de omnibus dubitandum 112. 97

ЧАСТЬ СТО ДВЕНАДЦАТАЯ (1905-1907)

Глава 112.97. ЦУК…

    Отличительной чертой учебного процесса в «Славной Школе» был знаменитый «Цук» {Коровушкин В.П. Словарь русского военного жаргона. Екатеринбург, 2000. С. 316} – не регламентированные уставом взаимоотношения между юнкерами старшего и младшего курсов, которые, однако, нравились младшим, поскольку приучали их к будущей офицерской службе и не унижали их {Из нашего прошлого. Воспоминания членов союза б[ывших] юнкеров Николаевского кавалерийского училища в Гельсингфорсе. Тетрадь 1. Гельсингфорс, 1943. С. 9; Марков А. Указ. соч. С. 60; Отфиновский К.К. Мое пребывание в кадетском корпусе и военном училище // Военная Быль (Париж). 1968. № 89. Январь. С. 28}.

    Старшие юнкера не имели права с неуважением даже дотронуться до младших, не говоря уже о немыслимых в училище побоях. В случае драки все ее участники незамедлительно отчислялись от училища.

    То, что «цук» принимал уродливые формы, как утверждали советские авторы {См., напр.: Зайончковский П.А. Указ. соч. С. 324}, совершенно не соответствует действительности. Один из выпускников училища впоследствии писал: «Цук, который, конечно, существовал в эскадроне, принес всем нам громадную пользу для будущей жизни в полках… выработал наш характер» {Бразоль А. Николаевское Кавалерийской училище // Новый журнал (Нью-Йорк). 1975. № 120. С. 177}.

    Другой выпускник вспоминал, что «традиции Школы, цуканье и подтяжка не умалили силу нашей конницы, но, наоборот, они дали ей стойкость, дали дисциплинированных офицеров, связанных между собою неподдельной дружбой и спаянных воспоминаниями о славной старой школе» {Фон Менд Э. В училище // Из нашего прошлого. Воспоминания членов союза б[ывших] юнкеров Николаевского кавалерийского училища в Гельсингфорсе. Тетрадь 1. Гельсингфорс, 1943. С. 9}.

    Кстати, «цук» существовал и в других кавалерийских училищах {См., напр.: Слезкин Ю.А. Летопись пережитых годов. Буэнос-Айрес, 1975. С. 35}.

    В казачьей сотне, тем не менее, существовали более доброжелательные отношения между старшими и младшими {Сулин С. Воспоминания о Николаевском Кавалерийском Училище // Казачьи Думы (София). 1923. № 9. 15.09. С. 30}. Как вспоминал великий князь Гавриил Константинович, «казаки жили отдельно, в своих бараках, и «цуканья» у них не было. Они вообще были серьезнее юнкеров эскадрона и лучше их учились» {Великий князь Гавриил Константинович. В мраморном дворце: Мемуары. М., 2001. С. 51}.

    Есть еще одно свидетельство, правда относящееся к начальному периоду существования сотни, о том, что в сотне вовсе не было цука {Баженов А. Сотня юнкеров Николаевского Кавалерийского Училища (Отдельные главы из неизданной книги) // Сибирский Казак: Войсковой юбилейный сборник Сибирского казачьего войска. 1582–1932 г. Вып. 1. Наше прошлое до Великой войны 1914 года / Под ред. Е.П. Березовского. Харбин, 1934. С. 242}.

    В то же время встречаются упоминания о некотором антагонизме между сотней и эскадроном {Трубецкой В.С. Записки кирасира // Князья Трубецкие. Россия воспрянет! М., 1996. С. 420}.

    Мало что понимавшая в подготовке офицеров петербургская интеллигенция к «цуку» относилась весьма неодобрительно {Фон Мэнд Э. Указ. соч. С. 9}, такие же настроения были распространены и в армейской среде (среди не кавалеристов), судя по всему, они передались части училищных офицеров. Как раз в год назначения нового начальника училища Генерального штаба генерал-майор П.А. Плеве предпринял неудачную попытку искоренения традиций {Кузьмин-Караваев Д. Корнетский обход // Из нашего прошлого. Воспоминания членов союза б[ывших] юнкеров Николаевского кавалерийского училища в Гельсингфорсе. Тетрадь 1. Гельсингфорс, 1943. С. 53–56}.

    Эта попытка встретила дружный отпор училищных офицеров и юнкеров. По воспоминаниям В.С. Трубецкого, «в Николаевском училище юнкера жили удивительно сплоченной кастой, и нравы там царили совсем особые. Дисциплина – адовая, а цук – из ряда вон выходящий, крепко вошедший в традицию. Говоря о традиции, я вообще должен сознаться, что другого такого учреждения, где сила традиции была бы столь велика, как в Николаевском училище, я нигде никогда не встречал… своим беспощадным цуком старшие закаливали младших, страшно дисциплинировали их, вырабатывали особую бравую выправку, по которой чуть не за версту всегда можно было узнать николаевца» {Трубецкой В.С. Указ. соч. С. 420–422}.

    Младшекурсники считались «сугубыми зверями», юнкера старшего курса казачьей сотни – «хорунжими», эскадрона – «корнетами». «Господа хорунжие» пытались привить своим младшим товарищам любовь к прошлому казачества и лихость.

    Основной традицией сотни был «ночной обход», во время которого происходило избрание старшим курсом группы наиболее авторитетных юнкеров – хранителей традиций из числа младшекурсников.

    Незадолго до выпуска юнкера старшего курса ночью выстраивались в сотенной спальне с шашками наголо и со свечами на их остриях и исполняли сотенную песню, после чего зачитывался приказ о назначении вместо выпускников новых «полковника», двух «войсковых старшин», двух «есаулов» и «хорунжего» {Марков А. Указ. соч. С. 83} (по другой версии, «хорунжего» не было, а один из «есаулов» являлся еще и адъютантом сотни {Вертепов Д. Указ. соч. С. 19}), на которых возлагалось соблюдение традиций и разрешение всех споров в сотне.

    Во время этой церемонии зачитывались стихи {Вертепов Д. Указ. соч. С. 19–20}:

Серый день едва мерцает,
Скоро ночь пройдет,
Офицерство совершает
Свой ночной обход.

Впереди полковник бравый,
Вслед хорунжих ряд,
Жаждой удали и славы
Очи их горят.

Блещут шашки боевые,
Шпоры не звенят,
На погонах золотые
Звездочки горят.

Раздаются песни звуки
Храбрых казаков
Про великие заслуги
Дедов и отцов.

Про Азовское сиденье,
Вечную войну,
И Сибири покоренье,
И тоску в плену.

Запорожские походы
К туркам, полякам,
Покоренные народы
Храбрым казакам.

Мнится вольность удалая
В прежние века,
Сагайдачного, Нечая
Слава Ермака.

Слава вихорь-атамана
И сквозь дым веков —
Бунты Разина Степана,
Бич бояр-купцов.

Русь! Гляди, какую силу
Казаки таят.
За Тебя сойти в могилу
Каждый будет рад.

    Одно из наиболее ярких описаний поступления в училище оставил Е. Вадимов: «Нас – человек двадцать пять. Двадцать пять кадет одного и того же корпуса, которых ведет в военное училище последний раз сопровождающий своих питомцев кадетский офицер-воспитатель. Последний раз на наших плечах кадетские шинели и мундиры. Нас ведут к суровой юнкерской жизни. За спиною – семь лет крикливого, веселого, беспечного, самоуверенного кадетства… Впереди – строгая тайна знаменитой «гвардейской школы» и связанной с нею беспощадной кавалерийской тренировки в течение двух лет. Жутко и торжественно…» {Вадимов Е. Корнеты и звери (славная школа). Нью-Йорк, 1954. С. 3}.

    Форма юнкеров сотни, утвержденная Александром III Повседневная: алая бескозырка с черными кантами, защитный китель, синие шаровары с красными лампасами при высоких хромовых сапогах. Шашка, портупея и пояс надевались поверх кителя и серой, светлого тонкого сукна, шинели. Со времени учреждении сотни юнкера носили форму своих войск и полков. С 1907 года: китель с серебряным прибором и синие казачьи шаровары с красными лампасами и белым гвардейским снаряжением (пояс и портупея) Вооружение казачьей сотни: казачий карабин без штыка, пика, шашка донского казачьего образца.