Инстинкт Убийцы 2. Глава 3. 4

4
Наконец-то одна! О, как же долго она ждала этого момента. Она перенесла вино и вазу с орехами и фруктами в большую комнату, поставила все на столик возле камина и устроилась в кресле, она могла бы разжечь камин, но в номере было тепло, да и не сочетался свет огня с дневным светом, лучше она сделает это вечером. Дверь на веранду она закрыла, но отдернула занавески, чтобы видеть небо и сад. Она рассчитывала выпить вина и немного подремать перед ужином, она ведь почти не спала, но вместо этого достала из сумки ноутбук и снова вернулась в кресло.
 - Нет покоя грешным, - пробормотала она, делая маленький глоток.
Пальцы забегали по клавишам, а через минуту с экрана на нее из-под тяжелых век смотрело усталое и хитрое лицо ее жертвы. Семен Робинович, больше известный как Роби – и хотя сокращение от фамилии читалось бы как Раби, никто и никогда его так не называл, он всегда был Роби, и никак по-другому – имел слишком много морщин для 46-тилетнего мужчины, видимо, сказалась напряженная и опасная жизнь, которую он вел с 17 лет. Он был почти лыс, волосы тоже стали жертвой его карьеры, как и жена, и трое детей, хотя, с волосами, скорее всего, расправились гены, а вот с семьей – конкуренты.
В 35 лет став вдовцом, Роби с тех самых пор полностью посвятил себя любимому делу – продавал оружие всем и каждому, кто хорошо платил и мог стать потенциальным постоянным клиентом. Он никогда не продавал одиночные стволы, только партии, и никогда не продавал мелким и ненадежным группировкам – какой смысл тратить на них время и усилия, если через месяц, максимум год, они перебесятся и разобьются на психов-одиночек, либо будут уничтожены властями. Нет, он всегда играл по-крупному, если уж он пробивал себе дорогу, то рассчитывал ходить по ней как миму несколько раз, поэтому слух о том, что он продает оружие какой-то группировке или какому-то лидеру, уже говорило о некой солидности этой организации, все знали – Роби с мелочевкой не связывается. Так было в Мексике, он долго налаживал этот канал, зато многие годы клан Густаво Барэрры (вымышл.) буквально правил этой страной, утверждая власть его оружием. Густаво продержался почти 10 лет, а потом пустил себе пулю в лоб, опять же из пистолета, который купил у Роби. Веселая штука - жизнь.
Конечно, у него было много врагов, и конечно, каждый хотя бы раз пытался избавится от сильного конкурента, многие из них канули в Лету, а Роби жил и работал, и предпочитал не вспоминать о тех, кто пытался когда-то его убить. На душе у него было легко, кошмары не мучили его по ночам, лица бывших соперников не являлись в часы бессонницы, да и самой бессонницы у него никогда не было. Может, все потому, что за свою долгую и пеструю жизнь он не убил ни одного человека. Своими руками не убил, в этом он мог поклясться самому Господу. Зато с легкостью, граничащей с безразличием, отдавал приказы, и жизни его бывших конкурентов обрывались как тонкие нити, но сам-то он был чист. Он всегда верил только в факты, а факты как раз и говорили, что он – чист. Разве на его руках была хоть чья-то кровь? Нет. А разве он хоть раз приставил к чьему-то горлу нож, или к виску пистолет? Нет. Значит, факт есть факт, он не убийца, а это самый тяжкий грех. А то, что из его оружия убивают людей, так что? Не он его создал, не он приказал людям ненавидеть друг друга, не он научил их убивать, раз на то пошло, лично он смерти никому не желал, так что с него и взятки гладки. Да и виноват ли он в том, что в человеческой природе заложена тяга к убийству, ведь это Бог, а не он, создал людей, да еще и по Своему образу и подобию.
А этот невидимый комплекс вины, моральный аспект его бизнеса, так сказать, сам он в это никогда не верил – в морали нет фактов, нет доказательств, одни лишь фантазии и домыслы. Нет, он всегда был бизнесменом, верящим лишь в цифры и достоверные, доказанные выводы. Да и зазорно ли быть убийцей в мире, где сам Создатель – самый большой и самый кровавый убийца, дошедший в своем безумном кровавом пире до того, что не просто убил собственного сына, а еще смотрел на его мучения откуда-то свысока.
Да-а, и в этом мире кто-то еще говорит о добродетели? Кто, люди, которые поклоняются своему кровавому Богу? Может, поэтому Он и наложил запрет на убийство, сделав его самым тяжким грехом? Все просто: лишь избранным дано право получать высшие удовольствия, но не простым смертным. За это Он карает, как и любой тиран, на чьи владения посягнут букашки, которыми он правит. Так всегда считал Роби, но так как он был человеком осторожным, от греха подальше он сам никого не убивал, да и не хотелось ему забирать своими руками чью-то жизнь, никакого удовольствия он в этом не видел. А вот его клиенты этим кайфом только и жили, что ж, у каждого свой наркотик, а он всего лишь простой бизнесмен – есть спрос, значит, будет и предложение. Он был нужен миру, он это чувствовал, поэтому смерть так долго обходила его стороной, такие, как он – санитары леса, ведь только у людей нет в природе врагов, кроме себя самих, вот и приходится как-то самим контролировать численность, поголовье скота, так сказать.
Он вырос в деревне недалеко от Байкальского заповедника, и еще тогда узнал, как опытный лесник контролирует равновесие в свих угодьях, сам он крайне редко берет ружье и идет отстреливать расплодившихся волков, например. Для этого есть те, кто это любит, да еще за это платит – охотники, таким образом, лесник не только получает деньги, но и избавляет себя от многочасовых блужданий по холодному лесу, от сидения в засаде по полдня и от трудного преследования. Вот это Роби называл «жить с умом», не пачкаться самому, а делать деньги на тех, кто жить не может без грязи.
Сам он к оружию был равнодушен, совершенно не понимая своих клиентов, которые млели от редких ножей или суперсовременных автоматов, лично он млел от денег и от того, что за них можно было купить. Лишь одно было общее у его слабости и слабости его клиентов – и деньги, и оружие несли с собой власть. Были на свете двери, которые открывали деньги, были те, что открывались только выстрелами, но, так или иначе, деньги и стволы были не чем иным, как универсальными отмычками.
В схватке побеждает тот, у кого пистолет. Где он это слышал? Он уже не помнил, может, в одном из ковбойских фильмов про Дикий Запад? Но фраза запала ему в душу, ведь в этом «добром» мире кровавого Бога всегда идет война, и всегда побеждает тот, у кого пистолет. Образно говоря.
Поэтому он и занялся оружием, не от любви к нему, а потому, что на него всегда был, есть и будет спрос, а это главное для торговца. За свою жизнь он много чего продавал, он родился коммерсантом, но всегда были какие-то негативные факторы: мода, финансовое положении страны, какие-то социальные веяния, а он всегда стремился к идеалу, искал товар, который будет нужен всегда. А что люди хотят и будут хотеть всегда? Не компьютерные игры, не красивую мебель, не путевки в экзотические страны, нет, люди всегда хотят лишь три вещи: жрать, трахаться и убивать. Продуктовые магазины он даже не рассматривал, бизнес на половом влечении был слишком трудным и слишком опасным, он давно усвоил, что то, что касается людей – обречено на крах, да и прибыли не те.
Оставалось оружие. Стволы не гниют, как продукты, ими невозможно отравиться и поднять шумиху, они не болеют СПИДом и не сбегают, чтобы потом привести полицию, это не работа с людьми, это – идеальный товар, который всегда хотят и за который хорошо платят. Вот так он и нашел себя, продав свой первый ствол еще будучи гражданином Советского Союза, ему было тогда чуть больше 30. А так как Роби всегда был человеком осторожным, его дела на новом поприще быстро пошли в гору, по этой же причине он навсегда покинул Россию, сделав просто сказочное состояние на беспредельных криминальных войнах 90-х, когда у каждого мужчины был пистолет, и каждый входил в какую-либо бандитскую группировку.
Сначала он кочевал по Европе, но осторожность и любовь к комфорту заставили его икать постоянное теплое местечко, да и конкуренты начали садиться на хвост, тогда-то он и уехал в Страну Мечты, Страну Неограниченных Возможностей, и с тех пор редко покидал пределы США. Ему там нравилось, там все было проще, потому что вся жизнь опиралась на факты, а факты он любил. Там люди не умели выживать, зато умели жить, а на родине все было наоборот, имея все, жить люди так и не научились, зато любимой игрой была игра на выживание. Роби устал выживать, он хотел жить, наслаждаясь тем, что могли дать ему деньги, в России же миллионы не облегчали, а наоборот, делали жизнь невыносимой, в этой стране лучше всего было быть нищим, удобнее и безопаснее. А Роби так жить не хотел.
Он крайне редко покидал американский континент, обычно все его клиенты жили и убивали там же, а если Роби находил партнера где-то за океаном, обычно встреча проходила на нейтральной территории, на каких-нибудь островах или яхтах. Видно, дело того стоит, раз он решился сунуться в Европу, подумала Фатима, снова и снова перечитывая файл, что-то она почерпнула из него, что-то из слухов, а что-то прочитала по лицу. Всего одну ночь этот «свободный бизнесмен», как он себя называл, будет в Праге, и всего несколько часов в посольстве, и она не должна упустить время.
Что это за организация такая, если сам Роби решил прилететь ради того, чтобы продать им оружие? Фатима никогда не лезла в политику, ее это не касалось, но она влезла в это дело, поэтому имела полное право знать, какие силы крутятся вокруг нее и объекта. В интернете ничего о «Нашей Чехии» не было, но она слышала, что парочку громких акций эти клоуны уже устроили, и хотя на улицах можно было увидеть сотни марширующих молодых людей с плакатами, корни этой группировки уходили очень глубоко, и чего на самом деле хотели вожди «Нашей Чехии», не знал никто, как, впрочем, и самих вождей.
Лично Фатима всегда считала, что все эти террористы похожи в одном – им плевать на всё, просто кучка психов хочет поразбойничать, а лозунги и идеология не больше, чем шелуха, просто, как человеку нужен костюм, так и этим организациям нужно прикрытие.
А вот кто и зачем организовывал психов в одну маленькую армию – это уже интересный и опасный вопрос. Кто-то создал «Нашу Чехию», кому-то это было надо, и эти люди или человек представляет собой немалую силу, раз сам Роби прилетает, чтобы не потерять такого клиента. Она не хотела иметь никаких дел с лидерами этих психов, ее дело – убрать Робиновича, а дальше пусть большие боссы сами делят улов.
Она нажала кнопку, и фотографию Роби сменила другая, на ней был изображен высокий худощавый господин, полная противоположность Роби. У него были мелкие черты лица и зачесанная на пробор волнистая шевелюра, на фото он протягивал кому-то руку, тонкую и длинную, как и весь его силуэт. Алексей Лазарев, российский дипломат и по совместительству канал, через который «Наша Чехия» купит оружие у Роби, его трогать было нельзя, клиент специально сделал акцент на то, что Лазарев ни в коем случае не должен пострадать. И это при том, что они наверняка весь вечер будут тереться друг с другом, как молодые любовнички.
Да, в веселенькую историю она влезла, причем по собственному желанию. Надо было не просто попасть в посольство на этот бал, надо было еще как-то отсечь Роби от остальных, прежде всего от Лазарева, убить, а потом еще выбраться оттуда. Было над чем подумать.
Как попасть на этот бал, если приглашения раздают строго по спискам, и проверяют чуть ли не по отпечаткам пальцев? Подделать их тоже не получится, на каждом стоит особая голографическая наклейка и подпись генерального секретаря международной дипмиссии. Даже Пророк тут бессилен. Придется с черного хода, подумала Фатима, но эта мысль не казалось спасительной, такие заведения слишком хорошо охраняют, слишком много там важных людей, и слишком многие желают смерти этим людям. Но как-то же туда можно попасть, нет ничего невозможного, и раз она взялась за это дело, значит, найдет путь, так было и так будет.
 - Судьба, - прошептала она, глядя на фото Лазарева, на его лучезарную фальшивую улыбку, - если пришло твое время, Семен Робинович, Судьба откроет мне двери.
В противном случае, она закончит карьеру и наконец будет свободна, у нее есть деньги, есть сын, может, и пора бы уже успокоиться. Но последнее слово скажет как всегда Судьба.
Она закрыла ноутбук и отложила в сторону, надо отдохнуть, завтра с утра начнется ее гонка за ключиком от посольства. Она откинула голову на спинку кресла и просто сидела в тишине, обдумывая свое новое дело, ее прервали лишь один раз – позвонил Ян, сообщил, что они завтра идут в поход. Я тоже, подумала Фатима, я тоже иду в поход за своим трофеем.
Они быстро распрощались, мальчику действительно понравилось в лагере, там было весело и интересно, поэтому долго он не занимал телефон. Поговорив с сыном, Фатима снова откинулась на спинку, радуясь, что он не заметил, какая она была рассеянная, в другой день он бы точно спросил, о чем она думает, «мам, о чем ты так трудно думаешь?», обычно говорил он с задумчивым лицом, и это ее всегда смешило. А сегодня его не было рядом, чтобы увидеть ее далекий взгляд и напряженное лицо, сегодня он был далеко, и ему там было весело, так как никогда не бывает с ней. Она снова ощутила укол ревности и вины, а еще какое-то отчаяние и бессилие. Рано или поздно он уйдет, и каким бы близким другом она ему ни стала, он вырастет и мягко, но безвозвратно уберет ее с первого места в своей жизни. У него появится подруга, потом она станет женой, может быть, у них будут дети. А где же будет она? Снова станет одинокой?
Когда она думала об этом, точно зная, что это время все равно настанет, ей хотелось никогда больше не видеть Яна, просто исчезнуть, покинуть его первой, чтобы не испытать потом такое чувство потери, потом, когда она привыкнет к нему, привыкнет быть главной в его жизни. Она понимала, что это подло, и не знала, сможет ли так поступить с ним, но мысли такие были, и за это она тоже чувствовала вину.
Просто она знала, что такое потеря, знала, что такое быть покинутой, и поклялась когда-то, что больше никогда не позволит никому так поступить с ней. И если для этого надо не любить, она сможет. Но она не смогла.
Не открывая глаз, она просидела в кресле, пока сумерки не опустились на Прагу и не вытеснили из комнаты последний свет. Она думала о сыне, о том мужчине, чье имя дала малышу, а еще она думала о себе и своем месте в жизни. Впервые за много лет она думала о будущем, и ничего радостного в этих мыслях не было. Она думала о том, что счастье – мираж, еще один сладкий обман этого лживого и прогнившего мира, она думала, что в мире потерь нет места приобретениям, ибо все, что ты найдешь, рано или поздно уйдет от тебя. Думала о том, все кончается, кроме мук, что радость всегда короче, чем печаль, а «нет» всегда сильнее, чем «да». Она думала, что любое удовольствие всегда несет страдание, сейчас или потом, тебе или окружающим, и за все надо платить, причем слишком большую цену. Она думала, что самое страшное проклятие – думать. Потому что нет ничего страшнее истины.