Предсказ

Андрей Беляков

ПРЕДСКАЗ

Деревню ту, что Михайловкой звалась, решено было расселить лет 10 назад. Жить в ней стало крайне некомфортно и затруднительно. Вот и попала она в проект оптимизации труднодоступных населенных пунктов. От тракта до нее 60 километров по грунтовой дороге, разбитой лесовозами и другой тяжелой техникой. Лес деловой повырубали да повывозили, и жить в ней, повторюсь, стало нецелесообразно. Типичная картина нашей необъятной Родины. Еще каких-нибудь лет 20-30 — и после Урала жить везде станет невыгодно. Ну, разве что у вышек нефтяных да трубопроводов, да и то вахтовым методом. Но речь не об этом. Так вот, дорога эта за 10 лет пришла в такую негодность, что проехать туда можно теперь только на ГАЗ-66 или специально подготовленной машине. А зачем туда вообще ездить? — спросите вы. Ну, так там первоклассная охота и рыбалка, а еще Михалыч живет, единственный местный житель, который отказался переселяться. Вот и проживает теперь в гордом одиночестве, огород возделывает и никуда не выезжает совсем, потому как нет у него своего личного транспорта, а связь с внешним миром поддерживает через таких вот, как мы, рыбаков и искателей приключений. Заказы его мы исправно исполняем, а он принимает нас по-хозяйски так — банька там, все дела, а банька-то, она просто необходима после нескольких дней рыбалки да шатаний по тайге. После нее словно вновь на свет возрождаешься. Так что сильно-то и не нужен ему этот мир, что внешним зовется...

Мы — это я и трое моих друзей: Дима, картенгист, любитель автомобилей и заядлый охотник; Андрей — этот рыбак до мозга костей, ну и Олег, деревенский парень, который и рассказал мне о Михайловке и Михалыче и о рыбалке в этих местах. А я позвал друзей, так и образовалась наша компания по интересам. Были и другие, но вскоре они отсеялись, столкнувшись с трудностями. Дорога просто никакая, разбитая вся и тяжелая. Эти 60 километров даются ой как нелегко. Их еле преодолеваешь за 8-10 часов — лебедка, домкраты, грязь, бензопила с лесоповалами; испытаешь и опробуешь все, и чего только не насмотришься — не буду описывать подробности, скажу лишь одно: бывало, люди даже плакали от бессилия. Осталось, короче, нас четверо; так мы и сдружились, так и ездим теперь вместе. Больше о дороге не буду, речь совсем о другом в рассказе, но если только о встречах на дороге той упомянуть. Когда встречаешь людей на 30-ом, 40-ом километре — ты туда, а они обратно, — это что-то! Смотришь в их глаза, а они горят, как и у тебя. У тебя — в предвкушении, у них — от удовлетворения. У тебя пока есть все, ты из внешнего, — водка, деликатесы; у них — соль, оставшиеся патроны, улов, но главное — информация о местах, где клюет, где много птицы и где видели дичь покрупнее. А это дорогого стоит, дороже, чем деликатесы из внешнего. Очень, очень важные и теплые встречи и обмены...

В Михайловку обычно выезжаем рано, рано утром, чтобы добраться туда не слишком поздно; в 90 % случаев нам это удается. Вот и в этот раз у нас

получилось. Когда мы заехали в эту деревню, время на часах было 18:07. Уставшие, грязные, но счастливые, подъехали мы к дому Михалыча. Тот вышел из ограды, на вид ему лет 60-65, еще не старик, но жизнь отшельника наложила уж свои отпечатки. Я на миг представил его в большом современном мегаполисе — невозможная картина, смешная и глупая, и я отогнал от себя эти мысли. Здесь его место, здесь он хозяин. Определился человек, да Бог ему судья, не нам его обсуждать.

— Здорово, Михалыч!

— И вам не хворать. Добрались, значит. Папиросы привезли?

— Обижаешь.

— Ну и ладно. Располагайтесь с дороги, пойду баню проверю да печь в доме затоплю; поужинаем, побеседуем — но после, сначала в баню.

— Чем помочь, Михалыч?

— Помочь? Так найдем сейчас работу, были б руки, — и он принялся раздавать указания.

Спустя два часа, может чуть больше, баня была готова. Дима нарубил дров и натаскал из колодца в дом воды; Андрей у нас кашевар, он помогал Михалычу с ужином, а я с Олегом занимались лодками. Баня у Михалыча чудная, усталость как рукой сняло, веники березовые — просто песня! После бани я впервые в этот день зашел к нему в дом. Пахло мясом, оно тушилось с картошкой-скороспелкой в двух чугунках на печи, зелень с огорода на столе, а еще прошлогодние соления и маринованные грибы и водка, водка в ведре с ледяной водой из колодца. Андрей и хозяин постарались на славу, ради таких минут стоило сюда добираться. После бани легкость во всем теле, и желудок напомнил о себе, а еще хочется уже выпить, сесть так всем за стол и выпить.

Андрей ухватом достал чугунки с печи и поставил на стол; выглядело все очень аппетитно. Чугунки источали легкий дымок, щекоча нос и дразня бедный желудок. Дима принялся разливать; стаканы граненые, стеклянные — кто-то завез, наверное, раньше я их у Михалыча не видел.

— Давно у тебя гости-то были?

— Да на прошлой неделе заглядывали рыбаки.

— На прошлой, это хорошо, успокоилась рыба, соскучилась, давно никто ее не тревожил.

Выпили, поели и снова выпили. Когда голоден — кажется, что съешь все, на самом деле сытость наступает быстро; кто-то вышел перекурить, захотелость поговорить.

— Михалыч, расскажи что-нибудь.

— Так спрашивайте, молодежь, что интересует?

— Только про животных не надо, а то ты прошлый раз нам про медведицу рассказал, как она к тебе пришла просить помощи,

вытащить из сетей медвежонка, так у нас вся охота на охоту потом пропала.

— Ну, так че рассказать-то?

— О, а про любовь истории знаешь? — спросил Дима.

— А она есть вообще, любовь? — усомнился Андрей.

— Наливайте, молодежь, выпьем еще разок; любовь есть — как ее может не быть.

Выпили.

Михалыч оживился.

— Странно даже, — обратился он к Андрею, — Такой молодой, а сомневаешься. Впрочем, не встретил еще, это понятно. Ты посмотри вокруг — травинка к травинке, листочек к листочку, а как птицы весной вьют гнезда, а глухарь как токует, тебе ли не знать? Ты ж не первый день в тайге.

— Так то инстикт к размножению, — упирался Андрей.

— Инстинкт, говоришь? По-твоему любовь только у людей разумных, что ль?

— По-моему, я не знаю, Михалыч.

— Есть любовь, и у зверей, и улюдей, и даже у тех, кого Бог умом не наделил. Я это точно знаю, сам свидетелем был.

— Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее, — разливая, улыбнулся Дмитрий.

Выпили.

— Жила в нашей деревне девушка одна, все при ней было — коса большая, толстая и густая, волосы русые, загляденье одно. Глаза синие-синие, ресницы длинные, а брови черные, — красавица, глаз не отвести.

Я посмотрел на ребят, все молчали и внимательно слушали. И тепло так, хорошо стало внутри — то ли от водки, то ли от уюта, что все мы вместе здесь сидим и слушаем рассказ Михалыча, что впереди будет что-то интересное, у него других не бывает.

А он продолжил:

— Но было одно «но» — не дал Бог ума такой красавице, все при ней, а вот ума, увы, не дал...

— Че, прям совсем дура, что ли? — не выдержал Андрей.

— Ну, конечно, не совсем, но при разговоре видно, заметно, короче. Так-то добрый человек, искренний, но в глаза бросается, а женщине с этим сложно, тяжелее, чем мужчине, кто такую замуж возьмет? А ей еще, как назло, Егор приглянулся, первый парень на деревне. Все девки по нему сохли, и Ольга в том числе. Оля ее звали, как сейчас помню, да... Оля.

В избе воцарилось молчание, лишь в печке потрескивали угли.

— Надо бы дверь приоткрыть, жарко спать будет, натопили мы с тобой, — обратился Михалыч к Андрею.

— Ну, дальше-то что? — не выдержал тот.

Михалыч словно вернулся из забытья. Дима молча разлил.

Выпили.

— Ну, так вот, выбрала себе любого, хотя, наверное, как выбрала — сердцу разве прикажешь. Любовь-то она нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь, как в песне той. Знаки внимания стала ему оказывать — то пирожков напечет и бежит к нему угощать, то ягоды с лесу принесет. Он отказывался первое время, ну как тут устоишь — она ж искренне. Стал брать, чтоб не обидеть девчонку. А она и рада стараться — то грибов из лесу притащит, а то и пирог целый испечет.

— А у него-то, Егора этого, девушка была? — спросил Андрей.

— У него-то? Ну, а как не быть, говорю же, первым парнем был, и девушка была, Марьей звали, и желающие ее место занять тоже были. Они-то и дразнили Ольгу, посмеивались над ней, да козни разные строили. — Михалыч закурил папиросу и снова замолчал.

— Ну дальше-то что? — не выдержал Андрей.

— Дальше? А что дальше — так и жили. Кто смеялся, кто жалел, а кто-то понимал. Ну, любовь ее искренняя была. Бывало, завидит Егора — глаза светятся, улыбка на лице. Вот что ей от него надо было? Ничего, просто любила.

— Михалыч, а к Марье она не ревновала? — Андрей проникся рассказом.

— Да нет, не ревновала, она добрая была, а Марья умная, на рожон не лезла никогда. Долго это продолжалось, а потом Егора в армию забрали. Ну что, молодежь, еще по одной? Вы завтра рано отплываете?

— По одной для сна можно, часов в семь стартанем, — согласился Олег.

Дима принялся разливать.

Мне было так хорошо, тело после бани и водки разомлело, хотелось уже спать, и только нетерпеливый Андрей все никак не мог успокоиться.

— Дальше-то что, Михалыч?

— Дальше — он с армии вернулся, а Ольга первая его встречала. Откуда только прознала. Он рано утром до деревни добрался, а она с цветами, всю ночь, что ли, караулила?

— Какая ж она дурочка? По твоему рассказу, таких еще поискать нужно, — не сдержался Андрей.

Выпили.

— И началось снова — пирожки, котлетки. А через год Егор и Марья свадьбу сыграли. — Михалыч посмотрел на Андрея.

— А Ольга-то что? — снова не удержался тот.

— Ольга? Убивалась сильно, а потом ушла в лес и сгинула. Месяц ходили ее всей деревней искать, так и не нашли. Кто что говорил — что утопла или зверь какой напал; знаете ведь, как в тайге — одному не с руки, тем более без ружьишка. А потом слухи пошли, что видели ее — рано-рано утром предстает перед тобой на рассвете, люди пугаются, но знак хороший — значит, скоро встретишь свою суженую иди суженого.

— Нет уж, не надо нам таких знаков, упаси Господи, — заметил Дима.

— А Егор и Марья с деревни съехали, да и правильно это. Им жизнь свою надо было строить, детей рожать да ростить, а на таком разве ж построишь?

Все молчали.

Первым нарушил тишину Дима:

— Ну, ты вечно как расскажешь что-нибудь, страшно теперь в тайгу идти. Ты-то ее видел?

— Ольгу что ль?

— Да.

— А мне-то че ее встречать, я со своей Тамарой, царство ей небесное, уже жил тогда. Говорю же, предстает только перед теми, кому суждено любовь свою встретить. Ну че, укладываться будем? Утро-то, оно вечера всегда мудренее.

— Да, Михалыч, — все сокрушался Андрей. — Как спать-то теперь? Может, повеселей что знаешь? Расскажи перед сном.

— Повеселей? Ну, следующий раз вспомню. Все, спать давайте, — и он задул две свои керосинки.

...По-моему, на третий день рыбалки это случилось или на четвертый, — сейчас не вспомню, да это и не важно. Проснулся я в палатке, посмотрел на часы — еще пяти не было. Сыро, и пар изо рта идет, ночью дождь был. Вылез из теплого спальника и сразу холод почувствовал. Август на дворе, по утрам уже прохладно. Смотрю — Андрей уже не спит, костер разжег и чайник пристраивает. Светает, но солнце еще не взошло.

— Ты че не спишь-то?

— Да сон приснился, не поверишь.

Над речкой туман, и лишь редкие птицы уже завели свой переклик. Я подсел на чурку, рядом с другом у костра.

— Ольга приснилась, ну та, про которую Михалыч рассказывал. Так явно,как на самом деле. Будто бы я в туалет по-маленькому из палатки вылез, а она стоит на противоположном берегу, улыбается. Проснулся весь в холодном поту и больше уснуть не смог.

У меня от слов Андрея тоже мурашки по коже пробежали, но я не подал вида и стал успокаивать друга.

— Да брось ты, Андрюха, глупости это все. Че, Михалыча, что ли, не знаешь, как выдумает че.

Так мы и сидели у костра вдвоем, пока не проснулись остальные, пили чай да подбадривали друг друга, а сами все косились на противоположный берег, боясь увидеть там Ольгу...

Ну, а что самое интересное — через месяц Андрей встретил любовь свою, а через год они поженились; Верой ее зовут, жену его.