Наваждение

Вкус зелёного чая, с маленькой долькой лимона; тёплый ветер, гуляющий по веранде; пруд с лебединым домиком; белоснежный фасад с колоннадой и в довершение ко всему — каменные львы, вылепленные, казалось, из крема — настолько были лакомы, что хотелось протянуть чайную ложечку и зачерпнуть из самой гривы кончиком мельхиора...
Из арки выползает автомобиль, чёрный и блестящий, как тюлень. Такой приезжал за отцом. Из него ловко выскочил тип в военном кителе, под носом усы щёточкой, глаз слегка дёргается.
—Такой-то, такой-то — вот постановление. Не-ет, это не арест, приказано доставить, для беседы. Можете ли отказаться? Хе-хе. Профессор, ну о чём вы говорите?
   Отец ныряет в черноту автомобиля. В это время грузовик перекрывает улицу. Человек в кителе закуривает папиросу, пускает изящные колечки  дыма и никуда не торопится. Я хватаю велосипед на плечо и сбегаю вниз — сумасшедшая идея проследить за воронком. При выезде на Садовое, из окошка, кувыркаясь крошечным акробатом, вылетает окурок: и тут начинается настоящая погоня. Автомобиль опять ныряет в переулки, будто играет в кошки-мышки. Затем эта забава ему надоедает, он хищно рычит, выпускает облако газа и растворяется в нём...
Отец не вернулся. Я каждый день сажусь на велосипед и кружу по переулкам в поисках воронка. Один раз похожий автомобиль стоял на углу; затемнённое стекло опустилось и в глубине вспыхнула спичка, освещая папиросу, усы и дёргающийся глаз, словно он подмигивал кому-то внутри салона. Громыхнул гром, вспышка молнии запечатлела мою растерянность и город захлебнулся ливнем.

Преподаватель читает «Скорбные элегии» Овидия:
«После паденья могу лишь о нем я твердить постоянно, и содержаньем стихов сделалась участь моя»
 Аудитория, со сводчатыми потолками, битком. Когда-то это была Славяно-Греко-Латинская академия. То здание, где сиживал Ломоносов, давно снесли. Библиотека, старинные книги, полушёпот. Студенты вываливают, между лекциями, на Никольскую, как и триста лет назад.
К самому входу подкатывает карета. Потные лошади фыркают и косятся на толпу. Дверца открывается и выпрыгивает среднего роста человек, в кафтане и парике. Он проделал долгий путь, весь в пыли, над верхней губой —  полоска грязи.
— Сударь, ваша фамилия... ? — окончание вопроса утонуло в гомерическом хохоте.
— С кем имею честь? — заносчиво спрашивает старый профессор. Пыльный человек склоняется и что-то говорит старику на ухо. Тот меняется в лице и послушно садится в карету. Незваный гость немного медлит, глядит поверх голов, будто выискивает — кого-бы ещё прихватить. По Никольской задул ветер, поднимая столбы пыли; студенты поспешно прячутся в стенах академии, словно их сдуло. Соринка попала царёву слуге в глаз, он недовольно поморщился, зажмурился на мгновение, махнул кучеру рукой и ловко запрыгнул в карету.

У подъезда охрана проверяет документы. Огромный холл: мрамор, гранит, барельефы; стремительное эхо взлетает и рикошетом мечется под потолком. Казённый запах военной формы, который теперь оккупирует клеточку мозга, отвечающую за это место. Язык становится лаконичным, образы милитаризированными, ответы односложными. Собеседование кажется не закончится никогда. Человек в форме задаёт вопросы по кругу, повторяется, ждёт реакции, потирает глаз.
— Так чем же вы хотите заниматься: экономикой или физикой? — спрашивает офицер.
— Литературой, — пытаюсь пошутить.
— Остроумно, так и запишем. А жить где планируете?
— В доме.
— В каком доме?
— У озера.
— С кем?
— С отцом, когда мы встретимся наконец.
Офицер задумчиво прикладывает указательный палец между кончиком носа и верхней губой — получаются фальшивые усы.
— Ваша фамилия...Хорошо мы вам позвоним... Какое давление, сестра? Двести на сто десять? В норме. Всё достаточно, молодой человек, вы меня слышите? Педали можно не крутить!Тест окончен. Голова кружится? Нет? Сами можете идти? Прекрасно. Подождите в коридоре, я распечатаю результаты.

           18.06.20