Глава X Сон

- Ну, вот, как ты ездишь!? Разве так можно? Надо аккуратней.
- А ты так умеешь?
- Боже упаси. Зачем?
- Ну, не знаю. Просто так. Разве это ни приятно?
- Это!? Что же тут может быть приятного?
- Скорость передвижения. Понимаешь, мне приходится очень много ездить по Москве за рулём автомобиля. И я вынужден был научиться так лихачить. Мне по-другому и нельзя. Иначе буду везде опаздывать.
- Не будешь.
- Почему?
- Да, потому, что для того, чтобы не опоздать, надо, прежде всего не спешить.
- Это у вас, там, в Финляндии.
- Нет, Захар. Это везде на планете земля действуют одни и те же правила и законы природы.
- Правила? Ненавижу правила! Тут каждый день попадаешь в ситуации, потому что в Москве очень много правил. Несколько миллионов. Сколько людей столько и правил. Поэтому и ДПСников так много. Они просто не справляются. Вот в Финляндии я знаю, мне говорили, правил гораздо меньше, - лукавил Захар, ведь он, хоть и лихачил, всё же старался как-то заботиться об остальных участниках дорожного движения.
- Ну, хорошо, хорошо. Пусть не правила, негласные законы.
- Как это негласные?
- А, вот так. Притормози где-нибудь у обочины.
- Зачем? – испугался Захар, что Олег уйдёт пешком.
- Я за руль сяду.
- А-а-а! Ща, погоди. Вон там у бордюра тормозну.
Олег пересел за руль. Пристегнулся, завёл машину и, плавно, включив поворотник, тронулся с места. Они ехали в правом, крайнем ряду, всего пятьдесят километров в час. Захару показалось, что его сейчас укачает.
- Но, ведь тут можно шестьдесят! – не выдержал он.
- Зачем? Ты куда-то спешишь?
- То есть, это, как это, зачем? Знак же висит!
- У нас, в Финляндии, в центре городов, не больше сорока.
- Но, мы же в России!
- Вот именно! Чем же она хуже Финляндии?
- Но, я привык ездить быстро.
- Зачем?
- Я всегда не успеваю.
- Выезжай раньше, - оставался невозмутим Олег.
- Я и выезжаю. Но, не успеваю.
- Ещё раньше.
- Не могу.
- Почему?
- Не успеваю.
- Значит, берёшься за большее, чем можешь сделать.
- Но, работа сама идёт в руки.
- Может это не та работа, что нужна тебе, раз ты не успеваешь её делать?
Захар замолчал. Он задумался о том, что, возможно действительно не прав, что так резво ездит. Но, он же не виноват, что его жизнь проходит теперь в таком темпе. И, поэтому не сможет её притормозить самостоятельно, пока не выйдет на тот уровень, где спешить за него может уже кто-то другой.
Захар был уверен, что занят своим делом, и поверить в это ему помогала Марина, поддерживая в тяжёлые минуты.
- Там, перед кладбищем есть парковка. Видишь?
- Да, паркуйся там.
Припарковавшись, Олег сказал:
- Люди живут в своём мире, с выдуманными ими законами. И, когда их останавливают, или, не дай Бог, штрафуют, очень сильно возмущаются, не понимая – за что, ведь они такие хорошие и любят всех, кто их окружает. Подумаешь, сожгли лес, или подрезали чужую машину, которая врезалась в скалу. Ведь это же так второстепенно по сравнению с тем, что они ангелы во плоти.
Все вышли из машины.
- Это здорово, что ты предложил сходить на Новодевичье, - сказал Захар, остановившись рядом с Олегом, покупающим цветы у бабушки.
- Да. Раньше сюда пускали только по пропускам, - расплатившись, ответил тот.
- Я знаю. У меня отец бывал здесь в юности по какому-то полуофициальному пропуску и рассказывал об этом, - сказал Захар, глядя на Марину, которая поехала вместе с ними.
- Я хочу пройти к своим родственникам. Теперь уж и не знаю, когда окажусь в Москве в следующий раз.
Я никогда тут прежде не был. И, теперь, когда нет никаких ограничений на входе, как ни странно, никто посторонний, у кого тут не покоятся родственники, не приходит сюда. Это место потеряло всяческий интерес, как только разрешили свободный вход.
- А так всегда. Вот посуди сам, как только произошла перестройка и у людей появились деньги, у всех, словно крышу сорвало от свободы. Многие начали строить родовые поместья, имитируя принадлежность к знатным родам. Теперь же, когда всё Подмосковье застроено муляжами прошлого, толпа захотела чего-то новенького. Как ты там говоришь? Хайтек, что ли.
- Да.
- Вот его и захотела.
- Господи, а это что-же-то такое?
- А это, Марин Ельцин. Его прикрыли этим гигантским флагом, который больше и не годен, видимо ни на что, кроме, как на то, чтобы закрывать позор страны, - прошёл, не останавливаясь мимо монумента Олег.
Он уверенно шёл к могиле мужа сестры своей бабушки по маминой линии, который был в правительстве, тогда ещё юной, сформировавшейся на обломках самодержавия, страны.
- Смотри, какой огромный самолёт изображён на стене, и сколько людей на горельефах у него под крыльями!
- Да, Марин. Это Максим Горький. Он разбился по ошибке. Лётчик одного из самолётов сопровождения, совершая рискованные для данного полёта, фигуры высшего пилотажа, задел его крылом.
- Откуда ты всё это знаешь Захар? – спросила Марина.
- Мне рассказывал отец.
- Тут такое место, где покоится наша история. И, теперь, когда она открыта и доступна всем, то никому и не нужна.
- Да Олег, и тут же есть ещё памятник Хрущёву, в виде улыбающейся головы, Эрнста Неизвестного. Говорят, что тот так отблагодарил его за то, что он устроил ему разгром на выставке молодых художников и скульпторов во время «оттепели» в манеже.
- Пройдём обязательно мимо, - пообещал Олег.
- А вот Маяковский. Я и не знала, что он похоронен именно тут.
- Тут все те, о ком мы знаем, и без кого не была бы написана история, распавшегося СССР, не оборачиваясь, но всё же медленно, шёл, не останавливаясь, Олег.
- А почему ты не взял с собой своих Финнов?
- А им это всё по барабану.
Они прошли ещё несколько десятков метров.
- Вот, это здесь, - сказал Олег, присев на корточки, для того, чтобы уложить цветы к высокому, в два с половиной метра, гранитному надгробному памятнику, со старой, чёрно-белой фотографией под стеклом и скромной надписью.
Смахнув грязь, оставленной кем-то у соседнего памятника, тряпкой, положив у подножия цветы, он встал напротив могилы родственника и задумался о чём-то своём.
Какое-то время стоял молча.
Затем, вдруг вспомнив, что пришёл не один, встрепенулся, оглянулся по сторонам и, наткнувшись взглядом на Захара, сказал:
- Вон, справа Аллилуева, через пару памятников.
- Да, мы с Мариной уже обратили внимание, - Захар ощущал себя здесь словно в архиве крупного исторического института. Всё отдавало ветхостью и, какой-то грустью. Она проявлялась от ощущения невозможности изменить хоть что-то в прошлом, от этого перетекая в будущее, наполняя и разрастаясь, словно и в нём уже не оставалось места переменам. Он много думал о том, чтобы делал став известным архитектором и каждый раз понимал, что вряд ли смог принести больше пользы людям нежели чем просто исполнитель чужой воли. Уметь принимать решения и потом отвечать за них было важно ему, но как же это отвлекало от главного – самого их воплощения. Постоянный накал нервов, суета и умение быть готовым ответить на любой не имеющий к делу вопрос, так напрягало его уже сейчас, когда он просто вёл объект самостоятельно. Что же будет, если идти дальше? Да и зачем это ему? Неужели всё суета сует и то малое время, что отведено людям на земле так ничтожно на самом деле, что нужно ценить каждую секунду, вкладывая силы только в созидание, не размениваясь на великом.
Все эти, плотно заполнившие собой кладбище памятники известным, а порою и великим людям, наводили на мысли о бренности, сиюминутности окружающего.
Олег продолжил:
- Мы живём, каждый в положенное ему время и способны наблюдать зарождение истории. Но, только единицы видят её в колыбели. Головы заполнены ненужными шаблонами, стереотипами. Сознание затуманено. Яркими историческими личностями воспринимаются только те, что допустимы мнением общества. И это, как правило те, что на самом деле имели сложные характеры, и даже преступления за спиной. Именно они отмечаются и выделяются из толпы. Те же, что двигают историю – забыты. Так и доходит до наших дней, ложное, исковерканное в угоду общественного мнения, жалкое подобие анекдота, вместо полноценной повести, или романа.
Человечеству нужна, краткая, лучше весёлая информация, иногда подкреплённая героизмом, смешанным с патриотизмом. Но, попадая в анекдот, два этих понятия только лишь усиливают комичность сюжета…
- Я думаю, что настоящие герои спят спокойно в своих кюветах у дороги. А те, кто ими назначен, простые жертвы обстоятельств. История полна сказок и то что известно всем, всего лишь дело рук Андерсона и братьев Гримм, - дополнил Захар.
Олег сказал, смотря сквозь него:
Не надо стремиться стать известным. Просто каждый должен делать своё дело. Я завтра уезжаю. Думаю, что увидимся в Турку, у меня. Жду вас. Провожать на вокзале меня не надо. Мы приехали автобусом.
- Тяжёлый год. Конец тысячелетия. Всё переоценивается заново, как в первый раз, - попытался разглядеть своё отражение в глазах Олега Захар.
Все замолчали.

 Первым нарушил тишину, Олег.
- Ну, что застыли, как памятники!? Пошли к Хрущёву!
Все двинулись по узкой кладбищенской дорожке в другой конец кладбища.
- Моему дедушке, как-то заказчики подарили золотые ножницы, - вспомнил Захар. Ему показалось сейчас, что он так же способен выкраивать, а затем шить, но, правда уже не из ткани, а камня и бетона, и не одежду, а архитектуру.
- Так уж и золотые?
- Золотые Марин.
- Целиком? Не позолоченные?
- Целиком. Большие портняжные ножницы, на двести двадцать шесть грамм.
- Откуда у них взялись такие деньги? – всё ещё с недоверием спросила Марина.
- Скинулись, несколько человек.
- Зачем? Для чего нужно было дарить именно ножницы, да ещё и в натуральный размер? Ведь можно сделать маленькую копию.
- Я думаю, Марина, что заказчики дедушки Захара не хотели компромисса. Им важен был не символ, а сам инструмент, выполненный из благородного металла, с помощью которого могли родиться ещё многие и многие костюмы, платья, плащи и пальто.
- Вот бы кто-нибудь подарил Захару золотой карандаш, - улыбнулась Марина. Она не ожидала такого рассказа о ножницах, думая о профессиях проще, считая их чем-то обыденным, земным, не имеющим большого смысла чем получение пользы от прибыли. И ножницы сильно удивили её, заставив задуматься, что портной способен быть настолько почитаем своими поклонниками. Понимая толк в одежде, она никогда не допускала, что та может быть ценима людьми больше чем сама цель выглядеть модно.

Олег был намного спокойнее Захара. И причина этого таилась в стране, где он теперь жил. Финляндия – рай земной. Захар догадывался об этом, но не мог поверить своим мыслям. Он, только лишь наблюдал те изменения, что произошли в Олеге за последние годы.
Захару не требовалось это спокойствие. Он, пока ещё верил, что найдёт себя в архитектуре и стремился к этому всеми силами. Ему было интересно оставаться в профессии. Олег казался ему отставшим от жизни, успокоенным теми обстоятельствами, в которых находился. Это давало Захару повод считать себя умнее и перспективнее своего друга.
И именно сейчас он захотел побывать в северной Европе, для того, чтобы убедиться самолично, что Норвегия, Швеция, Дания, и даже Финляндия, на самом деле не такие мертвенно-холодные, как это могло показаться на основании той лёгкости, с которой Олег сменил свою профессию. В них имеется всё для того, чтобы горел огонь творчества в глазах местных архитекторов, создающих то, что тут в Москве, все называли северной, современной архитектурой.
- Ты знаешь, я наверно приеду к тебе в гости, - невольно произнёс Захар, поймав на себе Маринин взгляд.
- Приезжай. Мне будет приятно.
- Показалось сейчас, что там я смогу сосредоточиться, набраться сил перед новым тысячелетием…  - глядя на Марину, пояснил Захар: - Какая-то лёгкая, еле заметная мысль, промелькнула сейчас у меня в голове…  но, я не успел её уловить, - добавил он, уже для Олега.
- Мысль не запомнить, - поймал его взгляд тот.
- Вот уж не поверю. Если она глубока, то звучит вечно.
- Нет, Марина. Вся глубина состоит из множества мазков, перетекающих друг в друга, рождающих тем самым пейзаж. Как будто ты пишешь акварелью.
- Но, сейчас в моих руках не было красок, – оправдался Захар.

* * *

- Проходите, молодой человек, не стесняйтесь. Чувствуйте себя, как дома.
- Но…  я…  понимаете ли, дело в том…
- Мы вас прекрасно понимаем. У нас очень хорошие, милые девочки. Вам понравятся. Вы самостоятельно сделаете выбор.
Захара мучал один навязчивый вопрос – сколько может стоить такое удовольствие? Всё остальное, почему-то не интересовало. Именно стоимость волновала больше всего. Но, почему? Разве у него нет с собой денег? Рука машинально потянулась проверить наличие кошелька, в кармане джинсов.
Фу-у-у-ууу! На месте. Но, зачем? Зачем ему это нужно, - разглядывал он жгучую брюнетку с серыми глазами, явно в парике, которая, взяв его за руку, вела сквозь просторную комнату с диванами, усыпанными мягкими подушками, куда-то вглубь расползшихся по зданию помещений.
Он копил на квартиру. Ему нужна была она, как воздух. Он не хотел размениваться ни на что в этом, таком долгом и сложном процессе на всякие ненужные ему мелочи. Но, постоянно, что-то происходило вокруг него. Какие-то непредсказуемые траты, поломки, покупки, мероприятия. Как всё отвлекало. И вот теперь – ЭТО! Зачем? Как он вообще попал сюда?
- Смотрите, какие умницы, красавицы! Что не женщина – то одно удовольствие. Вот Алёнка, - указывая взглядом на худую, сидящую в развязной позе в углу дивана, блондинку, сказала «мама», приостановив Захара на мгновение перед ней, добавив:
- Длинноногая, страстная. Исполняет любые желания, чем не мечта любого мужчины?
И в правду ничего, мысленно согласился Захар. Но, зачем, для чего я здесь?  Неужели это всё по-настоящему, и я неминуемо обязан сделать выбор, судорожно соображал он.
- Или, вот, пожалуйста, Лия. Она сегодня свободна. Возьмите её, - доносилось сквозь, какой-то туман до Захара. Но, главное, что успокаивало его – это способность соображать. Она ещё не покидала. И, всё же, самое главное, что его беспокоило – это деньги. Он боялся, что их не хватит, и от этого хотел бежать. Отказаться лучше сейчас, пока никого не выбрал. Но, что же сказать «маме», чтобы не обидеть её и её девочек. Вон какое у неё ласковое и понимающее лицо. Как же оно исказиться в мерзкой гримасе, в случае его отказа, представил себе Захар. Ведь эта женщина не способна пойти на понимание его личных душевных метаний. Она словно бы создана для достижения одной, до автоматизма отлаженной в процессе получения, цели – подобрать партнёршу новому клиенту. Он мучительно выбирал наивозможнейшие варианты отказа; передумал, испортилось настроение, вспомнил, что нужно сделать, что-то очень важное…  Нет, всё не то…  не то…  Но, что же делать? Как уйти отсюда?
А, может быть расслабиться? Отдаться в лапы провидения? Но, почему же, как и зачем он попал сюда? Ведь никогда прежде не бывал в подобных местах. И почему именно тот момент, когда принял это решение, отсутствует в его памяти? Нет, всё же тут кроется, что-то странное. И только там, где-то на самом дне его сознания, теплилась мысль, что всё это неправильно, нехорошо, неприлично. Да и ненужно. Она была настолько маленькой и еле заметной в полумраке его душевных лабиринтов, что Захар не особо-то к ней и прислушивался. Но, она, всё же покалывала его изнутри слабыми язычками разгорающегося пламени.
- Она не худенькая. Но, кому, что нравится. Сегодня выбираете вы, - доносилось сквозь пелену до Захара.
Но, почему сегодня? А завтра? Что будет завтра? Всё перевернётся вверх ногами, и уже будут выбирать они, женщины? Нет, этого он не хотел. Это уж точно никак не устраивало его.
Лия затянулась сигаретой, и отпила из маленькой, чёрненькой чашечки. Видимо это был кофе.
Но, ведь у меня есть женщина, осенило Захара. Он обрадовался этой мысли, ведь она была единственным доводом, могущим помочь ему в такой безвыходной, как ему казалось ситуации. Как же я забыл об этом. Теперь он цеплялся за эту мысль всеми силами своей тающей на глазах воли, но, руки его слабели. А, может быть, эта женщина не устраивает меня в чём-то? Захар напряжённо перебирал в памяти все фрагменты взаимоотношений с Мариной.
Да. Её звать Марина. И я сам её выбрал.
- Оставайтесь у нас. Вы устали. Оставьте все свои сомнения за стенами нашего заведения, - доносилось в каком-то тумане до Захара.
Он видел ещё двух, или трёх девушек. Они были практически раздеты, в красивом нижнем белье. Кто-то листал модный журнал, или смотрел еле заметный, работающий практически без звука телевизор, по которому крутили какую-то порнушку.
- Или Виалета. Она создана именно для вас…
Нет, я, пожалуй, должен смириться. Ведь никто не узнает об этой моей слабости, почти сдался Захар, присаживаемый «мамой» рядом с темноглазой, миниатюрной, почему-то так и не улыбнувшейся ему, девушки.
Нет, я остаюсь. Виолетта, какое странное имя. Зачем оно должно быть таким? А, может быть они не живые, и я не в реальной жизни, а всё это кажется?
И, точно, сама атмосфера, в которой он находился, напоминала собой некую сказку. Ночное видение. И оно было настолько сконцентрировано, что он, словно вяз в его густом и липком воздухе, состоящем, как ему теперь начинало казаться, из чего угодно, но только не из атомов кислорода. Он словно бы пил его, как какой-то коктейль, заметно пьянея.
…Остаюсь…  А, почему бы и нет? ...  Никто не узнает…  Не узнает…  я никому ничего не скажу, проваливался в сладкую дрёму Захар.

Он просыпался.
В голове теплилось воспоминание о приснившемся. Захар понимал, что как бы ярко, красочно и натурально не казалось ему увиденное, это, прежде всего лишь сон, в сознании просыпалась надежда. Но, зачем он ему приснился; не находил ответа.
Женщины, деньги, карьера, проститутки. Но, почему же именно проститутки? Архитектура, проституция…  а не одно ли это и то же? Две древние профессии. Он постоянно выполняет чью-то, неприятную, навязанную ему волю, и то, как мастерски справляется с поставленной задачей, в надежде отработать запрошенные деньги и есть профессионализм. Сочетание множества компромиссов и уступок – вот, что настоящее мастерство. И мастером становится именно тот, кому удаётся жить рядом с главным – чистотой стиля, помысла, желания, идя рядом и только изредка заглядывая к ним для того чтобы не отстать, не заблудиться, находясь близко с основным направлением.
Захар становился профессионалом.

Как неспокойно он сегодня спал, мне всё время приходилось менять своё место у него в ногах. Что-то тревожит моего хозяина? У него очень нервная работа, думала Анфиса, потягиваясь с краю раскладного дивана.
Это был сон! Как замечательно, что я не изменил. Хотя, кто его знает, что такое настоящая измена, и какая она бывает. Если это происходит во сне, то, как раз и ещё хуже, чем наяву? Но, в мои сны нет никому дороги кроме меня, и только я сам вправе решать, рассказывать его кому-то, или нет.
- Ты очень тревожно спал сегодня, - пробуждаясь, сладко потянулась Марина.
- Мне приснилось ночью, что я посетил публичный дом, - запросто сказал Захар.
- Шутишь!?
- Нет. Чистая правда. И я тебе там изменил.
- С кем?
- Не помню.
- Не ври.
- Не вру.
- Врёшь. Так не бывает, чтобы не помнить. Рассказывай весь сон по порядку.
А, может быть я и не изменял, если не помню, как именно это было? - осенила, и, вместе с тем дала надежду Захару яркая мысль и он ответил:
- Вот именно тот момент я и не помню. И…  знаешь…  мне кажется, что-его-то и не было.
- Было, было, если ты оказался в публичном доме! - внимательно, со странной улыбкой разглядывала Захара Марина, в надежде уловить в нём нотку вранья.
- Так это же сон Марина!
- Да. Я понимаю. Но, должно быть продолжение.
- Его не было. Я не вру, - почувствовал себя виноватым по-настоящему Захар, понимая, что оправдывается, словно бы и вправду изменил.
- А ты знаешь к чему снится бордель?
- Нет, конечно!
- А я знаю.
- Откуда!?
- В книге одной было…
- К чему?
- К тому, что энергия расходуется впустую, не по назначению. А так же обман и неприятие чего-то навязанного в деловых отношениях.
- Не верю я снам.
- И правильно.