Не нужен нам берег турецкий...

Рассказы старого геодезиста. История пятая.

В конце 80-х – год точно не помню - я возвращался с семьей из Крыма. Ехали поездом. В Синельникове к нам подсел  пожилой спокойный украинец лет под шестьдесят пять, с простым лицом, обожженным солнцем, и натруженными руками . – видать, из села. Я уже не помню, куда он ехал – вроде бы, навестить кого-то из своих детей. Звали его Григорий Михайлович. Говорил он с заметным украинским акцентом, но передавать  я его не буду.
Часа через два мы сели семьей ужинать и пригласили нашего соседа. Он вначале отказывался, но мы настаивали, и он согласился.  Но прежде    достал из своей сумки две огромные помидоры и выложил их на столик. Стал нас угощать, рассказывая, что вырастил их на своем участке, что это какой-то необыкновенный сорт… Помидоры и в самом деле оказались   необыкновенно вкусными. Были они не красные, а скорее, бордовые, сахарные на изломе. Никогда больше я таких помидор не ел.
За столом Григорий Михайлович  поинтересовался  нашими занятиями. Узнав, что моя жена в погонах, он проникся к ней уважением и  сказал, что он  майор, правда, давно уже в отставке.
 Моя профессия вызвала у него еще большую симпатию:
-Так я ж знаю вашу работу!
Я невольно оживился –   неужели этот  отставной майор - военный топограф? Ну, сейчас поговорим со старым  профессионалом о тонкостях профессии, о том, какие методы работы применялись в топографии несколько десятков лет назад!
- Так вы, Григорий Михайлович, тоже топограф?
-Да нет, я артиллерист… Но мне приходилось работать с буссолью.  Сынок, ты ведь с буссолью работаешь?
- Ну да, с буссолью…
-Ну, вот видишь, мы вроде коллеги.
Вообще-то, я работаю с теодолитом. Буссоль и теодолит – это разные приборы. Буссоль – она более упрощенная и предназначена для грубого измерения горизонтальных углов. Но особо спорить я не стал, поскольку  привык к тому, что люди, далекие от геодезии, часто путают эти приборы.
В артиллерии я  особо не разбираюсь. Было дело, приходилось выпивать со знакомым, артиллеристом отставником, который, поднимая рюмку,   вместо тостов кратко и энергично говорил:
 –Огонь!
Поставив рюмку на стол,  занюхав кулаком  и крякнув, он  бодро рапортовал:
 – Откат нормальный!
 Этим и исчерпывался  весь  мой предыдущий опыт общения с артиллеристами.
Предмет разговора – артиллерия – мне был вовсе неизвестен, поэтому я немного заскучал,  и   наш разговор с Григорием Михайловичем продолжался как-то вяло. Стучали неторопливо колеса, за окном проносились встречные поезда. Впереди был долгий вечер, который нечем было занять.  Григорий  Михайлович  неторопливо  и скучно рассказывал о себе…
В армию он был призван  еще до войны, попал в артиллерийский дивизион на западной границе. Остался жив в первые,  самые трудные  месяцы отступления. В 42-м году был направлен на курсы младших командиров. Так всю войну и прошел артиллеристом.
В те годы подобных рассказов я слышал много, поэтому ничем особым не заинтересовал меня Григорий Михайлович.
Замолчал и он. Смотрел в окно, думал о своем. Потом  неожиданно признался:
-А в войну  мы этими буссолями почти не пользовались…
Только из  вежливости я поинтересовался:
-Это почему же?
--А вот, представь себе, сынок,  картину: занимает батарея  позицию, окапывается спешно, немецкая артиллерия уже заранее пристрелялась, накрывает наши позиции плотным огнем. Накрывает так, что от нас только пух и перья летят… в это  время по телефону  или по рации   командир полка выходит с тобой на связь… мат-перемат.. почему пушки молчат? наши несут потери!..  давай, комбат, мать-мать,  огня!
 А тут еще  командир дивизии тебя требует на провод и орет  так, что взрывы снарядов заглушает:
- Раздолбай! Такой и сякой!...Почему огонь не открываешь? Под трибунал пойдешь, щенок, если  через тридцать секунд не накроешь огнем немецкие  батареи!
Времени просто нет   устанавливать и выверять буссоль.
-Так вы что же,  на глазок цели задавали?
-Не совсем. По  фуражке ориентировались.
Я  некоторое время молчал,  стараясь представить себе, как можно использовать фуражку в артиллерийском деле?  Ничего не представил, но  был заинтригован. То ли некий армейский юмор здесь кроется, то ли и в самом деле фуражкой пушки наводили?   .
-Это как же?
- Меня в учебке  старые артиллеристы научили нехитрому приему. Офицерские фуражки в то время были с большим лаковым козырьком. По краю козырька делались насечки, соответствующие градусным  делениям. В середине насечка побольше – это  нулевой отсчет. Выбираешь на  горизонте заметный ориентир –дерево, колокольню, трубу – задаешь наводчикам этот ориентир, сам сдвигаешь фуражку на бок под правый глаз. Большая насечка на ориентир, и начинаешь задавать цели. Вправо  от ориентира  десять градусов… влево от ориентира пятнадцать…дальность такая-то,  и лупишь по врагу!
А на передовой сидит корректировщик, так он подправляет и дальность, и угол обстрела. Так всю войну и стреляли.
Я  оживился –  вновь заинтересовал меня   Григорий Михайлович.   Был я восхищен этим простым решением и этой, воистину суворовской, смекалкой наших солдат.
Уже приехав домой и записывая   рассказ Григория Михайловича, я сделал некоторые расчеты. Я не знаю размеры козырька офицерской фуражки образца 1942 года, но примерно  можно  считать, что от хрусталика глаза до кромки козырька около   6 см.  Это радиус окружности. Тогда один градус на этой окружности будет иметь длину дуги 1 мм. Если считать, что козырек был несколько больше, предположим, 10 см, то длина дуги увеличивалась до 1.5 мм. Конечно, артиллеристы делали насечки на козырьке не через  1 мм, а скорее всего, через 1 или 1.5 см, т.е. обозначали  десятки градусов. Деление на градусы осуществлялось на глаз. Это не так уж и сложно – об этом я сужу по своему опыту. В наиболее распространенных отечественных теодолитах самое мелкое деление шкалы соответствует одной минуте. Дробные части оцениваются  наблюдателем  на глаз.
Думаю, что и точность деления козырька на градусы могла быть более точной. Видимо,  офицеры-артиллеристы  замеряли  расстояние от хрусталика до кромки козырька, и на основании этого расстояния рассчитывали свою индивидуальную длину дуги градуса…
Почувствовав мою заинтересованность, Григорий Михайлович  разговорился.
Шли последние годы горбачевской эпохи, витали в воздухе обманчивые миражи демократии, и многие люди стали более откровенны и в своих высказываниях, и в своих воспоминаниях. Поманили нас тогда пустыми химерами. Но, спасибо и за это – не будь этих химер свободы, никогда бы я не услышал этот рассказ. Так бы и ушел Григорий Михайлович из жизни, унеся с собой, пусть и небольшие, но все же тайны отечественной истории.

Я не только записал этот рассказ, но и придал ему некоторую художественную форму.

"Я  продолжал служить и после войны. В это время я уже стал замполитом артиллерийского полка, который  летом 1945 года был переброшен в Болгарию. Стояли мы  на реке Великой (авторское замечание: по-болгарски название реки звучит как Велека) вблизи  прибрежного села  Синеморец. Река была не такая уж и великая - в иных местах ее можно было легко перейти вброд. Тишина, леса покрывают горы, красота. К югу, на той стороне реки, лесистые  горы Странджа, по которым проходит граница с   Турцией. До Стамбула отсюда  километров сто тридцать - сто сорок.
Но нас больше всего интересовало то, что находилось там, за горами.  Боевая задача перед нашей частью была поставлена предельно четко: по приказу дивизия должна была выйти к проливу Босфор  и подавить сопротивление турецкой артиллерии. В случае необходимости должны были прикрыть пролив огнем.   Нас даже учили распознавать военные звания турок и учили простейшим турецким фразам: элер юкари – руки вверх! и прочее. Перед другими частями, как нам говорили в штабе дивизии, была поставлена задача взять Стамбул и закрыть пролив Дарданеллы.
На политзанятиях с личным составом я говорил о важности этих проливов для СССР – выход нашего флота из замкнутого Черного моря в Средиземное, говорил о турецком угнетении покоренных народов, вспоминал наших флотоводцев и полководцев, воевавших с Турцией…
Наши разведчики часто ходили на ту сторону,  устраивали скрытые пункты наблюдения, разведывали дороги и броды, следили за передвижением турецких военных частей и изучали оборонительную линию противника.   Случались и стычки с турецкими пограничниками. Однажды рано утром с той стороны  вернулись наши, с собой тащили человека, полностью скрытого под солдатской  плащ-палаткой. Лишь по сапогам можно было понять, что это турецкий офицер. Не снимая с него плащ-палатки, посадили в закрытую машину и  повезли в штаб дивизии. «Ну, - решил я, - на днях надо ждать    боевой  тревоги  и марша-броска к Босфору!»
Но прошло еще несколько дней, а приказа на пересечение турецкой границы так и не последовало.
Весной следующего 46-го года  личному составу вместо кальсон выдали  сатиновые синие трусы. В них наши бойцы и купались на пустынных черноморских пляжах, когда дивизионы проводили учения вблизи   моря.
Штаб дивизии располагался в Ахтополе,  небольшом приморском городишке, и я часто выезжал туда по служебным делам. В штабе появилось несколько армян и азербайджанцев - военных переводчиков с турецкого. У штабистов чувствовалась какая-то нервная напряженность. Все говорило о том, что скоро  начнется новая война. Война за проливы. В победе мы не сомневались, а что последует за победой - как себя поведут бывшие союзники, и не поддержат ли они Турцию? - об этом мы не думали, полагаясь на политическую мудрость Сталина.
В свободное время я  ходил по городу, иногда заглядывал в местные ресторанчики. Как и войны не было: цвели каштаны, вечерами прогуливались по бульварам дамочки, глазки строили советским офицерам. В ресторанчиках (болгары их называли ресторант)  звучала музыка – развратно пиликали скрипки, дребезжало пианино, гнусаво и томно пела флейта – это  румынские женские оркестры развлекали посетителей. Остались они здесь еще с тех времен, когда на этих курортах отдыхали и лечились немецкие военные. По каким-то причинам не уехали домой после окончания войны и задержались здесь на неопределенное время. Сейчас развлекали советских солдат.  Высоко задирая ноги в шелковых ажурных чулках, подаренных, должно быть, еще немецкими офицерами, они задорно танцевали на маленьких сценках, среди едкого махорочного дыма. Дым этот напускали наши бойцы, которые с жадным интересом  знакомились с Европой.
    Мне, как политруку, была поручена еще одна задача: контролировать снабжение хлебом окрестных болгарских сел. Дело это было поставлено на партийный контроль – там, наверху, всячески стремились расположить к себе местное население, поскольку болгары  уже стали откровенно тяготиться присутствием русских.  Когда пришли сведения о том, что  дальние села испытывают недостаток в муке и хлебе, было принято решение снабжать их из армейских хлебопекарен.  Наши пекарни каждое утро отправляли несколько машин со свежим хлебом в  окрестные села.
Развозили хлеб  месяца два, задабривая новых друзей, но кончилось это неприятным конфузом. До политорганов дошли сведения о том, что болгары черного хлеба не едят. И тот хлеб, что им привозили наши солдаты, они скармливали свиньям. После некоторого замешательства и негодования было принято решение продолжать развозить по селам хлеб. Но, исключительно пшеничный. Были урезаны солдатские пайки белого хлеба –  русские братушки   могут и черным хлебом обойтись! А гастрономические привычки  болгарских братушек надо уважать…
  Было обидно. Из Союза приходили письма, в которых слышалась  и радость от окончания войны, и гордость за победу, и слезы от потери близких, усталость от  изнурительного труда. Были и тихие робкие жалобы на нехватку продуктов и скудные карточные нормы -   порой  черного хлеба со жмыхом не всем хватало…  А здесь его братушки скармливали свиньям! Кто же поймет это там, в усталой от  лишений и недоедания стране?
В конце года дивизия была выведена из Болгарии. Как и многие другие военные части
советских войск. Бросок на Босфор и Дарданеллы так и не состоялся.
С офицерского состава  взяли подписку о неразглашении сведений о боевых задачах частей, находившихся в Болгарии"

***

Эта история, услышанная мною  много лет назад, до сих пор вызывает у меня противоречивые чувства. С одной стороны, я верю рассказу старого артиллериста. К тому же, на Тегеранской конференции были, вроде бы,  какие-то секретные договоренности относительно проливов. Черчилль уступил в этом вопросе Сталину.
Но, с другой стороны, за много лет я не встретил ни одного человека, который подтвердил бы, что наши войска готовились к броску на Стамбул. За это время я не встретил ни одной публикации на эту тему. А тема крайне интересная, и странно, что исследователи прошли мимо нее.
Думаю, что в военных архивах все же лежит этот, так и не осуществленный, план захвата проливов. Интересно, какое кодовое название он имел? Можно предположить, что план этот носил кодовое название "Олег" или "Щит Олега" в честь того самого князя Олега, который прибил свой щит к вратам Константинополя.
Вне всякого сомнения, что кроме удара по Турции со стороны Болгарии, одновременно   намечался удар и со стороны Кавказа.
Косвенное подтверждение этому предположению нашлось на ПРОЗА.РУ. Один из авторов писал о своем родственнике,  военная часть которого была переброшена на Кавказ в 1945 году. В следующем году эта часть была выведена в Россию. Почти те же самые перемещения, что и с военной артиллерийской частью Григория Михайловича. Только на левом фланге предполагаемой новой линии фронта. Умолчал автор этой публикации и о боевых задачах, которые ставились перед нашими военными  на Кавказе. Но, скорее всего, цель была одна - бросок к проливам!
Встретилось мне в исторической литературе и лаконичное замечание о том, что  в том же 1946 году советские войска были выведены из северного Ирана. Находились они здесь, видимо, с той же целью - готовились к удару по Турции. Но, похоже, страны антигитлеровской коалиции  в ультимативной форме потребовали от Сталина  свернуть эту операцию.
Кому Сталин собирался поручить руководство этими  двумя или тремя фронтами? К этому времени он начал уже откровенно страшиться авторитета  маршала победы, поэтому вряд ли бы  Жукову доверил командование  этой операцией.
Интересно и то,  что ожидало Турцию после неминуемого и быстрого, как я думаю, поражения? Расчленение на этнические территории? Получили бы независимость Армения, Курдистан, некоторые территории отошли бы Греции... Но вот вопрос: каким Сталин видел будущее турок-османов? Или, предположим, черкесов, проживающих в Турции?
По всем этим вопросам остается лишь делать предположения. Но, несомненно одно - на Ближнем Востоке вспыхнули бы многочисленные войны, и Россия вновь бы понесла колоссальные жертвы на новых фронтах.

На некоторые из этих вопросов ответы нашлись в одном из интервью Вице-президента Лиги военных дипломатов Владимира Ивановича Винокурова, которое он дал в июне 2023 г.  По  поводу вывода  войск СССР из  Ирана, он высказался так:
 "...американцы грозили СССР применением ядерного оружия, если советские войска не уйдут из Ирана или попытаются ввести их в Турцию. Так, 21 марта 1946 года посол СССР в США Андрей Громыко был вызван президентом США Гарри Трумэном, который вручил ему ультиматум c требованием немедленно вывести советские войска из Ирана. Текст ультиматума до сих пор засекречен, считается, что в нем Трумэн пригрозил начать ядерную атаку против СССР, если тот не освободит Иран. Правда, позже стало известно, что американцы блефовали. После бомбардировок Японии они долго не могли произвести сколь-либо значительного числа ядерных боеприпасов. На момент предъявления ультиматума у них было всего две готовые бомбы, а на конец 1946 года — 9. Тем не менее этот ядерный шантаж, наверное, можно отнести к первому реальному проявлению холодной войны на практике. И иранскую, и турецкую истории следует рассматривать именно в ее контексте".

Высказывание крайне интересное, но не полное. Владимир Винокуров, хотя и сказал о планах Сталина ввести войска в Турцию, но так и  пояснил цели этого ввода. Но, если учитывать все высказанное, то цели эти становятся понятными - война за проливы.

***

Фотография для иллюстрации взята из открытых источников.