За синей птицей...

ЗА  СИНЕЙ  ПТИЦЕЙ

                «Постучи в мое окошко, вечер,
                Заходите, сумерки, ко мне:
                Я зажгу воспоминаний свечи,
                Посидим с тобой наедине…».

     Это эпиграф рукописной книги воспоминаний «Я иду за синей птицей» ветерана войны и труда Романа Сергеевича Чекмарева, долгие годы возглавлявшего на общественных началах в качестве режиссера молодежный театр «Прометей» при ДК шахтеров в городке Нелидово тогда еще Калининской области.
     К воспоминаниям Р.С. Чекмарева из этой книги еще вернемся, а пока познакомимся ближе с автором – кто он такой и чем заслуживает наше внимание?
               
                *  *  *
     Свой главный жизненный рубеж был у старшины Чекмарева, скорее всего, тогда, в 41-м, на Ленинградском фронте.
    …Что за смех в русских окопах  за час до атаки? Смеются люди, которым вот-вот идти в бой, смотреть в глаза смерти. По-детски безмятежно смахивают слезинки рядовые и офицеры, молодые ребята и седоусые «старички», захватившие еще войну финскую…
    А звонкий голос старшины Чекмарева иронично продолжает:

       « Ночью Гитлеру не спится,
        Заболел от неудач.
        Вздрогнул вдруг и подавился,
        И свело его в калач».
 
     Над ширмой из плащ-палатки в ночной рубашке мечется кукла- «фюрер», а подбежавший «врач» участливо обследует пациента и констатирует:

       «Это видно, фюрер мой,
       Подавились вы Москвой!».

    У кукольного спектакля был, оказывается, еще один зритель - немецкий снайпер, у которого сдают нервы и он нажимает на спусковую скобу…
    - Антракт! – объявляет старшина, демонстрируя бойцам куклу с простреленным виском: - Фашист своему фюреру сам «капут» сделал…
     \
    Куклы Р.С.Чекмарева воевали, а потом, после победы, трудились, в том числе четверть века в Нелидове,  где Роман Сергеевич был художественным руководителем Дворца культуры шахтеров. Трудились, вызывая улыбки, смех или грусть детворы, объявляя смертный бой равнодушию, скуке.
               
                *  *  *
   Послушаем теперь самого  Романа Сергеевича, ученика и последователя известного кукольника Образцова. Поскольку его уже нет с нами, обратимся к авторской рукописи «Я иду за синей птицей»:

                ДЕБЮТНЫЙ  КОНЦЕРТ

     Программа была явно жидковата, но афиша висела и отступать уже поздно. Впрочем, отступать я не собирался. Никогда не рассматривал трудности как причину для капитуляции, - наоборот, появлялось упорство и собранность.
    Чтобы придать концерту какую-то завершенность и причастность к нашей армейской жизни, я написал стихотворное вступление и концовку, в которую ввернул извинение за маленькую программу  и приглашение участвовать в самодеятельности.
    Текста память не сохранила, но он, конечно, был далек от совершенства.
     И вот мой дебютный  концерт.
     Помню его потому, что был взволнован -  он должен был утвердить мой авторитет клубного работника.
    Зал переполнен.
    Кроме военных, много штатских – это вольнонаемные,  работающие и живущие в части. Ждут начала, томясь любопытством и  духотой.
    Храбрость и бодрячество сменяются каким-то тихим страхом. Осматриваю себя в зеркало и выбрасываюсь на сцену: аплодисменты!
   
   Почему - неизвестно, но они действуют ободряюще.
   Вступление выслушивают с любопытством, ждут – что дальше?
   Балалайка.
   Теперь чувствую себя увереннее.
   Играю посредственно, но с азартом. Устают пальцы. Устаю сам. Давно не играл.
   Но все-таки успех. Балалайка нравится. Просят  играть еще – не могу, просто нет сил…
 
   Следующий номер – рассказ Зощенко. Читает наш библиотекарь.
   Сегодня-то мне легко объяснить все то, что произошло, но тогда…
   
    На сцену выходит человек. Как-то нехотя, без малейших признаков взволнованности. Равнодушно смотрит в зал и ... молчит!
   Зрители с недоумением и настороженным любопытством смотрят на вошедшего и тоже молчат.
    Эта зловещая тишина создает необъяснимое напряжение. Пауза кажется бесконечной и угрожающей. Наверное, он забыл текст -  такое случается у новичков. Но он не уходит, а стоит и молчит.
   - Затравливает, - шепчет мне киномеханик, - сейчас начнет!
    И верно. В этот момент библиотекарь начинает читать.
    Я слышу его голос – плоский, бесцветный, безо всяких интонаций. Он произносит текст  рассказа бесстрастно, как читают судебный протокол...
   Ужасно!
   Полный провал!

  Но что это?
  В зале вспыхивают робкие смешки, потом люди начинают смеяться, а через некоторое время уже весь зал хохочет.
  Да, да - хохочет! Неудержимо, почти непрерывно…

   Я видел людей, доведенных до истерики обнаженной правдоподобностью актерской игры. Но это были одиночки с обостренной эмоциональной возбудимостью.
   Я видел до слез смеющихся зрителей, их были десятки, ну, может быть, сотни. Но чтобы хохотало все – зрители, стены, потолок – невероятно!

   Наконец, он заканчивает чтение и, не поклонившись, так же лениво уходит со сцены. Ему долго и яростно аплодируют, вызывают. Но он не появляется. Его нет.Исчез. Или спрятался у себя в библиотеке. Или ушел из клуба.
   Я даже не задумываюсь – почему?
 
   Я счастлив, что концерт проходит хорошо, это для меня сейчас самое главное. Успех моего товарища мне кажется моим успехом: дикое честолюбие!
   
    Частушки принимаются весело. Мой киномеханик исполняет их с удовольствием, добротой и чуть заметным азартом. Весь номер какой-то легкий, праздничный, солнечный.
    Я люблю частушки. По моему, это одна из гениальных форм народной поэзии. Положенные на музыку, частушки приобретают необыкновенную яркость, остроту,  неповторимость.

  После частушек мое выступление выглядит бледно. Читал не собранно, на ходу вспоминая текст. Словом, читал плохо. Но читать  было надо – слишком маленькая программа…

  Не знаю, может в благодарность за предыдущие номера,  а может по инерции или за то, что впервые в нашем клубе состоялся концерт, зрители аплодировали дружно и доброжелательно.

   Мой дебют в роли организатора самодеятельности оказался успешным и  появилось ощущение, что утверждаюсь на клубном престоле. Самообман!
   Творчество не может быть обязанностью, оно – потребность! Но я еще находился в стадии своей микроскопической власти и воображаемой самостоятельности.
   
   Казалось, я повисал в какой-то застывшей и заманивающей пустоте…
   
   Зима капризничала. То неделями каруселила  колючей снежной пылью, то, горбясь сугробами, неподвижно стыла под звонко- синим морозным небом. А то вдруг начинала весело звенеть хрустальными бусами капели.
   Я не люблю зиму. В ней есть какая-то отчужденность, затаенная тоска и грусть.
   А все началось именно той зимой. С книги. Нашел ее случайно в библиотеке: «С.Образцов. Актер с куклой». Любопытно.
   
   Взял. 
   Прочитал - удивительно!
   Кукла- актер!
   Сделанная из кусочков материи, бумаги, клочков меха, надетая на руку человека – оживает, начинает двигаться, страдать, плакать и смеяться... 
 
     Но об этом – в следующий раз!