Левша

ЛЕВША

Васька Левшин работал в «ящике». Что там делалось –  секрет. До сих пор. И обмывали в этот раз особую премию за сдачу в срок какой-то особенной штуковины. О штуковине этой говорить тоже не будем. Но премия была такого размера, что вся бригада, закупив водки, колбасы и хлеба под завязку, отправилась, по совету Рафика Долбандяна, электрика бригады, в подвал соседнего дома, который был поставлен на капремонт ещё два года тому назад. Подвал, то есть бывшее бомбоубежище, был, на удивление,  не загажен и служил местом встречи, которое изменить нельзя, и для «ящика», и для  прядильно-ткацкой фабрики, что стояла наискосок от «ящика». А так как аванс, получка и премии на обоих предприятиях не совпадали, то и конфликтов по поводу подвала у трудящихся обоих предприятий не возникало. Бомжи, освоившие чердак, тоже не мешали рабочему классу культурно отдыхать.
Как обычно, пили не спеша. Тема для разговоров была секретной, про штуковину, поэтому говорили в полголоса. О теме – тоже не будем.
И вот, когда всё было выпито и съедено, а магазины уже закрыты, решили, что пора и по домам.  Поздний вечер. Середина мая. Приближались белые ночи.  Бригада пить умела, поэтому расходились, ступая  довольно твёрдо, а при прощании языки не заплетались.
Ваське до дому было минут пятнадцать пешком. Тихий тёплый вечер. Редкие прохожие. Идти – одно удовольствие. Повернул направо на проспект. Проходя мимо старой не разрушенной церквушки, почему-то захотел перекреститься. Почему – и сам не понял. Ведь родители неверующие. Сам тоже неверующий. В церкви не ходил. Правда, один раз, проходя мимо Никольского морского собора, решил зайти, чтоб посмотреть – что за двухэтажный собор такой. А так – что там, в церквах, особенного? Да – ничего. Пока думал, креститься или не креститься, церквушку почти прошёл. Церквушка-то крохотная, однокупольная. Без креста, естественно. Его ещё до войны сняли. Но само зданьице на слом не пустили, а отдали под какой-то склад.
А рука Васькина уже сама потянулась ко лбу и, как бы без участия Васьки, перекрестила его. И даже – правильно: лоб – живот – правое плечо – левое плечо. И тремя перстами. Но только перекрестился Васька, как вдруг кто-то его окликает:
- Эй, Левша!
Васька оглянулся. Никого. Пошёл дальше. Только взглянул мельком на церквушку, что уже почти позади его. По противоположному тротуару кто-то прошёл. Рейсовый автобус номер первый проехал. Вдруг опять:
- Левша-а!

Левшой его, действительно, звали. Во дворе, в школе и в ПТУ – потому, что фамилия такая. А на заводе, куда его распределили после окончания ПТУ, за то, что вечно какие-нибудь приспособы делал. Сперва, конечно, смеялись над пацаном, который то резец как-то хитро заточит, то фрезу. То ещё что-нибудь смастерит. Да так, что любую деталь без брака склепает. А ведь только шестнадцать лет сопляку! Чуть больше года  проработал, а сдал экзамены на самый высокий разряд. Заработок – как у взрослого. А тут ещё и нормировщицу служба главного технолога подсылать стала. Васька, не подозревая подвоха, на глазах у этой мымры детали как пироги печёт. Думает, мол, что такого? Пусть смотрит. Бригадир поостерёг, было. Да Васька не понял его и отмахнулся. А через месяц всем расценки понизили и велели брать пример с Левшина. Тут работяги в курилке его в оборот и взяли. Сперва, объяснили популярно, что такое нормирование труда. И чем присутствие нормировщицы в цехе чревато для рабочих. А потом пообещали отлупить, как следует, если не перестанет выдрючиваться.
Васька выслушал всё и говорит:
- Так давайте, применяйте мои приспособы. Мне ведь не жалко.
Работяги остолбенели. А бригадир осипшим голосом говорит:
- Так ты, значит, даришь свои мозги бригаде?
- Дарю. А что такого?
И покатилась слава о Ваське по заводу. Бригада выработку даёт сумасшедшую. ОТК ни к чему придраться не может. В девятнадцать лет парень – лучший по профессии на заводе. Его портреты и на Доске Почёта завода, и на доске «Наши новаторы». Бригада за него – горой. И забыли, что он Василий Васильевич Левшин. Только – Левша. Но уже в другом, серьёзном, смысле.
А тут подошло время в армию идти. Провожали всей бригадой. Бригадир сказал, что место за Васькой зарезервировано, что начальник цеха дал добро.
И, действительно, вернулся Васька на завод в ту же бригаду. К новому токарному станку через неделю придумал такой крепёж резца, что главный инженер приходил смотреть и удивлялся. Главный сам когда-то начинал  токарем. В общем, всё пошло по старому.
Что говорить! Левша и есть Левша.
 
Васька прошёл несколько шагов и резко обернулся. Ну, чтоб застать говорившего врасплох. Ни-ко-го!
- Что-то с башкой, – подумал Васька. – Ладно. Отосплюсь – пройдёт.
И, действительно, больше никто не окликал. И назавтра не окликал. И Васька забыл про это.
Но однажды в курилке во время обсуждения очередного Васькиного изобретения фрезеровщик Петруха спросил Ваську:
- Левша, слушай, а смог бы ты, как тот Левша, блоху подковать?
Все засмеялись. А бригадир, Николай Гаврилович, мужик серьёзный, строгий, справедливый, которого кроме, как Батя, правда – за глаза, не называли, негромко и твёрдо произнёс:
- Кто будет над Василием смеяться, тому уши оторву и съесть заставлю.
- Да, нет, Николай Гаврилович, вопрос-то интересный. Но только какая польза от того, что блоху подковал мужик? Ну, какая?
Батя почесал лысину. Подёргал себя за правое ухо. Все молчали.
- Блоху, конечно, мне не подковать. Оптики такой у меня нет. А без оптики и инструмент нужный не сделать. А электронный микроскоп, что у академиков есть, никто мне не даст.
- Да брось ты на глупые вопросы отвечать, – сказал бригадир.
- А они, и физики, и биологи, между прочим, частицы наблюдают. И бактерии тоже. Сильная штука. – Васька смотрел куда-то в пространство.
- Сильная-то сильная, но нам-то она на хрена? Да и тебе тоже, – это подключился к обсуждению Рафик.
- Ладно. Кончай перекур, – бригадир встал, бросил потухший окурок в ведро с водой. Все пошли в цех.

Васька жил с матерью в однокомнатной «хрущёвке» на Щемиловке. Это была рабочая окраина Ленинграда, которую первой начали застраивать блочными домами. До этого они жили в огромном деревянном бараке, не растасканном на дрова в блокаду потому, что в нём жили люди. Барак был сгнивший. Полы проваливались. Дважды горел от не выключенных электроплиток. И вот их, четырнадцать семей, наконец, расселили. Дали по однокомнатной квартире, хоть были семьи и по четыре, и по пять человек.
Отец Васьки, прошедший всю войну, раненный осколком шальной мины второго мая сорок пятого в Померании и лишившийся левой ноги выше колена, умер через полгода после новоселья. От инфаркта. Прямо у станка, в том же «ящике», куда попал Васька после ПТУ. А мать работала кладовщицей на прядильно-ткацкой фабрике «Рабочий». Получала гроши. И очень гордилась сыном. Не только его зарплатой, но и успехами на работе.

Дома Васька пообедал, поговорил с матерью о том, что и как на работе, и уселся за свой, как он говорил, рабочий, стол, что стоял у окна в углу комнаты. Стол  тоже был особенный. Он мог превращаться и в верстак, и в кульман. В многочисленных ящиках находился и инструмент, и разные детали, и всякий материал, нужный Ваське. Если Васька что-то мастерил, то после всё прибирал, подметал пол. И не производил его рабочий угол впечатление заводского неубранного цеха.
В этот день не давала покоя мысль о подкованной блохе. Конечно, глупостью занимался тот Левша. Совершенно ненужным делом. Но, с другой стороны, каков умелец!
Привыкшего делать вещи полезные, Ваську всё-таки захватила мысль: а не сделать ли что-нибудь «эдакое». Размышляя, он смотрел в окно, за которым качала густой кроной  берёза. В дом  переселили людей и из бараков, и из подвалов. И люди вдруг захотели жить по-человечески. Стали сажать перед домом деревья, кусты и даже цветы.
А снаружи по стеклу ползла божья коровка. Васька открыл окно и аккуратно подцепил насекомое листком бумаги. Закрыл окно, положил божью коровку на стол, перевернул её. Вынул из стола лупу и стал рассматривать её лапы.
- Вообще-то, всё видно достаточно хорошо, – подумал Васька. – Но жаль мучить животное.
Васька знал, что божьи коровки насекомые полезные. Уничтожают садовых вредителей. Людям никаких неудобств не создают.
- Нет. Нужно что-то другое. – И он, открыв окно, положил божью коровку на край рамы.
На следующий день Васька в цеховом буфете поймал таракана.
- Вот кого будем подковывать.
Таракан был спрятан в пустой спичечный коробок. В курилке лежало несколько пустых коробков.

Через полгода Васька вошёл в конторку к бригадиру.
- Николай Гаврилович, я таракана подковал и вооружил.
Батя снял очки, положил их на стол, отодвинул на край стола бумаги и, упёршись кулаками в свой подбородок, уставился на Ваську.
- Повтори, Василий.
Васька негромко повторил.
- Повтори ещё раз, – тихо, почти шёпотом, потребовал Батя.
Васька повторил ещё раз и положил перед бригадиром спичечный коробок. Бригадир посмотрел на коробок.
- Ну.
- Что – ну, Николай Гаврилович?
- Ничего. Сейчас. – Бригадир встал. Подошёл к двери конторки и щёлкнул ключом.
- Открывай, – бригадир сел за стол и сложил руки на груди.
Васька спокойно открыл коробок. Оттуда, как бы нехотя, вылез здоровый таракан, но не побежал, как ожидал Батя, а остался около коробки. Что-то держало его, не позволяло убежать. Таракан дёргался, топал лапами. И бригадир явно слышал, что лапы стучат по столу. Негромко, конечно, но стучат. У бригадира налилось лицо кровью. Даже глаза стали красными. Он – то отодвигался от стола, как в испуге, то наклонялся над коробком и тараканом. Потом посмотрел на Ваську. Снова – на таракана.
- Это что? – сипло спросил Батя. На губах у него появилась слюна.
- Таракан, Николай Гаврилович.
Васька вынул из кармана пинцет и совсем раскрыл коробок. Быстро что-то подхватил пинцетом. И бригадир увидел, что Васька держит пинцетом тоненькую цепь, которая держит таракана за заднюю лапу. А на другом конце цепи висит небольшая гирька. Таракан дёрнулся и Васька повёл его на цепи по столу. И был явно слышен стук тараканьих лап о столешницу.   
Батя повернулся, взял с тумбочки графин с водой и стал жадно пить из горлышка. Вода стекала по подбородку на спецовку, но батя всё пил и пил, пока вода не кончилась. Утерев рот рукавом,  спросил:
- А где же оружие? Ты же сказал, что вооружил. Что за оружие?
Не отпуская таракана, Васька опрокинул коробок. На стол выпал крохотный автомат «калашникова» АК-47 с деревянным прикладом, с магазином и ремнём. Размером не больше десяти-двенадцати миллиметров.  Васька пододвинул АК-47 к бате, а гирьку с цепью положил на стол.  Таракан силился бежать, скрёб лапами по столу, но гирька не пускала.
Батя закрыл ладонями глаза. Открыл. Снова закрыл. И, открыв, осторожно взял автомат заскорузлыми пальцами. Покрутил перед носом.
- Осторожно, Николай Гаврилович. Не заденьте предохранитель. А то может стрельнуть.
Бригадир осторожно положил автомат на стол.
- Василий, я что-то не пойму – мы снимся друг другу? Или – как?
- Или – как, Николай Гаврилович. Вот решил попробовать. И получилось.
- Никто ж не поверит, Василий.
- Так я же – просто так. Для интереса. Пользы, правда, никакой. Только Вам и решил показать. 
- А как «калашников»-то стреляет?
- Обыкновенно. Тридцать патронов в рожке. Как положено. Картонку миллиметровую пробивает с десяти сантиметров. Давайте, в таракана стрельнем. Только другого. Я их не люблю.
- А где таракана-то взять? Ты где брал?
- В буфете нашем. Там они есть.
- Что-то у меня голова разболелась, Василий. Про того Левшу с блохой  мы в книжке читали. Но чтобы живой Левша!..
- Так я же не блоху подковал, а таракана. Он же в двадцать раз крупнее, а то и больше, чем в двадцать. В обычный школьный микроскоп всё хорошо видать. И инструмент сделал под микроскопом. Так любой может. Поду-умаешь!
- Ну, а автомат-то как сделал? Говоришь, что стреляет.
- Стреляет, Николай Гаврилович. А что такого? Нас в армии заставляли его  разбирать и собирать с завязанными глазами. Я все его детали наизусть знаю.
- Значит, так. Никому ничего не говорим пока. Сходи за тараканом. «Калаша» проверим, а потом видно будет. Я ничего трогать не буду. Давай!
Васька принёс таракана.
- Там буфетчица наорала на меня, что таракана ловлю. Вам будет жаловаться.
- Хорошо, хорошо. Пусть жалуется. Давай, готовь боевые стрельбы.
Приговорённого таракана завернули в бумажку и свёрток прислонили к телефонному аппарату. Васька заострил спичку. Взял пинцетом автомат, с расстояния сантиметров в десять прицелился и заострённым кончиком  спички зацепил курок. Раздался едва слышный щелчок и свёрток с тараканом упал. Васька вынул из бокового кармана небольшую лупу и протянул Бате.
- Разворачивайте, Николай Гаврилович. Вот дырочка в бумажке. Никуда уже не убежит.
Бригадир развернул свёрток. Действительно, таракан не шевелился. А на корпусе телефона в лупу была видна вмятинка. Пулю и гильзу смог найти только сам Васька. С лупой, конечно.
- А ну, дай-ка автомат, Василий. Только на предохранитель поставь.
Бригадир в лупу внимательно рассматривал АК-47. Потом положил автомат и лупу. Посмотрел на Ваську, как-то странно.
- Вот что, Василий, – бригадир сделал паузу, – класс свой высокий ты подтвердил. Нет тебе равных на заводе. Думаю, и во всём Союзе нет. Но дело тут, понимаешь в чём. Да садись ты. Не маячь.
Васька взял табурет. Сел.
- Если люди узнают, слух разнесётся быстрей ветра. И до начальства дойдёт. И первый отдел – тут, как тут. А первый отдел – это и МВД, и КГБ. Сразу доложит по команде куда надо.
- А что тут такого, Николай Гаврилович? Это же игрушка.
- Для кого игрушка, а для кого … – Батя дёрнул себя за ухо, – для кого … оружие. Стреляющее. Понимаешь, ты, наивный человек? Вцепятся в тебя, как пить дать. Будут трясти, мол, не сделал ли ты настоящий «калаш». Душу вытрясут. И срок пришить могут. И не открутишься ты от них.
Васька сидел, опустив голову и постукивал лупой по колену.
- Вообще-то, Вы, Николай Гаврилович, где-то правы. Ведь, действительно, автомат этот сделать – никакого труда не представляет. Простая и хорошая машина.
- И не забывай, где ты работаешь. Номерной завод это тебе не артель инвалидов. Так что, давай, автомат свой или выброси, или спрячь дома, чтоб никто не знал и не видел. Мать-то знает?
- Да нет, Николай Гаврилович. Не знает.
- А  таракана, конечно, надо показать. Да ещё с цепью и гирькой! – Батя засмеялся. – Ну, ты и фантазёр! Все лапы с подковами?
- Все, конечно. Но гвозди бить некуда. Мягкие лапы. Пришлось посадить на „Момент“. Интересно, куда же забивал гвозди тот Левша. В книжке о серебряных гвоздях речь идёт. Я специально прочёл ещё раз.
- Думаю, выдумал писатель … как его?
- Лесков.
- То-очно, выдумал. Так что, ты, Василий, реальный Левша. Ну, давай пять, – и Батя крепко пожал руку Ваське.
Васька уложил таракана и автомат в коробок. Не забыл туда же и пульку с гильзой, почти невидимые, положить. Сунул коробок в карман и вышел.