Хо-Пухо

Когда человек вспоминает о далёком прошлом, бывают у него на сердце разные чувства. Иной раз, несмотря на пожилой возраст, он хочет заплакать; другой раз в глазах зажигается огонёк радости, или гордость, великая гордость овладевает им. Так случается и со мной, когда я встречаю [в книгах] о временах, давно прошедших, но хорошо сохранившихся в памяти. Часто передо мною встают: незабываемый образ простого китайского человека и связанные с ним события. Настолько тревожат эти события, что я, не имея писательского таланта, берусь за перо и пишу, пишу в первый раз, пишу как умею.

* * *

Маленький мальчик усердно работал самодельной лопаткой в песчаном обрыве, где когда-то был угольный склад. В ведёрко, сделанное из жести, стоявшее рядом, он то и дело бросал кусочки каменного угля, попадавшиеся в песке.

Мальчик был обут в большие, не по ноге ботинки. Глядя на его ноги, можно было судить о нужде, которую претерпевала семья, где он рос. Чёрные глаза время от времени, как угольки, горели искорками. Появился кусочек находки – угольки загорелись сильнее. Вот ещё находка – опять угольки, словно раздуваемые ветром, заискрились.

Тёмные кудри на открытой голове шевелил морской ветер. Было малышу шесть лет с небольшим.

Верхняя часть обрыва была переплетена корнями прибрежной травы, и мальчишка, не замечая того, оказался под земляной крышей. Вот уже выросла песчаная горка, а ведро ещё не было полным.

- Вовка! Ай-яй-яй! Твоя помирай. Пропадай моя трубка!

Мальчик выскочил из норы навстречу подошедшему китайцу-матросу.

Стройный и высокий, как лиственница, широкоплечий богатырь, с своеобразной приветливой улыбкой, он присел на корточки к малышу. Его длинные чёрные волосы были заплетены в смешную косу. Серые глаза смотрели спокойно. С лица не сходили добродушная улыбка, спокойствие, решительность. Временами ложилась печать перенесённых страданий.

Никто здесь не называл его по имени, да и вряд ли кто знал это имя из русских. Он был весельчак, шутник, и все звали его в шутку Хо-Пухо, что означало в переводе на русский язык «хорошо-плохо».

С того дня, когда приехал сюда из Владивостока Вовка, Хо-Пухо полюбил его и всегда искал с ним встречи. Своей семьи у него не было, и он жил мечтой о возвращении в родной Китай. Только сейчас эта мечта неосуществима. Один из китайских дельцов так его обидел, что он вынужден был скитаться по лесам, не найдя ни у кого поддержки, пока не перебежал границу. Здесь в России он нашёл приют. Стал работать матросом. Своё дело он освоил быстро и каждое поручение выполнял с любовью.

- Посмотри, Вовка, – продолжал Хо-Пухо, показывая на слабую крышу норы, – земля упал, ты там остался, помирай.

Мальчик, не обращая внимания, снова стал работать лопаткой, засыпая ноги Хо-Пухо песком, показывая ему интересные сокровища.

Хо-Пухо осторожно вытащил Вовку за руку к себе.

- Ты, наверно, большой растёшь – шахтёр будешь. Но понимай надо.

И чтобы наглядно показать опасность, он наступил ногами на край обрыва, не спуская глаз с недоумевающего мальчика. Обрыв мгновенно обрушился. У Вовки сначала на глаза навернулись слёзы обиды за разрушенное «сооружение», а потом он сообразил в чём дело и успокоился.

Хо-Пухо достал из кармана коробочку с табаком, набил им свою длинную тонкую трубку и стал курить. Потом он ловко подхватил на одну руку мальчика, в другую взял ведёрко с углем и зашагал по песчаной насыпи к дому, где жила семья Вовки.

* * *

Несколько домиков маленького посёлка прилепились на склоне горы у берегов почти круглой формы озерка, издалека казавшегося маленькой блестящей монеткой. Иногда монетка была голубой, иногда она окрашивалась в чёрный цвет. Из озерка выходил в бухту канал. Прорыли канал жители этого чудесного края неизвестно когда, а затем последующие поколения трудовых людей заботливо следили за его исправностью, оберегая от заносов песком, от обмеления, от постоянного наступления зарослей морской капусты.

Сюда заходил для пополнения запасов угля и воды буксирный катер «Рында». Посёлок тоже назывался Каналом.

Морская бухта Дальнего Востока была названа местными, в то время китайскими, жителями Тетюхе. Если проплыть пароходом по Японскому морю от Владивостока на север сотни три километров, издалека покажутся у берега «два брата», два высоких с острыми вершинами камня. Камни высечены морскими волнами из древней большой скалы, выдвинутой вперёд в море высокими горами.

А какие очаровательные горы! Ни в одной сказке не было ещё описано такой волшебной красоты.

Столетиями море наступало на горы, разрушало их по кусочку, а вот двух братьев подточить не смогло, не хватило силы морской стихии. Капитаны морских судов, проплывающих у берегов на север, и теперь по двум братьям узнают приближение незаметной бухты Тетюхе.

* * *

Шёл тысяча девятьсот девятнадцатый год, один из первых, когда молодая Республика набиралась сил, уничтожая остатки наёмных интервентов. Неумолимая борьба за Власть Советов пришла и в этот маленький уголок. Наспех собранный отряд колчаковцев, где-то погрузившийся на отвоёванный товаро-пассажирский пароход, готовил к высадке десант. Опьянённые небольшими победами, враги собрались захватить богатый промышленный район. От бухты за два часа на паровозике-кукушке можно добраться до рудника, где добывались цинк, свинец, серебро и хранились нетронутыми в недрах близлежащих Сихотэ-Алиньских отрогов, неисчерпаемые запасы олова.

* * *

В этот вечер катер, поблескивая на солнце свежей краской, находился в канале у причала. Чёрные сваи, как в зеркале, покачивались в воде, горевшей отражением всегда раннего заката. На сваях стоял Вовка. Так как в канал заплыло много рыбы: наваги, корюшки, скумбрии, морских ершей – началась детская рыболовная страда. Вода в канале прозрачная и любую рыбу легко разглядеть. Даже видно, как по песчано-каменистому дну передвигаются длинноногие морские раки, бьёт хвостом, поднимая песок, испуганная камбала, или бычок оригинально работает большими, причудливыми плавниками как крыльями.

Мальчик крепко ухватился ручонками за самодельное удилище, то и дело далеко забрасывая свою странную удочку. На конце лески вместо крючка с наживкой привязана трёхгранная бутылочка из-под уксуса. Когда бутылочка наполнялась водой, пуская пузыри, малыш как настоящий рыбак вытаскивал её, выливал воду и снова забрасывал.

На катере стучал молотком отец шалуна Иван Иосифович, матрос, он же столяр первой руки. Столярному ремеслу он научился в Польше. Когда остался сиротой, нужда заставила зарабатывать самостоятельно на кусок хлеба; устроился наездником к частному владельцу ипподрома. К сожалению, скоро пришлось расстаться с увлекательным занятием. Однажды на скачках он вылетел из седла, но одна нога осталась в стремени; напуганная лошадь неслась вперёд, волоча всадника головой по неровной земле. Из больницы пришёл со швами на голове, заикающимся. Жестокий хозяин ипподрома выгнал юношу с работы, не заплатив ни гроша:

- Заика с расколотым черепом не может быть наездником, – заявил он.

Голод заставил устроиться учеником в столярную мастерскую. До службы в армии Иван Иосифович научился самостоятельно делать отличную мебель: столы с точёными ножками, стулья, буфеты с резными дверцами. Отшлифует, покроет лаком – хоть смотрись как в зеркало.

Забросила сюда потерпевшего неудачи наездника и столяра Русско-японская война. Несколько лет он сражался в Китае, плечом к плечу с русскими солдатами царской армии против японских самураев. Стал забывать польский язык и изучил русский.
И вот он, обливаясь потом, в машинном отделении поспешно развинчивал гайки. Среди русских парней вокруг усердно трудились в синих штанах и рубашках из бумажной материи черноволосые матросы-китайцы. Капитаном катера Ваймом Фёдором Михайловичем была поставлена перед матросами катера серьёзная задача: снять деталь машины – шатун, перенести в заросли кустарника и замаскировать в прошлогодних листьях. Фёдор Михайлович был эстонец. Он также случайно попал на Дальний Восток и полюбил этот край. Все люди, ободряемые одной благородной мыслью – не дать катер в руки Колчака – по-деловому разговаривали между собой на русском языке и делали своё дело со страстной готовностью служить делу России, отстоять Ленинскую Власть.

Вскоре шатун был извлечён из машинного отделения и, как драгоценный тяжёлый клад, был перенесён на руках в условленное место удивительно дружно и организованно.
Тишину, на время установившуюся на катере и вокруг, внезапно нарушил шум. Вовка с вершины сваи шлёпнулся в воду. Ручонками он цеплялся за удилище. Намокшая одежда и тяжёлые ботинки тянули ко дну. Солёная вода наполнила рот и нос, останавливала дыхание. Безумные глаза метались, ища спасения. Вокруг, как на зло, тишина. Лишь белая чайка неожиданно замахала крыльями перед Вовкиными глазами, коснулась крылом воды, не колыхнув её, и улетела, не желая помочь. Чайка казалась большой и сильной. Перестал дуть ветер счастливого дня. Хотелось мальчику, больше всего на свете хотелось вдохнуть свежего вечернего воздуха.

Но вот с борта катера на сваи прыгнул человек и в одежде бросился в воду. Это был матрос Хо-Пухо. Одной рукой он ухватил Вовку за воротник и приподнял голову над водой.

- Вовка, плюнь вода, плюнь вода, пропадай моя трубка, – кричал Хо-Пухо, ловко работая свободной рукой под водой, плывя к берегу.

- Пожалуйста, плюнь!

Выходя из воды, Хо-Пухо с материнской нежностью прижимал мальчика к себе, заглядывал в лицо, улыбался.

- Ах, Вовка, как рыбка! Сигнал не давал, вода пошёл. Бухты-барахты делал.
Вовка откашлялся, улыбнулся.

Радостно засмеялся Хо-Пухо, совершенно обнажая два ряда красивых белых зубов.

* * *

Наказание было строгим. Вовка лежал на подушках на животе. Спина была разрисована розгами чёрной берёзы. Мать, решительная женщина с мужской волей, настолько была рассержена шалостями, что не помнила, как это случилось, и сама не рада была такому наказанию. Со щёткой в руках, забрызганная известью, она вышла на веранду, поправила подушки и стала целовать покрасневшее тело.

- Володенька, родной, надо слушать маму, – повторяла она, не найдя больше, что сказать в оправдание. Потом она ушла в комнату, где заканчивалась побелка.
Спину уже не жгло. Вовка повернулся на бок и лежал в раздумье. Он переводил глаза с одного предмета на другой. Посредине разбросано несколько стульев. В углу на полу стояло большое зеркало. Раму к нему делал отец, она была очень красивая, узорчатая и блестящая. Через стёкла окон видно прозрачное солнечное небо. Дверь на улицу, выкрашенная в белую краску, открыта. Вот застучал копытами по ступенькам крылечка большой белый козёл. Вовка позвал его и поддразнил:

- Белый, Белый! Бэ-э-э-э!

Длинная борода ложилась на ступеньки, заметая их как веником. Глаза как стеклянные уставились на мальчика. Вот он подошёл совсем близко, можно достать рукой и потрогать корявые рога. Повернув голову, Белый вдруг увидел в зеркале другого козла и поднялся на задние ноги. Противник тоже встал на дыбы. Вовка вскочил, но было уже поздно. Козёл, разогнавшись, ударил рогами. Зеркало со звоном рассыпалось в куски. Мать выбежала из комнаты, стала бить козла щёткой и ругать мальчика.

- Ты зачем здесь смотришь?

- Я не виноват, – обиделся Вовка, прыгнул с веранды на крыльцо и побежал к озеру. У берега причаленная одним концом плавала доска. Он взял палку, шагнул на доску и оттолкнулся от берега. Мать размахивала щёткой, сердилась:

- Иди сюда, сейчас же иди сюда!

Вовка, не раз в тайне от матери плававший на доске по озеру, загребал палкой воду с одной стороны, кружился на месте и повторял:

- Не пойду, не пойду. Я боюсь, бить будешь.

- Иди, говорю, сюда, утонешь.

Мечущуюся как квочка перед тонущим цыплёнком у воды женщину остановил Хо-Пухо. Во всякое время перед его глазами вставал этот курчавый мальчик. Как только выдавалась свободная минута, он страстно хотел сказать ему что-нибудь ласковое, смотреть в глаза, или слушать звонкий голосок.

- Хозяюшка, моя тебе помогает. Я сам мальчика позвать буду. Разреши нам крабы поймать. Я отвечаю, - и он показал рукой в сторону моря, куда хочет идти с мальчиком на охоту. Мать согласилась и, повинуясь жесту Хо-Пухо, пошла к дому, оглядываясь на озеро. Вовка сейчас же подплыл к берегу, прыгнул с доски на песок и забрался на руки к хитро подмигнувшему одним глазом Хо-Пухо.

Прижавшись щекой к Вовкиному уху, Хо-Пухо спрашивал:

- Зачем, мальчик, так бушевал? Зачем так бушевал? – и посадив Вовку верхом на плечи, ухватившись обеими руками за ноги, постоянно улыбаясь, показывая свои белые зубы, пошёл к домику, где жили матросы. Там он угостил Вовку горячими пампушками, испечёнными на пару, взял острогу – тонкий бамбуковый шест с четырьмя зазубренными зубами, вделанными в один конец, свернул в трубку мешок и вышел вместе с мальчиком к морю.

Место охоты было за высокой скалой, отделяющей озеро от моря с востока. К обломкам подводных скал, где находили крабов, можно было пройти только во время отлива. Хо-Пухо шёл босиком, засучив штаны выше колен. Он, осторожно ступая на скользкие камни, выбирая места, где меньше колючих ракушек, перенёс мальчика через воду.

Каждый раз, когда Хо-Пухо брал Вовку на руки и прижимал к своему телу, мальчишка чувствовал тепло, переливающееся к нему, стук сердца, движение крови по набухшим венам. И таким близким-близким становился этот человек.

Вдоль отвесной скалы, уходящей вершинами в небо, торчали из воды громадные камни. Волны разбивались о них, и вода скатывалась по отшлифованной веками поверхности. Всё кругом по-своему разговаривало, болтало, сливаясь в ровный гул, из которого порой выделялся отдельный звук разбивающейся воды. Вот волна отступила. Длинные ленты морской капусты, растущие на камнях, зашевелились, потянулись за волной, но корни крепко впились в каменную поверхность, и ленты с очередной волной возвращаются снова.

Хо-Пухо всматривается в синюю глубину и гарпунит острогой.

- Ага, попадался, пропадай моя трубка.

Вместе с водорослями он вытаскивает большого неуклюжего краба. Он весь корявый, колючий. Глаза вылезли вперёд, страшные клешни сжимаются и разжимаются как ножницы, готовые откусить палец. Вовка радуется, подставляет мешок. Краб цепляется острыми когтями, его невозможно посадить в мешок. Хо-Пухо снова всматривается в водоросли и морскую синеву, и снова вытаскивает краба.
В морской шум добавляется радостный крик оживления, детский смех, трескотня ладошек. Улыбка появляется на лице охотника, на сердце очень легко, хотя он так устал после тяжёлого рабочего дня. Легко потому, что удалось сделать приятное своему маленькому другу.

Вот Хо-Пухо, завязав косу в узел на макушке головы, перешёл на другое место, где вода неглубокая. Бросив острогу на берег, он запускает руки в воду и начинает ворочать камни. Из-под камней выбегают красивые полосатые чёрные рыбки и мелкие крабы. Хо-Пухо ловко хватает их руками и бросает, не выходя из воды, в мешок, расставленный Вовкой.

-Попадался, пропадай моя трубка.

Крабы и рыбёшки мечутся из стороны в сторону, прячутся под водоросли и под другие камни.

Перебираясь от одного рифа к другому, или обшаривая рыбьи домишки, Хо-Пухо сначала рассказывал интересные сказки: китайские, русские, японские, индийские, а потом завёл с мальчиком разговор на разные темы. Вовка больше задавал вопросы, а Хо-Пухо отвечал.

- Почему ты не жаришь пампушки, как мама пирожки, а варишь в котле?

- Какой глупый мальчик. Котёл мало-мало наливай воды, потом выше вода положи решётка, потом пампушка. Вода кипи, пампушка сухой – и он достаёт из-за пазухи белую булочку, разламывает на две равные части, подаёт Вовке. Ничего нет вкуснее, особенно во время такого увлекательного путешествия с охотой.

Хо-Пухо, не глядя, набивает табаком и закуривает свою трубку.

- Ты сказал «шахтёр», когда я искал в песке уголь. Что такое «шахтёр»?

- О! Шахтёр! Он копает земля, спускается там, низ. Он зажигает свечка-лампочка. Там темно-темно. Шахтёр очень-очень сильный человек, очень чёрный. Он работает кайла и лопата. Уголь много-много. Уголь положит санки, таскает там, – Хо-Пухо показал пальцем в каменистый берег. – Потом таскает наверх, – он взмахнул рукой и выпустил вверх кольца дыма. Уголь очень хороший. Его надо много-много. Есть уголь – есть пароход, паровоз. Печка гори. Уголь нет – холодно; паровоз, пароход ходи нету.

- Расскажи про Ленина, – продолжал расспросы мальчик. – Кто такой Колчак?

- О! Ленин! Владимир Ильич. Это большой человек. Бедные люди Ленин брат. Китайский люди, польский, украинский, эстонский люди тоже брат. Он большой-большой командир. Колчак – Ленин враг. Колчак буржуй, богатый; Ленин его не любит, убивает. Большой страна Россия Ленин теперь хозяин. Здесь Дальний Восток наша живи, пока хозяин Колчак, пропадай моя трубка. Колчак зверь, дикий кабан, его надо стрелять. Когда Ленин, и наша помогает, Колчак прогоняет, тогда он Китай пойдёт. Там Советская Власть делает.

Хо-Пухо, обладавший большой силой убеждения, рассказывал с жаром, размахивал руками, низко кланялся перед мальчиком, как артист, выбегал из воды, падал на песок, становился на четвереньки, улыбался беспрерывно, показывая два ряда белых зубов. Он старался, чтобы его ломаная речь была понятна малышу. Мальчик слушал внимательно, и хотя не всё сказанное доходило до сознания, особую грамматику Хо-Пухо разбирал и с жадностью ловил каждое слово.

Открытый и честный взгляд, живая речь Хо-Пухо будили в маленьком человеке интерес к знанию нового, и вряд ли когда-нибудь забудется этот день.

Вот мешок уже наполнен крабами, раками и рыбками. Хо-Пухо, приподнимая, потряс его и туго завязал припасённой заранее верёвочкой.

- Хо! – сказал он, – солнышко скоро бай-бай ходи. Наша тоже домой ходи надо.
Изгибаясь под тяжестью, держа за руку бегущего рядом вприпрыжку Вовку, Хо-Пухо направился к месту перехода к Каналу. Усадив мальчика на свою куртку, он решил сначала перенести через воду мешок, а затем вернуться за мальчиком. Но прилив успел сделать своё дело. Вода настолько прибавилась, что доходила до плеч. Хо-Пухо остановился. Взглянув вверх, он увидел на небе полный диск луны, покачав головой (обманула, мол, меня), вернулся, сбросил тяжесть и остановился в раздумье. Что же делать? Улов можно оставить на ночь, но, переправляясь, намочить в холодной воде мальчика нельзя.

- Вовка, ты ожидай здесь, я пошёл. Скоро гони шампунька. Боялся не надо, ты большой мальчик, храбрый.

Хо-Пухо укрыл плечи мальчика своей одеждой, нежно похлопал по плечу, обеспокоенный, вошёл в воду и поплыл на ту сторону брода. У поворота он повернулся на спину и помахал Вовке рукой.

Оставшись один, Вовка сидел, глядя в море, и ждал. В мешке трещали живые крабы. Море казалось каким-то странным великаном. Впечатление такое, словно вокруг раскинулся новый мир, непохожий на обычный, шевелящийся, живой и непонятный.
Стало холодно. Чтобы согреться, мальчик встал и пошёл по берегу. Под ноги выбросило волной стеклянный шар, каким пользуются рыбаки как поплавком при ловле рыбы неводом. Здесь же валялись намокшая коробка из-под папирос с нерусской надписью, кусок японской циновки. Поднявшись по галечному откосу на верх, к подножию утёса, Вовка остановился перед необычайным зрелищем. Прижавшись к скале, здесь стояла маленькая кумирня, сложенная из разных камней: и выглаженных морем, и взятых из нетронутой солёной водой скалы. По сторонам на ярко-красных полосках материи были написаны китайские слова, непонятные иероглифы и нарисованы какие-то усатые боги. В середине был аккуратно насыпан белый песок, украшенный разноцветным перламутром ракушек, стояло несколько тоненьких благовонных желтоватых палочек-свечек, сделанных как будто из тёртого картона. Здесь же на красной дощечке был изображён драгоценной китайской тушью портрет Ленина. Но глаза были нарисованы немного неправильно, и он был похож на китайца. Очевидно, неизвестный живописец был китаец и привык рисовать лица китайской национальности. Смотрел Вовка на этот игрушечный дворец и не знал, что сюда в избранные дни приходили пожилые матросы-китайцы помолиться богу и сюда же приходил Хо-Пухо, чтобы посмотреть на портрет Владимира Ильича, принесённый им из Китая, и в уединении помечтать о сильном человеке, который обязательно сделает свободными не только Россию, но и Китай и другие страны, и о том, что представится когда-нибудь случай уехать на Родину.

Выше к утёсу кое-где прижалась растительность: каменная полынь, папоротник и с буровато-зелёной листвой багульник. Если поднять глаза ещё выше, можно увидеть несколько кустов рябины, ольхи и ароматного лекарственного растения – заманихи. Вовка смотрел на всё это, как зачарованный. Ветер крепчал. На море бежали к мальчику бесчисленные стада белых барашков. На горизонте появился, словно гигантский пастух, пароход, за которым тянулась чёрная полоса дыма. Корабль, двигаясь на Вовку, быстро рос. В окнах рубки и в круглых иллюминаторах поблескивали последние вспышки догорающего солнца.

Жутко стало мальчику, и он побежал к мешку. Крабы неистово трещали, силясь вырваться на волю. Вот между короткими и злыми волнами появилась шампунька. Она ныряет широким носом в сталкивающиеся гребни и валится с борта на борт. Вовка видит прежде всего открытые белые зубы. Хо-Пухо, то улыбающийся, то с тревогой в глазах, всматривается в малыша, стоит на корме и изо всех сил подгоняет лодку единственным веслом, действуя им, как юлой.

Весло привязано за конец верёвкой с крючком, вертится на металлическом штыре с шариком.

- Скорей, Вовка, наверно, Колчак пришёл, пропадай моя трубка.

Вовка в лодке, крабы погружены и Хо-Пухо отталкивается всемогущими, как казалось мальчику, руками от каменистого берега.

- Скорее домой. Мама волновался, Иван Иосифович сердился, сказал: «Выдумал такой пора крабы ловить».

Приплыла отвратительная медуза с разноцветными синеватыми, розово-фиолетовыми оттенками, со своими предательскими щупальцами, покачиваясь в волнах.
Пароход подошёл близко и остановился, не бросая якорей, на середине бухты. Защёлкали выстрелы из винтовок. Загремели орудийные залпы. С палубы стреляли по всему побережью и по Каналу. Застрочил пулемёт. На берегу видны места взрывов снарядов. Мечется песок из-под пуль. Поднимается в воздух галька. Летят с корнями деревья, молодой орешник и ольховник.

Хо-Пухо забеспокоился за судьбу мальчика ещё больше, когда пули начали поднимать фонтаны воды вокруг лодки.

- Какой сволочь, хуже дьявол. Вовка Колчак стреляет, ложись. Ложись лодка.
Канонада продолжалась. Хо-Пухо юлил, налегая на весло, отдавая последние силы. На лице не было ни страха, ни разочарования. На лице, поминутно обращающемся к Вовке, было беспокойство за жизнь и здоровье полюбившегося малыша. Вот пуля скользнула по борту шампуньки. Полетели щепки, посыпались в воду. Хо-Пухо упал на борт лодки, голова его повисла к воде.

Не обращая внимания на разрывы снарядов и свист пуль, матросы, мать и отец Вовки вышли на песчаную возвышенность, махали руками, головными уборами и кричали:

- Скорее, скорее!

Отчаяние овладело ими, когда в лодке не стало видно живого человека, и она, подгоняемая ветром, двигалась к берегу произвольно.

* * *

Вершина скалы как будто ожила. Один за одним послышались выстрелы из одиночной винтовки. Это стрелял командир маленького отряда партизан Замятин. У него, меткого стрелка, больше шансов на попадание, чем у колчаковцев. Винтовка лежала на твёрдом уступе скалы, и он бил без промаха. Падали на палубу сражённые пулями колчаковцы, не ожидавшие такого смелого ответа. Вторым выстрелом был убит капитан парохода. С противоположного берега бухты стали стрелять по пароходу из орудия.
Пароход развернулся и направился в море, оставляя позади две полосы: белую пенистую, бурлящую в море, и чёрную, простирающуюся в небе, напоминающую дракона.
Зная, что колчаковцы могут высадиться ночью, Замятин увёл в лес партизан, матросов и всех мужчин Канала, за исключением двух человек, оставленных для связи.

* * *

Время уже клонилось к полуночи, а в доме матроса Ивана Иосифовича не спали. Мать Вовки заварила крепкий чай из даурского душистого шиповника. Вовка сидел на табуретке и под столом болтал ногами, слушал рассказ Хо-Пухо, пришедшего, как он сказал, посмотреть на друга. Хо-Пухо обманул колчаковских солдат. Когда пули стали попадать в лодку, он притворился убитым, перегнулся через борт шампуньки, не выпуская весла из рук. Ветер, к счастью, дул с бухты. Шампунька быстро двигалась в канал, направляемая веслом хитрого матроса. Колчаковцы подумали, что люди в лодке убиты, и оставили её в покое.

Внезапно дверь в комнату отворилась. Два рядовых солдата с винтовками шагнули через порог, а худощавый офицер, вытянув руку с револьвером вперёд, из-за солдатских спин кричал:

- Руки вверх! Руки вверх!

Хо-Пухо поднял руки, а мать схватила испугавшегося Вовку за голову и замерла в переднем углу.

Солдаты с винтовками наперевес остались у двери, а офицер, осмелев, подошёл к Хо-Пухо.

- Фамилия?

- Хо-Пухо.

- Зовут?

- Хо-Пухо.

- Ах ты, чурбан, дурак.

- Ты что ругался, ты сам дрова.

- Как ты смеешь, курносая свинья? Говори, где шатун с катера? Где спрятан шатун?
Хо-Пухо молчал.

- Где шатун, спрашиваю?

- Какой такой шатун?

Хо-Пухо, припёртый к столу, не шевелился, лишь отговаривался, как перед наседавшей злой собакой.

- Ты что ругался, хороший человек? Зачем ругался, пропадай моя трубка.
Офицер пыхтел, подобно разъярённому носорогу. Вовка косил глазами и следил за ненавистным лицом. Он вспомнил, как недавно Хо-Пухо рассказывал про рыб, живущих глубоко в холодной воде. Их глаза имеют особое строение, у некоторых, как фонари светятся различными цветами. Вот и у офицера, думал Вовка, глаза светятся, как рыбьи фонари. Вот он схватил револьвер за ствол и ударил Хо-Пухо по лицу рукояткой. Матрос, стиснув зубы, повалился на пол. Долговязый стал бить его носками сапог в бок, в спину.

Вовка вырвался из рук матери, бросился к окровавленному Хо-Пухо, прижался к плечу. Подвернувшееся под ноги ведёрко с углем опрокинулось, уголь рассыпался перед глазами Хо-Пухо. Он, казалось, бессмысленным взглядом стал рассматривать кусочки угля, потом повернул голову, посмотрел на мальчика, погладил его по голове, стёр слезу с его мокрого лица, как будто вспомнив о чём-то важном, стал на колени, поднялся на ноги.

- Моя знает, моя знает шатун.

- Где? Идём! – зарычал офицер.

Хо-Пухо, пошатываясь, привёл обрадованных к песчаному обрыву, где Вовка когда-то копал уголь.

- Здесь шатун. Сюда положил. Моя скоро-скоро принеси лопата. Сюда, кузница.
Матрос побежал к кузнице, не оглядываясь. Радость настолько ошеломила офицера, что он забыл о предосторожности. За кузницей начинался густой кустарник и овраг. Хо-Пухо зашёл в кузницу, выставил раму и скрылся в лесной глуши.

Когда, разъярённый, подобно гиене, офицер приказал солдатам стрелять, было уже поздно. Звуки выстрелов бесполезно резали ночную тишину, как гигантские плети.

- Чего зря палите? – пробасил, подходя лениво, другой офицер.

- Удрал, хитрый бес.

- А мы со своим Козловым не церемонились. Не говоришь, так получай по заслугам. Связали по рукам и ногам. Покуда волокли на вершину к маяку, не могли выдавить ни слова, чёрт возьми, а падая в пропасть, заорал зелёный юнец: «Да здравствует Ленин!» Какой патриотизм? Какой глупый патриотизм?!

До рассвета партизаны бесшумно обошли все квартиры и арестовали спящих колчаковцев. Сопровождаемые Хо-Пухо трое из отряда, вооружённые винтовками, во главе с командиром Замятиным выползли из-за кузницы и, прижимаясь грудью к земле, на локтях двигались к песчаному обрыву. Слышно было, как офицер лаял:

- Живее! Живее!

Яма была настолько глубока, что ни солдат, ни офицеров не было видно. Из ямы вылетали комья песка и вырывался сиплый голос сухого офицера.

- Живее!

Шатуна всё не было и не было. Солдаты рыли неохотно, так как давно догадались, что Хо-Пухо посмеялся над ними.

- Руки вверх, – скомандовал Замятин. Против трёх стволов винтовок и пистолета, направленных внезапно в яму, сопротивление было бесполезно, тем более, что винтовки солдат были воткнуты штыками в песок наверху. Все поспешно подняли руки. Замятин кивнул головой в сторону Хо-Пухо.

- Собери оружие.

Хо-Пухо проворно выполнял приказание. Когда револьвер тощего офицера был в его руках, он помахал перед побледневшей физиономией:

- Фамилия? Зовут?

Офицер молчал, зло ворочая глазами.

- Пистолет твоя рука, ты думай, что я дурак. Пистолет моя рука – ты дурак. Какой ты чурбан-чурбачок.

Отбирая револьвер у жирного офицера, Хо-Пухо продолжал язвить:

- А, ещё один гнида попался? Ай-яй-яй! Такой маленький вошка хотел кусать такой здоровый тело, как Советская Власть.

* * *

В это же время в других местах, где высадились интервенты, так же активно действовали партизаны, охотники, рабочие английской концессии, жители посёлков. Слесари механического цеха обогатительной фабрики своими руками сделали пушку. Грозная пушка выстрелила только три раза, и ствол её разорвался, но она внесла большую долю в победу, посеяв панику у пришельцев.

В посёлке Пристань батальон колчаковцев погрузился на поезд и отправился на рудник. Но в то время, когда революционные рабочие уничтожали первых непрошенных гостей на руднике, партизаны и охотники взорвали полотно железной дороги под колёсами идущего на полных парах паровозика и, пренебрегая опасностью дерзкого предприятия, со всех сторон атаковали, разгромили и обезоружили растерявшийся, вчетверо превосходящий численностью батальон.

Операция удалась хорошо и потому, что колчаковцы не могли выгрузить тяжёлое вооружение на лодках, а баржи нечем было подвезти к пароходу – буксирный катер бездействовал – был снят шатун.

Так не удалось колчаковцам сломить молодую Советскую Власть на Дальнем Востоке, потому что на защиту стали жители края, спаянные братской дружбой и совместным трудом, русские, китайцы, гольды, эстонцы, поляки – все, кто там жил.

* * *

С тех пор прошло сорок лет. И кто знает, куда забросила судьба каждого из этих боевых друзей. Очень дорог мне Хо-Пухо. Дорог потому, что неудачливым рыболовом с бутылочкой и наверняка самым счастливым мальчишкой был я.

Отец мой Иван Иосифович, бывший партизан, матрос «Рынды», давно умер в преклонном возрасте. Перед смертью он сказал:

- Недолго пришлось пожить при Советской Власти так счастливо. Строй и наслаждайся новой жизнью ты, сынок, и береги это счастье.

Также похоронен на Покровском кладбище во Владивостоке старый капитан, мой родной дядя Фёдор Михайлович.

Рассказы Хо-Пухо, вовремя преподнесённые, хорошие сказки, его повседневные деловые наставления в детстве производили на меня сильное впечатление. Как сейчас помню, я вытащил из комода старые отцовские золотые часы. Механизм был повреждён, и я собирался его «отремонтировать». Мне любопытно было посмотреть внутренний мир, заключённый в темноте между двумя выпуклыми крышками.

Я отнёс часы на гору и спрятал в лесной глуши под приметным тенистым дубом, где властвовали тишина и уединение. Мать устроила скандал:

- Если ты взял часы, принеси немедленно. Часы золотые. Это единственная дорогая вещь в нашем доме.

- Не брал часы, – решительно заявил я.

На помощь пришёл Хо-Пухо.

- Соскучился, – говорит, – Вовка. Как несколько дней не посмотрел на тебя, душа заболел, будто терял что, пропадай моя трубка.

Потом, когда мать рассказала про исчезновение часов, он незаметно усадил меня на колени и стал рассказывать японскую сказку, как лекарь-мошенник взялся вылечить несчастную ослепшую женщину, потребовав сто иен. Но догадливая женщина ответила, что она заплатит двести иен только тогда, когда будет зрячей. Мошенник согласился. Купил лекарств на десять иен и стал лечить женщину. Пока лечил, он украл из шкатулки одну иену. Наконец, женщина стала хорошо видеть, и лекарь потребовал расплату. Но женщина ответила, что она ничего не заплатит, так как он её не вылечил. В шкатулке лежит монета – иена, а она её не видит.

- Так монету кто-нибудь украл!

- Нет, - ответила женщина, – кроме вас в комнату никто не заходил. Мошенник ничего не получил, погнавшись за одной монетой, потерял десять своих.

Я догадался, что сказка идёт в мой адрес, она глубоко задела мою детскую душу, лицо моё покрылось стыдливой краской. Я сознался, что взял часы, принёс их из леса и с тех пор всю жизнь не занимался такими шутками. На всякие мои нехорошие поступки Хо-Пухо находил подходящие сказки и хлестал меня ими пуще материной чёрной берёзы. Когда я был скупым, он рассказывал про двух скупых китайских соседей. Если я ленился, Хо-Пухо находил новую сказку про богатство и труд. Проявлялись ли во мне рассеянность, хвастовство, трусость, лень, отсутствие смекалки, Хо-Пухо всегда лечил меня остроумными сказками, призывая на помощь страшных драконов, бешено сверкавших глазами собак, демонов, неминуемую смерть, громадных орлов, рыб, силу ветра, солнца, туч.

Наслушавшись Хо-Пухо, я мысленно плыл по Японскому морю, бродил по большому городу, спускался в шахту, добывал уголь, бродил по кедровой тайге, ловил белок, изобретал чудеса, сам становился героем сказки.

Больше всего мне хотелось добывать уголь. Через два года я пошёл в школу, стал увлекаться книгами. В книгах я находил ответы на встречающиеся на каждом шагу загадки природы.

Окончив семилетку, по комсомольской путёвке я начал путешествие в науку, в жизнь. Поехал во Владивосток и поступил в Горно-Угольное учебное заведение.

Никогда я не забывал Хо-Пухо. Когда познавал науку, трудился с наслаждением и удовлетворением, мечтая, добивался победы.

Сбылась первая мечта. Мне вручён диплом, и я еду в Донбасс. Сказки становятся былью. Я спускаюсь в шахту и прохожу трудный большой путь послереволюционных лет вместе с развивающейся на моих глазах угольной промышленностью.

Санки, о которых рассказывал Хо-Пухо, выбрасываются, как ненужный хлам на поверхность, как мы говорим, на-гора. Вместо них приходят, как сказочные великаны, транспортёры. В первые годы они неуклюжие, шумные, качающиеся. Потом замечательные цепные – с одной цепью, потом – с двумя. Есть чем гордиться. Санками можно было навозить на четвереньках одному человеку за смену семь тонн угля, а современный транспортёр доставляет полтысячи тонн.

В год, когда я родился, весь уголь в царской России добывался кайлой или обушком, о котором мне, шестилетнему мальчику, рассказывал Хо-Пухо.

Врубовые машины, отбойные молотки и взрывные работы стали вытеснять обушок. На первое место в мире вышла наша страна по механизации зарубки тяжёлыми электрическими машинами. К концу второй пятилетки, когда мне исполнилось тридцать лет, стали вводиться в шахты зубастые подземные громады – комбайны. Из года в год число их увеличивается. И каких только названий нет: «Донбассы», «Горняки», «Шахтёры», «Универсальные для тонких пластов», «Макарова», «ВОМы», «Струги», «врубово-погрузочные», «узкозахватные». Давно исчезли тачки, деревянные вагонетки, казавшиеся мне из рассказов важными. Мощные электровозы с эшелонами угля снуют под землёй, перевозя десятки сотен тонн в день.

И вот, глядя на всё это, создаваемое Советской Властью, всегда вспоминается один из миллионов, скромный человек Хо-Пухо, защитник этой власти, указавший мне с юных лет путь в такую большую жизнь.

Двадцать четвёртый год я не встречаю Хо-Пухо и каждый год всё больше  о  нём  думаю. Всё  больше желание встретить его.  Да и как не думать, когда он на всю жизнь вселил в меня много хорошего, жизненного, человечного.

Вот как сейчас помню, Хо-Пухо стучится в дверь. Появляется на пороге, здоровается, улыбается.

- Я пришёл посмотреть на Володя. Растёт мой геройский, пропадай моя трубка.
Он волнуется, просит разрешения закурить трубку. Мне уже десять лет. Я выполняю отцовское поручение по дому: ношу воду, дрова, выношу золу из поддувала, кормлю собаку или кур, иду в магазин, отношу другу книгу. Хо-Пухо подзывает меня к себе. Обняв за плечи, он говорит, боясь обидеть, что я не умею работать. Пока я всё сделал, двенадцать раз вышел из дома и столько же возвратился. А можно было бы хлопать дверями не так уж часто. Вынося золу, можно было бы одновременно вынести завтрак  собаке и зерно курам. Идя в магазин, можно было бы отнести товарищу книгу.

- Ты, Володя, уже большой человек. Надо всегда делать два дела один раз. – Такие наставления он делал мне часто. Я хорошо понимал их смысл и до сих пор применяю на практике.

Я часто удивлял родителей. Однажды, когда мы жили в деревне и возили на лошадях хлеб с поля, я сказал отцу:

- Давайте делать два дела сразу. Через месяц мы будем возить в поле навоз для удобрения. Расстояние большое. Так давайте сейчас в поле ехать – навоз везти, из поля ехать – снопы везти.

Выходит, я тогда, вспоминая советы Хо-Пухо, предлагал отцу ликвидировать холостой пробег, как теперь у нас принято говорить. Отцу это нравилось, и он охотно соглашался со мной.

Потом результаты этих наставлений Хо-Пухо приняли у меня большой размах. Я везде присматривался, всегда думал, как бы делать одновременно два или три дела. Это привело к развитию у меня рационализаторской мысли. Когда я уже работал на шахте, нам прислали для выполнения проект реконструкции шахты, в котором предлагалось пройти две выработки: одну на границе шахтного поля для спуска материалов, стока воды и для вентиляции. Другую – в центре, для запасного выхода. Рассмотрев проект, я предложил вместо двух выработок пройти одну, и она будет выполнять все функции. Предложение было одобрено, и сэкономлено несколько десятков тысяч рублей.

Однажды, присмотревшись к транспортёру струга, передвигающемуся с помощью громоздкой системы компрессоров, воздухопровода и домкратов, я предложил новый способ передвижки всего транспортёра одновременно тем же мотором, что приводит в движение цепи, стоит лишь переключить его на обратный ход. Изобретение было принято Комитетом при Совете министров, и вскоре я получил авторское свидетельство. Таких примеров в моей жизни много и большинство из них связано с воспоминаниями о Хо-Пухо.

Работая здесь в Донбассе, далеко от дальневосточного уголка – Канала, где, может быть, и теперь бороздит Японское море «Рында», каждый день, каждый час погружаешься в кипучую заботу сегодняшнего дня. Как приятно, когда едешь на шахту, на ночной наряд, а над невидимым копром, в небе непроглядной ночи горит большая звезда – призывающий символ трудовой славы и творческого героизма тысячного коллектива шахтёров, нашедших своё счастье в подземном вдохновенном труде.

Недавно в числе шахтёров нашей шахты был один студент-практикант Харьковского горного института. Звали его Гао-Чао-Хун. Мы часто встречались в шахте, или он заходил ко мне в кабинет по своим студенческим делам. Мне кажется, он очень похож на Хо-Пухо. Не сын ли, думаю я. Такой же широкоплечий, стройный, со своеобразной приветливой улыбкой.

Я тайно заглядывал ему в глаза, ждал от него знакомых слов «пропадай моя трубка» и который раз вспоминал; вспоминал о событиях, волнующих меня всю жизнь.
На прощанье я жму ему руку и думаю, как близок к нам теперь Народный Китай, куда он едет на каникулы.

Вот почему тревожится моё сердце, когда я перебираю в памяти эти давние события, и я не могу удержаться, чтобы не написать об этой маленькой истории.

22.01.1959
===

Однажды китайское радио объявило конкурс на лучший рассказ, посвящённый дружбе представителей этих двух великих народов. Этот рассказ был отправлен на конкурс. Китайским товарищам он понравился, и автор получил главный приз – бесплатную поездку в Китай. К сожалению, по каким-то причинам автор так и не смог поехать в Пекин, хотя готовился и даже сделал все необходимые и болезненные прививки.