Алексеи или Алексей?

Считается, что один из них был автором жития Геннадия Костромского и Любимоградского(Словарь книжников и книжности Древней Руси.- Л., 1988.- Вып. 2.- Часть 1.- С. 34), а другой – жития Адриана Пошехонскогоi(Там же.- С. 239), но так ли это?
Первое житие, как установил В.О. Ключевский(Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник.- М., 1871.- С. 303), создано между 1584-1587 годами, так как содержит наказ отвезти его на просмотр царю (1584-1598) Федору и митрополиту (1581-1587) Дионисию, а его автор рядом со своим героем, как заметила М.Э. Иов(Иов М.Э. Житие преподобного Геннадия Костромского (†1565) // Труды IV Областного историко-археологического съезда в г. Костроме, в июне 1909 г.- Кострома, 1914.- Недоложенные рефераты.- С. 38), впервые появился в 1554 году в гостях у вологодского епископа Киприана (†1559)(Русский провинциальный некрополь.- М., 1914.- Т. I.- С. 395-396), который после того «поживе пять лет»(Иов М.Э. Указ. соч.- С. 39), и в дальнейшем сделался литературным секретарем Геннадия, который был неграмотен, и после его смерти возглавил Спасо-Геннадиев монастырь(Строев П.М. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви.- СПб., 1877.- Стб. 349).
Житие Адриана, по расчетам Л.А. Дмитриева(Дмитриев Л.А. Житийные повести Русского Севера как памятник литературы XIII-XVII веков.- Л., 1973.- С. 199), создавалось в 1571-1572 годах, поскольку заканчивалось молитвой об одолении Девлет-Гирея, совершившего набег на Москву в 1571 году, однако наголову разбитого в следующем.
И тогда же с игуменом Спасо-Геннадиева монастыря произошло чудо, «еже сам написах».
Вот оно: «Случишеся некогда от старец и от братии великое оскорбление со жестостию, и аз многогрешный игумен не восхоте жестости терпети от братии и много остраго их ответа слышати, – отыде от них во град Кострому и тамо вселихся во обитель чюднаго Богоявления сожительство имети духовному пастырю игумену Селивестру [известному по вкладной записи 1571 года(Афанасий [Дроздов А.В.], архим. Исторические известия о костромском второклассном Богоявленском монастыре с XV по XIX век.- СПб., 1837.- С. 7) – П.П.Р.]… В мимошедших моих летех в церквах божиих не стоял с посохом, а у Богоявления не возмогох бес посоха стояти. Прииде ми помысл пременити обители тоя здравия ради и пришедшу ми в обитель пречистыя богородицы Андреяновы пустыни в Пошехоние и тамо по божией воле не возмогох в церкви бес посоха стояти. В келии здрав, а в церкви болен. По сем же в год паки возвратихся во обитель Спасову и скорее прибегох ко целебоносному гробу преподобному отцу Геннадию, прося у него благословения и прощения своея дерзости. Молитвою преподобнаго здрава мя сотвори бог»(Иов М.Э. Указ. соч.- С. 29-30).
Таким образом, будущий автор жития Геннадия Костромского и Любимоградского и «многогрешный игумен» Спасо-Геннадиева монастыря Алексей обретался в то же время в том же месте, где и когда создавалось житие Адриана Пошехонского «тое же обители многогрешным игуменом Алексеем», однако собрата по перу ни один из них не припомнил. И это не склероз.
Автор Адрианова жития через два десятка лет припомнил не только дату нападения крестьян на монастырь и убийства Адриана, но и состав награбленного, а престарелый автор Геннадиева жития так же уверенно, как вышеназванного Селивестра, разместил в Костроме игуменов Ипатьевского монастыря Вассиана (Строев П.М. Указ. соч.- Стб. 143, 287, 852)и Богоявленского монастыря Варлаама, пропущенного П.М. Строевым и не затерявшегося лишь в синодике Богоявленского монастыря(ГАКО. Ф. 558. Оп. 2. Д. 18. Л. 13).
Поход игумена Спасо-Геннадиева монастыря в Адрианов Успенский «здравия ради» и двухлетнее пребывание в нем подавно привлекают внимание. Особенно, если учесть, что никаких исцелений от гроба Адриана, да и самого гроба в монастыре еще не было, и это в житии оговаривалось особо.
И, наконец, почему беглый игумен был принят в чужой монастырь, да и чужой ли? Ведь ученик Геннадия нигде не представляется его постриженником…
Не исключено, что постриженник Адриана Пошехонского в дальнейшем стал учеником Геннадия Костромского и Любимоградского как едва ли не последнего из оставшихся в живых после гибели Адриана учеников Корнилия Комельского (†1537)(Русский провинциальный некрополь.- М., 1914.- Т. I.- С. 429), общего персонажа Алексеевых сочинений.
«Многогрешный игумен» Алексей, как видно, претворял нестяжательские заветы Корнилия и в результате разделил его судьбу. В таком случае возвращение его в монастырь его пострига его право. Так поступал и Корнилий после каждого конфликта с братией, да и Адриан перед смертью молил крестьян отпустить его в Корнилиев монастырь «чернечествовати».
Отождествление Алексеев, одним словом, не противоречит ни фактам, ни традициям.