Когда ты вернёшься из рая

Когда ты вернёшься из рая

   - Прости, я должен тебе об этом сказать. Когда ты вернёшься из рая, это будет через десяток тысяч лет, нас здесь уже не будет. Ты же знаешь, в раю не меняются, не совершенствуются, то есть вверх пути нет, только обратно. И что ты найдёшь, вернувшись сюда? Уродливые куцие религии? Они и сейчас, порой, настолько упрощены, что выше рая ничего не проповедуют. Упрощённая этика - всё их богатство.
Я замер, будто из- под меня выбили опору, комфорт, покой, равновесие. «Не прелюбы сотвори, не пожелай… почитай… Его же Царствию… не будет… Не будет?..» Небеса потемнели. Улыбка банкрота, жалкая, извиняющаяся… Я не мог в это поверить. Я же ощущал себя солидным уже «вкладчиком». Я никогда… я никому… и так далее.

   Дачные качели. На них так удобно бывает расположиться, если вытянуть ноги вдоль сиденья и к подлокотнику пристроить подушечку. Они стоят внутри беседки и можно раскачиваться, отталкиваясь от перил. Сегодня тихо- будний день, даже садовой техники нигде не слышно. В саду почти везде порядок, можно любоваться плодами своих трудов. И это «кач- кач…», как в детстве. Какая сладкая нега охватывает полуобнаженное тело, объятое вздохами тёплого воздуха! Почему- то подумалось о невесомости. Здесь тоже- ускорение, не параболическое, конечно, как на самолётах при имитации, но в общем- то ничего нового. Качели, как и игра в мяч, встречаются в столь древних литературных памятниках, что может показаться, что цивилизация выросла в люльке. Вот только… выросла ли?

   Когда- то здесь был проведён первый дачный отпуск, на этом участке именно, не вообще. За месяц мне удалось лишь раз присесть на полчаса или чуть более на ступени привезённой и установленной бытовки (больше здесь ничего и не было), и посмотреть вдаль, на облака. Я помню эти полчаса без малого двадцать лет. Я впервые здесь отдыхал, не потел, не пыжился и не соображал что- то напряжённо… И теперь эти «кач- кач...»- рай да и только. Так хорошо и спокойно не было, кажется, с детства. Подумалось как- то в третьем лице: после прожитой здесь зимы он подозрительно- недоверчиво утопал в ласкающей тени и тишине. Зимой здесь был один бог- печь и её тепло, всё остальное- бело или бесцветно…
Воробьи воровато подлетают к небольшому бассейну, суетливо пьют воду, бродят (или скачут) по тротуарной плитке, иногда теряясь в редких побегах тонких стебельков неведомых мне полевых цветков, замирают, задумавшись о чём- то или исчезают, фырча воздушными завихрениями.
Движется прямо на меня соседская кошка, волоча на спине свой мех- единственное своё богатство, столь обременительное в этот жаркий день. Я продолжаю раскачиваться по инерции. Воробьёв не пугают качели, стоящий человек для них куда страшнее. А кошка, будто и вовсе меня не замечает, сворачивает на перекрёстке дорожек к дому своих хозяев. Может, и правда- невесомость? Может, я исчез?

   Тот, в третьем лице, подумал ещё: как натурально всё устроено- через десяток- другой лет у этого хозяйства наверняка сменится собственник. А ещё через столько же от него может и вовсе не остаться следа, по крайней мере, в нынешнем виде. Чего уж говорить об этой чУдной погоде и этом блаженстве? Даже если не навалятся ментальные затруднения или внешние стеснённые обстоятельства- всё равно, всё как всегда закончится. «Кач- кач...», рай- ад.

   Но ведь и в самом же деле, кажется, что ничего более и не нужно. Два дома, летний и зимний, на некотором удалении, фасадами образуют площадь, умащённую плиткой, с бассейном и горными сосенками, липы, каштаны, сирень, беседка с качелями замыкает пространство с востока… Всё как у той лошади из притчи: всем хороша- и мастью, и породой, и экстерьером… Недостаток один- мертва.

   «Когда ты вернёшься из рая»… Не будет диска с записью старика, читающего надтреснутым голосом книгу, которая впервые появилась на Солнце и только потом на Земле. Не будет этих древних храмов, не будет книг, музыки, твоих чёток. Прошлое будет называться дикостью и суеверием. Ты будешь бродить среди прочих и пытаться радоваться их радостями, и от этого будет становиться всё хуже и хуже. Ты станешь искать и спрашивать, и тебя сочтут не вполне нормальным, а то и опасным. Тебя, возможно, даже оградят от окружающих и изолируют или казнят каким- нибудь новым «гуманным» способом. Возможно, ты захочешь разодрать себе грудь, чтобы узреть воочию- чего же ты ищешь… Но нас здесь уже не будет. Мы не встретимся уже миллионы лет. Когда ты вернёшься из рая.

   Вечер промокнУл дневную усладу, как «промокашка» из школьных тетрадок в нашем детстве, оставив лишь контуры и силуэты. Я не сплю. Кажется, я никогда уже не смогу заснуть. Ведь, возможно, во сне за мной придут плоды моего терпения, воздержания или жертв и в бессознательном состоянии умыкнут меня, запрут и уничтожат на миллионы лет там, где я буду лишён только одного…

   Ещё можно иногда слышать, что лучше родиться травой или животным в подобающем святом месте на Земле, чем попасть на райские планеты. Слышать странно, невнятно, от какого- нибудь «третьего лица», не всегда уместного и не снабжённого никакими полномочиями.

     17.06.20