Как началась война

 
 
 

   
                КАК  НАЧАЛАСЬ  ВОЙНА   
                (текст уточнен 25.5.2025)


                ОТ АВТОРА

      Эта статья о начале войны была написана в 2017 году, то есть после  выхода в свет  нескольких моих книг о тех далеких событиях.  День 22 июня 1941 г. врезался в мою память на всю жизнь. Его не зря называю Днем Памяти и Скорби. Разгром Красной армии в приграничном сражении   был настолько неожидан, а потери так велики, что эта рана в народной памяти не зажила до сих пор. А споры о причинах и виновниках трагедии не утихают до сих пор.
            Как профессиональный военный (высшее военное образование, 41 календарный год службы),  я в этих спорах  принимал самое активное участие. К тому же я, наряду со службой, многие десятки лет занимался выяснением  обстоятельства гибели   отца, командира артполка полковника Лопуховского Н. И., Который числился пропавшим без вести с в октябре 1941 г.   
       Многое о начале войны я узнал из его Доклада, который он представил командованию Западного фронта, который был рассекречен  по моему требованию только в 2007 г. Сразу замечу, что описываемые события с участием 120-го гап РГК, типичны и для частей и соединений других родов войск..

       Собранный в ходе  многолетнего поиска материал о   начальном периоде войны требовал выхода. При этом выяснились  сведения и факты, которые противоречили официальным взглядам. Их   анализ позволил сделать вывод, что  главной причиной поражения нашей армии в приграничном сражении в июне 1941 г.   была вовсе  не внезапность нападения Германии, как до сих пор считают многие. А неготовность Красной армии к той войне,  которую навязали  нашей стране Гитлер и  генералы  вермахта.
         Поражение было обусловлено  объективными факторами.  К ним  можно отнести,  прежде всего: реальное состояние мобилизационной и боевой и готовности  Красной армии, экономический уровень СССР и  система принятия важнейших решений.  Ошибки и просчеты, допущенные  военное- политическим руководством накануне и с началом войны, лишь усугубили масштабы поражений.  Заметим, что на основе дальнейшего развития тех же факторов стала неизбежной победа советского народа и его армии над нацистской Германией.

       Не все соглашаются с моими выводами. И это понятно. Людям, слабо знающим  военное дело, было трудно понять, почему    Красная армия, обладавшая огромными потенциальными возможностями, так бездарно проиграла пограничные сражения в начальный период войны. Ведь она была вполне боеспособной,  и в  отношении численности личного состава, вооружения и боевой техники.  Она мало в чем уступала вермахту, а по   количеству танков и самолетов, вопреки утверждению Сталина,  намного превосходила вермахт.

        Но никто из оппонентов  не смог до сих  опровергнуть  мои донне,   подтвержденные     ссылками на документы архивов.  О том,  что мои заключения и выводы заслуживают, как минимум, внимания, косвенно свидетельствует избрание меня Профессорам Академии военных наук в 2008 г. (хотя я критиковал и самого президента Академии).        Однако не все интересующие военной историей войны могут усвоить толстые книги, насыщенные номерами воинских соединений, различными цифрами, названиями населенных пунктов. Они хотели бы получить  краткий и  понятный , ответ на волнующие их вопросы. Это и побудило меня написать  статью «Как началась война», которая привлекла внимание читателей.
      
      Жизнь продолжалась. Дотошные исследователи вводили в научный оборот новые факты, дотоле скрываемые в спецхранах и «особых папках». В августе 2020 г.  я узнал  о  сообщении известного исследователя Чекунова С.Л., которое вносило ясность в споры об обстоятельствах появления известной Директивы Наркомата обороны с предупреждение войск приграничных округов о возможном нападении немце 22 июня. Чтобы довести ценные данные до читателей, я в 2021 г.   переработал свою статью.

      В  2024 г. я решил  вновь   переработать статью, чтобы усилить доказательность своих выводов. Прежде всего, избавился от ненужных подробностей, связанных с историей полка, которым командовал отец, и связанных с этим личных воспоминаний. За счет этого добавил новые разделы, где подробнее рассказываю о планах советского командования в связи с нарастающей угрозой войны. И, соответственно рассматриваю, как нацистская Германия готовилась к нападению на СССР. По ходу повествования добавил новые сведения о тогдашних событиях и более конкретно изловил свое мнение о причинах поражения.

        К сожалению, рамки статьи не позволяют нарисовать полную картину поражения и передать всю горечь наших утрат. Дело в том, что формат портала не позволяет использовать весьма интересные данные, изложенные в  таблицах и схемах боевых действий, и ссылки на них. Но читатели, кому понадобятся подробные данные по определенным вопросам, могут   бесплатно   скачать их   в интернете.

               
               
                НАКАНУНЕ.
               1. Планы советского командования  на случай войны

      С разгромом Польши нашими  непосредственными соседями стали Германия и ее будущие союзники. Начиная с 1940 года, в качестве основного вероятного противника стали рассматривать Германию и её союзников. В соответствии с этим следовало определить стратегические направления, на которых и сосредоточить основные силы Красной амии и флота. Протяженность общей границы с ними  от Балтики до Черного моря по прямой   составляла  примерно 1500 км. Вдоль неё были развернуты войска Особых военных округов: Ленинградского (ЛВО), ПрибОВО, Западного (ЗапОВО), Киевского (КОВО) и Одесского (ОдВО).

       В связи с переносом государственной границы на запад,  болотистый район реки Припять (Полесье) теперь целиком оказался на территории СССР, разделяя Западный театр военных действий (ТВД) на два разобщенных стратегических направления. Это затрудняло маневр силами и средствами вдоль фронта. По этому, учитывая слабо развитую транспортную систему   недостаточную   железных дорог, необходимо было заранее, ещё в мирное время решить, где сосредоточивать основные усилия – севернее или южнее Полесья.   В начале августа 1940 г. наркому С.К. Тимошенко был доложен новый оперативный план, в основу которого были положены оперативные расчеты начальника  Генштаба маршала Б.М. Шапошникова.
      
       Общий замысел действий базировался на предположении, что главный удар немцы могут нанести севернее Припятьских болот. Но это в корне противоречило взглядам Сталина, который после столь удачного присоединения утраченных территорий бывшей Российской империи, обладал непререкаемым авторитетом в военных и международных делах. Вождь, вопреки Генштабу, считал, что немцы обязательно захотят овладеть хлебом, углем и рудой Украины, необходимыми им для ведения длительной войны на Западе. Следовательно, именно это стратегическое направление и необходимо усиливать.
      
     19 августа   Б.М. Шапошников был заменен генералом армии К.А. Мерецковым. Под его руководством оперативный план был кардинально переработан, получив название «Соображения об основах стратегического развертывания вооружённых сил Советского Союза на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 годы». На Западном ТВД планировалось развернуть войска трех фронтов: Северо-Западного  (СЗФ), Западного (ЗапФ) и Юго-Западного (ЮЗФ).
      
      План предусматривал  два варианта стратегического развертывания на Западе. Согласно первому из них, главные силы Красной армии должны были действовать южнее Припятьских болот, имея главную задачу разгромить люблин-сандомирскую группировку немцев и отрезать Германию от Балкан, и прежде всего, от румынской нефти. Именно этот вариант считался основным. По второму варианту решающие сражения намечались севернее Брест-Литовска, где задачей советских войск ставилось: нанести поражение главным силам германской армии в пределах Восточной Пруссии и овладеть последней. В объяснительной записке к плану указывалось, что окончательное решение на развертывание будет зависеть от той политической обстановки, которая сложится к началу войны. Считалось, что разведка сумеет своевременно определить, где будут развертываться главные силы вражеской коалиции, и советское командование сможет уточнить  план развертывания своих главных сил.
        На этом основании оба варианта развертывания рассматривались, как равнозначные. Предполагалось, что боевые действия начнутся с активной обороны с задачей прикрытия мобилизации и сосредоточения главных сил советских войск. Это было не лучшее решение - продолжать сидеть  сразу на двух стульях, имея перед собой  более грозного противника, нежели Польша.
Однако в дальнейшем с учетом выдвижения туда войск из резерва Главного командования на юго-западном стратегическом направлении к началу войны было сосредоточено т 74,5 % всех соединений сухопутных войск и 88 % авиационных частей Западного ТВД. Завершить доработку плана стратегического развертывания Красной армии в Генштабе намечалось к 15 декабря. В округах соответствующую документацию должны были подготовить к 1 мая 1941 г.
        Выбор юго-западного стратегического направления в качестве главного стал фатальным просчётом политического (в первую очередь) и военного руководства страны. И заключался он  в неправильной оценке намерений противника. Это  стало одной из основных причин поражения наших войск в июне и летом 1941 года.         
         
          В целях проверки и уточнения нового плана стратегического развертывания и оперативных планов фронтов в конце декабря 1940-го – начале января 1941-го в Москве были проведены оперативно-стратегические сборы высшего командного состава Красной армии. В них участвовали свыше 270 человек, в число которых входили руководящий состав Наркомата обороны и Генштаба, начальники Центральных управлений, командующие, члены Военных советов и начальники штабов военных округов и армий, начальники военных академий, представители  родов и видов войск, а также командиры некоторых корпусов и дивизий.
        После окончания совещания  и празднования нового, 1941 года, под руководством наркома Тимошенко с целью отработки вариантов принятого оперативного плана были проведены две широкомасштабные оперативно-стратегические игры.  В обоих случаях, согласно исходным данным, нападение летом 1941 г. совершили «западные».
        Но действия по отражению «агрессии» в ходе обоих игр не отрабатывались. Общий сценарий конфликта предполагал, что за первые неделю-две  боевых  действий «западные» совместно с их союзниками, не завершив развертывания,  +Ы осуществив нападение на «восточных», сумели продвинуться вглубь их территории всего на 50-120 км.
   
      «Восточные» во главе с командующим ЗапОВО генералом Д.Г. Павловым, превосходившие «западных» по танкам в первой игре – в Восточные два с половиной раза, во второй – в три, по самолетам, соответственно, в 1,7 и 1,3 раза, нанеся мощные контрудары, отбрасывали войска «западных» в исходное положение или даже переносили боевые действия на вражескую территорию. И только с этого момента, собственно, и начинался на обеих играх розыгрыш «боевых действий», посвященных уже отработке наступательных операций «восточных».  Тем не менее «западные», возглавляемые Г.К. Жуковым, переиграли «восточных» (). В итоге Г.К. Жуков, несмотря на свои возражения,  был назначен начальником Генштаба.
      
     Таким образом, начальный период войны был полностью проигнорирован. Поэтому коренные изменения в характере действий противостоящих сторон в этот период (по опыту войны в Польше) так и не были учтены при планировании мероприятий по прикрытию госграницы и тем более при подготовке командных кадров, штабов и войск. Вообще, игры, вопреки широко распространенному мнению, не имели ничего общего с реальными проблемами.  Без внимания остались проблемы организации и ведения обороны  стратегического масштаба, не говоря уж о встречных сражениях и способах     отхода. Оборону, как способ ведения боевых действий, на словах признавали, но на практике вопросы ведения оборонительных действий не отрабатывались. Войска и штабы в ходе командно-штабных и войсковых учений в основном учились организации и ведению наступательных боев.

       Возможность   перехода в наступление крупных группировок противника сразу с началом войны почему-то всерьез не рассматривалась. Хотя  обстоятельства внезапного нападения Германии на Польшу, Бельгию  и другие европейские государства были хорошо известны.  Но разобраться в сущности германской стратегии блицкрига, обеспечившей сокрушительные победы вермахта в Польше и во Франции, советское руководство не сумело.
   Так, подводя итоги совещания высшего руководящего состава РККА, нарком Тимошенко 31 декабря 1940 г. заявил: "В смысле стратегического творчества опыт войны в Европе, пожалуй, не дает ничего нового". Обосновывать свой вывод нарком не стал, дав понять присутствующим, что вопросами стратегии может заниматься только товарищ Сталин.

      Выводы и рекомендации военных ученых были оставлены без внимания.  В 1940 г. блестящий военный теоретик  Г.С. Иссерсон на основе глубокого анализа опыта начавшейся Второй мировой войны написал книгу "Новые формы войны", где доказывал, что начальный период войны будет кардинально отличаться от войны 1914 года. «Война просто начинается заранее развернутыми вооруженными силами. Мобилизация и сосредоточение относятся не к периоду после наступления состояния войны, как это было в 1914 году, а незаметно, постепенно проводятся задолго до этого».

      
      Надо сказать, что к этому времени   Красная армия достаточно удачно действовала  в военных конфликтах у западных и восточных границ Советского Союза. Ораторы с высоких трибун уверенно вещали о готовности на удар врага ответить тройным ударом и хвастались увеличением веса артиллерийского залпа стрелковой дивизии. И политработники, подчеркивая ее успехи, невольно способствовали распространению в частях и учреждениях шапкозакидательских настроений. А тон был задан еще на XVIII съезде партии в марте 1939 г.  На заседании 13 марта зашла речь о возросшей мощи Красной армии и о росте мастерства личного состава соединений. Так, Командарм 2-го ранга Г.М. Штерн  заявил, что красноармейцы и их командиры «сумеют, если уж нужно будет отдать свою жизнь, сделать это так, чтобы получить десять жизней врагов за одну жизнь нашего драгоценного человека». Маршал  К.Е. Ворошилов из президиума возразил: «Десять мало. Надо двадцать».  Под смех и аплодисменты зала Штерн согласился, попросив внести эту поправку в стенограмму съезда.
      Неудачи и большие потери в ходе «Зимний войны» с финнами охладила некоторые горячие головы. Сталин снял с должности  Ворошилова, а от нового Наркома обороны Тимошенко С.М. потребовал учить войска тому, что нужно на войне.

     Не случайно на предновогоднем совещании в Кремле в атмосфере всеобщей уверенности  начальник штаба ПрибОВО генерал-лейтенант П.С. Кленов решил опровергнуть выводы полковника Иссерсона.
  "Я просмотрел недавно эту книгу Иссерсона "Новые формы борьбы". Там даются поспешные выводы, базируясь на войне немцев с Польшей, что начального периода войны не будет, что война на сегодня разрешается просто – вторжением готовых сил, как это было проделано немцами в Польше, развернувшими полтора миллиона людей. Я считаю подобный вывод преждевременным. Он может быть допущен для такого государства, как Польша, которая, зазнавшись, потеряла всякую бдительность, и у которой не было никакой разведки <…>".
         Генерал Кленов не понял смысл доказательств Иссерсона и переоценил возможности советской разведки, которая, как он считал, всегда сможет своевременно вскрыть подготовку агрессора к нападению. Забегая вперед, отмечу печальную участь генерала. С началом войны за неумелое руководство войсками в сложной обстановке 1 июля  он был смещен с должности начальника штаба СЗФ, 11 июля – арестован, и 23 февраля 1942 г. расстрелян.
    К несчастью,  многие советские военачальники, изучавшие  в свое  время в академии германского генштаба, разработанные там новые методы начала войны и ведения боевых действий,  были уничтожены в 1937 и 1938 годах. С инакомыслием в стране и в Красной армии к началу войны было покончено. Начальник кафедры армейских операций Военной академии Генштаба полковник Г.С. Иссерсон был арестован 7 июня 1941 г.   Расстреливать не стали: ведь его прогноз полностью подтвердился.
      
          Знаменательно, что за год до начала войны в первом пункте «Наставления ¬ по мобилизационной  работе войсковых частей, управлений и учреждений Красной армии» был сделан вывод:
     «Война против СССР, находящегося в капиталистическом окружении, „может вспыхнуть неожиданно. Ныне войны не объявляются. Они просто начинаются“ (Сталин). Поэтому в основу подготовки Красной армии к защите социалистического государства положены указания т. Сталина о том, что „нужно весь наш народ держать в состоянии мобилизационной готовности  <…>, чтобы никакая „случайность“ и никакие фокусы наших внешних врагов не могли застигнуть нас врасплох <…> (Сталин)“.
      
       К сожалению, этот вывод так и остался простой декларацией, и не был учтен при разработке основных планов Генштаба. Между тем, одним из условий обеспечения обороноспособности государства является наличие хорошо отработанного плана мобилизации. Однако в связи с большими изменениями в составе и дислокации соединений и частей округов, вызванными присоединением к СССР новых территорий и войной с Финляндией, мобилизационный план на 1940 год уже не отвечал реалиям. Однако работа по его разработке недопустимо затянулась.
       В августе 1940 г.выяснилось, что в связи с  изменением границ военных округов и  передислокацией частей действующий  мобплана безнадежно устарел. А его отсутствие   поставило под вопрос реальность планов стратегического и оперативного развертывания, выполнение которых невозможно без своевременных поставок людских и материально-технических ресурсов.
      
     Тем не менее, в конце 1940 г. штабы приграничных округов доложил, то войска находятся в мобилизационной готовности. Это означало, что соединения и части готовы к приему запланированных для них ресурсов в людях, вооружении и транспорте для перехода их на штаты военного времени.  Но при этом многое зависело о степени   их  укомплектованности от их наличия вблизи мест дислокации частей. Это относилось в первую очередь к автотранспорту и тракторам, как средству тяги тяжелых артиллерийских орудий. На  вновь присоединенных территорий не было колхозов и машинно-тракторных станций (МТС). Для таких частей составлялись наряды на поставку автомобилей, тракторов и специалистов по их обслуживанию из восточных районов БССР и УССР.
      
        НО вовремя выполнить заявки  не всегда удалось. Так, по свидетельству начальника артиллерии КОВО генерал-полковника Н.Д. Яковлева в Дубно, где дислоцировался 330-й   гап БМ РГК. В случае мобилизации на его базе должен был формироваться такой же артполк второй очереди, для которого были поставлены 24 203-мм гаубицы, но тракторов для него не прислали. 22 июня   артполк подвергся бомбардировке с воздуха. Никакого второочередного полка на его базе создано не было. 27 июня генералу Гальдеру доложили о захвате больших складов в Дубно. Немцы захватили там большое количество жидкого топлива и бензина, а также 42 210-мм мортиры (калибр 203-мм гаубиц, видимо, определили на глазок).

           При составлении мобплана войска  и тыловые учреждения по срокам их отмобилизования делились на 4 эшелона.. К первому из них  относились соединения (части) армий прикрытия, дислоцированные вдоль западной границы. Они должны были выступить по тревоге уже через 2–4 часа после получения приказа.  В эти же сроки должны были подготовиться к походу и бою гарнизоны укрепрайонов первой линии, воздушно десантные войска,  частей ВВС, ПВО и 34 артполка РГК.  В целом соединения первого эшелона армий прикрытия предполагалось мобилизовать за 2–3 дня, остальные соединения и части, а также службы тыла – за 4–7 дней.

        Ко второму эшелону относились танковые и моторизованные соединения, не вошедшие в состав первого эшелона, 109 стрелковых и горнострелковых дивизий, содержавшихся по усиленному штату, а также армейские части усиления и боевого обеспечения, включая тыловые формирования и учреждения. Им на отмобилизование отпускалось от четырех до семи суток.
       Третьим эшелоном через 8 15 дней после объявления мобилизации развертывались тыловые и запасные части, а также ремонтные базы фронтового подчинения. Последним, четвертым эшелоном достигали готовности  все остальные части и учреждения, включая стационарные госпитали в период с 16 до 30 суток.
Скрытно проведенная, начиная с 15 мая 1941 г., частичная мобилизация под видом больших учебных сборов, проблем низкой укомплектованности соединений западных округов автотранспортом и тягловой силой не решила: слишком велики были мобпотребности Красной армии военного времени.

       К сожалению (увы, мне придется часто использовать это выражение), военно-политическое руководство страны при составлении и отверждении планов на случай войны  исходило из устаревших взглядов на существование так называемого «угрожаемого периода», предшествующего началу войны. Поэтому ввод в действие плана прикрытия госграницы с целью обеспечения развертывания главных сил намечалось вести в день объявления мобилизации.   
       Считалось, что обе стороны начнут боевые действия лишь частью сил, поскольку для мобилизации и развертывания Красной армии,   как и ее противнику, потребуется не менее двух недель. И что решительные сражения развернутся лишь после завершения сосредоточения и развертывания главных сил сторон. Первый удар врага предполагалось   отразить наличными силами армий прикрытия госграницы при поддержке резервов пограничных округов.

        План стратегического развертывания и замысел первых стратегических операций были рассчитаны на отмобилизованные до начала боевых действий   войска Красной армии. Но все вышеприведенные расчеты, составленные в мирное время, с началом войны оказались далеки от реальных потребностей войск в ресурсах. Дело в том, что в армиях фактически отсутствовал автомобильный транспорт, укомплектованность им тыловых частей и учреждений дивизий была крайне низкой. Так, укомплектованность войскового тыла составляла всего 25–30 % от штата военного времени. Для полного отмобилизования и развертывания дивизионного тыла требовалось 3 суток, армейского – до семи, фронтового – до 15 суток. Не удивительно, что в первые же дни боев наши войска стали испытывать острый недостаток боеприпасов, горючего и продовольствия.
         Подчеркну, что при этом совершенно необоснованно предполагалось, что "примерный срок развертывания германских армий у нашей западной границы составит не менее 10-15 дней от начала их сосредоточения.
         
        К началу войны командование западных военных округов так и не успели создать ни наступательных, ни оборонительных (на вероятных направлениях ударов противника) группировок. При выборе мест дислокации войск на вновь присоединенных территориях руководствовались не целесообразностью их оперативного предназначения, а наличием казарменного фонда и других возможных мест размещения личного состава частей и соединений. Никаких реальных мер противодействия возможному замыслу противника сменяющими друг друга начальниками Генштаба предпринято не было.
            Быстрый и полный разгром англо-французских войск на фоне неудачных действий Красной армии в войне с Финляндией заставил руководство СССР более трезво подойти к оценке её реальной боеспособности.  Сталин, трезво оценивая реальное состояние Красной армии. В целях устранения   недостатков в подготовке и оснащении войск Правительство приняло решение о её реорганизации.

.       К сожалению, мероприятия по улучшению оргструктуры войск  не всегда были достаточно обоснованными и оправданными. Высшее военное руководство допускало шараханье из стороны в сторону. Как проходила реорганизация Красной армии в последние предвоенные месяцы, можно проследить на примере танковых войск, которые накануне войны подверглись неоднократным и наиболее кардинальным преобразованиям.
     С окончанием польской кампании бели  расформированы четыре танковых корпуса из-за их якобы громоздкости (по 560 боевых танков в каждом). А  21 мая 1940 г., Сталин  дал   указание руководству Красной Армией незамедлительно вновь сформировать несколько более мощных танковых корпусов (как у немцев), в состав которых  включить две танковые и одну мотострелковую дивизию. В их танковых полках он пожелал иметь не менее 200 танков, а в корпусе – 1000-1200 танков.  При этом не учитываются  возможности военной промышленности. Для этого 28 танковых и 3 мотострелковые бригады были переформированы в полки и дивизии, вошедшие в состав механизированных корпусов!

   Завершить работу намечали к июлю  1942 г. Затевая столь масштабную реорганизацию, военно-политическое  руководство страны   рассчитывало, что Гитлер не решится на войну на два фронта.         Поэтому Сталин  делал все возможное, чтобы оттянуть начало войны с Германией до того, как будут завершены намеченные мероприятия по усилению боеготовности Красной армии.  Опасаясь спровоцировать Гитлера на нападение, вождь не соглашался с предложениями военных по повышению боевой готовности войск приграничных военных округов, запрещал всякие их перемещения. В таком же направлении действовали и его соратники.


             2. ГЕРМАНИЯ ГОТОВИЛАСЬ К НАПАДЕНИЮ  НА   СССР
   
      
      В  Германии уже к июлю 1940 г. отказались от панов нападения.   Гитлер   вернулся к своему давнему желанию покончить с СССР. По этому поводу он заявил: «Хотя русские вооружённые силы и глиняный колосс без головы, однако, точно предвидеть их дальнейшее развитие невозможно. Поскольку Россию в любом случае необходимо разгромить, то лучше это сделать сейчас, когда русская армия лишена руководителей и плохо подготовлена, и когда русским приходится преодолевать большие трудности в военной промышленности, созданной с посторонней помощью».
            Противники России придерживались весьма низкого мнения о боевой готовности Красной армии и уровне подготовки её командного состава. Так, начальник Генштаба сухопутных войск Германии (ОКХ) Ф. Гальдер записал в своём дневнике: «Русский офицерский корпус исключительно плох (производит жалкое впечатление), гораздо хуже, чем в 1933 году. России потребуется 20 лет, чтобы офицерский корпус достиг прежнего уровня».

        К непосредственной подготовке нападения на СССР в Германии приступили с принятием Гитлером 16 декабря 1940 г.  При этом тщательно разбирались возможные варианты действий Красной армии. Наиболее возможным и приемлемым считался вариант, согласно которому   русские армии примут на себя удар немецких вооруженных сил, развернувшись вблизи границы, поскольку нельзя предположить, что столь сильная военная держава, как Россия, без боя уступит свои богатейшие, в том числе и недавно завоеванные области. При этом учитывалось, что этом учитывалось, что расположение их сил будет, видимо, иметь известное сходство с теперешним. При этом скорее всего еще более крупные силы сосредоточатся на территории Русской Польши, а главные резервы останутся в районе Москвы, что обусловлено уже хотя бы структурой русской железнодорожной сети.

      Сразу после утверждения плана операции «Барбаросса» командованию групп армий вермахта были   определены задачи по разгрому русской армии в кратчайшие сроки. Все приготовления к операции должны быть закончены к 15 мая 1941 г. После проведенных командно-штабных учений и обсуждений их результатов были было принято решение создать вместо трех четыре танковые группы (ТГр). Группу армий (ГА) «Центр», которая наносила главный удар,  придали две из них. Замысел – окружить и разгромить основные силы русских в Белостокском выступе. Затем  уточнили  направления ударов ГА «Севр» и «Юг»    с приданными им танковыми группами. Соответственно были определены задачи воздушным силам (люфтваффе)  и флоту.
   
      Главные силы Красной армии должны быть разгромлены в районе не далее рубежа рек Днепр и Западная Двина. Отход их на восток недопустим. Тогда же был установлен порядок стратегического сосредоточения и развертывания вермахта вблизи границы. Собою внимание было уделено способам разгрома воск Западного фронта, сосредоточенным в районе белорусского выступа. При этом их не смущало, что   по их расчетам против 10 тысяч русских танков они могли выставить только 3,5 тыс. своих, но более боеспособных. В действительности в составе вермахта на
1 мая 1941 г. насчитывалось  4400 танков.  С учетом румынских в составе армии вторжения их было около 5 тысяч. Для сравнения: в пяти наших западных пограничных округах было 11 230 танков. То есть почти в 2,5 раза (1:2,4) больше.      
      
      
      План операции предусматривает нанесение главного удара севернее Полесья силами двух групп армий с общего рубежа восточнее линии Варшава – Кенигсберг. В состав ГА «Центр следует ввести основную массу танковых и моторизованных соединений.  Нанесению главного удара через Минск на Москву с участием мощных моторизованных соединений будет благоприятствовать то обстоятельство, что единственная, до конца сооруженная русскими автомобильная магистраль ведет от Минска к Москве. В течение зимы необходимо будет подготовить для них базу снабжения в районе сосредоточения.   
   
       В главном командовании вермахтом (ОКВ) понимали, что скрыть от советской разведки сосредоточение на территории враждебной им бывшей Польши огромных масс людей и военной техники армии вторжения невозможно. Но успех «блицкрига» (молниеносной войны) полностью зависел от достижения внезапности.  Поэтому в рейхе была разработана обширная программа дезинформации. Все мероприятия дезинформации перечислить здесь невозможно. Но их проведение они было увязано по времени и осуществлялись в соответствии с единым замыслом при ведущей роли военного командования. На первом этапе планировалось «<…> усилить уже и ныне повсеместно сложившееся впечатление о предстоящем вторжении в Англию». Для этой цели использовались преувеличенные сведения о разработке новых транспортных средств для высадки морского десанта и о количестве привлекаемых для вторжения сил 10 го авиационного корпуса, данные. Ложные сведения стали известны нашей разведке.
   
       Приходится признать, что многие стратегические ошибки советского руководства при подготовке к неизбежной схватке с Германией в значительной степени объяснялись целенаправленной кампанией дезинформации, разработанной германским командованием.    При этом немцы широко использовали прессу, радио, передачу секретных и шифрованных телеграмм с расчетом их перехвата разведкой и контрразведкой определенных стран с последующей передачей их руководству СССР, а также распространение ложных слухов по различным каналам, в том числе дипломатическим.
         
     Одним из примеров изощренной дезинформации является газетная «утка» операция «Меркурий», в создании и реализации которой принял участие сам Рейхсминистр пропаганды Геббельс. По согласованию с Гитлером 13 июня в центральной нацистской газете «Фелькишер Беобахтер» была опубликована его статья «Крит как пример». Речь в ней шла о том, что недавняя высадка воздушного десанта на Крит была генеральной репетицией готовившегося вторжения на Британские острова. После поступления в продажу весь сохранившийся тираж этого номера был спешно изъят и уничтожен. В Берлине распространились слухи о крайнем недовольстве, которое Гитлер выразил своему Рейхминистру за то, что якобы Геббельс неосторожно выболтал военные планы немцев.

       15 мая 1941 г. разведуправление  генштаба доложило, что в составе люфтваффе имеются 8 10 парашютно-десантных дивизий, из которых 1–2 находились в Греции, 5–6 – на северном побережье Франции и Бельгии, а ещё две – в Германии. в действительности, в то время в составе вермахта имелась только одна 7 я воздушно десантная дивизия, которая находилась в Греции, и 22 я пехотная, обученная высадке на транспортных самолетах и планерах. Видимо, эта информация подтолкнула советское командование к форсированному созданию воздушно десантных корпусов.

      22 мая 1941 г. начался завершающий этап переброски соединений и частей вермахта к советским границам. С этого момента сами немцы больше не считали возможным сохранять всю операцию в секрете от противника. С учетом этого они приступили ко второй фазе кампании дезинформации советского руководства.
       В  целях дезинформации  использовались и официальные каналы. За неделю до вторжения – 15 июня, на следующий день после публикации сообщения ТАСС Риббентроп попытался ещё раз забросить в Москву ложные сведения с целью внушить Сталину, что ничего не случится, по крайней мере, до начала июля. А если и случится, то вовсе не война, а только переговоры по поводу каких то неясных германских требований. Аналогичные указания были отправлены немецким послам в Италии и Японии.
   
     Но сами немцы понимали, что скрыть от советской разведки сосредоточение на территории враждебной им бывшей Польши огромных масс людей и военной техники армии вторжения невозможно. 22 мая 1941 г. начался завершающий этап переброски соединений и частей вермахта к советским границам. С этого момента сами немцы больше не считали возможным сохранять всю операцию в секрете от противника.  С учетом этого они приступили ко второй фазе кампании дезинформации советского руководства.
       «1. Вторая фаза дезинформации противника начинается одновременно с введением максимально уплотненного графика движения эшелонов 22 мая. В этот момент усилия высших штабов и прочих участвующих в дезинформации органов должны быть <…> направлены на то, чтобы представить сосредоточение сил к операции „Барбаросса“ как широко задуманный маневр с целью ввести в заблуждение западного противника <…>.
     2. <…> среди расположенных на востоке соединений должен циркулировать слух о тыловом прикрытии против России и „отвлекающем сосредоточении сил на востоке“, а войска, расположенные на побережье  Ла-Манше, должны верить в действительную подготовку к вторжению в Англию.
      <…> При этом было бы целесообразно <…> отдать возможно большему числу расположенных на востоке соединений приказы о переброске на запад и тем самым вызвать новую волну слухов.
      3. Операция «Меркурий» может быть при случае использована службой информации для распространения тезиса, что акция по захвату острова Крит была генеральной репетицией десанта в Англию.
         4. Верховное главнокомандование вооружённых сил <…> дополнит меры дезинформации тем, что вскоре на ряд министерств будут возложены задания, связанные с демонстративными действиями против Англии <…>.
         5. Политические меры дезинформации противника уже проведены и планируются новые».
      
       10 июня 1941 г. верховное главнокомандование вооружённых сил Германии (ОКВ) окончательно определило день «Д» начала операции «Барбаросса» – 22 июня, оговорив, что в случае переноса этого срока соответствующее решение будет принято не позднее 18 июня. Было установлено, что в 13.00 21 июня в войска будет передан один из двух сигналов:
         а) сигнал «Дортмунд», который означал, что наступление, как и запланировано, начнётся 22 июня и что можно приступить к открытому выполнению [ранее отданных] приказов;
       б) сигнал «Альтона», который означал, что наступление переносится на другой срок (при этом констатировалось, что это, несомненно, приведет к полному раскрытию целей сосредоточения немецких войск, так как последние будут уже находиться в полной боевой готовности).
        ОКВ также установило время начало наступления сухопутных войск и перелета авиации через границу – 22 июня, 3 часа 30 минут, оговорив, что если метеорологические условия задержат вылет авиации, то сухопутные войска начнут наступление самостоятельно.
      В этот же день содержание решения ОКВ, время и час вторжения были доведены до сведения командующих армиями. Перевозка германских войск в назначенные районы приняла ещё более интенсивный характер. 10 июня началась погрузка в железнодорожные эшелоны танковых и моторизованных соединений. Они занимали исходные районы на удалении 20–30 км от границы, пехотные соединения – в 7 20 км.
      
      Массовый перелет авиасоединений люфтваффе на аэродромы оккупированной Польши начался позже. Две самые крупные истребительные эскадры (авиадивизии) 2 го воздушного флота перелетели на аэродромы генерал губернаторства к 15 июня 1941 г. Дивизии первого эшелона, предназначенные для прорыва обороны советских войск, должны были 18 июня начать занимать исходное положение для наступления. Именно поэтому перенос сроков вторжения после этой даты был признан нежелательным.
      
      Насколько тщательно немцы отрабатывали детали вторжения, говорит следующий эпизод.  Время начала перехода границы сухопутными войсками и перелета авиации через первоначально было назначено на 3 часа 30 минут по берлинскому времени. при этом оговорено, что если метеорологические условия задержат вылет авиации, то сухопутные войска начнут наступление самостоятельно.
        Но 14 июня на совещании у Гитлера по предложению группы командиров корпусов его перенесли на полчаса раньше, чтобы максимально использовать светлое время суток. при этом командующие трех групп армий получили право на окончательное решение   вопроса   времени начала и продолжительность артподготовки, а также момент перехода границы – но не ранее 03.00 по берлинскому времени.
   
       Решающим фактором при этом было время  так  называемого "артиллерийского рассвета", с наступлением которого достигается максимальная эффективность наблюдаемого орудийного огня. при ширине фронта вторжения более 1500 км для различных группировок он наступает в разное время – в среднем с разницей от 15 до 30 минут. так, танковые дивизии   га "север" пересекли границу  в 3.05 (04.05 моск.) сразу после пятиминутного артналета по заранее разведанным целям.
      
Так,  у г. Брест в это время все было решению командующего ГА "центр". Фон Бока артподготовку начали в 3.15 (4.15 моск).В полосе ГА "юг" светало чуть позже. там артподготовка началась еще в темноте, в 03.15 (04.15 моск). передовому отряду 11-й тд пришлось ждать наступления рассвета (0.4.30), чтобы начать переправу через р. Буг по наведенному саперами понтонному мосту. таким образом, войска нацистской германии вероломно напала на СССР в период с 3.00 до 3.15 утра по берлинскому времени (4.00 до 4.15 моск).

      Таким образом, в ОКВ решили все вопросы, связанные с нападением на мирную страну, несмотря ни на «Пакт о ненападении», ни на «Соглашение о границе».  С этого момента гитлеровцы повели себе предельно нагло. Они провоцировали советское командование на ответные меры, чтобы получить благовидный предлог для развязывания войны с СССР.

   
                3. УГРОЗА  ВОЙНЫ  НАРАСТАЕТ


       В связи с нарастающей угрозой войны в апреле-июне 1941 г. были приняты дополнительные срочные меры по усилению группировки войск первого стратегического эшелона, улучшению оргструктуры войск и оснащенности их новыми видами вооружения и боевой техники. Однако  масштабная реорганизация и перевооружение неизбежно привели к снижению боеспособности многих частей и соединений. За считанные месяцы до начала войны в СССР приступили к одновременному формированию необоснованно большого числа мехкорпусов, и в результате для его завершения не хватило ни времени, ни людей, ни материальных возможностей.

      Меры по подготовке к отражению возможной агрессии со стороны Германии и ее вероятных союзников принимались. План обороны государственной границы был разработан Генштабом в мае 1941 г. Разработка планов прикрытия проводилась на основе директив наркома обороны, которые до 14 мая 1941 г. были направлены в  приграничные округа, которые получили особый статус (Ленинградский, Прибалтийский, Западный, Киевский, Одесский  ОдВО). Согласно им, округа должны были уже к 20-30 мая разработать свои конкретные планы обороны и прикрытия госграницы с целью:
    "1. Не допустить вторжения как наземного, так и воздушного противника на территорию округа.
     2. Упорной обороной укреплений по линии госграницы прочно прикрыть отмобилизование, сосредоточение и развертывание войск округа.
     3. Противовоздушной обороной и действиями авиации обеспечить нормальную работу железных дорог и сосредоточение войск.
 
     Несмотря на трудности, связанные с проведением реорганизации вооруженных сил (их проекты устаревали еще до их утверждения) ,  штабы округов к исходу мая завершили разработку планов прикрытия. В период с 5 по 20 июня они были представлены в Генштаб на утверждение. Но утвердить их до начала войны так и не успели. Кого могла остановить такая «завеса» с недостроенными  УРами? Эти соединения были заведомо обречены на разгром.


       Стремление следовать буквально понятому политическому лозунгу – "своей земли вершка не отдадим" привело к решению строить вдоль границы   укрепрайоны линянии Молотова.  Участки ее прикрытии были определены на всем её протяжении. Соединения  армий прикрытия были вытянуты вдоль границы "в ниточку". Это напоминало жидкую завесу, которую организовал Реввоенсовет молодой советской республики весной 1918 г. для обороны демаркационной линии с Германией после заключения с ней Брестского мира. В 1941 г. для прикрытия госграницы протяженностью 1500 км задействовали в первом эшелоне 55 дивизий и две бригады.

    Существенный недостаток плана прикрытия, как и других планов, разработанных Генштабом в 1941 г.  заключался в том, что   они не был рассчитаны на действия уже отмобилизованных войск Красной армии.    Вариант организации стратегической обороны на Западном ТВД не соответствовал  нашей военной доктрине и поэтому не рассматривался. В принципе отрицалась  и  сама возможность внезапного вторжения врага на территорию страны.   
      При разработке планов прикрытия за основу приняли вариант, совершенно оторванный от реальности. В соответствии с ним предполагалось, что войска прикрытия получат возможность беспрепятственно провести отмобилизование, выдвинуться к границе, занять предназначенные для них укрепления и организованно вступить в бой. Считалось, что обе стороны начнут боевые действия лишь частью сил, поскольку для завершения развертывания Красной армии, так же как и ее противника, потребуется не менее двух недель. Существовала уверенность, что в течение этого времени армии прикрытия, располагавшие достаточными силами и средствами для такого сценария, смогут успешно выполнить поставленную им задачу и отразить первые вражеские удары.

      Возможность внезапного перехода в наступление крупных группировок противника с самого начала войны всерьез не рассматривалась. Совершенно непонятно, почему игнорировались обстоятельства нападения Германии на Польшу, Данию, Норвегию, Люксембург, Бельгию, Голландию, Грецию и Югославию, где Гитлер бесцеремонно растоптал межгосударственные договоры. Раз за разом он использовал один и тот же сценарий начала боевых действий: внезапный удар люфтваффе по аэродромам для уничтожения авиации противника на земле и захвата господства в воздухе; вторжение мощных подвижных соединений сразу на нескольких оперативных направлениях и стремительное наступление в глубину при массированной поддержке с воздуха с целью окружения и разгрома основных сил противника. Как же после этого можно было не учитывать возможность скрытного развертывания ударных группировок вермахта еще в мирное время и повторения того же успешно апробированного сценария для нападения на СССР? В этом заключался недопустимый и ничем не оправданный просчет руководства страны. Просчет – это еще мягко сказано, учитывая его трагические последствия.

       Еще один из серьезных недостатков планов прикрытия заключался в том, что ввод их в действие означал не только подъем войск по боевой тревоге и вывод на намеченные рубежи в районы сосредоточения, но и проведение мобилизации на территории округов. Не предусматривался вариант, позволявший войскам занять полосу прикрытия без мобилизации, например, для пресечения возможных вражеских провокаций.
      Армии прикрытия по своему составу и мобилизационной и боевой готовности соединений,  не были способны отразить массированные удары его крупных сил, и тем самым выполнить поставленную задачу по прикрытию отмобилизования, сосредоточения и развертывания главных сил фронтов. Для их усиления планировалось привлечение 17 артполков, которые дислоцировались на территории  в приграничных округов.
      
        Кратко рассмотрим их возможности на примере 120- го гап БМ РГК (гаубичного артполка   большая мощности Резерва главного командования). Полк в оперативном отношении подчинялся 4-й армии ЗапОВО. Им командовал мой отец полковник Лопуховский Николай Ильич. Он воевал с немцами еще в Первую мировую войну канониром Брестской крепостной артиллерии.
       В полку было 24 203-мм  английских гаубиц «Мидвэйл-VI» образца 1916 г., доставшиеся Красной армии от старой русской армии. Всего в армии  их было 50. И они  считались весьма ценными орудиями.  С началом мобилизации на базе полка (как и других аналогичных полков) развертывался полк второй очереди.  На вооружение этого должны были поступить 18 203-мм гаубиц
Б-4 образца 1931 г. Они  по всем параметрам превосходили орудия 120-го гап.  Особенностью Б-4 являлся лафет с гусеничным ходом, что обеспечивало гаубице    достаточно высокую проходимость и   ведение стрельбы с грунта без использования специальных платформ и подкосов.      Поэтому личного состава, вооружения и техники в 120-м гап было больше, чем положено по штату.  Так, на 1 ноября 1940 г.  в нем насчитывалось:  2886 человек, 285 автомашин, тракторов - 67,   автоматических винтовок – 1870, револьверов – 396, переносных  радиостанций – 29.
 
     По инициативе Наркомата обороны Правительство 23 апреля 1941 г. было принято   решение о формировании 10 противотанковых бригад РГК  в целях усиления возможностей  наших войск по отражению  массированных танковых атак  противника. Бригады создавались за счет расформирования стрелковых дивизий прибывающих внутренних округов в основном к 1 июня.  на базе матчасти и личного состава артполков этих дивизий за 15-20 дней планировалось сформировать 10 таких бригады двух полкового состава.   Каждой бригаде,   численностью 5309 человек и 136 орудий различного калибра.
     По штату для обеспечения высокой подвижности каждой бригаде полагалось иметь 165 тракторов и 718 автомашин.  В плане мобилизации это не было предусмотрено. 9 июня, то есть за 12 дней до начала войны, из штаба ЗапОВО доложили, что для бригад не дали ни одного трактора. Пришлось изымать трактора из стрелковых дивизий, а их артиллерию перевести на конную тягу.

      Исходя из принятого ранее варианта усиления округов,  не полностью сформированные бригады  были распределены следующим образом.  Пять направили в КОВО, где ожидали главный удар врага. Теперь точно установлено, что там наступала ГА «Юг», в составе которой было всего 512 танков, с учетом 250 румынских, всего до 750. Три направили в ЗапОВО. В его полосе наносила главный удар ГА «Центр», в составе двух приданных ей ТГр  действовало  2374 танка и штурмовых орудий. Оставшиеся две бригады достались  ПрибОВО. В его полосе наступала ГА «Север» с 4-й ТГр в составе  685 танков и штурмовых орудий. Забегая вперед, отмечу, что наши  противотанковые бригады РГК.
Судя по донесениям, с началом войны противотанковые бригады РГК  в отражении массированных танковых атак врага особой роли не сыграли. Их растащили по частям для «затыкания дыр» по просьбе нижестоящих начальников. Отличилась лишь одна бригада на Украине, которая здорово потрепала какую-то танковую часть противника.

     В те же сроки в Красной армии было намечено  и формирование пяти воздушно-десантных корпусов, каждый в составе трех   бригад, танкового батальона, авиазвена и взвода связи общей численностью 8020 человек. В ЗапОВО на базе девяти    полков и других частей тех же расформированных  стрелковых дивизий был сформирован 4-й вдк. В дополнение к уже существующей 214- вдбр сформировали еще две. Для новых частей требовались специалисты. Кстати, перебежчик Резун (присвоивший себе псевдоним В. Суворов) используя факт формирования из пехоты  воздушно-десантных  корпусов, пытался напугать наших и зарубежных обывателей 2-мя миллионами мифических «парашютистов».

       Оценивая действий руководителей Наркомата обороны, необходимо  учитывать и  поведение Сталина. Вождь в стремлении   любыми способами избежать войны  вышел за разумные пределы. В условиях массированной дезинформационной атаки, ведущейся немцами, безнадежно тонули агентурные донесения о подготовке Германии к войне и предполагаемых сроках ее начала.  Поэтому Сталин порой принимал за дезинформацию даже правдивые сообщения из надежных источников.

         В мае 1941 г. обстановка на советско-германской границе стала накаляться. Но внешне это ничем не проявлялось.  Немцы всеми способами стремились скрыть от нашей разведки масштаб  сосредоточения    войск у нашей границы, которое продолжалось все более нарастающим темпом. И число германских дивизий продолжало увеличиваться в прежней пропорции. Но куда хуже было другое: распределение немецких сил согласно этому сообщению никак не позволяло оценить, куда устремится вермахт на этот раз, на запад или на восток. А между тем именно эти данные легли в основу разведывательной сводки №5 от 15 июня 1941 г., которую размножили типографским способом для ознакомления широкому кругу сотрудников Наркомата обороны.
      Данных о явной подготовке немцев к нападению в ближайшие дни, поступающих из различных источников, было много. Но   на многих донесениях, упоминаемых в сборнике документов Наркомата госбезопасности по этому поводу, нет, не только резолюций руководящих лиц, но и пометок об их прочтении. Поэтому трудно установить, кто и где   анализировал полученную информацию.

       К тому же Сталин продолжал слепо верить, что Гитлер не решится на войну на два фронта, хотя к этому времени на суше в Европе Германия военных действий не вела, а армию продолжала держать полностью мобилизованной и развернутой. Свои расчеты он строил в отрыве от военно-стратегических соображений, надеясь политическими, в том числе и дипломатическими, средствами, если и не предотвратить войну, то хотя бы оттянуть ее начало. В этом отношении Сталин придерживался известной формулы Клаузевица о преобладании политики над военным делом. Уверовав в собственную непогрешимость, он не особенно прислушивался к мнению других, в том числе военных руководителей, низведя их роль до уровня простых исполнителей.

       Угрожающая ситуация требовала от советского руководства более решительных действий нежели те, что были предприняты. Но  Сталин ошибочно считал, что Гитлер никогда не решится на большую войну на Востоке, не покончив предварительно с Англией. Его основной целью было тянуть время, ведь через месяц-другой решиться на войну в 1941 году в преддверии осенней распутицы и суровой русской зимы было бы безумием. К сожалению, в обстановке, сложившейся к началу лета 1941 года, когда противник уже упредил войска Красной армии в сосредоточении и развертывании своих войск, вариант организации стратегической обороны в целях отражения агрессии даже не рассматривался.
      
      К 20 июня по данным советской разведки непосредственно у рубежей СССР немцы сосредоточили 129 дивизий вермахта, что составляло  45% от их общего числа 286-296, вскрытых нашей разведкой. На самом деле к этому времени в вермахте было  всего 208  германских соединений разного типа, то есть  62% соединений вермахта. Правильно определив число дивизий, сосредоточенных госграницы, наши разведчики ошиблись в  распределении их по направлениям.
   Довольно точно установили только количество немецких дивизий в полосе ГА "Север" – 29 (вместо 30). Но в ГА "Центр" насчитали только 30 дивизий, а их там было на 20 дивизий больше. Зато к в ГА «ЮГ» 43 дивизии, вместо имевшихся там 20. Из этих разведданных вытекало, что почти половина всех сил вермахта развернута на юго-западном направлении. Следовательно, немцы главный удар нанесут именно там, как и предполагал товарищ Сталин.

     К серьезным упущениям в деятельности советских военных разведчиков можно отнести то, что им не удалось вскрыть наличие в вермахте танковых групп (по существу, танковых армий), в состав которых немцы собрали все свои подвижные соединения. Видимо, их и не искали. Между тем, в их состав под единым командованием   входили  три моторизованных (танковых) корпуса. По дислокации штабов этих объединений   и подчиненности танковых и моторизованных соединений  можно было сделать более  тонный   вывод о направлении главного удара врага.
  Преувеличенное (без особых на то оснований) представление об общем количестве соединений вермахта привело к ошибке в определении сроков возможного нападения немцев. В плане от 19 сентября 1940 г. предполагалось, что немцы могут бросить на СССР 173 свои дивизии. В марте следующего года ожидаемое количество выставленных против нашей страны немецких дивизий было увеличено со 180 до 200.

       Поэтому, несмотря на тревожные донесения о сосредоточении германских войск, на нашей стороне границы продолжали жить по законам мирного  времени. При этом каждый начальник планировал подготовку подчиненных ему частей и соединений на летний период, исходя из интересов своего рода войск. В мае части и соединения, как положено,   отправились в летние лагеря и на полигоны. Туда они брали с собой т, что нужно для учебы, и ограниченное количество боеприпасов.
        Зенитчики ЗапОВО оказались на сборах восточнее Минска, а связисты 4-й армии -- на сборах в районе г. Кобрин. Инженерные части  и саперные подразделения  дивизий были заняты строительством укреплений на новой границе. Даже топовзвод  120-го гап  отправили в Брест в распоряжение штаба укрепрайона  для привязки огневых сооружений и изготовления нужных схем. Все это с началом войны самым отрицательным образом сказалось на действиях соединений армий прикрытия госграницы. Забегая вперед, отмечу, что с началом войны многие дивизии вступили в бой без зенитчиков и саперов.


        Как ни странно, но в это сложное предгрозовое время   план очередных отпусков командного состава неукоснительно соблюдался.  В мае в отпуск убыл командир 120-го гап. Новый начальник штаба полка майор Ф.С. Машковцев  был вызван на сборы в академию им. Дзержинского. В отпуске были и другие командиры подразделений. Подобное положение сложилось и в других артиллерийских частях округа. Хотя с понедельника 23 июня  на полигоне намечались   сборы командного состава, предназначенного  для вновь формируемых  тяжелых артполков РГК, начальник артиллерии 4-й армии генерал-майор Д.П. Дмитриев также находился в  отпуске.      

      Пришло время и  15 июня 120-й гап, в соответствии с планом,  убыл в летний лагерь в районе ст. Обуз-Лесна, юго-западнее г. Барановичи. Бывший польский полигон расширялся: личному составу пришлось корчевать лес, строить дороги, парки для размещения техники, оборудовать лагерь. На это отвели неделю, и к 21 июня работа была закончена. На воскресенье планировали отдых личному составу. С 23 июня планировались боевые стрельбы. Для стреляющего дивизиона был взят один боекомплект выстрелов – 120 штук (по 20 снарядов на орудие). На зимних квартирах осталось ограниченное количество личного состава для охраны складов и мест расположения подразделений.  Командиры 4-го дивизиона занимались начальной подготовкой мобилизованных под видом учебных сборов местных жителей.


        Напомню, что  перед   войной наша семья жила в небольшом местечке Коссово Брестской области, где дислоцировался  120 гап. Военнослужащие и члены их семей общались с местными жителями и хорошо знали их настроения. А те сохранили тесные связи со своими родственниками и знакомыми по другую сторону границы. С начала июня среди командного состава полка усилились слухи о грядущей войне. Нарастали тревожные настроения и в их семьях, женщин мучили нехорошие предчувствия. В приграничных гарнизонах знали, что местные жители, имевшие довольно прочные связи со своими родственниками по ту сторону недостаточно обустроенной границы, прямо говорили, что скоро начнется война и сюда придет «герман». Они старались сбыть советские деньги и расхватывали все подряд: муку, сахар, соль, керосин, мыло, спички. В магазинах образовались очереди (небывалая до того вещь). Владельцы небольших частных предприятий охотно принимали заказы (особенно у военных) на изготовление одежды, обуви и т.п., но не спешили их исполнять.

          В середине июня командному составу отменили отпуска. Затем, чтобы пресечь «панические настроения», директивой наркома обороны начсоставу запретили отправлять семьи в глубину страны. Узнав об этом, ксендз   Коссово прямо сказал снимавшего у него квартиру лейтенанту Алексееву, что в воскресенье 22 июня начнется война. И посоветовал ему отправить беременную жену рожать к матери в Ленинград. Алексеев успел отправить жену за день до начала войны. Забегая вперед, отмечу, что позднее эта женщина после войны нашла меня. Я сообщил ей, что ее муж пропал без вести. В 2011 г. я был в Коссово и узнал, что этого ксендза немцы расстреляли за помощь раненным красноармейцам.


        Отрицательную роль в оценке обстановки сыграло и печально знаменитое "Заявление ТАСС (Телеграфное агентство Советского Союза)  от 13 июня. Это была  попытка выяснить   замыслы Гитлера в вязи со сосредоточением германских войск у нашей границы.. Но немцы никак не отреагировали на советский зондаж, оставив руководство СССР в полном неведении о происходящем. Но это Заявление, опубликованное в советских газетах 14 июня, дезориентировало   армию,  способствовало ослаблению бдительности личного состава войск.
 
         Жены начсостава полка, обеспокоенные всеми этими слухами, Военком 120-го гап полка батальонный комиссар Г.А. Русаков решил успокоить жен начсостава:
      – Ну что вы волнуетесь? Плохо вам здесь живется? Ну, начнется
заваруха, будете  жить в Варшаве или в Берлине!».      И «заваруха» началась, да такая, что и вспомнить страшно - на 4 года!

       Отец вернулся из крымского санатория досрочно – 20 июня. Он не мог пропустить боевую стрельбу для начсостава вновь формируемых частей РГК округа, назначенную на понедельник. И собирался выехать на полигон в воскресенье 22 июня. Но в субботу 21 июня ему доложили, что в адрес полка прибыл состав  с 12 гаубицами Б-4, которые предназначались для полка второй очереди. И что их разгружают для перевозки в склады «НЗ» (неприкосновенного запаса). Еще 6  таких орудий, доставленных ночью на ст. Коссово-Полесское,  оставались  на платформах.

      Между тем, в Генштаб наркома обороны   стекалось все больше веских доказательств, что война уже стучалась в дверь. Встревоженный Тимошенко 13 июня позвонил Сталину и попросил его санкцию на приведение войск западных округов в боевую готовность и развертывание их первых эшелонов по планам прикрытия. Вождь  ответил: "Подумаем", – но разрешил только подтянуть ближе к границе вторые эшелоны войск приграничных округов.
Исходя приведенных выше цифр о числе дивизий вермахта, руководители НКО и Генштаба пришли к ошибочному выводу: немцы далеко еще не закончили создание группировки своих сил, необходимых для нападения на СССР. И Красная армия пока еще располагает временем для своих собственных приготовлений.

      Сталин находился в плену иллюзии, что одного лишь количества советских соединений у границы хватит для парирования германской угрозы, игнорируя тот факт, что в укомплектованности они далеко уступали дивизиям вермахта. Да и располагались, главным образом, исходя из возможностей расквартирования, зачастую не соответствовавших никаким оперативным требованиям. А ведь было еще не поздно в качестве миролюбивого жеста отвести из погранзоны части, находившиеся в зоне досягаемости вражеского артогня. И заодно улучшить дислокацию первого эшелона войск прикрытия, придав ей оборонительный характер.
      
     Еще больше запутал   ситуацию перенос Гитлером срока начала операции «Барбаросса» с 15 мая на 22 июня из-за операции на Балканах. После этого источники, вовремя сообщившие в Москву первоначально верную, но оказавшуюся ошибочной дату, в значительной мере утратили доверие вождя. Поэтому  Сталин так и не решился своевременно ввести в действие планы прикрытия
        Вождь   уже никому не верил.  В стремлении   любыми способами избежать войны  он вышел за разумные пределы. В условиях массированной дезинформационной атаки, ведущейся немцами, безнадежно тонули агентурные донесения о подготовке Германии к войне и предполагаемых сроках ее начала.  Поэтому Сталин порой принимал за дезинформацию даже правдивые сообщения из надежных источников.
      
     16 июня 1941 г. ему доложили важное сообщение, полученное от заслуживающего доверие источника в штабе Люфтваффе Геринга. В документе перечислялись   объекты энергосистемы, расположенные северо-восточнее Москвы. Они рассматривались, как возможные цели для люфтваффе.   Нарком госбезопасности СССР Меркулов направил документ  17 июня  . за №2279/м в ЦК ВКП(б) и СНК СССР. На препроводительной записке к сообщению рукой Сталина было написано: "Т. Меркулову. Может послать ваш "источник" из штаба герм. авиации к е... матери. Это не "источник", а дезинформатор. И. Ст."

     С поступлением непосредственных данных из разных источников о нападении на нашу страну нарком обороны и начальник Генштаба вечером 21 июня предложили Сталину направить в округа директиву о приведении войск в боевую готовность. Директиву с предупреждением войск о возможном нападении немцев отправили, когда до начала войны оставалось не более 5 часов. Войска западных пограничных военных округов оказались не готовы к отражению германского нападения.
 
               
                4. ЗАПОЗДАВШАЯ  ДИРЕКТИВА

      Еще одним доказательством  приближающегося вторжения врага явилось резкое  усиление разведывательных действий его авиации. За первую половину 1941 г. было зафиксировано 324 случая нарушения границы  немецкими самолетами, То теперь немцы вели себя предельно нагло: за 2 суток (20 и 21 июня)  они нарушили границу 60 раз.  Совершая разведывательные полеты над советской территорией, они одновременно рассчитывали вызвать ответные действия с нашей стороны, чтобы использовать их в качестве предлога для развязывания войны.
     Участились нарушения границы. Если пограничниками с 1 января по 10 июня 1941 г. было задержано 2080 нарушителей лазутчиков, то с 1 по 10 июня уже 108   вражеских лазутчиков и диверсантов. При том захваченные ими во второй половине июня диверсанты даже называли дату нападения – 22 июня. Характерно, что их засылали на короткий срок -   3–4 дня.

      Дальнейшее промедление с выполнением мероприятий по приведению   вооруженных сил в  боевую готовность, с военной точки зрения,  было преступным. Решение о частичном приведении войск пяти приграничных военных округов в боевую готовность было принято лишь в 23.30 21 июня.  Но директива    предписывала «не поддаваться ни   провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». Это вызвало недоуменные   запросы в Москву, в то время как до начала войны оставались уже считанные часы.
      О существовании этого важнейшего документа историки узнали из книги  маршала   Г.К. Жукова «Воспоминания и размышления», опубликованной в 1969 г.  Особый интерес вызвали обстоятельства принятия решения о необходимости предупреждения  войск западных приграничных округов о возможном нападении немцев 22 или 23 июня. О содержании директивы тогда мало кто знал.   
  Она не имела номера. Но  поскольку следующая директива Наркомата обороны была направлена в войска под №2,  историки присвоили ей №1. Но опубликовать её текст маршалу не позволили!


      Но вскоре все историки, без исключения,   обратили внимание на то, что маршал, рассказывая об этом драматическом моменте, нигде не называет время, когда он получил известие о перебежчике, когда он и нарком Тимошенко приехали к Сталину, и, наконец, когда была подписана эта важнейшая директива. Это было не свойственно профессиональному военному, каким был начальник Генштаба Г.К. Жуков (далее он, как и положено военному, везде указывал время). К сожалению, остальные участники совещаний в Кремле вечером 21 июня 1941 г.
        В связи с этим у читателей и исследователей возникли споры. Спорили в основном о том,  когда приняли директиву и почему она запоздала. И наши солдаты были застигнуты врасплох. А так бойцы и командиры многих соединений утром 22 июня были разбужены разрывами немецких снарядов и бомб. Даже немцы были удивлены беспечностью русских.

         А ведь счёт в это время шел уже не на часы, а на минуты!
Когда стало известно содержание записей в Журнале посещений кабинета Сталина, оказалось, что Жуков в субботу 21 июня был у вождя только один раз - на совещании с 20.50 до 22,20. Поэтому описанные им события уже после его смерти  без должного анализа текста мемуаров приписали ко времени этого совещания.
       Этот вывод, за редким исключением, под сомнение никем не ставился. Хотя следовало бы задуматься, почему редакторы, работавшие с рукописью маршала,    не захотели указать время проведения  этого совещания в кабинете Сталина, на котором, якобы, была  подписана директива.
   
      Но, если согласиться с тем, что директива была после корректировки, одобрена вождем и подписана военными на этом совещании, то не понятно, почему передавать ее в округа начали только в 0.25 22 июня. Ведь с момента окончания совещания у Сталина и до начала ее передачи в округа прошло более двух часов.   На эту задержку с передачей столь важной директивы обратили внимание многие историки. Начни ее передачу на два часа раньше, ее, наверняка, успели бы довести до каждого соединения. Ведь массовый вывод из строя проводных линий связи в округах начался примерно за два часа до немецкого вторжения – в 2.00 22 июня.
 
      В этом свете становится более понятным подлинный смысл ключевой фразы Г.К. Жукова: «Что получилось из этого запоздалого распоряжения, мы увидим дальше». «Запоздалого» - здесь явно просматривается желание маршала переложить вину за опоздание с предупреждением войск о возможном нападении немцев на Сталина. Большего маршал не мог сказать.
      Нельзя забывать, что попытки возражать вождю или переубедить его были чреваты тяжелыми последствиями.  Ведь с 4 мая 1941 г. И. Сталин был утвержден Председателем Совета Народных Комиссаров СССР вместо В.М. Молотова. Тем самым, он уже и формально занял оба высших партийного и государственного поста. В создавшейся к лету 1941 года обстановке это был шаг в правильном направлении. Но в условиях неумеренного славословия со стороны ближайшего окружения вождь уверовал в собственную гениальность и непогрешимость, и на этот раз, как показали события,  перехитрил самого себя.


        Вскоре в споры по поводу Директивы №1 подключился
историк  Чекунов С.Л. Для ввода в научный оборот результатов своего исследования весьма своеобразную форму – фильм о диалоге с ведущим под названием «Накануне. О событиях в Кремле. 15 минут, изменившие историю СССР 21 июня 1941. О событиях в Кремле и Наркомате Обороны по минутам (2020)»
      
        Автор фильма заявил, что «В результате произошедшей «архивной революции», с каждым днем для общественности становятся доступными все новые и новые архивные документы, которые в одних случаях дополняют, а в других коренным образом меняют сложившиеся представления о тех или иных исторических событиях».
         В самом начале фильма  ведущий Михаил Тимин в свою очередь заявил: «В настоящее время, благодаря этим документам и работе историков, мы можем детально уточнить сложившуюся к вечеру 21 июня обстановку. Вы узнаете, что происходило в Кремле и Наркомате Обороны Советского  Союза в последние часы перед войной, как и почему,  вооруженные силы были приведены в полную боевую готовность, и как это решение доводилось до войск».

       Автор сценария продолжил: «Важнейшим документом вечера 21 июня 1941 г. является Директива о приведении Вооруженных Сил СССР в полную боевую готовность, известным широкой общественности с конца 80-х годов XX века, как Директива Наркома обороны №1.   Впервые ее текст был опубликован во втором томе истории Великой Отечественной войны, который был издан в 1963 г.  Причем довольно точно там было указано время ее отправки документа из Москвы в приграничные военные округа - в 00.30 22 июня, за 3,5 часа до начала войны».
   
      Первая архивная публикация  оригинала Директивы с указанием места  хранения документа состоялась в первом томе «Сборника  документов ВГК», изданного в 1969 г. и имевшего гриф секретности до 1993 г. В мае  1989 г.   в Военно-историческом журнале №5,  был опубликован текст Директивы,  принятой в штабе Западного фронта в ночь на 22 июня. В журнале она  была опубликована  под  названием «Приказ НКО №1». Именно из этой публикации широкой общественности стало  известно содержании Директивы о приведении войск в полную боевую готовность №1, хотя в реальности она номера не имела.

       После публикации текста титров обстоятельства  принятия Директивы, ее оформления и передачи в войска прояснились.  С. Л. Чекунову с его точными хронологическими данными удалось выбить многие козыри у некоторых участников споров о причинах поражения. При этом оказалось (это следовало ожидать после  целенаправленной работы многочисленных внешних редакторов), что книжный вариант несколько отличается от рукописных вариантов, хранящихся в архиве. Не исключено, что в этих вариантах воспоминаний столь ценного свидетеля указывалось не только время событий, но и говорилось о   попытках Жукова убедить вождя в необходимости принятия мер по усилению боеготовности войск приграничных округов.
      
         
       Тиры фильма дают представление о содержании некоторых документов и возможность буквально поминутно проследить  последовательность событий в Кремле и Наркомате обороны накануне вторжения врага.
      Вал донесений о явной подготовке немцев к нападению нарастал с каждым днем. В частности, было задержано  несколько  перебежчиков,   которые на допросе показали, что в четыре часа утра 22 июня немецкие войска перейдут в наступление на всем протяжении советско-германской границы.
     С утра 21 июня 1941 г. с  западной границы поступил доклад о явной подготовке немцев к началу боевых действий. «В 5.55 начальник штаба ЗапОВО генерал Климовских доложил о снятии немцами проволочных заграждений на границе».  При этом   из леса доносился шум моторов.
       Утром этого же дня  советский агент под псевдонимом «Икс», работавший в германском посольстве в Москве, сообщил, что «война Германии против СССР начнется в ближайшие 48 часов». Это был Г. Кегель, работавший заместителем начальника отдела экономики в германском посольстве в Москве,  один из лучших агентов Разведуправления с 1933 г.
      
          Однако высшее военно-политическое руководство вплоть до вечера 21 июня  ограничивалось лишь обсуждением мероприятий по сокращению сроков приведения войск Красной армии «в полную боевую готовность». Здесь и далее в кавычках приводится авторский текст.
        «<…> в Кремле  шла текущая работа. На вечер 21 июня было намечено совещание в узком составе для обсуждения текущих вопросов оборонных наркоматов и планирования их деятельности на понедельник 23 июня».  Совещание в кабинете Сталина началось в 19.05 в узком  составе: В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов, Н.А. Вознесенский, С.К. Тимошенко, Л.П. Берия, Г.М. Маленкова, В.В. Кузнецов и И.А. Сафонов.

    «До 20.50 на нем обсуждались вопросы строительство УРов, испытаний и производства новых видов вооружений и боевой техники, а также мобилизационное планирование. В это же время К. Леонтьев из Разведуправления Генштаба  встречался со своим агентом Г. Кегелем.  Около 20.00  тот сообщил о том, что в германском посольстве завершили уничтожение документов, и нападение Германии нужно ожидать в ближайшие часы».

        На  основе поступившей информации было  подготовлено спецсообщение «О признаках нападения Германии на СССР в ночь с 21.6 на 22.6»   его показания,  были незамедлительно направлено   Сталину, Молотову и   Тимошенко. На конвертах было указано: «Только адресату. Сотрудникам аппарата не вскрывать».
         
     «В 20.15 – Тимошенко, Берия, Кузнецов и Сафонов покидают кабинет Сталина». Видимо, вождю по военной линии было все ясно, и нарком обороны для дальнейшей работы совещания оказался  не нужным.
        «В 20.25 – Тимошенко в своем кабинете в НКО был ознакомлен с поступившей информацией Кегеля и последними донесениями из приграничных округов. После анализа и обсуждения по телефону сложившейся ситуации со Сталиным руководство НКО в 20.40 выезжает в Кремль».      
      
   
     Авторы фильма особо подчеркнули: «Период с 20.25 до 20.40 21 июня 1941 г.  можно считать поворотным моментом. Если до этого момента шла плановая работа высшего руководства страны, то после него события развивались совершенно в другом ключе».

        О том, что произошло в наркомате за эти 15 минут,  Чекунов оставил нас в неведении.  Видимо, Тимошенко ознакомился с текстом спецсообщения, адресованным ему лично. Жуков доложил последние данные из округов. Они,  в   отличие от  Сталина, лучше   понимавшие, к чему может привести дальнейшее промедление с предупреждением войск приграничных округов о возможном нападении противника. Ведь те продолжали жить и нести службу по законам мирного времени.  Тимошенко и Жуков, судя по всему, решили, во что бы то ни стало,  добиться перевода войск в боевую готовность.

        Однако утверждение авторов фильма, что «после него [момента] события развивались совершенно в другом ключе», при утвердившейся  в СССР к этому времени системе принятия важнейших решений,  кажется большим преувеличением. Реальной и безграничной  властью обладал только И. Сталин, который уже не раз отвечал отказом на предложения  военных по реальной подготовке вооруженных сил к отражению возможной германской агрессии. Он самонадеянно заявлял, что Гитлер никогда не решится воевать на два фронта! И все безропотно соглашались с его решениями.

       «20.50 – Тимошенко со своими заместителями Жуковым и Буденным входят в кабинет Сталина».
           «В ходе совещания политическому руководству страны докладывают, что исходя из поступивших донесений, германская армия, вероятно, выдвинулась в исходные для атаки районы»..
              «По итогам совещания Маленков пишет постановление политбюро, в котором оговаривается создание Южного фронта, группы армий второй линии и направление представителей на создаваемые фронты: Мерецков на северный фронт, Жуков на юго-западный и южный, Будённый назначается командующим армиями второй линии. <… >  И самое главное: в ходе совещания, принимается решение о приведении вооруженных сил СССР в полную боевую готовность».


         Чекунов не разъясняет,  какие способы передачи в войска принятого решения на перевод войск приграничных округов в боевую готовность существовали тогда - сигналом или   шифрованной телеграммой?  Ведь, счет времени пошел уже не на часы, а на минуты. в войска.  В конечном счете, все свелось к разработке многословной и противоречивой директивы №1. Её нужно было, оформить  в директиву, конечно, указания вождя, и, как можно быстрее, в зашифрованном виде отправить в штабы западных округов.

     «22.20 – получив указания на дальнейшие действия, военное руководство убывает в Наркомат (через полтора часа. – Л.Л.).        В 22:30 разъехались остальные».
      «22.30 – Тимошенко, вернувшись в НКО, предупреждает по телефону штабы приграничных военных округов о поступлении особо важной директивы. Жуков собственноручно пишет директиву о приведении войск в ПОЛНУЮ боевую готовность».

      «22.55 – Тимошенко по телефону приглашает к себе наркома ВМФ  Н.Г. Кузнецова.
       23.02 – Кузнецов с начальником Главного штаба ВМФ адмиралом В.А. Алафузовым выходят из своего Наркомата и к     23.10  прибывают в кабинет Тимошенко». Через 10 минут Алафузов отправляется в свой Наркомат для передачи сигнала о переходе на оперативную готовность №1».
        «23.15-23.25 – начальник оперативного управления Генштаба Г.К. Маландин изготавливает рукописную копию директивы для Наркомата ВМФ.
         23.30 – Кузнецов с копией директивы убывает в Наркомат ВМФ».
       «23.35-23.40 – в текст директивы для сухопутных войск вносятся изменения, которые вписывает генерал Маландин».

      Не ясно,  какие именно изменения возникли за столь короткий срок – 10 минут (с 23.25 до 23.35) и почему? Кто на них настоял или по чьей инициативе они были внесены в уже написанную Жуковым директиву, не ясно. Нельзя исключить, что её по телефону зачитали вождю, а тот продиктовал поправки. Это  пока осталось за кадром.

      «23.40 – директива отправлена на шифрование в 8-й отдел Оперативного управления Генштаба.
        В 23.45 – директиву принимает дежурный 8-го отдела М.К. Кудисов и передает ее шифровальщикам».
      В  «0.30 22 июня он же отправляет криптограмму (зашифрованный текст) на узел связи Генштаба. На бланке   документа имеется пометка:  "Отправлена  02-25 –  02-35". Заметим, что  на основании этой  директивы, на флоты подали условный сигнал на перевод в оперативную готовность №1
     Тексты директивы были приняты на узлах связи округов  уже 22 июня: в 0.37 – ОдВО;  0.42 –   КОВО;  0.47 – ЛВО; 1.00 – ЗапОВО; 1.07 –  ПрибОВО».
.

      В фильме  подчеркивается, что «с момента возвращения Тимошенко в Кремль и до приема  директив в штабах приграничных военных округов ушло всего около четырех часов, из них на выработку   решения - 1,5 часа и   на оформление документа, его шифрование и передачу директив в штабы округов   еще 2,5 часа».
.
     Руководителям военного ведомства лишь с получением новых  вполне достоверных сведений  удалось, в конце концов, буквально вынудить Сталина принять политическое решение,  когда до  начала войны оставалось менее 6 часов.  Сталин согласился с необходимостью предупредить войска   о возможном нападении Германии. Но потребовал принять все меры для того, чтобы не спровоцировать немцев. Штабы приграничных  округов были предупреждены о возможном  внезапном нападении немцев.

        Рассмотрим на примере работы штаб ЗапОВО, как требования Директивы №1 доводились до войск. Директива была получена    22 июня 1941 г. в 1.45.  П после  расшифровки  в армии её начали передавать   с 2.25.

        «ДИРЕКТИВА КОМАНДУЮЩЕГО ВОЙСКАМИ ЗапОВО КОМАНДУЮЩИМ ВОЙСКАМИ 3-й, 4-й и
10-й АРМИЙ.
     22 июня 1941 г.
     Передаю приказ Наркомата обороны для немедленного исполнения:
     1. В течение 22 - 23 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
     2. Задача наших войск - не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.
Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
ПРИКАЗЫВАЮ:
     а) в течение ночи на 22 июня 1941 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
     б) перед рассветом 22 июня 1941 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
     в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенною и замаскированною;
      г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
      д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
Тимошенко Жуков Павлов Фоминых Климовских».
  На документе имеется пометка: "Отправлена 02-25 - 02-35).


       Сразу отметим некоторые противоречия в тексте директивы: «войскам БЫТЬ В ПОЛНОЙ БОЕВОЙ ГОТОВНОСТИ встретить возможный внезапный удар», а приказной её части –  «привести в БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ».

       Между тем, «полная боевая готовность» никакими документами Наркомата обороны не предусматривалась, и ее содержание  нигде не было расписано. Именно поэтому Тимошенко, Жуков, Василевский и другие военачальники во всех  известных нам документах  говорят только о «боевой готовности  войск».
        И слова «войскам <…> округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев",   лишь подчеркивал, что командующим и войскам  следовало  быть в максимально высокой  готовности (с указанными ограничениями) встретить внезапный удар врага – и не более того. Не исключено,  что эта фраза была вписана в текст в последний момент по требованию вождя.

      И еще одна загадка для исполнителей директивы заключается в противоречии между двумя пунктами директивы:
   - в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенною и замаскированно.
    - д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.


       Перевод войск в боевую готовность осуществляется  путем  подъема их по «боевой тревоге» по двум вариантам: без вывода всей матчасти в районы сбора (в целях проверки) и с выводом соединения (части) в полном составе в районы сбора (сосредоточения/предназначения) в готовности к выполнению боевой задачи. Как рассредоточить и замаскировать войска, расположенные в военных городках?  Вывести их в районы сбора без вывода матчасти? Проще это можно сделать в лагерях и на полигонах. Но там части имели, как правило, ограниченное количество боеприпасов, достаточное лишь для выполнения учебных задач. Как привести их в боевую готовность, если остальные боеприпасы и имущество «НЗ» находится в пунктах   дислокации?   Для этого они должны возвратиться на зимние квартиры. А как рассредоточить и замаскировать части, расположенные в гарнизонах и в Брестской крепости?  И при этом «никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить?».
         
       Командующим армиями не позавидуешь: им пришлось разгадывать и главный  ребус – как подготовить войска к отражению внезапного нападения врага и при этом не спровоцировать немцев? Мы не знаем, какие изменения вносил Г.К. Жуков в текст документа в последний момент, очевидно, надеясь, что командующие примут верные решения, исходя из конкретных местных условий.

        Но даже такую противоречивую директиву армии получить сразу не смогли. Примерно с  2-х часов  ночи 22 июня  на территории ЗапОВО   начался массовый выход из строя линий проводной связи. Это начала действовать  вражеская агентура из местных противников советской власти, и его диверсионные группы, заранее заброшенные в приграничную зону. Была в значительной степени нарушена  проводная связь в звене армия - корпус – дивизия.
      Например, в 4-й армии практически была выведена из строя связь штаба армии с войсками и округом, исправной осталась только линия на Пинск. Связисты обнаружили, что на магистральной линии связи с Минском в двух местах – в Запрудах и Жабинке -  были вырезаны участки проводов. Принятыми мерами примерно через час связь со штабом округа была восстановлена. Однако это не насторожило армейское командование.
       На запросы из войск «сверху» советовали не паниковать. Например, директиве штаба ПрибОВО 8-й и 11-й армиям прикрытия было указано: «В течение ночи на 22 июня скрытно занять оборону основной полосы <…>. Боевые патроны и снаряды не выдавать. <…> В случае провокационных действий немцев огня не открывать».      
        Таким образом, нашим войскам, находящимся в стадии реорганизации и перевооружения пришлось отражать вторжение полностью отмобилизованных германских войск, только что завершивших разгром западных союзников на континенте.



                5. НАЧАЛОСЬ

         К началу войны мне пошел 12-й год. Но я на всю жизнь запомнил   день 22 июня,   вмиг изменивший   жизнь нашей семьи, как и жизнь миллионов граждан  страны. Примерно в пятом часу утра к нам домой прибежал дежурный по подразделениям, размещенным в замке,, командир. Он не решился докладывать о случившемся по телефону:
    - Товарищ полковник, неизвестные самолеты бомбили окружные склады боеприпасов. По периметру ограждения складов кто-то зажег костры!
        Узнав, что связи со штабом 4-й армии нет, отец приказал отправить донесение о бомбежке в Кобрин мотоциклистом,  и объявил тревогу подразделениям гарнизона. Он распорядился также  немедленно вооружить призванных 13 июня на сборы «приписников» и усилить охрану складов с вооружением, боевой техникой и имуществом «НЗ». Можно представить положение командира: что это - случайный налет, провокация или война?

      В соответствии с планом мероприятий по боевой тревоге командир полка дал команду на отправку семей начсостава в лагерь на полигоне. В заранее намеченные пункты подали  автомашины.  . Взять с собой разрешалось только документы,   деньги, личные вещи (не более одного чемодана) и что-нибудь покушать. Я в панике схватил попавшийся на глаза пакет с сахарным песком. Хотя в подвале висели копченые окорока.
       Чрез некоторое время командиру полка доложили видимо,  распускала агентура врага. Перед самой отправкой   командиру полка доложили, что в 8-10 км севернее года  жители наблюдали высадку парашютистов. Он приказал одному из командиров на велосипеде выехать на разведку в утканном направлении. Но в того вцепилась его жена, повисла на нем, ревет – не оторвать.  Отец, наскоро попрощавшись с нами и на «эмке» сам отправился выяснять обстановку. Больше его мы уже не видел.
   
      Шесть машин с эвакуированными семьями выехали на Варшавское шоссе за г. Ивацевичи. Мы обрадовались появлению самолета, летевшего с востока. Но илот с бреющего полета начал  обстреливать машины и повозки с беженцами. Обстреливали нас и другие самолеты. Видимо, они возвращались после налетов на военные объекты.  При их появлении движение останавливалось, и мы бросались в кюветы и в сторону от дороги.   Я на всю жизнь запомнил эту картину – убитые и раненые женщины и дети.   Мать после этого мама в карманы пальто мне и моей четырехлетней сестренке записки с нашими именами и адресом, куда мы едем.

        После очередного налета водитель   машины, на  которой ехали мы и еще две или три семьи, не вернулся к дороге.  То ли был ранен или убит, то ли попросту сбежал. За руль села одна из женщин. Но мы отстали от колонны, которую вел лейтенант Одарюк. Поэтому не попали в лагерь полка  .И поехали туда, куда ехали  другие - на восток.  Вскоре бензин кончился, и наша машина встала. Никто из проезжавших мимо машин не остановился. Стояли долго. Выручил нас экипаж танка, который отстал от   проходившей мимо части. Танкисты дали нам целое ведро бензина. Рано утром 23 июня строго по оси дороги мы увидели впереди зарево, думали, что это пожар. Но это было медленно восходящее огромное кроваво-красное солнце. Наша соседка по дому сказала: «ну, теперь мы все вволю умоемся кровью». На старой границе машину у нас не отобрали только потому, что к нам по дороге положили несколько раненых.

       Рассказывать, как мы добирались до Вязьмы, а потом до Ржева, рассказывать не буду. В итоге наша семья  оказалась г. Алатырь Чувашской АССР, где мама  работала штамповщицей на заводе, который занимался ремонтом стрелкового и артвооружения, непрерывно поступающего с фронта (в том числе и трофейного). Работали там без выходных по 14 часов в сутки, а иногда и более ; в зависимости от поступления матчасти и сроков, отпущенных на ремонт.  На этом я закончу свои воспоминания о том, как мы в гарнизоне в глубоком тылу узнали о начале войны.
       Далее свой рассказ о событиях   я поведу на основе данных, собранных мной в течение многолетнего поиска, связанного с выяснением обстоятельств гибели моего отца. В основном это документы из советского (ЦАМО), германского (BA-MA) и американского (NARA) архивов.
 

       Воскресный день 22 июня 1941 года не зря назвали  днем Памяти и Скорби. В этот день  Советский Союз подвергся внезапному и ничем не спровоцированному   нападению заранее развернутых и сосредоточенных у советской границы соединений вермахта. На нашу страну обрушился удар сильнейшей в истории войн вражеской армии. Германия и ее союзники выставили против СССР 190 дивизий, более 4 тыс. танков, 47 тыс. орудий и минометов, около 4,5 тыс. самолетов, до 200 кораблей, всего более 5 млн человек.

 
       Вторжению предшествовали удары немецкой авиации. Основные усилия люфтваффе были направлены на завоевание господства в воздухе. В первом налете, в котором участвовали 637 германских бомбардировщиков и 231 истребитель, пришелся по 31 заранее разведанному  приграничному аэродрому на удалении до 80 км от госграницы. К нанесению первого удара привлекли наиболее подготовленные экипажи самолетов, взлетевших в полной темноте, чтобы пересечь советско-германскую границу на большой высоте в 3.00 берлинскому времени (4.00 моск.).
      После доразведки намеченных объектов немцы силами 400 бомбардировщиков атаковали аэродромы, расположенные на расстоянии 160-400 км в глубину советской территории. По официальным советским данным авиация  приграничных округов потеряла 22 июня около 1200 самолетов, из них 800 – на аэродромах. Больше всех пострадал Западный фронт, лишившийся в тот день 738 самолетов, 528 из которых были уничтожены на земле. Тем самым, врагу удалось   завоевать господство в воздухе, обеспечившее вермахту  весомое преимущество в ходе боевых действий на земле.

       Главный удар вермахт нанес силами   наиболее мощной ГА «Центр» на направлении Брест, Смоленск, Москва. По решению    Фон  Бока артподготовку  начали в 03.15 (04.15 моск). Стремясь ошеломить противника и подавить его волю к сопротивлению, немцы применили самые современные огневые средства. В 25-минутной артподготовке по Брестской крепости, кроме штатной артиллерии 45-й пехотной дивизии и приданных дивизионов 210-мм мортир,   участвовали  две сверхтяжелые самоходные 600-мм мортиры. В их боекомплект входили 36 бетонобойных снарядов весом 2170 кг на каждую, способных пробить железобетонное перекрытие толщиной свыше 2,5 м.
        При этом  танковые клинья  2-й танковой группы (ТГр) Гудериана, обойдя Брест с юга и севера,  сравнительно легко преодолели слабую, поспешно занятую оборону    разрозненных частей  4-й армии, , застигнутых врасплох, и начали развивать наступление в глубину. Соединения 4-й армии не успели занять подготовленные позиции и не смогли противостоять превосходящим силам противника. Уже в первые сутки военных действий командующий и штаб ЗапФ потеряли управление соединениями 3-й и 10-й армиями, которые уже на 6 день после начала войны оказались в окружении западнее Минска.
      
      В ГА "Север" после пятиминутного артналета по заранее разведанным целям в 3.05 (04.05 моск.) пересекла границу 6-я танковая дивизия (тд). За ней перешли в наступление щи две дивизии 4-й ТГр. В полосе ГА "Юг"   артподготовка началась еще в темноте, в 03.15 (04.15 моск). Передовому отряду 11-й тд пришлось ждать наступления рассвета (0.4.30), чтобы начать переправу через р. Буг по наведенному саперами понтонному мосту.

       Напомню, что до многих наших соединений и частей предупреждение о возможном нападении немцев до начала боевых действий не успели довести. Подъем их по боевой тревоге осуществлялся по инициативе командиров соединений и частей, подвергшихся обстрелу или бомбежке. Выход их на назначенные рубежи прикрытия или в районы оперативного предназначения осуществлялся неорганизованно. Попытки действовать по плану  в     изменившейся обстановке лишь усугубили неразбериху, а кое где вызвали панику.
     Так, командующий 3-й армией  доложил в штаб Западного округа:  «Авиация противника бомбит Гродно, жду распоряжений генерала Павлова <…>артиллерийско-пулеметная стрельба со стороны немцев <…> жду указаний».


     Командиры соединений, подвергшихся артобстрелу, самостоятельно объявляли боевую тревогу частям в готовности к выдвижению в назначенные районы. А указная п
последовали, когда немцы пересекли границу и начали развивать наступление. Поэтому из 55 дивизий, предназначенных прикрывать госграницу протяженностью 1500 км, занять подготовленные позиции успели  только 14. И только потому, что на их участках немцы наступать не планировали.

      В полосе Западного фронта шириной 470 км события развивались следующим образом.  У г. Брест немы начали артподготовку в 4.15. до ее начала в Брест по мосту через р. Буг успел пройти поезд. В нем находились диверсионные группы противника, захватившие вокзал в городе.  в полосе наступления   
Соединения танковой группы Х. Гудериана обошли Брест с севера и юга. Специально подготовленные отряды в  полосе наступления группы захватили 6 исправных мостов.

       О начале артобстрела Брестской крепости и города  в штабе 4-й армии в г. Кобрин узнали в 4.20 из донесения 42-й сд. В это самое время там как раз заканчивался прием директивы НКО из Минска:
       «Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий приказываю поднять войска и действовать по-боевому. Павлов.   Одновременно  штаб армии получил сигнал «Кобрин-41» на   ввод в действие планов прикрытия госграницы. Соединения армии, вступили в бой с превосходящими силами противника при выдвижении к границе.
       Севернее Бреста  части две танковые дивизии 47-го мк противника. Первыми в 4.45  переправились через  реку танки, приспособленные для движения под водой. Они могли преодолевать водные рубежи глубиной до 4 м. С захватом противоположного берега немцы сразу же приступали к оборудованию мостовых переправ силами приданных понтонных подразделений, так как не все захваченные мосты можно было использовать для переправы танков и другой тяжелой техники. При этом понтонно-мостовое имущество соединений первого эшелона не использовалось. К исходу 22 июня  все  намеченные  планом мосты и понтонные переправы в полосе группы армий «Центр» были готовы к пропуску войск.


     Создав   подавляющее превосходство в силах и средствах на избранных направлениях ударов, немцы легко преодолели неорганизованное сопротивление русских в приграничной полосе. Захватив инициативу, они в первый же день ввели в сражение крупные силы   подвижных войск. Тем самым враг добился и оперативной внезапности. Используя захваченное господство в воздухе, они обеспечили высокий темп наступления, который в полосе ЗапФ за первые два-три дня наступления составил более 50 км в сутки.
Начальник Генштаба ОКХ генерал-полковник Ф. Гальдер  в своем военном дневнике в первый день войны по этому поводу записал в своем дневнике: «Тактическая внезапность привела к тому, что сопротивление противника в приграничной зоне оказалось слабым и неорганизованным, в результате чего нам всюду легко удалось захватить мосты через водные преграды и прорвать пограничную полосу укреплений на всю глубину <…>. Таким образом, путь подвижным соединениям был открыт».

       Это было совершенно неожиданным для советского Генштаба. Его начальник  Г.К. Жуков признал, что главной неожиданностью для нашего командования стал не сам факт внезапного нападения, а сила армии вторжения и мощь нанесенного удара.  Красная армия с самого начала не смогла реализовать свои огромные потенциальные возможности. Тем самым, подтвердилось известное выражение, что "генералы всегда готовятся к прошедшей войне". Впрочем, это свойственно не только военным, но иногда и политикам.
 
      Вскоре в Москве поняли, что на западной границе начались полномасштабные боевые действия. В 7 ч. 15 мин. 22 июня после долгих колебаний  была подписана директива № 2:
        «22 июня 1941 г. в  04 часа утра немецкая авиация без всякого повода совершила налеты на наши аэродромы и города вдоль западной границы и подвергла их бомбардировке. Одновременно в разных местах германские войска открыли артиллерийский огонь и перешли нашу границу.
       В связи с неслыханным по наглости нападением со стороны Германии на Советский Союз ПРИКАЗЫВАЮ:
      1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения наземными войсками границу не переходить.
      2. Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск.
Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить группировки его наземных войск. Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100-150 км».

      Между тем, по донесениям разведывательной авиации и других источников следовало, что организовать оборону не удается и противник на важнейших направления продолжает продвигаться.
   Для выяснения складывающейся обстановки Сталин    решил направить на фронты нескольких опытных военачальников.
       После полудня 22 июня он позвонил Г.К.Жукову:

       "<…> Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного командования
     – А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке?
        И.В. Сталин ответил:
    – Оставьте за себя Ватутина.
        Потом несколько раздраженно добавил:
     – Не теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдемся". Но и Ватутина, заместителя Жукова, отправили на СЗФ.

       Все планы организованного вступления в войну рухнули. Надо было принимать решения, соответствующие обстановке. Но в этот столь ответственный момент Генштаб был, по существу, обезглавлен. Вождю не нужны были рядом свидетели  его «гениальной прозорливости». мало ли что   могло прийти в голову военным, которым не дали по-настоящему подготовить Красную армию к отражению агрессии …

Советское руководство, недооценив мощь вторгшейся группировки противника, решило, что сил для ответного удара достаточно. В 21.15 22 июня Главный военный совет отдал Военным советам Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов директиву №3, разработанную на основе предвоенных планов. Излагать здесь ее содержание не имеет смысла, настолько не реальными были  определены задачи войскам. Например, ЗапФ получил задачу разгромить сувалкскую группировку противника и 24 июня занять г. Сувалки.


      Командующий войсками Западного фронта генерал-полковник Д.Г. Павлов  попытался  остановить наступление противника вводом в сражение мехкорпусов. Он приказал силами конно-механизированной группы в составе 6-го мехкорпуса и 6-го кавкорпуса  10-й армии и частей 11-го мехкорпуса 3-й армии  нанести удар  южнее Гродно с задачей разгромить противника на левом берегу р. Неман, не допустив   выхода  его  частей в район Волковыск. Но этот контрудар в условиях господства врага в воздухе без поддержки артиллерии не имел успеха. Попытки атаковать противника вместо того, чтобы уничтожать его танки огнем с места, оказались только на руку рагу. А ниш войска понесли тяжелые потери.   

       Чем могли помочь фронту прибывшие туда  маршал  Б.М. Шапошников  и  его заместитель генерал В.Д. Соколовский, маршал  Г.И. Кулик,  и начальник оперативного управления Генштаба генерал Г.К. Маландин? Видимо, на основе их оценки в Москве , наконец,  поняли, что противник наносит главный удар в полосе ЗапФ. Последовал приказ  на переход к стратегической   обороне   по линии рек Западная Двина,  верхнее течение Днепра. Но к этому времени противнику  удалось силами 3-я и 4-я ТГр окружить к 28   26 дивизий 3,10й и частично 13-й армий.
     В итоге  войска фронта были разгромлены и отброшены на 350-400 км. За 17 дней из 625 тыс. человек фронт потерял около 420 тыс. чел.  3 июля Г.Д. Павлов  был вызван в Москву и арестован по обвинению  в предательстве.

      Окруженные Западнее Минска  войска фронта, лишенные  централизованного управления,  связи и снабжения, продолжали сражаться, сковав своими действиями  около 25  дивизий врага.
   
         
       29 июня Ставка Главного командования принял решение  о переброске 16-и, а вслед за ней  и 19-й армий с юго-западного направления  в район Смоленска.  С этим решением в Москве явно запоздали.  С1-го июля   соединения армий приступили к срочной погрузке в эшелоны. Перегруппировка проходила в условиях острого недостатка времени и под бомбами   люфтваффе.
       В упоении  от  успехов вермахта на направлении главного удара  дали повод Гальдеру  уже 3 июля в своем военном дневнике записал: «кампания  против России выиграна в течение 14 дней». Но он жестоко ошибался. Уже в декабре Красная армия под Москвой покончила с блицкригом.


       А сейчас мы можем подвести некоторые итоги начального периода войны. В результате кране неорганизованного вступления Красной армии в войну.  За неполные три недели войны была потеряна основная часть кадровой армии – 100 дивизий из 170, принимавших участие в боях. Из них 28 были полностью уничтожены, а 72 потеряли от 50% и более своего состава в людях и боевой технике. Наши войска были отброшены от границы на глубину 450-600 км.
       При этом были полностью потеряны (захвачены противником и уничтожены его авиацией, взорваны при отходе своими войсками и по другим причинам) 32 склада с горючим из 45 и все склады боеприпасов.        Только на Западном фронте с 22 по 29 июня  было потеряно 10 артскладов, что составило свыше 25 тыс. вагонов боеприпасов (30% всех запасов), 25 складов и баз, где хранилось более 50 тыс. тонн горючего (50%), 14 складов с почти 40 тыс. тонн продфуража (50%) и большое количество других материальных ресурсов.

       За первые 18 дней боевых действий три основных фронта Красной армии по официальным данным потеряли 747 870 человек. Безвозвратные потери в людях составили 588 598 человек (79% от общих), а санитарные – 159 272 (21%). По данным германского архива, к 10 июля 1941 г. немцы захватили в плен 366 372 человек (в том числе 1969 офицеров). Потери врага были несопоставимы с нашими. Немцы потеряли 71 604 чел. Безвозвратные потери в людях составили 18 495 (25,8% от общих), а санитарные – 53 109 (74,2%)

       Наибольшие потери понес ЗапФ, отражавший удар самой мощной ГА «Центр».  По официальным данным из 44 его дивизий 24 были разгромлены (сд – 10, тд – 8, мд – 4, кд – 2). Остальные 20 потеряли от 30 до 90 процентов сил и средств. Фронт потерял 4799 танков, 9427 орудий и минометов, 1777 самолетов. Общие потери   фронта в людях составили 417,9 тыс. чел., что составляло 67 % от его первоначальной численности, в том числе безвозвратные – 344,7 тыс., то есть 82%! Ведь раненых и больных при отходе не всегда удавалось эвакуировать в тыл. Соотношение по людским потерям ЗапФ и ГА «Центр»  составило: по общим - 14:1, по безвозвратным – 42:1,  в пользу противника.

       Но на самом деле потери наших войск в людях в начальный период войны были ещё больше, так как авторы «Книги потерь», вопреки их уверениям,    в своих расчётах исходили из первоначальной численности войск фронтов. И зачастую не учитывали маршевое пополнение, полученное ими, а также потери соединений, введенных в сражение (подробнее в статье «Как считают людские потери в минувшей войне»).
               
       Дополнительно о наших потерях в вооружении. По немецким данным, они  уничтожили и захватили:  танков -  11 703, орудий и минометов – 18 794,  стрелкового оружия – 1032 тыс. единиц всех видов, боевых самолетов – 3985.  По нашим официальным данным  в пяти западных  округах 22 июня  насчитывалось   13,9 тыс.  танков и танкеток, из них  исправных и годных к использованию по прямому назначению  - 10 738 танков и 471 танкетка.
        О числе русских танков (после дополнительной проверки) доложили Гитлеру.  4 августа 1941 г. на совещании с командованием ГА "Центр" в Борисове он  заявил:  «Если бы я знал, что у русских действительно имеется такое количество танков <…> я бы, пожалуй, не начинал эту войну».
        Но фюрер   лукавил: еще 3 февраля 1941 г. Гальдер сообщил ему сведения о 10 тыс. советских танков, которые русские могли использовать с самого начала войны против  3,5 тыс. немецких. Он начал «поход на восток и понес заслуженную кару.            

   
       Отступление наших войск и большие потери не могли не вызвать у личного состава действующей армии чувства величайшей тревоги и неуверенности. Господство авиации противника в воздухе, непрерывные бомбежки и обстрелы, недостаток боеприпасов, частые перерывы связи и отсутствие твердого управления породили в войсках слухи об измене. Надо было как-то объяснить тяжелое поражение.
          Сталину потребовались «виновники». Их у нас находили быстро, заодно убирая ненужных свидетелей, слепо выполнявших указания «не провоцировать немцев». Командующий артиллерией ЗапФ генерал  Н.А. Клич, встретивший 120-й гап в Бобруйске,  был обвинен в бездеятельности, в том, что   не осуществлял руководство артиллерией войсковых соединений, не принял необходимых мер по эвакуации боеприпасов из складов. 8 июля он был арестован, 17 сентября он  осужден и 16 октября 1941 г. расстрелян.

        С учетом масштабов поражения потребовались более крупные фигуры. Генерала армии Д. Г. Павлова и генерал-майора В. Е. Климовских арестовали еще 4 июля 1941 года. Снятого с должности члена Военного Совета фронта корпусного комиссара А.Я. Фоминых заменил начальник Главного политического управления Красной армии  армейский комиссар 1-го ранга Л. 3. Мехлис. Верный сатрап вождя развил бурную деятельность по выявлению и аресту других «предателей», в результате «преступной деятельности» которых Западный фронт потерпел тяжелое поражение.


      Уже 6 июля 1941 г. Л. Мехлис составил на имя Сталина телеграмму, в которой сообщил фамилии других арестованных руководящих работников штаба и управления Западного фронта:  начальника артиллерии Н.А. Клича, начальника войск связи А.Т. Григорьева, командарма А.А. Коробкова, заместителя командующего ВВС генерал-майора авиации А.И. Таюрского, командира 9-й смешанной авиационной дивизии Героя Советского Союза генерал-майора авиации С.А. Черных, командира 42-й сд генерал-майора И.С. Лазаренко, командира 14-го мехкорпуса генерал-майора С.И. Оборина и некоторых других командиров и начальников, занимавшие менее высокое служебное положение, вплоть до начальника военторга!

        Сталин прислал Л. Мехлису свое высочайшее одобрение:  “Государственный Комитет Обороны одобряет Ваши мероприятия по аресту Климовских, Оборина, Таюрского и других, и приветствует эти мероприятия как один из верных способов оздоровления фронта”.

         Между тем, Л. Мехлис, верный клеврет «хозяина», хорошо знавший его нравы,    продолжал активно собирать компромат и на некоторых   работников Генштаба. Снятый с должности  Фоминых, единственный из руководящих работников   фронта избежавший ареста, видимо, пошел на сделку со следствием и активно способствовал расследованию «преступлений» своих бывших коллег. В своем докладе  Мехлису от 19 июля 1941 г. (судьба Павлова и других генералов в это время уже была предрешена) он выдвигает обвинения против руководства Генерального штаба (доклад явно инициирован Мехлисом в обмен на мягкость наказания – он был снижен в должности до комиссара дивизии).

       Фоминых сообщил, что в течение 8 месяцев при всех докладах и оперативных проработках командование округа докладывало о невыгодной конфигурации госграницы в полосе фронта. Наличие Белостокского выступа создавало противнику условия для охвата флангов группировки основных сил фронта и последующего их окружения. Такое положение требовало усиления весьма уязвимых флангов группировки, чего и требовал Военный совет округа.

       Выдержки из   доклада Фоминых, который адресат внимательно прочитал, делая пометки по тексту.
      «Считаю своим долгом доложить:
1. <…> Все эти положения в более подробном виде докладывались и прорабатывались в Генеральном штабе (все 16 подчеркиваний в докладе  выполнены от руки при чтении. – Л.Л.). Со всем этим соглашались, но реальных мер не принималось.
   2. Кроме того, всегда давались задания прорабатывать варианты наступательной операции при явном несоответствии реальных сил. Но откуда-то появлялись дополнительные силы и создавался, по-моему, искусственный перевес сил в пользу нас (этот пункт отчеркнут на полях вертикальной чертой от руки при чтении. – Л.Л.).
        <…> 4. Военный совет округа предлагал:
   а) усилить фланги округа: с севера – гродненское направление и с юга – брестское направление. С этим в течение 6-7 месяцев не соглашались и только в последнее время было разрешено вывести на гродненское направление 56 и 85 сд и на брестское направление – 75 сд, а позже и 113 сд <…>».
       Л. Мехлис не упускал возможности дл бора компромата - на всякий случай.


       После окружения основных сил ЗапФ и захвата немцами 28 июня Минска, Сталин приехал в Генштаб,  где громко возмущался тем, что там не имеют надежной связи с фронтами и, по существу, на какое-то время потеряли управление войсками. По рассказу Н.С. Хрущева, Сталин, уезжая из  Генштаба, заявил своим соратникам: «Ленин нам оставил пролетарское советское государство, а мы его прос ... ли».  А Жуков не мог, конечно, прямо сказать вождю, что именно по его вине Красная армия  так неорганизованно вступила  в войну.
   
        Разговоры об измене генералов  обрели реальную почву после приказа № 0250 от  28 июля с объявлением войскам приговора Верховного суда СССР о расстреле генерала армии Д.Г. Павлова, генерал-майоров В.Е. Климовских, А.Т. Григорьева (начальник связи фронта) и А.А. Коробкова. Приказ был объявлен начсоставу от командира полка и выше. Но от личного состава действующей армии скрывать это особенно не старались, да и сделать это было невозможно. Перечисленные в этом приказе лица, конечно, были виновны во многих вещах, но только не в предъявленных им обвинениях. Дело было сфабриковано по указанию Сталина, чтобы снять ответственность с него самого и руководителей Наркомата обороны.   

      Забегая далеко вперед, отметим, что в результате расследования материалов следственного дела, проведенного  в 1956/57 гг., был сделан вывод:  «анализ всех имеющихся в нашем распоряжении документов и многочисленные свидетельства участников начального периода войны опровергают утверждение обвинительного заключения о том, что Павлов, Климовских, ГРИГОРЬЕВ, Коробков и Клич повинны в проявлении трусости, бездействия, нераспорядительности, в сознательном развале управления войсками и сдаче оружия без боя...».
       Постановлением Военной Коллегии Верховного Суда СССР в 1957–1958 годах все они были реабилитированы посмертно.  Они были также посмертно восстановлены в званиях и наградах. Но о посмертной реабилитации военачальников долгое время знали лишь немногие. Попытка бывшего начальника штаба 4-й армии Л.М. Сандалова рассказать о судьбе своих боевых соратников в книге «Пережитое» в 1966 г. была пресечена цензурой.


                6. О  ПРИЧИНАХ    ПОРАЖЕНИЯ


      Споры о причинах крайне неудачного  вступления наших войск в войну и последующего их сокрушительного поражения в приграничных сражениях в среде историков не прекращаются до сих пор. Порой выдвигаются различные версии, вплоть до самых невероятных. В качестве основной причины чаще всего называют внезапность нападения немцев. Красная армия не была приведена в   боевую готовность и поэтому не смогла отразить   удар врага.   
       Но иногда высказывается противоположное мнение. Какая может быть внезапность, если те, кому это положено, знали о готовящемся вторжении? Мы уже видели попытку доказать, что войска Красной  армии были приведены в ПОЛНУЮ боевую готовность! Хотя такая степень готовности не предусматривалась   документами Наркомата обороны.

   
       Прежде всего,  надо разобраться, что означает  этот  термин «ВНЕЗАПНОСТЬ» (кстати, внезапность и неожиданность в русском языке  – синонимы). Ведь речь идет не неожиданном нападении кучки хулиганов на мирных жителей, а о вторжении заранее сосредоточенной многомиллионной армии.

       В стратегическом отношении война для нашего военного и политического руководства не была неожиданной. К ней готовились и готовились серьёзно. Однако все принимаемые меры по подготовке к отражению возможного нападения оказались   неадекватными нарастающей угрозе. Войска приграничных военных округов, своевременно поздно предупрежденные о возможном нападении немцев, не смогли обеспечить проведение мероприятий, предусмотренных планом прикрытия границы.
     Поэтому в тактическом плане нападение для наших бойцов и командиров действительно оказалось внезапным. Быстрым вводом в сражение подвижных соединений противнику удалось добиться  и оперативной внезапности. А это предрешило неудачный для наших войск исход приграничного сражения.
      Многие ошибки военно-политического  руководства  страной и вооруженными силами связаны с просчетом в определении срока возможного нападения и направления и силы главного удара врага. Уверенность генерала Кленова и других участников знаменитого предновогоднего совещания в том, что советская разведка вовремя обнаружит угрозу нападения, и мы успеем подготовиться к его отражению, не оправдались.
        Не выявили, не успели поправить дело. А когда определились, было уже поздно что-нибудь делать, боясь спровоцировать немцев. Объяснить все это только   умело организованной немцами   кампанией дезинформации нельзя.

       Дело в том, что  предвоенная волна репрессий накрыла и сотрудников  Главного разведывательного управление (ГРУ) РККА. За пять лет, начиная с 1937 года, под разными предлогами были  сняты с должности и в последующем репрессированы четыре   начальника этого важнейшего органа Генштаба. Кратко рассмотрим общую судьбу двух из них. Оба – молодые, но уже знаменитые летчики, успешно  воевавшие в Испании, сделавшие блестящую карьеру, став генерал-лейтенантами.
         И.И. Проскурой  14 апреля 1939 г. в 36 лет был  назначен начальником  ГРУ. К этому времени он   уже был комдивом и входил в состав Главного военного совета. Однако  в июле 1940 г.  Проскурой был снят  с   должности в связи с обвинениями Разведупра в ошибках в ходе советско-финской войны. Причём   его должны были предать суду за высокую аварийность в ВВС.

           В августе 1940 году Проскурова заменил его товарищ, Герой Герои Советского Союза И,В, Рычагов, который в возрасте 29 лет был  первым заместителем Главного управления ВВС РККА. Роковую роль в его судьбе  сыграло состоявшееся 9 апреля 1941г. совещание по преодоления аварийности и укрепления дисциплины в авиации. Отвечая на вопрос Сталина   о причинах высокой аварийности в ВВС, Рычагов резко ответил « … вы заставляете нас летать на гробах!». Присутствовавший на совещании адмирал И. Исаков   в мемуарах, написанных намного позднее, квалифицировал этот инцидент как редкий случай проявления ярости Сталина. 12 апреля 1941 г. И,В, Рычагов  был  снят с   должности по личному указанию вождя.   А 27 июня он был арестован  по обвинению в участии в антисоветском военном заговоре, ставившем целью ослабление военной мощи СССР. Виновным себя не признал.

      И судьба обоих авиаторов оказалась одинаковой. 28 октября 1941 г. г. они в рамках  сфабрикованного «военно-фашистского заговор в ВВС» по письменному распоряжению Л.  Берии  без суда и следствия были расстреляны 20 человек, в том числе  генералы  авиации,    И.И. Проскурова,  П.В. Рычагов и, заодно по тому же обвинению, начальник Главного управления ПВО Красной армии генерал-полковник  Г.М. Штерн.
      После смерти Сталина все 20 расстрелянных в этот день были реабилитированы  11 мая 1954 г.   определением Главной военной прокуратуры.   Указом Президиума Верховного Совета СССР от 17 января 1956 года Рычагов П.В. был восстановлен в звании Героя Советского Союза и в правах на все награды.
      
      В   ходе начавшейся чистки в руководстве ВВС,  конечно, пострадали  и их подчиненные, опытные специалисты и зарубежная агентура. О какой преемственности и профессионализме оставшихся  можно здесь говорить? Возможности сотрудников  ГРУ по сбору достоверной информации и ее анализу были резко снижены.
      
       
      12 апреля 1941 г. новым начальником  ГРУ стад  Голиков Ф.И. Он отличался тем, что подавал руководству страны только ту информацию, которая отвечала мнению вождя. В то же время информация  о подготовке и сроках нападения на СССР   подавалась им зачастую,  как неподтверждённая или не заслуживающая доверия. Так, зная о готовности немецких войск к вторжению, Голиков не доверял сообщениям о сроке начала войны, в частности, докладывая 20 марта 41 г.    Сталину, что «слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки». Он     облагал, что наиболее возможным сроком начала нападения на СССР будет период после победы Гитлера над Англией и заключения с ней почётного мира. Но сначала несколько слов о судьбе Ф.И. Голикова.  В первые же дни войны он был снят с поста начальника ГРУ и 5 июля   назначен главой Советской военной миссии в Англию и США. Вскоре  он стал маршалом.

        По  оценкам нашей разведки на 1 марта 1941 г. в Германии насчитывалось 263 дивизии, тогда как на самом деле их было 184  (на 43% меньше). Еще дальше от реальности была оценка количества немецких танков (11-12 тыс. по данным разведки и 4604 в действительности) и самолетов (20 700 по данным разведки и 5259 в действительности).  Ф.И. Голиков, слабо разбираясь в чисто военных вопросах, так и не смог вскрыть  районы действительного сосредоточения главной группировки вермахта, которая могла гнести главный удар. Хотя все, кому положено, понимали уязвимость флангов группировки вой-с ЗапОВО в Белостокском выступе.

      Выбор юго-западного направления в качестве главного  и его усиление неизбежно привело к ослаблению западного.  Эта ошибка политического (в первую очередь) и военного руководства в распределении своих сил по стратегическим направлениям стала одной из основных причин поражений наших войск не только в начале войны, но и последующих сражениях лета и осени в 1941 г.

      Здесь самое время упомянуть о крайне неудачном плане прикрытия нашей западной границы протяженностью 1500 км, задействовали в первом эшелоне 55 дивизий и две бригады. Эти соединения, вытянутые «в ниточку» вдоль гарнцы, были заведомо обречены на разгром. Так,   1-й стрелковый корпус  в составе двух сд с приданными частями должен был прикрыть район прикрытия границы № 2 10-й армии ЗапОВО шириной 157 км! В свою очередь район прикрытия делился на два подучастка. У самой границы на виду у немцев сооружались ДОТы (долговременные огневые точки) будущих укрепрайонов. Примерно с такой же плотностью была прикрыты все 470 км границы ЗапОВО.
      Расчет строился на том, что войска прикрытия сумеют занять подготовленные рубежи и полевые укрепления  ДО НАЧАЛА военных действий (в угрожаемый период). И что удастся в короткий  срок усилить войска прикрытия за счет подхода резервов округа и артчастей РГК. Так, согласно графику накапливания частей, выделенных  для прикрытия госграницы ЗапОВО   на 3-4 день мобилизации. Как показали последующие события, подобное       «прикрытие» не могло выдержать сосредоточенный удар серьезного противника.
   
За восемь с лишним месяцев никаких действенных мер по предотвращению возможных прорывов противник на флангах наших войск в Белостокском выступе та и не приняли. Хотя для этого можно было сделать в мае во время лагерного периода. Для этого не нужно было использовать казарменный фонд, а жить в палатках. И под видом проведения  учений создать нужную группировку сил и средств.               

      Примечательно, что в спорах о причинах поражения спорщики, как правило, не называли, в какой же готовности находились войска Красной армии встретили вторжение вермахта? В лучшем случае называли  – из положения мирного времени?

     По этому поводу маршал  Р.Я. Малиновский подчернил, что «Сталин, не зная реального состояния мобилизационной и боевой готовности  войск,  довольно упрощенно понимал возможность и порядок ее повышения в короткие сроки. Своими ограничениями, изложенными в директиве, он в последний момент связал руки Тимошенко, Жукову и командующим войсками приграничных округов, не позволив им принять более решительные меры по подготовке к отражению нападения».

       Серьезным  упущением в работе  Генштаба следует считать, что не была разработана система боевых готовностей войск, позволяющая в зависимости от обстановки последовательно повышать их боеспособность без ввода в действие плана прикрытия в полном объеме. Для чего  установить для войск Красной армии по примеру моряков (с их системой трех оперативных готовностей)  ПОВЫШЕННУЮ готовность.  С тем, чтобы, получив сигнал, эти части и соединения смогли скрытно,  без объявления мобилизации подготовиться к выполнению своих задач. В настоящее время повышенная готовность существует во всех видах Вооруженных Сил России.
         
      Основным изъяном оперативно стратегического и мобилизационного планирования на 1941 год являлось заложенное в его основу предположение, что противнику при подготовке нападения на СССР суток для полного стратегического развертывания войск  так же потребуется до 15 суток. В действительности вермахт к началу вторжения оказался полностью развернутым.  Поэтому  многие стратегические ошибки советского руководства связаны просчетом в определении срока возможного нападения. Это также связано с умело организованной немцами   кампанией дезинформации.
      
     Есть смысл подробнее разобраться,  что же все-таки знало политическое и военное руководство страны о конкретной дате нападения немцев. Точный срок начала германской агрессии сообщили два диверсанта, задержанные 14 июня в Белоруссии на участке 19-й погранзаставы 5-й комендатуры 87-го пограничного отряда. Они дали показания о диверсионной группе численностью 20 человек, прошедшей специальную шестимесячную подготовку, которая с 15 по 22 июня будет переброшена через границу. Их сведения полностью подтвердились. Кроме того, они рассказали о германских планах нападения на СССР 22.06.1941.
      
       В ночь на 18 июня на участке той же 19-й погранзаставы границу пересекла еще одна группа диверсантов из восьми человек.  Им удалось на 3 км углубиться на советскую территорию, но в 8.00 утра они были окружены, некоторые из них убиты, а уцелевшие пленены. Показания членов этой группы о сроке нападения немцев совпали с показаниями пары, задержанной 14 июня. В ночь на 20 июня и опять на участке 87-го погранотряда границу СССР нарушила очередная группа из 12 человек. Она тоже была перехвачена и в ходе боя частично уничтожена. Оставшиеся в живых попали в плен и подтвердили, что 22.06.1941  Германия нападет на СССР. К тому же нельзя было исключить, что немцы сами провоцировали наши войска на ответные действия, чтобы получить предлог  для развязывания войны. Именно так они действовали в Польше. А тут получили сообщение нашего агента «Икс». Счет пошел уже не на часы, а на минуты.
      
       К сожалению, вариант, при котором можно было бы занять полосу прикрытия и привести войска в боевую готовность к отражению возможного внезапного удара противника без проведения мобилизации и нанесения ударов по сопредельной территории, не был предусмотрен. Тем самым наши военные руководители стали заложниками собственного плана, который предусматривал только один вариант действий, исходивший из устаревших взглядов на начальный период войны.  Пришлось импровизировать с разработкой  Директивы  №1 с необходимыми ограничениями.
       Обвинять военных в задержке с доведением до войск решения о переводе их в боевую готовность,  оснований не. Если бы Сталин принял такое решение,   в округа условный сигнал или шифротелеграмму следующего содержания:   «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 года», сопроводив ее нужными ограничениями. Это заняло бы не более 10 -  15 минут. Уверяют, что еще быстрее это можно было передать такой сигнал по радио. Но в эком случае войска были бы немедленно, не ожидая особых указаний, начали бы выдвигаться в районы сбора  или оперативного предназначения. Никакие дополнения во внимание не приняли бы.
      Никакие дополнения во внимание не приняли бы.
       Кстати, сигнал на   ввод в действие плана прикрытия госграницы все-таки был передан по радио и в 4.20 22 июня был принят штабом 4-й армии.

      Допустим на минуту, что  Директива  №1.  Успели передать к уходу 21 июня.  И войска армий прикрытия за ночь успели занять назначенные для них районы. Как могла сложиться обстановка в этом случае?,  За счет приведения в готовность средств ПВО меньший урон понесли бы штабы и пункты управления войсками, важнейшие объекты инфраструктуры. Немцам не удалось бы застать нашу авиацию на аэродромах, и ее убыль не оказалась  столь велика. Было бы больше организованности и меньше паники, соединения и части понесли бы меньшие потери в людях, вооружении и боевой технике.
      
        Соответственно, противнику не удалось бы так легко преодолеть наши оборонительные позиции, занятые войсками. Их потери, вне всякого сомнения, оказались бы несравнимо больше, а темпы продвижения не были столь высоки. В итоге, возможно, удалось бы избежать масштабных окружений и массовых потерь в людях и боевой технике. Это позволило бы в полном объёме и более качественно провести в приграничных военных округах отмобилизование войск, а главным силам первого стратегического эшелона лучше подготовиться к военным действиям. Моральное состояние личного состава и его устойчивость в обороне и последующих боях были бы несравнимо выше, нежели после шока, вызванного внезапным нападением 22 июня.
        Однако, учитывая подавляющее превосходство в силах и средствах на направлениях ударов немцев, следует признать, что реальной альтернативы поражению  не было.  Нашим войскам   вряд ли удалось бы отразить наступление противника. Это подтверждается всем ходом боевых действий в первой половине войны. Военные катастрофы, более значительные по масштабу, постигшие нашу армию под Киевом, Вязьмой и Брянском, а также  летом 1942 г., когда внезапности уже давно не было, лучшее тому доказательство.

      Поэтому большая часть вины за то, что войска западных пограничных военных  округов оказались не готовы к отражению вражеского нападения, лежит на Сталине, как руководителе государства, который в решающий момент   своевременно не согласился с предложением военных    привести войска пограничных округов в боевую готовность. В тексте приведено немало доказательств на этот счет.

       С мая месяца, когда наша разведка установила резко возросшую интенсивность перевозки немецких войск к нашей границе. По существу, именно с этого момента можно считать, что начался   так называемый «угрожаемый период», существование которого учитывалось в военном ведомстве при планировании оперативного развертывания войск на случай военных действий.  Не случайно   тогда же было принято решение о создании второго стратегического эшелона.
        К сожалению, военно-политическое руководство при составлении и отверждении планов на случай войны  исходило из устаревших взглядов об угрожаемом периоде, предшествующем началу войны. Предусмотренный ими ввод в действие планов прикрытия госграницы с целью обеспечения развертывания главных сил намечался в день объявления мобилизации  или с началом войны.
   
       Маршал А.М. Василевский писал: "<…>   И.В. Сталин не решался на это, исходя, конечно, из лучших побуждений. Относительное спокойствие Сталина в этот критический момент можно объяснить уверенностью его в том, что при благоприятном для нас соотношении в дивизиях и танках ничего страшного при нападении немцев не случится. В отличие от него,  Г.К. Жуков и С.К. Тимошенко понимали, что <…> вытянутые в ниточку вдоль госграницы наши дивизии могут не устоять против массированных ударов немцев. Они вовсе не желали оказаться крайними в этой опасной ситуации и хотели хотя бы предупредить войска о возможности внезапного нападения противника, привести их в
боевую готовность".

       Позже А.М. Василевский добавил:
  "<…> хотя мы и были еще не совсем готовы к войне, о чем я уже писал, но, если реально пришло время встретить ее, нужно было смело перешагнуть порог. И. В. Сталин не решался на это, исходя, конечно, из лучших побуждений. Но в результате несвоевременного приведения в боевую готовность Вооруженные Силы СССР вступили в схватку с агрессором в значительно менее выгодных условиях и были вынуждены с боями отходить вглубь страны".
         
       Но мы должны разобрать еще одну возможную причину крайне неудачного вступления СССР в войну.  Её назвал в 1945 г. на приеме в Кремле И.В. Сталин. Он   и послушные его воле руководители наркомата обороны и Генштаба своим бездействием в решительный момент подставили в 1941 году нашу кадровую армию под удар вермахта.
        Легенду о полностью внезапном нападении и подавляющем количественном превосходстве противника в танках и самолетах вождь  создал для самооправдания. Она давно уже опровергнута советскими и немецкими архивными документами. Но до сих пор ее под различными соусами пытаются реанимировать некоторые историки и публицисты. Освежим их память.

    Тайну    о количестве танков в Красной армии к началу войны скрывали 40 лет.       Только в 1985 г. полковник В.О. Дайнес  (кстати, бывший слушатель  моей группы в Академии ВАФ, которого я рекомендовал в Институт военной истории) по Центральному телевидению раскрыл эту тайну. Помнится,  в своем сообщении он назвал общее количество танков в Красной армии к началу войны: 22 тыс. и 2 тыс. танкеток. При этом он добавил, что это больше, чем было во всех армиях мира, вместе взятых.

         
   На самом деле на 1 июня 1941 г. на вооружении Красной армии числилось 23 078 танков  2376 танкеток.  Конечно, многим из них  требовался средний и капитальный ремонт. Но результаты первых сражений начального периода войны во многом зависел  от числа танков в приграничных округах, на которых обрушился первый удар врага. Из общего количества  танков примерно половина      находилась в 5 западных   округах: танков – 12 765, танкеток – 936, в том числе годных к боевому применению  - 11  232 танка. Остальные находились вблизи  восточных и южных  границ и во внутренних округах.

         
      Сейчас, когда раскрыты почти все карты, мы можем лучше разобраться в обстановке, сложившейся к началу войны на западном стратегическом направлении. Забивать голову читателя подсчетом оперативной плотности (общей и по направлениям) не буду. Назову лишь число танков в группировках врага, действующих против наших   округов к 22 июня 1941 г.


       В составе г войск ЗапОВО было 2502 танка. Против него противник сосредоточил ГА «Центр» с приданными ей 2-й ТГр генерал-полковника  Х. Гудериана и 3-й ТГр генерал-полковника  Г. Гота. В составе этой группировки было 2230 танков.  Соотношение по боевым самолетам тоже было примерно равны( (1909:1677). Немцы, создав подавляющее превосходство в силах на направлениях ударов, легко преодолели полосу прикрытия госграницы. Их  танковые  и моторизованные дивизии, развивая наступление, глубоко  охватил фланги группировки фронта  западнее Минска. С  подходом пехоты окружение стало фактом. На двух схемах, которые я выложил на сайте ВКонтакте, можно проследить по датам последовательность  действий войск. Там хорошо просматриваются наши дивизии,  отходящие от границы прямо в образовавшийся котел. Всего западнее Минск немцы  захватили  в плен     тыс. советских военнослужащих.
   
        Для сравнения:  в  полосе Киевского ОВО шириной 600 км, где ожидался  главный удар врага, насчитывалось 5010 танков. Против него наступал войска   ГА «Юг» и 1-я ТГр  генерал-фельдмаршала  Э.  Клейста. В их составе было всего 822 танка. С учетом разномастных танков союзников Германии (424 танка, в т.ч. румынских *236) на юго-западном направлении противник мог использовать 1246 танков. Соотношение по танкам подсчитывать бесполезно – немцы не придерживались  наших разграничительных линий.  Но учитывая   наше превосходство в танках, можно было рассчитывать на более успешные действия на Украине.   
        В полосе ПрибОВО шириной 350 км (1402 танка)  наступала ГА «Север» и  4-я ТГр  генерал-полковника Г. Гепнера в составе  635 танков и штурмовых орудий.

      Заодно  отмечу, что в пяти наших приграничных округах с учетом  ЛВО (1509 танков)   и  ОдВО (282)   всего насчитывалось  11 232 танка против 3801 (без учета финских 109) танка противника. Поэтому  ни о каком превосходстве противника в танках говорить не стоит. Немцы превосходили нас только по численности личного состава – примерно в два раза (1:1,9)


        Поводя итог вышесказанному, можно сделать вывод, что  главной причиной поражения нашей армии в 1941 г.  была  её неготовность к той войне,  которую   навязали Советскому Союзу гитлеровские генералы. Это было обусловлено  объективными факторами: реальное состояние боевой и мобилизационной готовности Красной армии, экономический уровень СССР и  система принятия важнейших решений.  Ошибки и просчеты, допущенные политическим и военным руководством накануне и с началом войны, лишь усугубили масштабы поражений. Но на основе дальнейшего развития тех же факторов стала неизбежной и победа советского народа и его армии над нацистской Германией.

      
        Обвиняя Сталина, мы должны признать, что руководители Наркомата обороны С.К.Тимошенко и Г.К. Жуков перед лицом опасности, угрожавшей стране, проявили, по крайней мере, малодушие, не настояв на заблаговременном принятии более решительных мер по подготовке войск приграничных округов к отражению нападения противника, уже готового нанести удар. А что они могли сделать против воли вождя? Подать в отставку? Их сразу бы зачислили во «враги народа» со всеми выводами.

      Позднее Г.К. Жуков вынужден был признаться:
       «И самым крупным пробелом в нашей военно-политической стратегии было то, что мы не сделали надлежащих выводов из опыта начального периода второй мировой войны, а опыт уже был налицо.  <…>   Наш Генеральный штаб, нарком обороны не изучили новые методы ведения начального периода войны, не преподали войскам соответствующих рекомендаций по их оперативно-тактической  переподготовке и переработке устаревших планов оперативно-мобилизационных и иных, связанных с начальным периодом войны».

        Поневоле возникает вопрос: если все было заранее предопределено, то, как же Красной армии удалось оправиться от провалов первой половины войны и переломить ее ход в свою пользу? Почему, несмотря на ошеломительные разгромы и потерю большей части кадровой армии в первых же сражениях, в конечном итоге СССР удалось выиграть войну?

        Победа над агрессором  была достигнута так же закономерно. Ведь история редко развивается благодаря случайностям. Советский Союз изначально обладал весомыми стратегическими преимуществами над Германией. И всех  тактических и оперативных успехов вермахта, достигнутых им в первую половину войны, оказалось недостаточно, чтобы их преодолеть. Основным из них стало   существенное превосходство над врагом в ресурсах – людских, сырьевых и географических. Правда, реализовать его удалось   не сразу. На это потребовалось время, и не малое.
      
          К 1943 году Верховный главнокомандующий стал лучше разбираться в военных делах (а до этого успел наломать немало дров). и, главное, стал учитывать мнение опытных военачальников. И Красная армия,  проиграв многие сражения первой половины войны,  все-таки разгромила нацистскую военную машину и водрузила Знамя Победы над рейхстагом. Недаром Бисмарк предупреждал немцев в свое время: "Русские медленно запрягают, но быстро ездят».

      
       В заключение приведу известное выражение:   «У победы много отцов, поражение – всегда сирота».  Так уж сложилось, что я стал заниматься исследованием  неоднозначных операций Отечественной войны, стремясь установить причины наших неудач. Ведь у поражений, кроме объективных причин, должны быть свои «родители». Немалая доля вины за поражения Красной армии в начале войны ложится на тех, кто готовили её к ведению боевых действий.
       При этом приходилось  критиковать в своих книгах решения и действия некоторых командиров, командующих и (о, ужас!) Ставку ВГК и даже самого Сталина! Ведь ошибки и просчеты в подготовке к войне и в ходе нее были допущены на всех уровнях государственного и военного управления. Но чем выше этот уровень, тем опаснее и гибельнее их последствия. А факты – упрямая вещь. К тому же не надо забывать, что упоминаемые в тексте моих книг командующие в 1941 г. еще не были маршалами Победы. Они только учились побеждать. И наука эта оплачивалась солдатской кровью.