Из темноты к свету. Часть 3. Глава 22

            - Мамочка, что с папой случилось? Почему он в больницу попал? – с беспокойством спросила Люба, присев на диван рядом с матерью. - Всего несколько дней прошло, как мы у вас гостили, и беды ничего не предвещало.

            - Ах, Любаша... как только ты с Колей уехала, отец и говорит мне: Валя, я еле-еле выдержал, пока дети уедут, мне так плохо было, я из последних сил держался, до последнего терпел, чтобы их не обеспокоить.

            Люба вместе с Николаем приезжала в отпуск к родителям на три недели и уехала от них в конце сентября. И вот, спустя две недели, она снова приехала к ним из Москвы на Херсонщину, оставив своего Коленьку одного. Звонок родной сестры из Киева обескуражил её, когда вдруг та сообщила о внезапной и странной болезни отца, попросив срочно приехать.

           Ольга приехала на пару дней раньше и с нетерпением ожидала приезд Любы. Теперь, когда они встретились, им нужно было всё обговорить и срочно принять правильное решение по спасению отца.
 
            Валентина Ивановна не могла заниматься этим вопросом в одиночку, потому что ей не позволяло состояние здоровья, она сама нуждалась в присмотре и дальше своего двора никуда не выходила.

            Сейчас Оля сидела в кресле и с тревогой слушала разговор между матерью и старшей сестрой.

            - Странно, но его болезни я не замечала, он всегда улыбался и шутил, - сказала Люба. - А впрочем, за время отпуска я отца толком и не видела. Первую неделю мы отдыхали на море, а потом я каждый день с утра и до вечера всё какие-то проблемы решала, то невесткой занималась, то собой.

            - После вашего отъезда ему стало ещё хуже, - продолжила дальше разговор Валентина Ивановна, - появилась температура 37,2 – самая противная, которая замучила его. Из-за неё он делался весь мокрый, майку можно было выкручивать... А ещё, ко всему прочему, его одолевала сильная слабость.

            - Мама, а вы «Скорую» вызывали? – поинтересовалась Люба.

            - Нет, не вызывали... отец был категорически против. Он надеялся, что всё пройдёт, но лучше ему не становилось. Тогда я вызвала Ритку, она осмотрела его и выписала направления на анализы.

            Валентина Ивановна продолжала находиться под тщательным наблюдением медсестры по имени Маргарита, которая три года назад спасла её от неминуемой смерти после того, как вызванная на дом врач махнула на больную пожилую женщину рукой, посчитав её уже приговоренной к смерти. С тех пор, по просьбе Любы, Рита присматривала за матерью постоянно.

            - Наш батя сильно много курит, да ещё и без фильтра, - вступила в разговор Оля. – Вчера пол ведра окурков со двора вымела... не бережёт он своего здоровья.

            Любе вдруг стало не по себе, она вдруг почувствовала себя преступницей, потому что из года в год привозила отцу в подарок сигареты целыми блоками, вместо того, чтобы настраивать его на борьбу с этой пагубной привычкой. Одно успокаивало, что сигареты она покупала только с фильтром.

            Вступив на путь духовной жизни, Люба хорошо знала, что курение – это грех, потому что своим ядом разрушает тело, а тело наше – это Храм Божий, в  котором должен прибывать Святой Дух, а не дух вражий. Лично она уже давно курила втайне от родителей и теперь старалась окончательно избавиться от этой пагубной привычки, что давалось ей не так просто.

            Грехом считается не только само курение, но и потакание других к его совершению. Одаривая отца губительным ядом, она грешила ещё больше, даже не подозревая об этом. Но не так давно Любе стало известно, что дарить подобные подарки ни в коем случае нельзя, и теперь она очень сильно об этом сожалела.

            - Это он в последнее время так много курить стал, когда заболел, - пояснила Валентина Ивановна. - Где присядет, там окурок и бросит, а взять в руки метлу сил у него уже не было.

            После слов матери Люба сразу вспомнила, как перед отъездом в Москву её удивило множество окурков, небрежно разбросанных вокруг стола, стоявшего под виноградным навесом.

            «Значит, папа уже тогда сильно болел, стараясь заглушить болезнь сигаретами», - подумала Люба и спросила:
            - А что показали анализы, которые он сдал?

            - Ритка сказала, что анализы у него плохие, - ответила Оля, будучи в курсе всех событий. – У отца в моче кровь нашли, и она заподозрила, что у него простатит.

            - Тогда он решил поехать в больницу, - продолжила рассказывать Валентина Ивановна, - а там ему сказали: ничего страшного мы у вас не находим. Дали ему отпечатанную бумагу, в которой было написано, что ему кушать можно, а что нельзя. В пищу разрешалось употреблять только всё протёртое. Среди продуктов была указана рыба, и он поехал за ней на рынок. Я её отварила, протёрла, а он попробовал протёртую еду, и ему стало плохо. Он больше не захотел такое есть, но вместе с тем перестал и другую еду кушать... А температура всё не спадала и слабость тоже не проходила. 

            - Мама, всё же надо было «Скорую помощь» вызывать, может они диагноз скорее бы поставили, - посетовала Люба.

            - Я по-другому поступила... Я позвонила Оле и попросила её позвонить его брату, чтобы тот поскорее приехал. Через полчаса он примчался на своей машине. Говорю ему: Витя, Николаю совсем плохо, надо что-то делать, надо спасать его, а он и отвечает: у меня денег нет. Дала я ему 350 гривен, и он повёз его в больницу, что по улице Карла Маркса, там он его и оставил. Пока Витька мотался, уже и Оля из Киева подъехала.

            - Оля, давай поедем завтра к папе прямо с раннего утра, - предложила сестре Люба и, глядя как мать начала кунять, сказала: - А сейчас пошли на кухню, пусть мама спать ложится, время уже позднее, ей отдыхать пора.
 
            - Да, пошли... Надо ещё свёклу для бати отварить и не забыть бритву ему подготовить.

            Оставив мать одну, сёстры вышли на кухню, чтобы продолжить общение вдвоём. Выставив на стол кое-что из еды, они решили немного выпить, чтобы снять стресс. Тогда Оля и говорит Любе:
            - Ритка к нашему бате в отделение заходила, когда по своей работе приезжала в поликлинику на Карла Маркса. Она решила его навестить, чтобы узнать о самочувствии и взглянуть на анализы, которые у него взяли при поступлении в отделение. Посмотрела и говорит врачам: анализы плохие, похоже, что у него рак.

            - Рак?.. Ничего себе, - ужаснулась Люба.

            - Это не совсем точно, это всего лишь её предположение, - попыталась успокоить сестру Оля. – Тогда врачи спрашивают у Ритки: вы что, доктор? Она им отвечает: нет, я медсестра. Они снова спрашивают: а что вы оканчивали? Она говорит: Бериславское медучилище. Они же ей в ответ: а мы – институты; у него холецистит. Тогда она им и отвечает: ну хорошо, дай Бог, чтобы это был холецистит; ваши слова, да Богу в уши.

            - А мама знает о Риткиных подозрениях? – спросила Люба, напуганная такой новостью.

            - Знает, - недовольно ответила Оля, - без этого у нас никак не обошлось... Ритка, как всегда, ляпает своим языком и не думает, что можно говорить, а что – нельзя... Давай она идти на попятную, говорит: Валентина Ивановна, вы меня не слушайте, это я сама так решила, это мои подозрения и они  ничего не значат... Мать мгновенно изменилась на лице, а Ритка испугалась, что у неё инфаркт может случиться и давай скорее давление ей мерить...


            Люба долго не могла уснуть, она лежала в тёмной комнате с открытыми глазами, неосознанно всматриваясь в слабые очертания окружающих её предметов.

            Внезапно нахлынувшая тревога не покидала, она постепенно изматывала душу, прочно вонзаясь в слабое женское сердце, причиняя ему тупую и ноющую боль.
 
            Окутанная покровом ночи, Люба лежала в раздумьях, и её мысли постоянно переплетались. Она очень боялась потерять двух дорогих для неё мужчин, думая и об отце, и о своём Николае.

            Ужасаясь от мысли, что отец действительно может умереть, Люба предположила, что, возможно, в этом случае ей и Николаю придётся навсегда расстаться, и тогда они уже точно никогда не поженятся...


            Приехав в больницу ранним утром, Люба и Оля вошли в палату, где отец  лежал не один. Увидев своих дочерей, Николай Иванович очень обрадовался, он улыбался счастливой улыбкой, старательно пытаясь показать своим видом, что ничего страшного с ним не происходит.

            - Папочка, здравствуй, - сказала Люба, улыбаясь в ответ, хотя её сердце сжалось до боли, увидев отца, лежащим под капельницей.

            За две недели, что она его не видела, он стал совсем худеньким, со странным цветом кожи жёлто-серого цвета с зеленоватым оттенком. Он лежал и продолжал улыбаться, и его улыбка казалась Любе какой-то детской, и тогда она поняла, что это оттого, что лицо его тоже исхудало и стало очень маленьким.

            Тупая боль, засевшая в сердце, сдавила его ещё сильней, и Люба еле-еле сдержала слёзы, чуть не разрыдавшись. А отец продолжал улыбаться и даже шутить. На нём была одета тёмно-зелёная рубашка в разноцветную клетку из плотной ткани, которую ему когда-то подарила Люба. Зелёный цвет ему был к лицу и эту рубашку он очень любил.

            - Папа, что у тебя болит?.. Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась Люба, но в ответ была только его счастливая улыбка.

            Люба поняла, что отец её плохо слышит, так как у него были проблемы со слухом, который, то появлялся на какое-то время, то снова исчезал.

            Оля выложила отцу на тумбочку отварную свёклу и бритву, заверив накануне сестру, что другой еды ему везти не надо. И как только медсестра убрала капельницу, Николай Иванович присел на край кровати и немного поел привезённый  ему овощ.

            Узнав, что отец уже несколько дней ничего не ест, Люба ещё больше ужаснулась. Оказывается, что его организм не принимает никакой пищи, что от еды у него начинается рвота. Ему стало немного легче лишь после того, как поставили капельницу.

            Немного пообщавшись с дочерьми, Николай Иванович взял сигарету, чтобы вместе с подошедшим к нему молодым мужчиной, новым знакомым из соседней палаты, отправиться на перекур.

            - Вы поезжайте домой, не оставляйте маму одну... передайте ей, что мне уже лучше стало, - сказал отец своим дочерям и, по-детски радуясь и пребывая в счастливом состоянии, он пошёл вместе с приятелем в другой конец больничного коридора, чтобы покурить.


            Так Николай Иванович пролежал в больнице несколько дней, принимая капельницы, от которых почему-то у него резко увеличился живот. Врачи не смогли толком объяснить, что происходит. Один из врачей говорил одно, а другой – другое, общего мнения у них не было, свой диагноз они строили на догадках.

            Капельницы были отменены и, когда дочери приехали к отцу в очередной раз, они увидели его лежащим на кровати и страдающим, с постоянными позывами на рвоту.
            За короткое время он несколько раз поднимался с постели и с большим трудом направлялся в туалет, придерживая рукой рот, чтобы случайно не выплеснуть на пол то, что пыталось выйти из него наружу.

            - Да что же это происходит? Никому никакого дела нет до больного человека! – возмутилась Люба, выбежав в коридор вслед за отцом, и, увидев санитарку, сказала: - Мужчине плохо, у него постоянные позывы на рвоту, дайте ему хотя бы какой-нибудь таз или ведро... Человек еле ходит, его качает от голода!

            Женщина оказалась понятливой и довольно быстро принесла большой пластмассовый таз красного цвета, который очень облегчил участь их отца, потому что позывы не прекращались, и так как он ничего не ел, то с него выходила только одна желчь.

            «Папа, они тебя лечат?» - спросила Люба, написав в тетрадке, захваченной из дома, чтобы не кричать отцу на ухо во всеуслышание, на что он, прочитав, отрицательно покачал головой.

           - Оля, немедленно пошли к врачу, это безобразие надо срочно  прекращать, они его не лечат... капельницы и те отменили. Отец лежит здесь никому не нужный, надо срочно что-то делать.

            «Мы сейчас пойдём к врачу, чтобы выяснить все обстоятельства, и опять вернёмся к тебе», - написала Люба и протянула тетрадь отцу, свёрнутую пополам.

            Разговор с молодым врачом не дал никаких результатов, потому что поставить точный диагноз ему так и не удалось, он по-прежнему высказывал свои подозрения на сложную форму холецистита. Однако в разговор вмешался другой молодой врач, находившийся в этой же ординаторской.

            - У меня есть подозрения, что у вашего отца рак... Вы ему еду больше не приносите, иначе у него постоянные рвоты будут.

            - Вы ничего не можете сказать точно, один одно говорит, другой – другое... Вы сами понимаете, что в такой ситуации мы не можем оставить у вас нашего отца, - пыталась завершить разговор Люба. – Раз вы ничего не можете  сделать, чтобы определить причину его болезни, значит, мы его забираем и повезём в Херсон, в областную больницу... Пожалуйста, подготовьте нам его карточку с анализами.

            - Но мы не выдаём документы на руки, - сказал первый врач, к которому Люба обратилась с просьбой.   

            - Я обещаю, что все документы вам верну и даже сообщу о диагнозе, который ему поставят, - очень убедительно ответила она.

            - Хорошо, - нехотя согласился молодой специалист, - но мне нужно время, чтобы всё подготовить.

            - Ничего, мы подождём, - сказала Люба и, взглянув на сестру, добавила: - Мы пойдём в палату, поговорим с отцом и соберём его вещи.


             Возвратившись в палату, Люба взглянула на отца и ей стало не по себе, – лёжа на больничной койке, он выглядел беспомощным и несчастным, хотя по-прежнему пытался им улыбаться. Любу изнутри начали душить слёзы, которые она еле-еле сдерживала, чтобы не разрыдаться.

            Улыбнувшись отцу, она снова взяла в руки тетрадь и, присев возле него на край кровати, стала быстро писать: «Папочка, мы сейчас тебя забираем домой, а завтра поедем в Херсон, чтобы тебя там обследовали и назначили лечение. Ты не переживай, наша семья очень дружная, и вместе мы всё преодолеем! Дома тебя Шарик ждёт, он даже из будки не выходит, не ест, не пьёт, он очень по тебе скучает».

             Николай Иванович взял в руки протянутую ему тетрадь и стал читать, и как только прочитал, его веки слегка сомкнулись и, когда он их приоткрыл,  Люба заметила, что глаза его слегка увлажнились.

            Она опять взяла тетрадь и написала: «А сейчас ты можешь пойти к своему другу, с которым ходил курить, и проститься с ним. Но если хочешь, мы его позовём, и он сам к тебе придёт попрощаться».

            Прочитав вновь написанный текст, Николай Иванович приглушённо сказал, потупив взгляд:
            - Дочечка, вчера вечером он умер...


            Как только такси остановилось напротив калитки, и в приоткрытой двери автомобиля показался хозяин дома, Шарик мгновенно ожил и, пулей выскочив из будки, поднял такой радостный лай и визг, что слышно было далеко в округе.

            Маленький пёс, не переставая, прыгал, скулил и мотылял хвостом, выражая, таким образом, свою преданность любимому хозяину. Николай Иванович, войдя в калитку, на короткое время задержался возле своего четвероногого друга, чтобы разделить с ним радость их долгожданной встречи.

            Из дома на крыльцо вышла Валентина Ивановна, чтобы тоже встретить внезапно появившегося мужа, приезд которого стал для неё большой неожиданностью. Так семья снова воссоединилась, однако, тревога за отца ещё больше усилилась, пугая своей неизвестностью.

            Войдя в коридор, Николай Иванович разулся и, сняв с себя куртку и  кепку, сказал жене:
            - Валюша, я пойду на диван прилягу, а ты свари мне манной каши, но только на воде.

            Отец пошёл в гостиную комнату, а Люба осталась с матерью и сестрой на кухне, чтобы обговорить последние события.

            Взяв стакан, Оля набрала в него воды из крана, потом взяла коробок со спичками, лежавший на газовой плите, и ушла в комнату вслед за отцом. Пока мать с сестрой вели беседу, она решила заняться снятием порчи у отца, предполагая, что его могли просто сглазить.

            Так думать у неё были серьёзные основания, ведь, не смотря на свой преклонный возраст, отцу шёл семьдесят второй год, он выглядел очень моложаво и был мужчиной достаточно стройным и красивым.

             Николай Иванович ушёл на пенсию всего несколько месяцев назад. Заботясь о своей больной жене, он уже многие годы сам возделывал огород, выращивая на нём всё необходимое по хозяйству.

            Под руководством жены он так же занимался выращиванием цветов в большом палисаднике и при этом ухаживал за розами, которыми был засажен почти весь двор. 
            Мужчина сам копал, сам сажал, сам пропалывал и растил, сам ходил в магазин и сам ездил на рынок, был приличным семьянином, чем  вызывал  зависть у всех соседок.

            Оля положила перед собой на столе тетрадь с записями заговоров и  нашла нужный ей текст. Рядом со стаканом она выложила девять спичек, вынув их из спичечного коробка, именно столько ей нужно было для совершения нужных действий.

             Прочитав над отцом соответствующие молитвы, Оля вернулась к столу и стала поочерёдно зажигать спички с произнесением определённых слов. Обгоревшие спички она бросала в стакан с водой, наблюдая за их передвижением.

             Когда же все девять спичек были сожжены и брошены в стакан, нужно было немного подождать, чтобы они прекратили своё плавание по поверхности воды. Этот момент настал, и Оля вдруг испугалась от увиденного зрелища. Взяв стакан, она поспешила выйти на кухню, чтобы поделиться с возникшими опасениями со своей сестрой.

             Столкнувшись в дверном проёме с матерью, которая несла мужу в маленькой тарелочке сваренную кашу, Оля закрыла за собой дверь и, пройдя на кухню, поставила стакан на газовый котёл, служивший им ещё и маленьким столиком.

            - Люба, посмотри... Что тебе это напоминает?

            - Что это? – спросила Люба, заглянув в стакан.

            - Это я над отцом вычитывала... Смотри, семь спичек собрались вместе и образовали горку в виде холма, а две остальные соединились между собой крестом и присоединились к горке... Похоже на могилу с крестом... Получается, что наш батя умрёт?

            - Оля, не говори такое... Этого не может быть... Хотя бы потому, что папа не раз говорил нам, что в молодости цыганка нагадала ему, что первой умрёт жена, а он – сразу же вслед за ней. Раз мама жива, значит, отец не умрёт.

            - Да, ты права, - согласилась Ольга, - я совсем об этом забыла. Ещё и Татьяна ясновидящая, с которой ты когда-то в гости приезжала, она ведь тоже просмотрела нашего отца и сказала те же слова: девочки, берегите мать, пока она жива и отец жив будет, иначе как только она умрёт, отец следом за ней уйдёт.

            - Ну вот, видишь, Олечка, опасения твои напрасны.

            - Ой, не знаю, всё равно, как-то тревожно на душе, - ответила Оля, тем самым усилив душевное беспокойство и своей сестры. - Давай сейчас по-быстрому в Каховку смотаемся, к тёте Гале?.. Может она чего-нибудь нам скажет?

            
            Как всегда, к цыганке на приём стояла не малая очередь, заняв которую, Люба и Оля вышли за ворота, чтобы покурить. Вернувшись во двор, они стали рядом с женщиной, которой придерживались. Вдруг эта женщина и говорит, как бы себе самой, но так, чтобы слышала Люба:
            - Какие же мы грешные... Ох и грешные же мы... С одной стороны – в храм ходим, Богу молимся, а с другой – к цыганке на поклон ходим, с бесами заигрываем... И чем же мы от Иуды отличаемся?

             Эти слова, словно ядовитые стрелы, пронзили Любино сердце, безжалостно обличая её. Ей вдруг стало неловко и стыдно, но кроме неё этого никто не знал. Она стояла и молчала, делая вид, что её это вовсе не касается. Уже в который раз она предавала Господа, снова и снова превращаясь в Иуду, каждый раз, давая обещание, что больше никогда не приедет к этой цыганке.

            Сердце Любы сейчас разрывалось между Богом и больным отцом, жизнь которого угасала с каждым днём. На этот шаг её толкали отчаяние и  беспомощность, желание спасти родного человека любым способом.

            Находясь лишь в начале своего духовного пути, Люба пока толком не приобщилась к духовной жизни, она ещё не выработала правильного отношения к молитве и живого отношения к Богу, поэтому её духовная сила была очень слабой. Человеку нужен не один год, чтобы укрепиться в вере, чтобы разобраться, верит ли он Богу, и как он верит...


            - Вся карта чёрная, - сказала цыганка, глядя на разложенные ею  игральные карты. – Пока ничего утешительного сказать вам не могу... Слушайте врачей и всё будет хорошо.

            - Но врачи сами ничего не знают и ничего не делают для того, чтобы узнать, - отчаянно произнесла Люба и вкратце рассказала о последних событиях, произошедших с отцом в больнице. – Мы собрались завтра везти его в Херсон на обследование, но не знаем, как это лучше сделать и к кому  именно обратиться за помощью.

            - Я могу направить вас к своему родному брату, - неожиданно предложила цыганка. - Он врач и работает в центре диагностики, где делают МРТ. Зовут брата Михаил Мефодьевич, а сам центр находится при въезде в Херсон. Когда приедете к нему, то скажете, что это я вас направила, пусть он мне позвонит...

            Домой две сестры возвратились в приподнятом настроении. Позвонив медсестре Рите, они сообщили ей о принятом решении и договорились с ней на счёт машины, чтобы её муж на своём автомобиле отвёз их в Херсон и привёз обратно.

            На рассвете, перед выходом из дома, Люба прошла в зал, где на трюмо стояла небольшая иконка блаженной старицы Матроны Московской, которую она три года назад привезла из Москвы.

            Попросив Матронушку о помощи, Люба взяла иконку в руки и прижала к груди, прикрывая её сверху ладонями. В таком положении она вышла из комнаты и направилась к отцу, сидевшему на диване в ожидании приезда Виктора.

            - Папа, у меня к тебе очень большая просьба, - сказала дочь, глядя на отца умоляющими глазами. – Давай положим тебе в карман рубашки иконочку Матронушки, чтобы она тебе помогала и тебя оберегала.

            Измождённый болезнью, отец молчал, но лёгким кивком головы согласие всё же дал, и тогда Люба быстрым движением руки опустила святой образ в карман его любимой зелёной рубашки в клеточку.

            Никогда не признававший церковь, священников и иконы, Николай Иванович вдруг смирился, чем до боли и слёз тронул сердце и душу своей дочери.

            Надежда на Матронушку в спасении отца вновь окрылила Любу, она радовалась, что всё так хорошо складывается, посчитав произошедшие перемены во взглядах отца хорошим знаком. Однако впереди  их всех ожидало такое, о чём они даже не могли и помыслить...