Рассказ о дружбе и любви

Часть 1. Подруга Танька или история о разочаровании


Суббота началась в 9.15 с оглушительного трезвона будильника. Организм был настроен на выходной и никак не ожидал такой подлянки, как этот трезвон. Подпрыгнув в постели от неожиданности, я скатилась на мягкий прикроватный коврик в стиле прованс. Тут же в памяти всплыл план на эту субботу, составленный неделю тому назад. План был прост, как батон за 13 копеек (были такие цены на батоны во времена моего детства) – помыть машину и махнуть на дальнюю дачу - дышать полной грудью, запрокинув голову, смотреть в серо-бледно-голубое небо, слушать шум леса, который начинался прямо за дачным участком, шуршать опалой листвой… Было 8 октября 2016 года…
Но простому плану не суждено было сбыться. Суждено было сбыться плану «Б», который я называла «непредусмотренное обстоятельство». В данном случае это оказался  внезапный приход в гости давно званной подруги со времён детсадовского постмладенчества.
Подругу звали Танька, а в миру - Татьяна Эдуардовна Скороходова, - которая была чрезвычайно занятой особой, поэтому если уж у неё выкроилось времечко, то его надо ловить, хватать и наслаждаться каждым его мгновением.  Танька – это Танька! А претендентов на её свободное времечко – вся наша детсадовская группа, класс, группа однокурсников и тдитп. Постоянно в каких-то неотложных делах, поездках и разъездах, походах, заседаниях всевозможных общественных советов и прочих умунепостижимых занятиях Танька превратилась для нас, жаждущих встреч с ней хоть на минуточку, в мечту и труднодостижимое счастье.
Могло показаться, что Танька в вечном движении во благо всех и вся потому, что дома заняться нечем. Но это не так. Дома - любимый муж, больной отец и непутёвая младшая, но уже великовозрастная, сестрица, находившаяся в перманентном состоянии поиска вечной любви. И все домочадцы требовали от Таньки заботы, любви и внимания и получали всё это, несмотря на вышеперечисленную занятость вне дома.   
Наша подруга такая замечательная, что без неё все, кто её любят, чувствуют себя обделёнными счастьем.
Ну, а чем же она такая замечательная и почему мы, её ближние и дальние, жаждем встреч с ней. Всё очень просто – Танька душевный человек, весёлая, душа компании, умеет слушать, умеет дать нужный совет вовремя, участливая, сопереживательная.
Да, вот ещё что, если Танька нашла время тебя послушать, то можешь быть уверенным, что дослушает до конца, не перебьёт и не оборвёт на полуслове, даст совет, если попросишь совета, подставит плечо и жилетку, если надо поплакать, и разделит твою печаль.  И радостью делиться с ней было такой радостью! Она радовалась твоим успехам так, будто это её личный успех, радовалась искренне и всегда находила такие особенные слова, каких никто никогда не говорил и не слышал в свой адрес. 
В общем, мы были во власти её обаяния и не сопротивлялись этой власти.
Как-то пришла в мою в общем-то светлую головку тёменькая мыслишка о том, а нет ли здесь колдовства и заговора на привязанность к ней. Потом подумалось, а на фига ей это надо, когда у неё счастья в личной жизни хоть отбавляй и общественного тоже хоть отбавляй и этим общественным делится со всеми, кто в этом испытывает нужду и потребность. И вот что удивительно, завистников не видно даже вооруженным взглядом.
Вот такая она, всеми любименькая Танька -Таточка – Танюшка; уродится же такое чудо-человечище.
Короче, было утро субботнего дня и почти одновременно с трезвоном будильника раздались звонок и стук во входную дверь.
Входная дверь была не простая, а волшебно прекрасная, инкрустированная деревом по дереву в технике интарсия, каменьями натуральными со дна морского и искусственными, от натуральных не отличить, и ещё перламутром в некоторых местах. Рядом с дверью была очень заметная, прямо на уровне глаз, написанная крупным витиеватым шрифтом, табличка с текстом: «Стучать категорически запрещается! На стук дверь категорически не открывают и вызывают полицию!!! Дверь открывают только по звонку!» И вот в эту распрекрасную дверь кто-то чем-то колотил, невзирая на ту красоту, о которой сказано выше, и на табличку с таким понятным текстом.
Это была Танька! Танька, свет очей, услада сердца, неугомонная всехняя подруга. Это она ломилась в мою дверь ни свет-ни заря субботнего дня.
У Таньки была причина так неистовствовать у двери, поэтому её не остановили ни табличка, ни красота двери, и она продолжала давить на звонок и дубасить в дверь. Попасть в квартиру надо было срочно! Причина действительно была важная, хоть и весьма прозаичная – её кишечник подавал сигнал SOS и требовал немедленного опорожнения…
Как говорится, было бы смешно, если бы…  если бы не съеденный накануне бутерброд с какой-то безымянной красной рыбой (красная рыба – она и есть красная). В общем, опять-таки, как говорится, не было бы счастья встретиться с Танькой, да несчастье с красной рыбой помогло. А это несчастье-бутерброд случилось на фуршете в Доме Дружбы народов, где дружественного народу было не меряно из стран обоих зарубежий – дальнего и ближнего, - которые имеют выход в Балтийское море.
Вот больница им. С. П. Боткина возрадуется! Как раз сезон кишечных инфекций подходил к концу, больница забита под завязку, а тут ещё и эти фуршетные, гости заморские.
После фуршета-банкета Танька провела  ночь вполне бессимптомно. И рано утром сегодня, когда Танька собиралась на продолжение дружбы со вчерашними участниками фуршета там же, в Доме Дружбы, тоже не было ничего такого, что предвещало бы острокишечную проблему. Проблема заявила о себе внезапно, когда Танька парковалась вблизи моего дома, от которого до Дома Дружбы рукой подать, а до меня – пол-локтя.
В общем, Танька у меня задержалась аж до вечера. Она дистанционно организовала медицинское обеспечение мероприятия, оставалась на связи с больницей Боткина, Роспотребнадзором и Смольным, при том, что её самочувствие было не ахти и сеансы дистанционной связи с задействованными службами происходили из туалетной комнаты и ванной.
И вот что удивительно! Танька – врач, но себя лечить не могла, путалась в средствах и методах самопомощи в такой ситуации, как пищевое отравление, теряла ход своих и моих мыслей, периодически взывала выпустить её на свободу из моей цитадели. Но не тут-то было! Помощь ей была оказана мною профессионально, пикнуть не успела, как была восстановлена физически и психологически. А вот затем я её насильно (мне так казалось, что насильно) удержала и удерживала почти целый субботний день, и мы говорили, говорили и говорили аж до тех пор, пока не заявился «на огонёк» наш общий знакомый, он же её законный супруг по имени Серёга, или Серго, а в быту просто Серый.
И вот я получаю ещё массу удовольствий, наблюдая за игрой света, то бишь Таньки, и тени, то бишь Серого. Вот это истинно высокие отношения!
Он: Пусик, Танюсик! Как ты могла! Как ты могла заболеть, мне не позвонить, сюда заметелить!
Она: Пупсик, Серенький, ненаглядненький! Это всего лишь лёгонькое подташнивание, а Лёля (Лёля – это я) была в непосредственной близости, на Фонтанке же. Ну, куда же ещё мне было бежать, если не к ней, моему любимому доктору (это я – Лёля!) и если срочно надо?
Он: Лёгонькое? Подташнивание? За кого ты меня принимаешь? Как Я могу тебе верить, если Ты мне не веришь?! Ты в зеркало-то видела себя! Состояние средней тяжести, не меньше.
Она: Пупс! Состояние может и средней тяжести, но не тяжёлое же! А самочувствие прекрасное! Почти… Ты мне не веришь?! Как я могу верить тебе после этого?!
Он: Пусик, ну, ты же явно траванулась… со всеми вытекающими последствиями. Кстати, чем и как она (она – это я, Лёля) тебя калечила, в смысле лечила?
Она: Серго! Ты не имеешь права так говорить о Лёле! Она наша ближайшая подруга, просто ангел и профессионал. Понятно тебе? Она не могла меня покалечить!
Он: Она-то как раз могла и может всё, что угодно! Лишь бы тебя заполучить на целый выходной день.
Опа! Видимо, у Серого были свои планы и на этот день, и на Танюсика. А Танюсик, по стечению обстоятельств, досталась мне!
Услышав нелицеприятное мнение обо мне Серого-пресерого Танькиного благоверного, я не стерпела и вмешалась вполне бесцеремонно: «Так! Пупс и Пусик! Брэк!  Батл капут и разошлись один в кухню, вторая – на балкон!»
И, надо же, они меня услышали и даже не возразили. Серёгу в кухне ждали кофе и бутеры с копчёной грудинкой, а Таньку на балконе ждала я с недопитой бутылочкой Baileys Irish Cream и тёплым пушистым пледом в бело-розовых тонах.
- Уф! – сказала Танька и не замедлила упрекнуть: «Ты почему так долго не вмешивалась? Я уж подумала, что не видать мне моего недопитого ликёра, а Серёга применит грубую силу и насильно извлечёт меня из твоего бело-пудро-розового уюта в стиле прованс, по которому я безумно истосковалась».
- Таньчик, что я слышу! – засмеялась я. - Ты, ходячий стиль модерн и  хай-тек, вдруг заговорила об уюте прованса – это кардинальный поворот мировоззрения. Что с тобой, подруга? Давай, колись, пока Серёга поедает бутеры, коих там полное блюдо.
Мы уютно устроились на диванчике, который очень кстати оказался на балконе в ожидании мелкого ремонта, укрылись одним пледом на двоих и приступили к дегустации Baileys из хрустальных рюмок для ликёра.
В предвкушении приятнейшего общения с Танюсиком под вкус любимого напитка я пребывала в замечательном настроении.
И тут меня окатили двумя известиями, как холодным душем.
Во-первых, Танька вплотную приблизилась к планированию долгожданной беременности. Теперь мне стало понятно возбуждение и нервозность Серёги, который, по всей видимости, не очень различает состояние планирования беременности от собственно беременности любимой супруги.
А, во-вторых, я для Таньки, оказывается, авторитетный консультант в вопросах  планирования беременности, деторождения и детовоспитания в условиях суровой действительности окружающего мира.
Дело в том, что во все времена и при любых обстоятельствах именно Танька была таким консультантом по всем вопросам для нас, её подруг (нас, подруг, всего трое, кроме меня и Таньки есть ещё Мотя, о которой я поведаю в красках чуть позже).
Итак, наша Татка «почти беременна», а это значит, будет полное погружение  в новую область знаний и практики и вовлечение в этот процесс ближайшего окружения. Каждому из ближайшего окружения будет поставлена задача, которую надо решить на самом высоком уровне и доложить об исполнении в назначенный день и час.
Я всегда восхищалась Танькиным организаторским талантом «раздать всем невесткам по серьгам», в смысле чётко сформулировать задание, а потом так же чётко проконтролировать исполнение. И все всегда довольны результатом! Выигрывают все. Вот и сейчас я застыла в ожидании постановки задачи для меня.
Задача меня ошеломила не меньше, чем известие о грядущей беременности Таньки и о том, что я для неё авторитетный эксперт. А ещё меня ошеломило то, что почти целый день мы проболтали о чём угодно, но до самого главного – её будущей беременности, - разговор зашёл только сейчас, когда времени на общение осталось ровно столько, сколько потребуется Серёге опустошить блюдо с бутербродами, то есть какие-нибудь 1-2 минуты. Обычно он их заглатывает, не заморачиваясь на жевательные движения.
Итак, задача первая: подготовить Серёгу теоретически к тому, что ему предстоит пережить, когда наступит долгожданная беременность. Попытаться сделать это тактично настолько, насколько у меня хватит терпения. Учесть его чрезмерно ранимую психику и не перегружать воспитательную беседу примерами из собственной практики.
Слушая Таньку, я размышляла о том, как человек с такой ранимой психикой может руководить коллективом, численность которого, как население нашего дачного товарищества.
Ну, первую задачу я кое-как переварила. Вторая задача была ещё более неожиданной, необычной и никак не вязалась  с планом на планирование и собственно вожделенной беременностью лично Таньки. Речь пошла о суррогатном материнстве… с непосредственным участием нашей общей подруги, дорогой Моти, безотказной и готовой на всё ради нас, меня и Таньки.
Моя задача, как её определила Танька, подготовить Мотю к такому повороту событий в свете Танькиного плана. Это был шок!
Самое время рассказать о Моте.
Мотя, совесть нашей группировки одноклассников и однокурсников, незаменимая адвокатесса в нашем узком кругу, могла оправдать любое деяние, даже самое-самое неприглядное. Всегда находила оправдание любому неблаговидному поступку, особенно, если совершил такой поступок кто-нибудь из ближнего круга. Мы с Мотей были в этом плане антиподами и, как в диалектическом материализме, представляли собой единство и борьбу противоположностей.
Забыла сказать, что Мотей мы звали Мотю потому, что фамилия  у неё Матвеева. Это при том, что полное имя у неё было удивительно красивое, двойное, нежное, звучало, как скрипичная музыка – Амалия-Дельфиния. Отец Моти – дядя Октавий, скрипичный мастер, самолично выбрал это имя для дочурки, вопреки мнению мамы Вали, простой русской женщины, родом из старинного русского города Мурома Владимирской области. Несмотря на своё простое происхождение, мама Валя была замечательной скрипачкой, самоучкой и удивительно красивой, голубоглазой блондинкой, миниатюрной и совершенной во всех отношениях. Дядя Октавий называл её Мальвиной, хоть ей это не нравилось. Ей нравилось её имя Валентина, она его боготворила и стремилась соответствовать карме своего имени и быть крепкой, сильной и здоровой. И, надо сказать, ей это почти удалось. Она была крепка и сильна духом. А со здоровьем не сложилось. Мама Валя, физически слабенькая и болезненная, с трудом справлялась с самыми простыми домашними делами, практически не выходила из дома, а если выходила, то на расстояние от парадной до машины скорой помощи.
Основным занятием мамы Вали было воспитание Моти и подготовка  будущих гениев скрипичной музыки. Дочку она хотела назвать просто Марией.
Дядя Октавий носил свою Мальвину на руках в прямом смысле и часами не спускал её с рук. Во всём ей потакал, практически никогда ей не возражал и возразил ей только однажды, когда выбирали имя для новорожденной дочери.
В результате долгих выборов имени для Моти, победило предложение дяди Октавия -  и новорожденной присвоили имя Амалия-Дельфиния. В домашних условиях девочку называли просто – Аделия, совместив два имени в одно, или ещё проще – Аля или Деля. В детском саду к ней обращались почти полным именем - Амалия, а в школе исключительно по фамилии. Ну, а мы, её подруги и друзья называли её прекрасным русским именем латинского происхождения – Мотя, или Матрёша. Иногда, когда требовалось обратиться к ней строго, называли её Мотрей или Матрёной.
Не представляю, как бы я справлялась с таким грузом имён, но Мотя справлялась легко. Она отзывалась на любое имя, даже если это имя было не из вышеприведённого списка и не к ней обращённое. Откликалась всегда и с готовностью ответить, принять участие, помочь и т.д.
Так сложилось, что у Моти не сложилась личная жизнь. Вот такая тавтология получилась. По каким причинам не сложилась личная жизнь – трудно даже предположить, так как Мотя была просто очаровательное создание и внешне, и по человеческим качествам, и ко всему умненькая.
Сама Мотя считала, что личная жизнь у неё не складывалась  по причине её особого предназначения, обусловленного необычным именем, по причине слабого здоровья мамы Вали и необыкновенных отношений родителей.
Мотя так считала.
Моте казалось, что странное её имя и необычность взаимоотношений папы Октавия и мамы Мальвины лишали её права на обычную земную жизнь женщины с простым русским именем. Мотя решила, что ей уготована судьбой какая-то миссия, о которой она пока не знает, но скоро должна узнать, так как ей уже тридцать пять, а миссию надо успеть выполнить. Судьба же это понимает, что на выполнение миссии необходимо время. Поэтому Мотя ожидала со дня на день каких-нибудь знаков судьбы по поводу своей миссии.
Личная жизнь не складывалась ещё и потому, что не с кем было её складывать. Первая и она же последняя и единственная любовь Моти был наш однокурсник по имени Дорофей. Он не позволял никому называть себя иначе, как Дорофей, и только Мотя имела право называть его Дороня.
Надо же было такому случится, что два человека с такими неординарными именами и, как показала жизнь, неординарными личностями встретились в одном институте, на одном курсе, в одной группе. Не иначе, как в деканате, когда составляли списки и распределяли первокурсников по группам, исходили из принципа «подобного к подобному».
Дорофей поражал нас своей одержимостью в постижении медицинской науки, а диплом с отличием, ординатура и аспирантура в НИИ акушерства, гинекологии и репродуктологии – это закономерное следствие такой одержимости.
Мотя от него не отставала ни в науке, ни в практике. Мы, ближний круг, ждали, когда они защитят свои кандидатские диссеры, наконец-то поженятся и избавят нас от необходимости слушать бесконечные разговоры по темам их диссертаций. Как будто других тем для разговоров не было и быть не могло.
Но случилась беда. Дорофей попал в железнодорожную катастрофу – крушение «Невского экспресса» в 2009 г.
Вот с тех пор никакой личной жизни у Моти не было.
Мотя защитила сначала свою кандидатскую диссертацию, а потом докторскую по материалам собственных исследований и исследований Дорофея, написав официально посвящение ему и в автореферате, и в диссертации. Среди наших однокурсников много кандидатов, а вот докторов наук в 35 лет только Мотя, единственная.
После гибели любимого Мотя стала опекать осиротевших родителей Дорофея. Старики были обласканы ею, как родной дочерью, и относились к ней соответственно. Я сказала «старики», хотя были они не старыми, трудились на той же ниве, что и мы, то есть в медицине. Смерть Дорофея их подкосила так, что они превратились в стариков, состарившись до срока. Мотя стала для них единственным связующим звеном с внешним миром.
Уж не знаю, в силу каких обстоятельств – обусловленных генетически или воспитанием, но у Моти замечательный характер. Как было сказано выше, она была всепрощающей и всехпонимающей подругой, безотказной и отзывчивой без каких-либо оговорок. Мотя, как и Танька, тоже умела слушать и слышать. Слушала ушами, а слышала душой.
И вот на такую нашу Мотю Танька «положила глаз», как на потенциальную суррогатную мамашу своего ребёнка. У Таньки, как оказалось, был план на этот счёт, основанный на идее Моти о её какой-то неизвестной миссии.
Другими, обидными словами, это называется игрой и спекуляцией на чувствах дорогого человека, Моти, доверившей своё сокровенное нам, подругам. Как такое возможно!
Слушая Таньку, я постепенно стала понимать и про себя, и про Таньку такое, что лучше бы остаться мне в неведении. И Танькино высокое доверие, оказанное мне и так оригинально обставленное, внезапно вызвало бурную реакцию, направленную на Таньку, которую я от себя никак не ожидала. Эмоции вспыхнули буйным пламенем и в одно мгновение я выплеснула ей в лицо остатки ликёра. Ликёр растекался по лицу Таньки и стекал липкими неспешными струйками на супер-пупер платье от кутюр.
Ужас в глазах Таньки был натуральным и это меня немного отрезвило. Почти спокойным голосом я попросила её покинуть мои апартаменты. А Танька стояла, как вкопанная, немигающие глаза расширились, аж на лоб лезли. Ступор.
Наверное, Серёга что-то почувствовал или услышал, потому что сам не свой ворвался к нам на балкон. Глаза такие же расширенные, как у Таньки, кинулся к ней,  закрывая её и отталкивая меня  к перилам. Невнятный лепет Серёги должен был успокоить Таньку и вывести её из ступора. Из ступора она вышла, но тут же впала в истерику. Она рыдала, захлёбываясь в этих рыданиях, и тыкала пальцем в мою сторону из-за Серёгиного плеча.
В гневе Серёга был страшен. Он обернулся и направился ко мне. Желваки двигались, уродуя его лицо. Глаза выкатывались из орбит. Вместо того, чтобы испугаться, я разозлилась и ринулась ему навстречу, протаранила его и выскочила в комнату. Балконную дверь захлопнула и закрыла на задвижку (был у меня когда-то повод сделать такую задвижечку), придвинула к ней кресло и села в него отдышаться.
Отдышалась и попыталась осмыслить произошедшее.
В это время на балконе стихли вопли и началось одностороннее воркование Серёгиным голосом. В ответ на Серёгино воркование Танька всхлипывала и говорила ему что-то раздражённым голосом.
Я решила, что буду сидеть под дверью до тех пор, пока они полностью успокоятся, перестанут ворковать, заговорят человечьими голосами и обратятся ко мне с просьбой выпустить их на свободу. Так и случилось. Минут через десять, ни слова не говоря, я открыла им обе двери – сначала балконную, а затем распахнула входную-выходную.
Также ни слова не говоря, гостья и гость, нежданные, что, как известно, хуже татарской орды, покинули мою уютную бело-пудро-розовую обитель в стиле прованс.
За те минуты, что я сидела под балконной дверью, всё произошедшее сложилось, как мозаика, пришло понимание не только случившегося, но и сути нашей так называемой дружбы с Танькой. Я и Мотя дружили с Танькой, а она нам позволяла дружить с ней и (О! Господи!!!) использовала наши чувств к ней, наше обожание и преданность.
Когда на следующий день я более глубоко проанализировала всю историю нашей «дружбы», то невероятное стало очевидным. На себя я ещё долго буду негодовать, а вот как Мотя переживёт всё это. 
Оставалось не ясным, почему Танька решила прибегнуть к суррогатному материнству. На здоровье она не жаловалась. Участвовать в решении каких бы то ни было её проблем с женским здоровьем ни мне, ни Моте не приходилось, из чего я сделала вывод, что таких проблем не было и нет. Тогда, что? Осталось предположить самое банальное, что ей не хотелось тратить время и «портить» фигуру.
Если мои предположения ошибочны, то пусть Бог меня простит, а я себя прощаю.
Несмотря на позднее время, я затеяла уборку и сквозное проветривание. Убирала и проветривала квартиру почти до полуночи, затем приняла ванну и легла в постель, застеленную чистым ароматным бельём с расцветкой в стиле прованс.
Засыпая, приняла твёрдое решение «раскрыть глаза» Моте на нашу общую подругу Таньку. Хоть я понимала, что наша Матрёша её оправдает, но не рассказать я не могла. Завтра с раннего утра позвоню ей и приглашу в гости, и ошарашу её…  Так я думала, засыпая.
Забегая вперёд, скажу, что ошарашивать Мотю мне не пришлось, поскольку Мотя ошарашила меня первой, прямо с порога, не успев войти в квартиру и упасть в мои объятия. Об этом – во второй части моего рассказа.
Суббота подошла к крайней точке – 24.00. Впечатления этого дня ещё придётся переживать и пережить, а сейчас – спать!

Часть 2. Подруга Мотя и её ошарашивающая новость

Наутро воскресного дня моё настроение, состояние души и намерение не изменились, кроме как позвонить Моте как можно раньше, не дав себе возможность передумать.
Моё пробуждение в этот воскресный день, 9 октября 2016 года, было каким-то внезапным, как от неведомого толчка в сознании. Меня будто подкинуло и выкинуло из тёплой уютной постели на пушистый прикроватный коврик в стиле прованс.
Я стояла, как вкопанная, на душе было гадко и тревожно одновременно. Я отчётливо вспомнила в деталях вчерашний день и свои впечатления. На душе стало ещё гаже. В следующий момент я подумала о Моте и душа защемила, а сердце заплакало.
Потом подумала о Таньке и обнаружила, что в душе появилось новое ощущение,  душа как-то заныла и я почувствовала какую-то пустоту. Не боль из-за разочарования и утраты подруги, а именно пустоту. Впоследствии я ещё не раз буду анализировать и ситуацию, и свои эмоции. В том числе переосмыслю свои оценки и откажусь от некоторых из них, признав, что слишком долго не замечала явных признаков потребительского отношения Таньки к нашей дружбе. А если бы заметила и осознала раньше, то дело не дошло бы до вчерашнего дня и того разочарования, которое накрыло меня волной бурных эмоций.
Я всё ещё стояла на прикроватном коврике, а мысли носились в моей голове и шарахались от стенок черепной коробки так, что меня пошатывало из стороны в сторону.
Я обхватила голову обеими руками, вдела ноги в мягкие тапки бледно-розового цвета с выбитым рисунком фламинго, у которого почему-то серое пушистое тельце. Почему у фламинго тельце серого цвета? Не знаю. Может, молоденькая птичка была до того, как попасть на мои тапки.
Постояв ещё несколько секунд в таком положении, я почувствовала некоторое успокоение и отправилась в кухню. Милый глазу и душе интерьер кухни в стиле прованс меня успокоил почти окончательно, мысли стали упорядочиваться и укладываться в список по пунктам. Выпив чаю «2001 ночь», я окончательно пришла в себя и только после этого набрала номер Моти.
Мотя ответила радостным бодрым голосом, хотя было, оказывается действительно раннее утро - 6 часов. Оказалось, что она ещё не ложилась спать, часов не наблюдала, поскольку со вчерашнего вечера пребывала в эйфории по поводу одного события.
Событие было настолько волнительное, удивительное, неожиданное, что Мотя порывалась приехать ко мне сразу же, как только о нём узнала, но общественный транспорт уже не ходил, на такси у неё не было налички, про возможность оплатить такси картой не сообразила.
Не сообразила также позвонить, чтобы ошарашить меня своим известием, которое, безусловно, стоило того.
Заслышав в трубке радостный голос Моти и наметившуюся скороговорку изложения её новости, зная, что изложение будет путанным, долгим и до самой сути дело может не дойти вовсе, я невежливо прервала Мотю.
- Мотя, бери такси и лети мухой ко мне. Всё расскажешь в подробностях. Обещаю слушать столько долго, сколько тебе потребуется. Вызываю тебе такси.
В ответ услышала радостный визг:
- Лёлик, Цветик, Душенька! Лечу!!!!
Через полчаса Мотя была у моих дверей, ошарашила меня прямо с порога, не успев войти в квартиру и упасть в мои объятия.
Такой возбуждённой я не видела Мотю с того момента, как ей дали подержать новорожденную малышку в доме ребёнка, где мы в студенчестве подрабатывали санитарками.
А новость у Моти была такая: Мотя беременна.
Я онемела и покачнулась как под тяжестью Мотиного тела, так и под воздействием новости.
Как так, Мотя беременна?! Личной жизни нет, откуда беременность?! Мысли, что Мотя что-то напутала, у меня не возникло. Не могла Мотя ничего напутать, потому что сама акушер-гинеколог, генетик, доктор медицинских наук и трудится в центре репродукции человека в НИИ с соответствующим названием – акушерства, гинекологии и репродуктологии.
Следующее известие было ещё более ошеломительным. У Моти будет двойня!
В моей голове мысли жужжали, как пчёлы на пасеке в погожий летний день. Что это за тематическая связь сегодняшних новостей со вчерашними? Это заговор двух моих самых близких подруг и Танькин замысел сработал до того, как она мне сообщила о своём плане? А то, что было вчера, это спектакль погорелого театра для одной легковерной идиотки? Но зачем?! И на Мотю это совсем не похоже, интриги – это не её ремесло. Значит, у Моти всё честно.
Я отцепилась от Моти, встряхнула её за плечи:
- Мотря, успокойся! Иди в душ, освежись, сейчас принесу полотенце.
Мотя скрылась в ванной комнате, улыбка распирала её рот до ушей, глаза блестели. Впору было ставить диагноз, но психиатрия не моя специальность.
Я немного отвлеклась от Моти, вернулась в спальню, заправила постель и сменила пижаму на домашнее платье-майку, выбрала большую махровую простыню и полотенца для Моти.
Когда я вошла в ванную, то увидела Мотю с блаженным выражением лица и закрытыми глазами, возлежащую в ванне с бирюзовой водой и белой пеной. Какая может быть ванна в её положении? И когда только успела приготовить ванну! Но Мотя не просто блаженствовала в  ванне, она спала…
Я села на край ванны, окунула пальцы в воду и удивилась температуре воды: вода была чуть теплой, почти прохладной. Убедившись, что температура воды не опасна для здоровья, решила не будить Мотю. Пусть хоть так поспит и, буду надеяться, немного придёт в себя. Иначе мне не услышать складного рассказа о зачатии и беременности подруги, которая оказалась такой тихушницей, что ни разу не обмолвилась о происходящем с ней.
«Ну, ладно» – подумала я. Мотя знает, что делает. Подожду ещё немного и разбужу, вытащу из ванны, укутаю в махровую простыню, напою чаем «2001 ночь» и буду её слушать.
Ждать пришлось не долго. Мотя почуяла моё присутствие или остывающую воду, очнулась ото сна, открыла глаза, широчайше улыбнулась и с мурлыканьем стала выползать из ванны, опираясь на мои хрупкие плечи.
Я её с трудом удерживала, слушая её бесконечное: «Лёля-Лёлечка, Душечка, ну как же хорошо!!!». Далее по плану: я укутала Мотю в махровую простыню, намотала тюрбан из полотенца на мокрые волосы, помогла вытереть ноги и всунуть их в Мотины тапки, которые находились у меня на постоянной основе. 
Мы прошли в кухню. Я заварила свежий любимый чай в красивый заварочный чайник из сервиза, достала красивые чашки, поставила на стол красивую тарелку с миниатюрными пироженками «Ленинградский набор» из Метрополя.
- Слушаю тебя внимательно, Матрёна Октавиевна! Излагай по порядку историю своей беременности, начиная с идеи зачатия. Идея твоя или навеяна извне?
Мотя запричитала скороговоркой:
- Лёля, Лёлечка, ты только не сердись, Душенька, не сердись, пожалуйста! Идея моя, но, не буду отрицать,  возникла она не сейчас, не случайно и не на пустом месте. Я всё-таки профессионал! Татка…
Тут я не выдержала, не дала ей договорить и оборвала её на полуслове:
- Татка меня не интересует. Сейчас меня интересуешь ты и только ты. О Татке разговор будет позже.
Мотя взмолилась:
- Лёлечка, это и есть по порядку, почти с самого начала.  Ты только не перебивай меня. А Татка с её проблемой была спусковым механизмом, триггером.
И Мотя продолжила:
- Помнишь, встречу Нового 2016 года? Тогда Татка не смогла приехать и мы встречали Новый год вдвоём. А потом она с Серёгой подтянулись часам к 2-м ночи совершенно неожиданно. Татка была немного не в форме – бледная, замученная  какая-то, но зачем-то хорохорилась и жалобно посматривала на Серёгу. А Серёга, не известно почему, был строг с ней.
Мы тогда подумали с тобой, что это «погремушки в избушке», которые в каждой семье свои, и, если потребуется Таньке, то она потом поделится с нами этими «погремушками». Но в одиночку я предположила по её хабитусу, что именно с ней произошло, и ожидала, что вот-вот она обратится ко мне за специализированной квалифицированной помощью.
Так и случилось. Она обратилась и поделилась через две недели, когда пришла ко мне на приём по записи, как рядовая пациентка, не предупредив заранее.
Лёля, я не могла тебе рассказать об этом, ты должна меня понять, врачебная тайна. Я думала, что Татка сама тебе расскажет. Я думала, что ты в курсе. А не обсуждаем мы это потому, что тема деликатная.
Лёля, ты знала что-нибудь о Таткиной проблеме? Вижу, не знала…
Не наше дело обсуждать и осуждать кого-либо, но делать выводы надо.
Вот я и сделала вывод. На первый взгляд может показаться, что вывод не логичный. Но это на первый взгляд. За выводом последовало решение и – Voila! Дело сделано!
Решение ни с кем не обсуждала, ты уж меня извини. Ты же знаешь, Лёлик, какая я суеверная. ЭКО – дело не быстрое, не простое. Много официальных препятствий преодолела. Всё это позади, а результат – сначала две полоски, а вслед за этим объективное подтверждение двойни! Вот этим я с тобой и делюсь, Лёлечка-Душенька.

Закончив своё повествование, Мотя принялась пить чай с пироженками, а я сидела, как пригвождённая, медленно приходя в себя. Как много вопросов я могла бы задать Моте! Но не задала ни одного. Если захочет, то сама расскажет. Предположить все мои вопросы было не трудно.

Допив вторую чашку чаю и съев практически все пироженки, Мотя вспомнила о моём присутствии и засмеялась:
- Знаю, Лёлик, знаю, о чём хочешь спросить. Но, милая моя подруженька, мой ответ тебя ещё больше повергнет в смятение. Предлагаю перенести вопросы и ответы на как-нибудь потом. А сейчас порадуйся за меня и поверь, я всё сделала правильно.

Мне ничего не оставалось, как согласиться с Мотей, и я сказала:
- На потом, так на потом. Я очень рада твоему счастью, которым ты светишься. И, если нет никаких других сюрпризов для меня, мы вдвоём с тобой справимся со всем тем, что уготовила тебе судьба.

Я понимала, что Мотя исходила не только из идеи уготованного судьбой предназначения. Я предположила, кто мог бы быть отцом её двойни, кто будут дедушкой и бабушкой малышей, кроме папы Октавия и мамы Вали. В последующем оказалось, что моё предположение было верным. Да и невозможно было ошибиться в предположениях, если речь идёт о любви и генетиках-репродуктологах…

А про Таньку и её, в сущности, предательство нашей дружбы я ни разу не вспомнила и не стала рассказывать Моте ни в это воскресенье, ни потом, никогда.

Мотя родила в срок прекрасных Дорофея и Матрёну. Дедушки и бабушки, как и положено, боготворят внучат. А у внучат в неполные три года уже видны задатки талантов обоих семейств – Мотя-младшая осваивает скрипку, а Дороня – фонендоскоп.

Записано по моим отчётливым воспоминаниям верно.
19.06.2020 г.