de omnibus dubitandum 112. 99

ЧАСТЬ СТО ДВЕНАДЦАТАЯ (1905-1907)

Глава 112.99. ДЯДЬКИ…

    Поступив в училище, юнкера закреплялись за «дядьками» – старшекурсниками, как правило, из одного с младшими кадетского корпуса {Хороманский В. «Молодой с вокзала» // Военная Быль (Париж). 1966. № 79. Май. С. 40}, которые обучали своих младших товарищей различным правилам и манерам.

    Один из куплетов училищной «звериады» (песни) описывал наставления старших {Бразоль А. Указ. соч. С. 176}:

А вам, кадетам, гимназистам,
Забыть давно уже пора,
Что вы уж больше не мальчишки,
А Славной Школы юнкера.

    Юнкера должны были все знать о приставленном к ним «дядьке» или «хорунжем» – в какой полк он собирался выйти, кто его возлюбленная и т.д.

    "Дядьки" - Кубанцы: Певнев Леонтий Леонтьевич; Шведов Николай Константинович; Лозинский Константин Васильевич; Ищенко Алексей Андреевич; Милошевич ?; Павлевский Михаил Петрович; Попов Александр Дмитриевич; Терцы: Тимофеев Николай Васильевич; Федюшкин Анатолий Семенович

    Кроме того, за юнкерами закреплялись лакеи (1 на 8 юнкеров), которые должны были следить за внешним видом своих подопечных. Старшие юнкера неформально поощряли манкирование «некавалерийскими» предметами, но в то же время требовали от младших самого серьезного изучения шашечных приемов, езды, джигитовки, вольтижировки {Вольтижировка – выполнение сложных упражнений верхом на лошади, на скаку}, иппологии {Иппология – наука о лошади} и т.п.

    Существовали и другие неписаные правила. Между однокурсниками и в училище, и после его окончания было принято обращение исключительно на «ты». При входе в помещение кого-либо из юнкеров старшего курса младшие должны были встать по стойке «смирно» до тех пор, пока им не будет разрешено сесть, и т.д. Младшие не могли ходить по одной из лестниц училища, которая называлась «корнетской».

    Важной составляющей «цука» были вопросы об униформе и дислокации всех кавалерийских казачьих полков. Младшим необходимо было знать все об этом вплоть до мелочей. Причем нередко после весьма трудных вопросов старшие спрашивали: «Какие подковы в 4-м эскадроне лейб-гвардии Конно-Гренадерского полка?».

    Некоторые «звери» безуспешно пытались выяснить особенности подков лошадей именно этого эскадрона, спрашивали у старших и т.д. Правильным же был ответ: «Обычные».

    Излюбленным был также вопрос о том, что такое прогресс. Ответ на него явно высмеивал тот пиетет, с которым к этому слову относилась тогдашняя интеллигенция. Юнкеру следовало ответить, что «прогресс есть констатация эксибиция секулярных новаторов тенденции коминерации индивидуумов социал…» {Вадимов Е. Указ. соч. С. 20; как вариант «константная экзубиция секулярных новаторов, тенденций, кульминоренции индивидуум социал…» – Бразоль А. Указ. соч. С. 180}.

    Существовала и другая сторона юнкерских традиций (впрочем, нехарактерная для сотни), способствовавшая формированию некоторого высокомерия и цинизма, отчасти присущих офицерам гвардейской кавалерии, в полки которой шло значительное количество выпускников училища {В художественной форме этот тип офицера блестяще изображен П.Н. Красновым в романе-эпопее «От Двуглавого Орла к красному знамени»}.

    Один из юнкеров сотни писал о юнкерах эскадрона: «…для них… знание Лермонтовской «звериады» и манеж были выше научных знаний. Химия и механика признавались ими сугубо вредными науками, изучать которые позорно: за полученную хорошую отметку по сугубому предмету звали «мыловаром». Если же было необходимо исправить дурной балл, то рекомендовалось «приказами по курилке» держать книгу руками, одетыми в перчатки.

    Теми же приказами предлагалось после экзаменов сжигать учебники сугубых наук при торжественной обстановке, в каминах курительной комнаты. Чтением книг славные гвардейцы не увлекались. Несмотря на царивший в школе культ Лермонтова, музей его имени почти не посещался. Искусство интересовало их постольку, поскольку можно было встретить красивую наездницу или балерину в театре. Идеология большинства заключалась в немногих словах:

Никаких карт – кроме игральных;
Никаких историй, кроме скандальных;
Никаких языков, кроме копченых;
Никаких тел, кроме женских.

    Карты, истории, языки и тела, сходные с учебными предметами лишь по названию, кавалеристы находили в отдельных кабинетах ресторанов, где отдыхали душой от сурового училищного режима. Несмотря на запрещение посещения юнкерами ресторанов, в пирушках порой участвовали некоторые офицеры эскадрона…» {Баженов А. Указ. соч. С. 244}.

    Занятия в училище начинались с 8 часов утра и продолжались до полудня, после чего был перерыв на завтрак. Юнкера сотни и эскадрона посещали лекции совместно. Ежедневно проводилось 4 часа физических упражнений, 3 часа лекций и в течение 2 часов юнкера готовились к репетиционным экзаменам {Фон Менд Э. Указ. соч. С. 5}.

    Навыки верховой езды укреплялись у юнкеров благодаря ежедневным занятиям в течение двух лет. Сначала юнкеров заставляли ездить «по-скифски», т.е. без седла, после чего ездить верхом было уже легче. Казаки начинали освоение лошади с езды без стремян на драгунских ленчиках {Ленчик – деревянная основа седла}, что было крайне мучительно, таким образом, переход на казачье седло воспринимался с облегчением.

    В числе основных требований была постоянная смена лошадей во избежание привыкания к какой-либо одной. В сотне два раза в неделю проходила джигитовка, способствовавшая выработке у юнкеров-казаков лихости. При подобных тренировках юнкера неизбежно получали массу травм, однако это не останавливало тех, кто действительно стремился служить в кавалерии. «Хорунжие» часто заставляли «зверей» выполнять приседания, повороты кругом, что было небесполезно для выработки правильной посадки в седле.

    Важной вехой в жизни каждого будущего офицера была присяга, после которой «цук» резко ослабевал. Текст присяги был следующим: «Я, нижепоименованный, обещаю и клянусь Всемогущим Господом перед святым его Евангелием и животворящим Крестом Господним в том, что хощу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Николаю Александровичу, верно и нелицемерно служить! В заключение сей моей клятвы целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь» {Баженов А. Указ. соч. С. 248; Бразоль А. Указ. соч. С. 184}.

    В день присяги юнкера получали свой первый городской отпуск, в который дозволялось идти в форме, и непременно посещали петербургский цирк Чинизелли. После присяги на быт юнкеров училищной традицией накладывались некоторые ограничения, связанные с изменением их статуса (формально юнкера считались нижними чинами).

    В частности, они уже не могли ездить в трамвае (впрочем, выходили из положения и ездили на подножках) или ходить пешком (чтобы не быть как пехота), а должны были брать извозчика и платить ему независимо от расстояния целковый, пешком можно было прогуливаться лишь от Дворцовой набережной до улицы Морской {Хороманский В. Указ. соч. С. 40}.

    Два лета подряд юнкера участвовали в съемках местности, решении тактических задач и маневрах в районе Красного Села и Дудергофа, причем для старшего курса эти маневры оканчивались производством в офицеры в присутствии императора. Переводные экзамены на старший курс были не сложны, труднее были выпускные.