не обработанных данных. За оформление диссертации так и не принимался, чувствуя внутренний запрет на это. Переубедить себя психологически уже был не в состоянии. И даже не в силах был приняться за эту работу, когда всё понимающий Юрий Николаевич дал мне три полных месяца на её завершение, освободив на весь этот период от всех текущих работ и отчётов. Я, конечно, не сидел без дела и за два месяца написал развернутый отчет по элеутерококку (отчет, но не диссертацию!). И даже не показал его Юрию Николаевичу. Зачем? Для кого?! Конечно, он потребовался Брехману для проталкивания его идей с адаптогенами. Мне он не дал ничего, и даже морального удовлетворения. Удовлетворение дает полный конечный результат, с полноценной обратной отдачей. Хотя бы в виде развернутых статей в ведущих научных журналах. Но это будет у меня потом, через целое десятилетие…

       Ежегодно мы с Юрием Николаевичем принимали участие в сборах медицинского состава Флота. Выступали с докладами; готовили доклады для начальника мед. службы Флота. Запомнились сборы в 1969 году, где была подсекция по надводным кораблям. Хотелось показать максимум из всего, сделанного в этом направлении со стороны медицинской службы. К сожалению, научных докладов с кораблей и соединений почти не было представлено.
       Тогда я написал пять или шесть сообщений – совместных (в соавторстве) с другими врачами, хоть немного принимавшими участие в научной работе, и дал им для выступлений. Прозвучали доклады только у Володи Королёва, старшего лейтенанта с эсминца «Веский», на котором мы вместе ходили на боевую службу, и у Гены Курилкина – тоже старшего лейтенанта, выходящего в море на кораблях ОСНАЗ (специального назначения). У других доклады не получились – они не могли глубоко вникнуть в эту работу. Сам я попытался сделать обобщающий доклад по теме. Однако, собрать вокруг себя большую инициативную группу врачей-надводников для последующей широкой работы, к сожалению, не получилось.

       В начале 70-х (?) мне удалось вместе с Юрой и Н.Т. Потемкиным вылететь на сборы мед. службы ВМФ по вопросам мед. обеспечения экипажей НК в Ленинград. Доклад Николая Терентьевича доверили писать мне. Мне пришлось его и докладывать, поскольку Николай Терентьевич приехал на сборы в простуженном состоянии. Всё прошло гладко. Вопросов было немного, но всё по делу. Юра, помнится, в тот раз не докладывал и присутствовал на сборах как руководитель подразделения. Запомнился перелёт из Владивостока – впервые на совершенно новом тогда самолёте ИЛ-62, прямым беспосадочным рейсом, в очень удобной обстановке: первый ряд, много свободного места, и вообще в салоне было мало народу.

       Службу свою в МЛПП я закончил в 1974 году, «пересидев» в майорах несколько лет. Под занавес написал обобщающий итоговый отчет, получив на него особенно приятные отзывы из Института кораблестроения, Мед. службы ВМФ, с кафедры И.А. Сапова. Данные по тропикам по-прежнему оставались актуальными. Все считали, что это моя будущая диссертация. По крайней мере, при последующих встречах в Ленинграде сподвижники по науке как бы извинялись передо мной, что «кое-что» взяли для себя из этой работы. И в этом нет ничего необычного – для того и пишутся подобные отчеты.

       Последние месяцы я дослуживал в МЛПП уже под началом майора мед. службы Валентина Валентиновича Полонского – однокашника Ю.Н. Егорова. Юра же в 1973 году перевелся в Институт на Рузовке, где продолжил работу по своей психофизиологической тематике. Вначале он возглавил психофизиологическую лабораторию, а вскоре – научно-исследовательский отдел корабельной эргономики НИИ военного кораблестроения. Стал главным психофизиологом ВМФ. Активно занимался научно-исследовательской и изобретательской деятельностью – автор и соавтор более 150 научных работ, 12 монографий, пяти изобретений. Получил звание академика Международной академии «Информация, связь, управление в технике, природе, обществе» (МАИСУ). Ветеран атомной энергетики и промышленности, ветеран Космонавтики России. Научная и общественная деятельность Ю.Н. Егорова отмечена орденом «Знак Почета», международными орденами «Звезда Циалковского» и «Полярная звезда», значком «Отличник здравоохранения». Научную и общественную деятельность Юрий Николаевич не прекращают и в ветеранские годы, продолжая активно трудиться в родном институте.

       В.В. Полонский работал в области корабельной эргономики. проходя службу на кораблях аварийно-спасательного обеспечения (АСС), он много занимался исследовательской работой и вскоре после перехода в МЛПП защитил кандидатскую диссертацию. Был переведён в НИИ кораблестроения, в управление обитаемости. Доктор медицинских наук.

       НИИ кораблестроения! Многие врачи-физиологи, занимавшиеся наукой, мечтали о нём, стремились туда и добивались своей цели. Наша МЛПП была тесно связана с ним тематической работой. Совместно решались вопросы обитаемости НК и ПЛ, эргономики, психофизиологии, организации мед. обеспечения экипажей и др. Как оказалось, мед. лаборатория подводного плавания ТОФ явилась поставщиком в НИИ квалифицированных научных кадров: Ю.Н. Егоров и В.В. Полонский (1961 года выпуска). Вскоре к ним в стенах института присоединился еще один их однокашник Слава Тихомиров, защитивший диссертацию по биоклиматологии человека в условиях севера (Новая земля). Постепенно НИИ наполнялся и моими однокашниками (1960 года выпуска): Витя Логинов, Лёва Морозов, Гена Мальгин, активно работавших там по разным научным направлениям. Бывая проездом в Ленинграде в 80-ых годах, я периодически встречался со всеми ими и радовался их научным и служебных успехам. Какого-то внутреннего разочарования, что отказался в свое время от заманчивого предложения оказаться в составе его (института) сотрудников, у меня не было – здоровье не позволило бы мне здесь активно трудиться.
       На КП института меня встречал обычно Юрий Николаевич. По пропуску проводил в свои апартаменты, или же мы присаживались побеседовать во дворе и минут тридцать предавались воспоминаниям. Несмотря на болезнь, для меня служебный период в МЛПП был светлым и радостным периодом серьезного научного творчества и работы в дружном, сплоченном, целеустремленном коллективе, объединившим врачей-единомышленников. А Юрий Николаевич был мне самым близким из всех сотрудников лаборатории. Он всемерно помогал мне по службе, всячески пытался направить меня в диссертационное русло, глубоко входил в мое состояние и никогда не попрекал за естественные недоработки в моей организационной деятельности. Для меня Юрий Николаевич Егоров был и остается прекрасным руководителем (начальником), добрым и отзывчивым человеком, всегда готовым прийти на помощь своим подчинённым и окружающим его людям.

       С лабораторией я не терял связи и в семидесятые годы. Встречался с Володей Куликовым и Сашей Осиповым. Александр Петрович после перевода В.В. Полонского возглавил лабораторию и успешно руководил ею в течение нескольких лет. Большой объём оперативной работы не позволил ему завершить начатые на ПЛ научные исследования, но, мне казалось, что он был удовлетворён и организационной деятельностью. Периодически выезжал в Ленинград на сборы при Начальнике службы ВМФ. Выступал с докладами по организации мед. обеспечения экипажей ПЛ и НК на нашем, Тихоокеанском флоте. МЛПП постепенно превращалась из больше научного – в чисто организационное подразделение Мед. службы ТОФ по контролю и организации мед. обеспечения экипажей, несущих боевую службу.

       В одну из таких командировок Александр Петрович и встретился на сборах со своими бывшими «однополчанами» по МЛПП Ю.Н. Егоровым и В.В. Полонским. Возникла идея собрать всех бывших начальников лаборатории и отметь торжественное событие. В память о нём осталась прекрасная фотография, переданная мне одним из участников встречи Алексеем Сергеевичем Солодковым (незадолго до его кончины).
       Александр Петрович трагически ушел из жизни, сбитый машиной в тёмное время суток в районе Луговой. Мед. служба ТОФ со всеми воинскими почестями проводила его в последний путь из Госпиталя флота на Военно-морское кладбище. Троекратный салют как бы известил с его уходом начало нового (ненаучного) этапа деятельности этого (МЛПП) подразделения медицинской службы ТОФ.

       Совершенно неожиданно, с развертыванием моей работы по городской профилактической программе с организацией группы физиологии труда (городская СЭС), я снова встретился с МЛПП. Мне потребовалось заново конструировать основную аппаратуру для функциональных исследований, с которой я работал в системе ТОФ. Новый начальник лаборатории любезно предоставил некоторые детали, а, главное – два электросекундомера для будущих рефлексометров. В МЛПП исследовательская работа в это время уже не осуществлялась, но руководитель заинтересовался методами экспресс-диагностики состояний организма, в частности, донозологической диагностики. В память о былом я подарил ему комплект для определения сосудистой резистентности, который в последующем использовался там по назначению.

       Работая по профилактической программе в системе гражданского здравоохранения, я не терял связь с флотом. Печатал статьи у Нины Николаевны Редькиной – секретаря-машинистки из секретного отдела в Отделе мед. службы, рассказывал о результатах своей деятельности руководству Отдела. Новый начмед флота интересовался моей работой. А когда в стране стала разворачиваться Всесоюзная программа «Здоровье», он вызвал меня для консультации с просьбой помочь разработать подобную программу для флота. Работа в этом плане шла в стране по всем направлениям строго в приказном порядке, в том числе и в Военно-морском флоте. В плане практической реализации была общая беда – отсутствие необходимых медицинских кадров. МЛПП уже не в состоянии была переключиться на такую серьезную программу. Из «учёных» в лаборатории оставался один Володя Куликов, с которым мы обговаривали все вопросы.

       Неожиданный выход для флота был найден – с прибытием во Владивосток «творческой бригады» ученых из Новосибирска, которые за солидную сумму (300 тыс. руб.) брались за разработку и выполнение всей программы. Владимир Ильич был страшно доволен, что с его плеч сняли эту невыполнимую обузу. Доволен был и начмед, для которого эти деньги шли «из чужого кармана». А больше всего радовались приезжие творцы и создатели, прибывавшие во Владивосток для работы два раза за год, особенно в местный курортный сезон (сентябрь – октябрь) для обследования контрольных экипажей и забора биоматериалов. Работа закончилась, естественно, итоговым отчетом. Но так и не была реализована в широком масштабе в связи с отсутствием средств на реализацию. Тем же оно завершилось и во Всесоюзном масштабе, в середине девяностых.

Продолжение следует.