Нагон

 «Цок-цок-цок» - стучали звонко  каблучки. Короткая юбчонка  едва прикрывала аппетитные  голые ягодицы в продолжении  наливных молодостью бёдер.
Стас  заговоренно  семенил за нимфой,  смахивал пот со лба, забыв  о  нужном ему пункте назначения.

И вдруг, лишь сказочный мираж скрылся за углом,   ощутил больной тычок в плечо.
 Пред ним  стоял сухопарый  старик со сморщенным  лицом.

- Куда прешь, бажбан*, - небритые дряблые щеки худого всколыхнулись  парусами  на ветру, он вытер кепкой лысый череп, улыбнулся, обнажив редкозубый рот и развел руки.

-Жирный! Как есть Жирный, - и, вытянув шею вперед, предстал в позе кочета.
Стасу  показалось,   незнакомец  вот-вот согнет в колене ногу и громко кукарекнет.

- Не узнаё-ёшь, - вымолвил  старик  нараспев.

- Нет, - потирая плечо, ответил Стас.

- Ну да, гусь свинье, - незнакомец брезгливо повел острым носом.

- Балтун, - Стас  указал пальцем на нос  сухопарого. Эдак мог лишь он, его бывший одноклассник.



- Девушка, девушка. А разве сегодня понедельник? – остроносый подросток  присев на корточки, заглянул  под юбку  проходящей девчушки лет семнадцати.
Толпа юнцов расхохоталась нарочито громко.
 Балтун гордо глянул на свору и  потряс большим пальцем за своей спиной.

- Сегодня суббота, а она в красные нарядилась.

Стас  испытал невероятный стыд, хотя и знал  о  гадливой натуре одноклассника. Он  почти  не общался с ним, и сегодня  не явился  бы участником  этой   мерзкой  выходки.  Но литераторша отправила  класс в читальный зал городской библиотеки. 
А там, оказалось,  Балтуна знал весь персонал!

- Анатолий, - старушка в круглых очках большеглазо взирала на Балтуна, - тебя не было семь дней, Анна Андреевна  приготовила Конан Дойла,  а ты пропал.

- Занят был, Фадевна, - пафосно заявил Толик, - тройку по литературе исправлял.

- Как тройку,- удивилась старушка.

- Как,- Балтун глянул в потолок, - за Базарова отвечал.


 Да, Толик славился начитанностью и был способным  малым  совершенно  не  желавшим осваивать школьные науки.
Парень с удивительной памятью  наизусть декламировал  длиннющие тексты сразу по их прочтении,  свободно рассуждал  на всякие темы и  выглядел  в беседах знатоком  предмета обсуждения.
Однако,  при не дюжинном  уме являлся  отъявленным негодяем, способным к  омерзительным выходкам  в коих никогда не раскаивался.



- Признал, значит, - старик протянул руку.

Стас коснулся её своей, ощутил  липкую влагу и не смог освободиться от рукопожатия.
Балтун крепко держал его кисть, будто  желал более не расставаться  никогда.  И смотрел  в глаза, не моргая.

Размытая временем голубизна   роговиц  растворялась  в желтизне склер, от чего взгляд  его был печален и не здоров.

- Купи у меня книгу, брат, - прошамкал  Толик, - сам написал. Последний после этого экземпляр в областной библиотеке хранится. А мне жить не на что, - и сдавил кисть бывшего одноклассника.

И показалось Стасу,  Балтуновская немочь с неприятной сыростью  от рукопожатия проникает в   тело и теперь,  лишь  согласившись с  предложением,  и  избавится от  неё.

  - Сколько?

- Пять штук, - Толик, расслабил пальцы. И тут же, предварив вопрос Стаса, гордо заявил: «Книга с  благодарственной надписью  самого Жуковского»
Он освободил Стасову кисть, и тут же в его руках появилась книга.

- Вот, читай.

На авантитуле  синими чернилами  значилась короткая надпись  от мэтра:
«Желаю всех благ восходящей звезде русской литературы».

Освободившись от Балтуновских  уз, Стас  шагнул было  вперед в намерении покинуть место встречи, но, увидев  название книги, не сдвинулся и с места.

«Удивительное совпадение, или же Балтун и есть известный, когда то  писатель?»

- Я и есть, - кивнул   Толян, будто услышал  непроизнесенное.

- И не жалко? - удивился Стас, - это же раритет.

- Раритет, - хмыкнул Толян.  Деньжата нужны, Жирный.

- Меня Стасом зовут, коли забыл.

- Не забыл, - Балтун сплюнул в сторону.


Вышедшая в свет в конце восьмидесятых повесть неизвестного писателя произвела фурор в литературном мире края. 
Стас прочитал её в литературном журнале, где сам Жуковский рецензировал повесть, сравнивая  труд молодого писателя с прозой  Солженицына.
Обладая литературным «слухом», он восхищался повестью, но с тем отметил  ошибку в повествовании, истолковав её   не полным  авторским знанием темы.

«Видимо и отмеченный Богом писатель, не может быть осведомлен обо  всех нюансах  отписанного им действа,- рассуждал  тогда Стас, - встретиться бы, пояснить. Хотя, будет ли он слушать, да и нужна ли ему эта мелочь, от которой  в повести ничего не изменится?».

Он еще долго вспоминал авторский прочёт и назойливо пытался объяснить себе  его,  всякий раз оправдывая писателя  невозможностью познать мир,  в котором  тот  никогда  не был.

И вот, возможность представилась! Стаса  тут же  осенила мысль,  вмиг прояснившая   причину «ошибки» автора, как теперь оказалось, знавшего тему изнутри! Он кивнул на вывеску "Бистро": «Зайдём?»

Балтун встрепенулся, будто голодному кочету сыпанули зерна.  Заморгал часто, моложаво повёл плечами и, кивнув, устремился к двери забегаловки.




 – Какое сегодня число.

  - Четверг четвертого  апреля восемьдесят пятого года, Ваня,- Стас развернулся к коллеге, - завтра пятница    и обещанный   день обмытия  твоего очередного звания.

 - А я думал  сегодня, -  Иван  задумчиво смотрел в потолок, - запарился я с жалобами осужденных.

- Вот как? Это хлеб твой, а ты запарился. 

- Неудобно мне опрашивать офицера колонии, которого, по сути, в жалобе оговаривает осужденный. А в то же время вроде и  не оговаривает. Офицер-то,  по любому прав и при таком раскладе к чему вообще жалобу рассматривать?

 - Прокурору, Ваня, не должно быть неудобно, как  врачу  у постели  обнаженного больного. И что значит «к чему рассматривать»? Есть жалоба, есть и повод к её рассмотрению, - Стас поправил галстук, глянул на свои погоны (ему нескоро новые обмывать),- что за жалоба-то?

Младший юрист рассказывал Стасу  суть жалобы, а тот, будто фильм смотрел  с известными ему персонажами.



 Балтун,  разменяв четвертый месяц  из пяти  лет, назначенных красивой городской  судьёй,  частенько  вспоминал  её пухлые губы под привлекательным остреньким носом.
Удивительно зеленые  глаза  с длинными ресницами опаленных  голубыми  тенями  век,  моргали глупо, от чего судья походила на пластмассовую куклу с говорящей  пластинкой внутри.
 Толян смотрел на красавицу из-за решетки и мечтал овладеть её  прелестным телом.

-  … и,  в соответствии со статьёй 146*, назначить Балтунову Анатолию Егоровичу наказание сроком пять лет».
 

«Если бы я не любил её безмолвно на протяжении судебного  процесса, - рассудил Балтун после оглашения приговора, - мог схлопотать и больше».



На зоне балтуновская  статья  уважалась, но «блаткомитет» не разглядел в Толяне потенциального рецидивиста и  «назначил »  его «по жизни»  мужиком.

- Куда работать пойдешь, Балтунов, - поинтересовался начальник отряда.

- Мне бы в библиотеку, - Толян повел  носом.

- Да? - усмехнулся отрядник, - такую работу заслужить нужно, - и отправил Толяна  ваять кирпичи.

Наглотавшись за десять  дней  цементной пыли,  неприспособленный к физическому труду, Балтун записался на прием к врачу,  в котором  с радостью  признал однокашника.

- Хондроз замучил, доктор, - Толик, согнувшись,  стоял у стола эскулапа, - разогнуться не могу. А когда он клинить берётся, обостряются язва желудка, холецистит и почки  садятся. Да, и панкреатит, гад,- Балтун ухватился за живот, изобразив сардоническую улыбку.

- Ложись, - доктор указал на кушетку.

Толян, кряхтя,  улегся на жесткий топчан, вытянул ноги и замер в ожидании обследования.

Доктор молча постучал  ручкой о столешницу, закурил сигарету.

- Теперь вставай и шагом марш на работу, - проговорил беззлобно.

- Как же так, Вован, - приподняв голову,  промямлил Балтун, - а хондроз, панкреатит? Меня лечить нужно.

 - Я прощу тебе по старой памяти и Вована и желание замастыриться, - доктор прищуристо  глядел на Толяна, - следующего раза не будет.


Весь день  Балтун,  жаловался на болячки работному люду  и умело, как ему казалось, изображал страдания.
На второй, толстомордый, двухметроворостый  бугор  пригласил его  в свою кондейку, указав на табурет.

- Присаживайся,- и плеснул в кружку чифиря.

Толян сглотнул кислую слюну и медленно приседая, слепо ощупывая рукой край табурета, наконец,  умостился на  нём, не отводя голубого взгляда от  бригадирской ряхи.
Тот же пригубил  крепкого напитка, цокнул языком и, вмиг приблизившись к сидящему,  ногой выбил из-под него табурет.

До вечера Толян без остановок  таскал цемент, песок и шлак,  преодолевая боль в ушибленной ягодице.
А ко второй неделе привык к тяжелому труду, будто в нем и родился. Но при этом затаил в душе злобу на доктора.
А настоящая болезнь не заставила себя долго ждать.
 Гематома в Балтуновской  ягодице, после падения,  вскоре нагноилась, и Толян вновь оказался в больничке.


Теперь, после операции он лежал в чистой палате на удобной койке,  ежедневно ожидая болезненных перевязок. И был уверен: доктор намеренно не обезболивает процедуры.
Владимир Ильич же, всякий раз преступая к перевязке,  успокаивал пациента, рассказывая смешные случаи из жизни, что еще более злило Толяна.

« Человеку больно, а лепила байки травит, - возмущался он про себя, повизгивая, лишь инструмент касался его плоти.»

 Но, наконец,  привык к неприятным процедурам и теперь  от безделья, по просьбе обитателей больнички   взялся малевать  письма «заочницам», обретая славу тюремного писателя.  А вскоре и сам завел себе такую.

« Милая моя Машенька,  -  писал он в очередном обращении, - знаю тебя лишь по второму письму, а кажется знаком с рождения. И вижу твои глаза и тону в них с любовью, словно в безбрежном озере  твоего существа, и осязаю  духмяный аромат твоих волос, чувствую нежное прикосновение бархатных пальчиков к моим губам, и целую, целую  их со слезами …»

Он перечитал письмо, облизал край конверта и заклеил его.


- Напрасно,  - раздался голос с соседней койки, - говорил же тебе, Асфальт Тротуарович*: вскрывают в спец части запечатанные письма.

- Мда, незадача, - посетовал Балтун,  - а где ж конверт-то новый взять.

- Нет проблем, - довольно ворконул сосед, - пачка чая и к вашим услугам .

- А не много?-  возмутился, Толян.

- Для меня в самый раз, -  усмехнулся  предлагатель.

С того дня Балтун перестал впустую писать письма для сидельцев, означив цену своему труду.

От характера  или от тщедушного   тела, рана  в дырявой ягодице не заживала, что и не особо беспокоило её обладателя.
Толян разменял второй месяц  в больничке и, освоившись,  начал  раздавал команды  санитарами  не хуже завхоза медчасти, а то и покрикивать недовольно, от чего в очередной раз слетел с предложенной  ему табуретки и долго стирал больничную пижаму от крови.
 Рана вновь загноилась, а с тем вернулись и  болезненные перевязки. 

Узнав многое о кухне тюремной медицины, Балтун обуялся мыслью отправиться этапом в краевую больничку. Ведь именно там, в городе с невзрачным названием жила его «зочница»!
Он мечтал о «личняках»*,  и всякий раз развратно представлял девичье тело с лицом востроносой судьи.

Как то к вечеру он зашел в кабинет к доктору и, присев на край кушетки волооко глянул на  хозяина кабинета.

 -Владимир Ильич, - почти шепотом обратился к доктору, - отправьте меня в краевую больничку. Глядишь, там какие препараты по свежее будут, как-никак,  отделение специализированное имеется. А то надоел я вам со своею раной, - и заискивающе глянул в глаза врачу.

Доктор молча курил, рассматривая что-то за окном, будто в кабинете и не было Балтуна,  затушил в пепельнице сигарету и взглядом указал Толяну на дверь.

 «Клистир в белом халате,-  злился Толян, лёжа на кровати, - паскуда ментовская, вершитель судеб и жизней. Был бы ты на воле, в лоскуты  порезал.
Утром следующего дня Балтун написал жалобу в прокуратуру по надзору.



Стас читал жалобу и удивлялся форме изложения. Она походила на рассказ талантливого писателя, и никак не на пасквиль униженного системой арестанта.

-Гнида Балтун, - Стас передал папку с «делом»  сослуживцу, - держи ухо востро с этим типом. А  доктор, на которого он жалобу накатал,  хирург с немалым клиническим опытом, обретенным совсем не в зоновских больничках. Я  бы сам у него лечился.




В забегаловке, лишь Стас поставил на стол бутылку с водкой, Балтун тут же ухватил её и, наполнив стакан наполовину, без предисловий, в два  глотка опустошил гранёный.
 Выдохнул медленно, сложив губы трубкой и замер на секунду. Глаза его обрели свежий голубой цвет, желтизна склер растаяла,  лицо вспыхнуло румянцем.

- Спасибо, гражданин прокурор, - выговорил нараспев, закусывая салатом.

Мелко нашинкованная капуста собиралась в углах его рта и Балтун пальцами подгонял её в рот. Утерев губы ладонью, он вновь налил пол стакана и, не глядя на визави вмиг опустошил его.

 Стас смотрел на происходящее, и ему расхотелось задавать свой давнишний вопрос, так долго мучавший    на несуразно  прописанную  автором мелочь, кардинально определяющую  жизнь  осужденного в местах лишения свободы .
Спрашивать что-либо у бывшего зека, опущенного в зоне,  не было смысла.


«Балтун в своей повести намеренно вывел героем представителя  низшей лагерной   касты, как бы в отместку за свою принадлежность  к ней.
Писателю можно выдумать что угодно в рамках талантливо исполненной писанины,
и она введет кого-то в заблуждение, кому-то даст повод к рассуждениям, а кто  пошлет такого автора к месту,  где когда-то зоновский  «блат комитет» за природное паскудство и мерзкий поступок,  определил ему место под шконкой*.

Стас налил  водки  в стакан, заглянул во вместилище, где бесцветная жидкость скоро скатывалась со стеклянной поверхности, и вылил её на руки, смывая следы недавнего рукопожатия падшего таланта.

«Один раз не пи…, - произнес про себя и вышел на улицу»

Талант же,  слепо взирал в пустоту перед собой и, раскачиваясь  на стуле заводной куклой, сжимал граненую ёмкость.


Дневная жара сменилась прохладой. Опалённая  солнцем листва трепетала на  истомленных зноем  клёнах, и голубое небо  в малиновом закате маревом волновалось в стеклянных городских витринах.

Стас не торопясь шел за высокой пожилой дамой в белом сарафане до пят.
Она мягко ступала на остывающий асфальт  и вдруг, поправив соломенную шляпу,  оглянулась, одарив бывшего прокурора   улыбкой.


Статья 146.* Разбой. УК РСФСР от 27 октября 1960 г.. Преступления против собственности
Нагон - ложь
бажбан* - (жарг) дуpак
«личняк»*(жарг) -  долгосрочное свидание, предоставленное администрацией осужденному .
 Асфальт Тротуарович* (жарг)— осужденный, который не имеет отношения к воровской среде и плохо приспособлен к жизни в местах заключения.