Фонтан

                И говорит темно и вяло

                Глаза и кудри опустя:

                "Когда же чёрт

                возьмёт тебя!"

                * * *

Жили–были два брата – старший умный, младший дурак. И была у них сестрица Алёнушка. Снесла однажды Алёнушка яичко. Да не простое, золотое. И застряло оно у её. Тянут – потянут, вытянуть не могут. Дед на бабу рассердился – бац по пузу кулаком. Яйцо и выскочило.

Ходит деда по избе, лупит бабу по звезде. Звезда у неё такая во лбу вмонтирована – горит синим пламенем неопалимым. Купина бабу звали. Родители с большими причудами у неё были – вот и назвали пЕрвеницу именем нехристианским. Попу дали сто рублей, чтобы не артачился. Поп почухал толоконный лоб и молвил незлым тихим голосом: «Сто рублей не шутка, хай будэ Купина».

И вот послала она их однажды в зимний лес за цветами. Видать, не далеко Купина - Алёнушка умом пошла от меньшого своего брата. У них, у Таннов, все в роду были не просты.

Идут они по лесу, идут – глядь – ан кролик бежит. Да такой страшенный и здоровенный. Зубами щёлкает, по сторонам кровью налитыми глазами посматривает и пар из огнедышащих ноздрей пускает. Ухватил он наших братьев за бока, да как закричит громовым голосом: «Ну-ка быстро признавайтесь, куда сестрицу свою Алёнушку дели, а то не сносить вам головы». Пригорюнились братья, ан делать нечего. Нужно колоться.

Там, на острове Буяне – грят, - в царстве славного Салтана дуб качается хрустальный, а в ветвях – ларец желанный. Не сойти живыми с места – в том ларце – твоя невеста. Щёлк да щёлк. Орешки колет. И на нас глазами косит. С поволОкой. Или пАволокой? Не важно. Хоть с нАволокой. Глазки такие - с двойным дном.

И орешки не простые – в них платочки расписные. Как расколет – враз за щёку. Глупа больно. Нет в ней толку. Ты бы кролик, не серчал. Нас с братишкой обвенчал. По всей Европе - матушке однополые браки уже легализованы. Не будь ретроградом. Плюнь на Алёнку. Знаешь, какую свадебку закатим? И вообще. Отпустил бы ты нас. Мы тебе ещё пригодимся. Ты не гляди, что мы росточком не вышли. Каждый с пальчик. Мал золотник, да дорог. А что красотой к тому же не блещем. Дык. Знаешь ли, милый. С лица воду не пить.

Как закончили они дозволенные речи, кролик взгромоздился на ветку и призадумался. Но сыр из клюва выпускать не собирался. Братья три дня и три ночи подряд его из задумчивости вывести пытались – уж они и тянули – потягивали, и конец верёвки в сортир опускали и там мочили, и невод с тиной морскою в пучину забрасывали – ничего не помогало. А тут мышка мимо бежала, хвостиком за ствол ели задела – репка и разбилась. Да прямо задумавшемуся по лбу осколком попала. Спустился кролик с ветки, раскинулся на траве. Ушки вместе, лапки врозь. И молвил человеческим голосом на клятом своём мордорском наречии: «Воткни, да покрепче».

Младший, даром, что дурак - взял да и воткнул. Стрелу в лягушку. А она вдруг о земь ударилась да серым волком обернулась. Но не простым. Золотым. Впрочем, «золотым» уже было. Значит, серебряным. Или платиновым. Платиновый волк – зубами щёлк. Какой я вам волк? Всё совсем на самом деле не то, чем кажется. Я – Пи*дец. И хули вам нести ахинею? Где моя Ахули?

Ахули немедленно из ямы крастовика вылезла, краше прежнего. Крастопечать с себя стёрла, в пёрышки переоделась и голубкой сизокрылой обернулась. По амбару помела, по сусекам поскребла да и насобирала на оброк царский. Глядит – многовато получилось. Жаба её стала душить – не хочется отдавать в казну неправедным трудом нажитое. Хочется самой каменные палаты построить. И жить в них вместе с жабой долго и счастливо и умереть в один день. А у жабы у той с золотистым отливом глаза. Видать, задумала чего.

- Жабица – красавица, душенька - подруженька. Ты этт чего задумала? Не холодно ли тебе, пузатенькая, не зябко ли, пупырчатая?

– Тепло матушка, тепло родимая. Не вели голову рубить, вели слово сказать.

– Повелеваю. Говори слово.

– Алеф бЭт - вэт гимельдАлет гевавзАин хэт. ТЭт -йод кАфхаф? ЛАмед мЭмнун! САмэх аин? ПЭйфэй цАди! Куф-каф рейшсинтав.

- Тьфу, совсем ты меня затуркала, милая. Велено было слово сказать. А не двадцать два оных. Пойди-ка лучше освежись. В фонтане с шампанским. И винограду сверху не забудь положить. А то будет, как в пошлый раз. Снова звёздЫ получим. Хотя оно, может, и к лучшему. Ведь если звёзды зажигают – значит, это кому-нибудь нужно? Значит, это необходимо - звёздное небо под ногами и нравственный закон над головой?

Поднявши очи долу, заметили они в тот же миг пролетающего по небу полуночи ангела. Почему полуночи? Да потому что склянки двенадцать раз пробили. Одна разбилась, и в тот же миг гневный ангел с искажённым лицом спикировал вниз и укусил глазом. Позвольте, но ведь ангелы не кусаются?

- А я – плотоядный ангел – мутант. Ещё как кусаюсь. Особенно этим – левым - глазом. С золотистым отливом. Но «золотистый отлив» уже был. Значит - с синеватым отливом. Седым. Цвета пучины моря. В которую глупый сОбак робко прячет. Серо тело ненароком. Умный – гордо достаёт. А великодушный – вообще не показывает.

Вот и я затыкаю свой фонтан – ему пора отдохнуть, чтобы не достать моих благосклонных читателей. Потому как и саму меня он уже слегка достал несвойственной ему болтливостью. Итак - молчу. Молчу – молчу, не то по морде получу и подвиг свой не совершу.

The rest is silence

                ///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\

Иллюстрация: фото автора публикации "Старый фонтан"


 ©Моя сестра Жаба