Смерть и загадочная жизнь

   Если вы каждый день живете так, как будто он последний, когда-нибудь вы окажетесь правы.
   Стив Джобс.

   — Мы покидаем гарнизон?
   — Гарнизона больше нет, Брухон.
   — Он был нашим домом, местом, где люди могли найти защиту и справедливость, но не более — всего лишь местом. Это не гарнизон. Там, куда мы идем, где сражаемся, спасаем жизни — это и есть гарнизон. Гарнизон — это мы.
   Мушкетеры.
   
   Руины этого дома подходили для укрытия на ночь как нельзя лучше: закрытые со всех сторон стены каменного дома с площадками, не заметными снаружи и с первого-второго этажа, окна закрыты какими-то деревянными пластинами, что легко помешает запаху привлечь кого-то, вплоть до следующего утра. Также от Них прятались и собаки, которые вскоре были в количестве двух штук зажарены прямо на полу из выкрошившейся каменной же плитки, обломки шкафа прекрасно давали пламя и мало дымили, сам дым был ароматным, и странник прокурил себя им, сделавшийся более непривлекательным для зверей, которым волю только дай, схарчат.

   Неудивительно, мир-то стал суровым так давно, что деды уже не помнили, что было как-то иначе. Мир вечной охоты и вечной войны, что всё сильнее сливались в нечто единое, все жили с этим с самого рождения. Всегда их встречало покрытое сизыми тучами небо, изредка пронизываемое смертоносным Солнцем, когда все прятались кто куда, такой мир был всем родным.

   Заночевал охотник на четвёртом этаже и побросал останки собак в дыру в полу около трухлявой лестницы, пускай другие охотники поломают там шеи, вот вам и новый источник столь полезного пропитания! А заодно можно и камни сверху кидать в случае чего, задержишь врага, плюс он забудет на время о тебе и обрадуется нежданному трофею из тела павшего товарища. Размышления и переживания не были свойственны кому-то из этого мира, жить и собирать, что и откуда можешь, вот кредо всех и вся. И ещё, Их с упорством избегать, тогда лишь спасёшься. Болезнь, уже делавшая перемены погоды невыносимыми, ярость - ледяной, а все простые звуки - оглушительными и гулкими, пожирала самого охотника после неудачного для него удара вражеского копья с синей липкой смолой.

.  И вот, внезапно проснувшись ночью, он с ужасом услышал очень тихие и ранее недоступные его слуху шаги на лестнице, шедших прямо к его убежищу, по шагам и тишине походки вкупе со скоростью он узнал Их, тихо  готовясь перелезть по пожарной лестнице. Их было трое, высоких и сильных, прямого поединка с Ними даже один на один не пережил ни один охотник, потому он был на грани и был готов бежать куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Их неистовство в бою, неясная неуязвимость к ударам обычного оружия и ненасытный аппетит стали известны нескоро из-за малого числа выживших после встреч с Ними, и то случайно.

  Но выжившие часто говорили странную фразу, что эти чудища когда-то были людьми, некоторые узнавали пропавших без вести и раненых сородичей. Но прочие думали, что от Болезни, что они просто помутились умом и не слушали их. И вот, с воплощённым ужасом встретился и одинокий охотник, но не так, как он этого  ожидал. Они проявляли несвойственный, судя по слухам, ум, явно выслеживая его и вроде бы проигнорировав ловушку в виде костей с остатками собачатины. В ужасе он без стонов или ругани пополз было к лестнице, но тут же был пригвождён к земле в районе спины длинным копьём, тут же потеряв чувствительность в нижней части тела, не в силах нормально пошевелить рукой или ногой. Копьё вытащили, грубым рывком когтистой руки перевернув его на спину. Да, его тут ждали и дали немного  успокоиться, чтобы проще убить, поужинав на славу.

  Тут охотник пережил несвойственное ему спокойствие, ибо смотревшие на него Они были ему знакомыми, все они, их лица, остроухие и бледные, совсем без губ и со сплошными чёрными глазами, были раньше не просто людьми, но из его родного племени, Они смотрели на него с шелестящим смехом, худые и словно вернувшиеся из Того края, все с обсидиановыми ножами в руках.

  Прежде, чем умереть от неуловимо быстрого удара, сломавшему ему шею, и стать их обедом, он всё понял и под их хохот начертал своей кровью из сломанного носа на полу: «Они все были нами».