Идет, плывет по морю пароход

Идет, плывет по морю пароход.


За название мы поговорим особо.

 Как-то, один из «моряков бульварного плавания» при людно  сделал мне замечание. В том смысле, что настоящие моряки никогда не говорят «плаваем по морю», они должны говорить «ходим по морю».

 Что на это можно ответить ?

Дорогие граждане, те что любят «море с берега, корабль — на картинке», когда стаж работы и жизни в море переваливает далеко за двадцать пять лет, то глубоко …, все равно, «плаваешь» или «ходишь». На это особо обращают внимание только «салаги» и «моряки» все с того же бульвара.

 Я, бывало, в шутку, спрашивал у капитана : «Командир, мы «плаваем» по морю ?» Он бодро отвечал :«Плаваем, «дед», плаваем...»
               
                *   *   *   *   *

Почти всех капитанов в той или иной степени обуревает звездная болезнь. На судне капитан — царь и бог. Власть у него - абсолютная. А иначе нельзя. Но в этом кроется и подвох. В результате выше приведенной болезни они сами начинают, вдруг, верить в свою исключительность и непогрешимость. Те из них, кто умнее, иногда притормаживают, а вот недалеких несет и несет... Это все про те же «огонь, вода и медные трубы». Герой, как правило, ломается на «медных трубах».

 Обратите внимание на то, что и как капитаны говорят : «Я вышел в море...», «Я ошвартовался...», «Я взял план !» и т. п..., но «Мы сели на мель.»
Разницу улавливаете ? Или, вот еще : «А мой старший механик...», а я , в ответ : «Кто это ТВОЙ старший механик ? Я не ТВОЙ, а просто работаю под твоим началом и на нашем судне. Разницу улавливаешь ? А в холуи ни к кому не нанимался.»  «Дед, ну что ты к словам цепляешься ?..»

                *   *   *   *   *

Мой любимый главный механик — Дерюга Вадим Павлович.

 Когда-то мы вместе ходили на дизель-электроходе «Капитан Готский». Я его считаю своим учителем. Высокий, слегка полноватый, с темными вьющимися волосами на голове. Бывало, он нам говорил : «Спят - штурмана, а механики — отдыхают.» Он многому нас научил. И как нужно работать, и как можно отдыхать в море. Я в те годы был еще старшим мотористом. Позднее я его встретил вновь. Прошли годы, я из моториста вылупился в механики, стал старшим механиком.

 Как-то навестил своего товарища в краевой больнице во  Владивостоке, и спускался с верхнего этажа по боковому трапу. Вот тут, на 2-м или 3-м этаже, увидел стоящего на лестничной площадке Вадима Павловича. Вернее, то, что осталось от этого большого человека.

 Он был больной и сломленный, даже ростом как-то уменьшился, а больничная пижама на нем висела-болталась. Я, конечно, подошел к нему : «Здравствуйте, Вадим Павлович ! Узнаете меня ?»  «Как же, Саша... Помню...», и заулыбался какой-то жалостной улыбкой. «Как ваши дела Вадим Павлович ? Скоро ли выпишут из больницы ?» «Плохи мои дела, Саша...» Мы с ним поговорили еще, но я чувствовал, что он уже не с нами. Что он собрался уходить. Грустно все это.


                *   *   *   *   *               


Однажды, в тропических широтах, нам попалась на удочку-закидушку небольшая акула-лиса. Была она длиной мерта два. Но все равно это акула, а моряки издавна разбираются с ними «по-свойски». Как ? Уж в море точно не отпускаем.

 А у акулы-лисы хвост очень оригинальной формы. Он ассиметричен, верхний луч хвоста гораздо длиннее нижнего. К тому же, он красиво изогнут. Вот, когда рыбка «уснула», я у ней и оттяпал топором этот красивый хвост. Он ведь теперь ей не нужен. Засолил как воблу, хорошенько высушил. Нет, конечно не для пива. Затем, я покрыл этот хвост лаком на два слоя. Получилось красиво. А капитан говорит :


   « Дед, что ты дурью маешься ? Не салажонок ведь уже...»


   « Слушай, Петрович, ты себя можешь вспомнить, эдак, в классе третьем ?»


   « С трудом, но могу.»


   « А теперь ответь, только честно. Хвост НАСТОЯЩЕЙ акулы произвел бы на тебя, в том возрасте, впечатление ?»


   « Несомненно, и не изгладимое...»

               

   « Вот, ты сам и ответил на свой вопрос. У меня сын в третьем классе учится. Пусть он, со своими товарищами, полюбуются хвостом настоящей акулы. Может быть кто-то из них, в последствии, станет моряком.»

                *   *   *   *   *

Как же так случилось-приключилось, что с недавних пор красивым и гордым словом ЯХТА, вдруг, стали называть плавучие бордели с вышколеной командой холуев и прислуги ? Моя душа моряка просто корчится от негодавания и возмущения.

                *   *   *   *   *

Наш сейнер-траулер на подходе к Сангарскому проливу (по японски его кличут Цугару).

 Я обговорил с капитаном неотложный вопрос и задержался в ходовой рубке. Старшему механику это дозволяется. В ходовой рубке: капитан, вахтенный помощник, матрос на руле и я. Задержался чтобы полюбоваться открывшимся видом.

 Море спокойное и красивое, из голубой дымки появились как мираж Японские острова. И пока еще висят над горизонтом, как и положено хорошему миражу.  Наше судно резво бежит вспарывая носом синеву моря. А пенные «усы» волн от форштевня разбегаются по сторонам. В этих усах любят кувыркаться дельфины, они и сегодня играют в волнах иногда обгоняя нас. Но снова возвращаются. Спокойное море всегда как подарок моряку. Утро. В ходовой рубке тихо, только слышно как размеренно «бухтит» где-то за спиной главный двигатель. А для уха стармеха мерная работа главного двигателя лучше любой музыки.


    У штурвала стоит матрос Бамбин. Все в экипаже кличут его «Бандит», и есть за что. Вдруг он начинает давиться от смеха и пытается его сдержать, но ему это плохо удается.

 Капитан : « Бамбин, что вас так рассмешило ? Может поделитесь с нами ? Держать судно на курсе !» «Есть, держать судно на курсе», отзывается рулевой. Матрос одерживает судно, возвращая на курс, и говорит :

 «Товарищ капитан, я никак не мог запомнить название основных Японских островов. А  придумал считалочку и все основные острова теперь как на ладони. Вот послушайте : « Ты, моя Хоккайда. Я тебя Хонсю. За твою Сикоку я тебя Кюсю !»

 Теперь уж настала наша очередь смеяться. Бандит, он и есть бандит... Матросы зазря кличек не выдают.

                *   *   *   *   *

          В море качает. Качает-это не то слово. В море бросает, кренит в разные стороны. Килевая и бортовая качки. Судно то проваливается куда-то вниз, а кишки и все нутро взлетают вверх, под горло. А потом судно встает на дыбы и остается ему только заржать по лошадиному. Капитан в подобных случаях говорит, что «волны выше сельсовета». Вновь налетевшая волна так врежет в скулу, что судно сотрясается всем корпусом, и думаешь в такие минуты «Не подведи, родной !».

 Важно, чтобы судно слушалось руля и двигатель работал исправно.

 Наваливается очередная волна, а судно еще от предыдущей не оправилось, и многие тонны воды обрушиваются на полубак так, что он скрывается под водой. Затем, судно, содрогаясь от страха, выныривает из этой бездны, чтобы получить новый удар.

 И эти чертовы качели могут продолжаться очень долго. Это если «паук» циклона завис на месте. Но все же и шторму есть предел. Ветер начинает заходить, менять свое направление, и волна залегает. Качка уменьшается и, наконец, и судну, и нам грешным, можно перевести дух и немножко передохнуть, но особо не расслабляться. В море расслабляться нельзя.


       Но самый фокус, самая фишка, как сейчас принято говорить, состоит в том, что во время всей этой свистопляски мы работаем, несем вахты, спим, кушаем и, пардон, ходим в гальюн ( туалет ) . Представьте себе, хотя  бы, чего стоит коку приготовить нам обед в штормовых условиях. Представили ? Нет, этого ваша фантазия не осилит, это надо видеть.

 За всю свою долгую морскую практику я припомнил только два случая, когда мы остались без горячей еды и довольствовались сухим пайком.


      Отдыхающие на морских курортах подчас с упоением рассказывают друг другу о шторме, который они якобы наблюдали с берега. Дорогие мои «моряки бульварного плавания», довожу до вашего сведения - то, что вы могли видеть — это всего лишь свежий ветер. Что «барашки» пены на гребне волны не являются признаком настоящего шторма. А в художественном кино оператор специально выбирает такой ракурс, чтобы волны казались огромными.

 А теперь слушайте сюда. В настоящий шторм волна становится седой от подножья до вершины из-за брызг, которые сильный ветер срывает с поверхности воды. И не приведи Бог, вам такое увидеть воочию. Вы просто остолбенеете от страха.

                *  *  *  *  *

         Старый капитан, после долгой разлуки, вновь оказался на берегу моря. Вошел в воду и, погрузившись в морские волны, впервые в жизни заплакал. Но никто не заметил его слез. Во-первых, никто просто не мог ожидать такого от «старого морского волка», а во-вторых, слезы его были такие же горькие и соленые как и морская вода. Один к одному. Он понимал, он чувствовал, что это их последняя встреча. Капитан прощался с морем...

          Покуда я жив, у этого рассказа не может быть окончания...