Продолжение. О маме, о детстве и о Камчатке

 Часть вторая.

   Однажды мы с мамой возвращались домой из гостей. Было уже темно, в редких домах светились окна. Улицы посёлка не освещались, поэтому мама подсвечивала дорогу фонариком. Дома по нашей стороне улицы, как я уже говорила, стояли близко к морю, то есть, между домами и морем уже не было никаких строений. Расстояния между домами в некоторых местах были достаточно большими. И на одном таком промежутке горел костёр, вокруг него сидели сезонные рабочие, рассказывали какие-то истории, смеялись. Над костром висело ведро, в котором что-то варилось. Подойдя ближе, мы увидели, что на земле, распластав ноги, лежит гигантский краб.

   Завидев нас, от костра отделился высокий молодой мужчина, взял несколько уже отваренных ног краба  и пошёл к нам.

   - Девушка, - обратился он к маме, - возьмите! Мы уже поели, нам много, а вам с дочкой пригодится. И отказ не принимается.

   Даже я понимала, что лучше взять и уйти, так настойчиво мужчина предлагал взять краба.
    Мама взяла. Утром мы замечательно этим крабом позавтракали, а ещё через несколько дней к нам стал заходить в гости Валентин Краснов. Сам он был из Самарской области, года на три моложе мамы, и это была его первая сезонная работа на Камчатке. Сезон заготовки рыбы заканчивался, Краснов уехал, а по весне снова появился с новой группой сезонных рабочих.  Я звала его дядей Валей, а он меня маленькой росомахой, якобы за зелень моих глаз.

   Поскольку осенью мне следовало идти в школу, то мама собиралась переехать жить и работать в другой посёлок, где имелась хотя бы начальная школа.
    В августе на барже, под открытым небом,  мы с нехитрым скарбом тронулись в путь. Валентин ехал с нами.

   Я прижимала к себе нашего домашнего кота. Но впереди был долгий путь, и Валентин уговаривал меня с ним расстаться. Мы, собственно, ещё не знали, куда отправимся жить теперь. Маме были с очередной почтой предложены варианты, но решения она ещё не приняла. Следовало добраться до районного центра, посёлка Оссора, для того, чтобы подтвердить свой выбор, получить новое направление, согласно которому нам будет предоставлено жильё. Помню, что Краснов активно участвовал в обсуждении, но, приводя какие-то аргументы в защиту своего варианта, заканчивал всегда одной фразой:

   - Нет, ну я-то за тобой в любое место поеду!
 
 А пока что, через несколько часов баржа причалила у рыбацкого посёлка Ивашка, Карагинского района. Часть пассажиров баржи вышла здесь, остальные успели сбегать в продуктовый магазин, и мы вновь отчалили от берега. И в момент, когда причал стал отдаляться, Краснов выхватил у меня кота и выбросил его на песок... С перепугу кот бросился в ближайшие кусты, а наша баржа уже набирала ход...

   Не знаю, сколько я ревела, но мне точно пообещали на новом месте взять котёнка.

   В Оссоре мы переночевали в гостинице, а утром, получив новое назначение, отправились на плашкоуте в село-колхоз Тумгутум, что в переводе с корякского языка означало «Товарищ». И в этом самом Тумгутуме нас уже ждала двухкомнатная квартира в доме на два хозяина. Здесь я и пошла в первый класс. Быстро подружившись со своими одногодками, с удовольствием разделяла их забавы.

   Мы гурьбой прочёсывали посёлок, а встретив коренного жителя, здоровались с ним: «Амто, тумгутум!», что означало: «Здравствуй, товарищ!»

   - «Амто, амто!» - важно кивал нам головой взрослый мужчина корякской национальности.

   Краснов и мама сдержали слово, у меня появился котёнок, а у Краснова целая нарта с ездовыми собаками, которых он купил, собираясь ездить охотиться  на куропатку!
 
   Я не умела читать до первого класса, но за компанию пошла с девочкой старше меня на год в местную библиотеку и сама попросила меня записать в читатели.

   - Зачем тебе? - спросила девочка, - Ты же не умеешь читать!
   - Я научусь! - ответила я.

   И через полгода я вовсю пользовалась библиотекой, проводя большую часть свободного времени за чтением.
Первый класс я закончила с одними пятёрками, очень этим гордилась, но это был единственный год за время учёбы в школе с таким результатом.

  Мне очень нравились собаки, купленные Красновым. Это были северные лайки, обученные ходить в упряжке. Я ходила кормить их юколой (сушёной рыбой) и красной рыбой с душком, которую Краснов специально заготавливал для собак и хранил в большой бочке с водой. Кормить надо было начиная с вожака в определённом порядке. Чем слабее собака, тем дальше она стояла в упряжке от первой пары. Впрочем, умные псины и сами опасались хватать рыбу вперёд вожака. Всего собак было двенадцать, но две из них никогда не запрягались по причине своей старости и просто бегали за нартой, возвращаясь к месту стоянки, когда уставали.

   Зимой Краснов катал меня на нарте, но, увлекаясь, на резком повороте мог меня «потерять», и тогда я бежала за нартой и кричала: - Стой!!!

   Одна из маминых знакомых на новом месте работала на птицеферме.

   - Хочешь посмотреть, где я работаю? - однажды спросила она меня.

   С тех пор я с удовольствием ходила с ней на работу, смотрела на кур, укладывала яйца в ячейки. Иногда меня вставляли в  длинные резиновые сапоги, в которые я входила вместе с сандалями, и запускали в загон к курам, где осторожно ступая по мягкому помёту, я собирала яйца, снесённые в неположенных местах. Правильные куры должны были нестись в домиках-ячейках, построенных с небольшим наклоном и имеющих специальную щель, через которую только что снесённое яйцо попадало в специальный жёлоб, откуда его и вынимали птичницы.

   Нашей соседкой по дому была женщина, работающая в коровнике. У неё в одной комнате дома стоял сепаратор. Каждый день ей привозили несколько бидонов с молоком. Соседка заливала это молоко в сепаратор и на выходе получалась очень вкусная сметана! С этой соседкой я тоже подружилась и ходила с ней на экскурсию в коровник. Удивительно, что мне всё это нравилось, но в своей жизни мне никогда не хотелось жить в деревне и обзавестись подобным хозяйством.

   Мама вновь заведовала почтовым отделением, но здесь, кроме радиста, с ней работали оператор и почтальон, так как Тумгутум был гораздо больше, чем Хайлюля. В нашем доме через некоторое время появился магнитофон, выписанный с той же базы Посылторга. Записей не было, но маме нравилось записывать своё пение. Как ставить на запись магнитофон она не разобралась, поэтому Валентин устанавливал для неё нужный режим, после чего мама нас с ним выгоняла на улицу. Мы, топая, выбегали из комнаты, соскакивали с крыльца, огибали дом, и прижимались носами к оконному стеклу, созерцая комнату, в которой мама ходила с микрофоном в руке, насколько позволяла длина провода, и пела:

   «Чайка летит, море шумит,
    Шторм надвигается,
    Кто-то и мне машет рукой
    И улыбается...»

    Песня называлась «Старый причал», в ней кто-то не велел маме забыть этот старый причал!

   Закончив петь, мама громко кричала Краснову:

   - Всё! Выключай!
   - Ё-п-р-с-т! - кричал Краснов, и мы с ним бежали в дом, громко топая...             

   Конечно же, все эти наши передвижения и «ё-п-р-с-т» Краснова тоже записывались на плёнку, пока Валентин не научился стирать лишнее.

   Ещё одна занимательная история произошла с моим подросшим котом.
Была зима и мама с Красновым купили замороженную тушку небольшого оленёнка. Для того, чтобы она оттаяла, тушку положили посередине моей комнаты  на старенькое детское одеялко. А ночью я проснулась от звериного рыка. Наш кот, гуляющий допоздна то возле дома, то на чердаке по своим кошачьим делам, был запущен домой Красновым, выходившим в сени покурить. Кот отогревшись, по-видимому, пошёл ко мне, чтобы улечься, как обычно у меня в ногах, но тут обнаружил большой кусок мяса! Он просто атаковал с рычанием бедную тушку, пытаясь её покусать! От этих звуков я проснулась и побежала будить маму:

   - Мама, наш кот оленёнка ест!
   - Всё не съест... - сонно ответила мне мама, - иди спи!

     (Продолжение следует)