Симплекс Лингва. Часть 11. Афака Атумиси

Мы прильнули к иллюминаторам, чтобы увидеть чудо-город. Шейх дал голосовую команду бортовому ассистенту, и на мониторе, который оповещал о ходе полёта, появилось изображение со стереокамеры из-под дна вертолёта. Но живой вид из окошка не хотелось заменять на экранный.

Под нами посреди океанской глади покачивался гигантский бутон тюльпана, солнце отражалось на поверхности полуоткрытых искусственных лепестков. Что-то ещё разглядеть даже с небольшой высоты было невозможно, разве что тонкие швы сварки металла и стыки со стеклянными элементами цветка.

Сразу по приземлении на один из чашелистиков, который лежал на поверхности воды, нас проводили в зал прилёта, где стояли столики самообслуживания. Помещение ничем не было примечательно, разве что стильные белые столы и стулья. В интерактивных столешницах появились опросники для заполнения. Можно было вбивать данные в поля форм с помощью виртуальной клавиатуры или надиктовать вслух, всё по-старинке. А вот сопрячь со своим персональным устройством, чтобы скинуть свои паспортные и анкетные данные бесконтактным способом, было невозможно. На мой вопрос, с чем это связано, даже Вардан не смог ответить. Я задал этот вопрос главному помощнику шейха, которого последний направил сопровождать нас везде.

– Да всё просто. Одно дело, когда подставляешь поддельный токен, и совем другое, когда сам намеренно хочешь уклониться от подачи правдивой информации, – бесстрастно объяснил Абдулвали, – Как ни странно, но для многих чисто психологически это является сдерживающим фактором. Наказание за дачу заведомо ложных, искажённых или недостаточно полных сведений о себе в нашем городе строгое. Это не только лишение вида на жительства, но и уголовное преследование и ссылка на другой остров, остров-тюрьму.

Сказанное отрезвило нас. Мы ведь путешествуем по фальшивым идентификаторам. Человек шейха легко прочёл замешательство на наших лицах и успокоил нас:

– Смело пишите свои изначальные, настоящие данные. Даже если ваши досье находятся под подозрением или в розыске или ещё как-то скомпроментированы, после принятия в жители этого города вы становитесь поддаными эмирата шейха, все ограничения на вас будут аннулированы. Если только вы не совершали тяжких преступлений, которые рассматриваются Всемирным трибуналом.

– Сочувствие мятежникам или даже соучастие в сопротивлении считается таковым? – спросил Отомо.

– Вы повинны в гибели людей? – Абдулвали обвёл взглядом всех нас, – не важно, солдат, полицейских или мирных жителей? Вы совершали акты, направленные на...

Мы переглянулись, пока нам диктовали список преступлений или покушений на преступления, от которых плавучий остров не даёт иммунитета. Никто из нас не участвовал в боевых действиях. Назуки тоже, она мне рассказывала о том, что все её братья и сестра Сурати выбрали путь борьбы за свои идеалы с оружием в руках. Она единственная, кто выбрал иной путь, без насилия.

– Нет, мы не убивали никого, не покушались и ничего из перечисленного не делали, – ответил за всех Вардан, – если не считать самообороны при нападении банды Безумного Макса.

После заполнения анкеты мы сразу же подали заявление на получение вида на жительство в островном городе, который назывался красиво «Джазират Альяна», что в переводе с арабского означало «Райский остров».

Коммерческие частные города-государства стали возникать на необитаемых или искусственно созданных островах давно. Первые энтузиасты захватывали брошенные безхозные нефтедобывающие платформы и провозглашали их свободными странами. Их примеру последовали другие авантюристы, скупавшие огромные суда и оборудовавшие их в плавучие городки. Большой бизнес пришёл им на смену после того, когда агломерации и мегаполисы стали достаточно мощными, чтобы требовать большей автономии от национальных и территориальных государств, а потом в ходе успешной конкуренции и вовсе из анклавов превратившись в суверенные государственные образования.

Их успех был обусловлен тем, что горожане заключали контракт с городской властью, оплачивая услуги государственной заботы о себе, включая обеспечение жизни, свободы, достоинства, благополучия, неприкосновенности частной собственности и личной жизни, здоровую и безопасную среду, и так далее. В таких городах не было социальных налогов или перераспределения доходов. Говорят, что элементы подобного устройства общества было ещё в античном мире, некоторые греческие полисы существовали по похожим законам. Но ближе всего к идее олигархического управления политический и хозяйственной жизнью свободных городов, поставив во главе угла торговлю, подошёл Ганзейский союз торговых портов. Ни национальные, ни религиозные, ни иные признаки не имели значения. Привилегии имели только умелые купцы, начиная от Балтики и дальше на север в Скандинавию, на восток в Русь, на юг до Венеции, на запад до Гибралтара и Англии. Известно, что Любекское и Магдебургское право вдохновили глобалистов двадцать первого века на создание Мирового Союза Корпораций и Корпоративных Городов, которое наравне с ООН, ВТО и другими глобальными структурами преобразовалось в Всемирное Правительство. Был также применён опыт «Золотой вольности», так называемой шляхетской демократии, которая возникла в Королевстве Польском и была унаследована Речью Посполитой, когда дворянскому (шляхте) и купеческому сословиям были даны полноценные демократические права, даже монарха избирали, правда, пожизненно. Более того, польских короли выделяли земли и целые кварталы чужеземцам и иноверцам, которые славились коммерческими и ремесленными способностями, в частности, немцам, евреям, армянам и даже татарам. Им всем даровали магдебургское право и свободу вероисповедания. Следствием такой политики был экономический, культурный и научный рост страны. Ну а решающим был успех Америки и Австралии, созданных активными переселенцами и их потомками, воспитанными в духе предпринимательства, а также подпитываемыми новыми и новыми волнами эммигрантов в поисках «американской мечты».

Так начали исчезать национальные и территориальные образования, уступая место коммерческим, которые в свою очередь вырастали вокруг крупных городов или крупнейших мировых предприятий (корпораций, концернов, конгломератов). Именно поэтому перестали использовать слова «международный» или «интернациональный» в глобальных организациях. А Организацию Объединённых Наций с Международным Судом и другими структурами заменили Всемирное Правительство, Всемирный Суд, Всемирный Трибунал и Всемирный Парламент. В последний выдвигали свои представительства мегаполисы, корпорации и союзы городов, а также национальные и территориальные страны, в которые ещё не так глубоко проник процесс глобализации.

Крайней формой свободных городов стали города-острова, созданные для самых обеспеченных людей, ставшие де факто прибежищем для всех, кто хотел скрыться от публичности, правосудия или по иным причинам, и готов был заплатить огромные деньги за «комфортное исчезновение».

Мне надоело быть изгнаником и беглецом, постоянно скрывающимся от разного рода силовых структур. На меня, прожившего столько лет законопослушным гражданином, давило ощущение того, что я вне закона. А тут мне предлагалось обелить свой профиль бесплатно. Окончательно я уверился в том, что делаю правильный шаг, когда прочёл параграф о праве жителя «Райского острова» расторгнуть договор в любой момент в одностороннем порядке без каких-либо обязательств кроме оплаты ежегодного взноса, даже если это неполный год. Правда, одно осложнение оставалось. В случае утраты вида на жительства человек терял иммунитет перед Всемирным трибуналом.

Вот почему Макс так рвался стать жителем плавучего города. Как и нам, ему оно досталось бесплатно как часть устной сделки с шейхом. Правда, шейху надо было скрыть тяжкие преступления, совершённые бандой Макса.

– Абдулвали, – я всё-таки решился задать этот вопрос, понимая всю его бестактность, смягчив его следующим вступлением: – мне хочется задать один вопрос, на который ты можешь не отвечать, потому что он... щепетильный, как сказал бы Вардан.

– Я тебя слушаю, Джордж, – с готовностью, но сдержанно откликнулся он.

– А как вы скроете прошлое Макса?

– А мы не будем его скрывать.

– Но ведь он повинен в стольких убийствах, разбойных нападениях...

– Да, но он согласился сотрудничать со следствием.

– Со следствием?!

– Да, он готов открыть имена своих спонсоров и заказчиков.

– Заказчиков?! – не переставал удивляться я.

– Ну да, а ты думал, что он сам по себе такой хитрый, находчивый и везучий, что его столько лет не могут обнаружить и ликвидировать?

– Я... не знаю, я думал...

– Причём он и его головорезы работают не только здесь в пустыне, но они же иногда делали пиратские вылазки на лёгких судах, или вылетали на спецзадания в благополучную старушку Европу.

– А кто же мог их прикрывать?

Абдулвали не спешил отвечать. Он смотрел мне в глаза. Прежде в пустыне он прятал взгляд, как и все слуги шейха. Они словно показывали, что они не просто работники или помощники, а именно слуги. Они старались быть незаметными. Только лишь один, ливанец, осмелился тогда подойти и высказать что-то такое, что выдавало в нём человека, у которого есть своя жизнь. Сейчас, едва мы ступили на «металлическую землю» плавучего города, главный слуга вдруг стал личностью. Конечно же, мы все оценили его верность шейху, когда он получил удар ножом в грудь, пусть и прикрытую эластичным бронежилетом, оставался один в пустыне, каким-то образом сам спасся да ещё и нам на выручку пришёл с подоспевшей помощью. К тому же он сильно рисковал, ведь кто-то из людей Макса мог для стопроцентной гарантии добить его выстрелом в голову или сверхзарядом шокера в сердце.

– А ты сам подумай, – теперь Абдулвали говорил со мной на равных, – кому нужны незарегистрированные вооружённые отряды, не связанные напрямую и даже косвенно не ассоциирующиеся с ними?

– Даже не знаю, кого подозревать, – признался я, – как же они тогда так глупо попались в плен к шейху?

– Потому что Макс чувствовал, что приближается его конец. Таких агентов рано или поздно убирают из игры, потому что они слишком много знают. Макс действительно желает уйти на пенсию. Шейх – единственный для него шанс это сделать.

– Разве могут убийцы и бандиты...

– Могут-могут, – перебил меня Абдулвали, – они – такие же люди, или если не всё человеческое, то многое, что присуще обывателям, им не чуждо. Есть и слабости, и увлечения, и даже мечты. Например, Макс хотел сохранить доступ к сетевым боям.

– Зачем? – я же помнил, что звено «Безумного Макса», которых мы в финале побили благодаря манёвру Гитары, покинуло бои Высшей Лиги в тот же год, что и мы.

– Не мне тебе рассказывать, что практически все финалисты сетевых боёв становятся наёмниками. Ты пошёл простым и легальным путём, на работу по контракту к корпоратам. А Макс уже не один раз сколачивал сильную команду, которую продавал спецслужбам самых крупных мегаполисов или богатым маргиналам. Иногда чтобы работать неявно, для выполнения тайных заданий, так сказать, теневых атак.

– И ты так открыто об этом говоришь? – возмутился я.

– Да, теперь это вскроется, Макс собирается многое раскрыть о тех, кто нанимал его ребят. Ты же должен понимать, что всякая деятельность требует средств, кто-то должен финансировать, кто-то должен поддерживать, кто-то должен прикрывать, особенно, если это вооружённая группировка. Чего далеко ходить, ты думаешь, ваш «Матенадаран» держится только лишь на энтузиастах?! Нет, конечно, меценаты, назовём их так, вроде моего господина помогают вам.

У меня опять наступила передозировка информации, раскрывающей неведомые доселе тайны миропорядка. Я молча дозаполнил формуляры. Но мысли возвращались к услышанному. Ещё один миф о прозрачном устройстве современного системы глобальной безопасности развеялся.

– А какой язык используется здесь, в «Раю»? – спросил Отомо, когда и они закончили с регистрацией.

– А действительно?! – воскликнул в поддержку Вардан.

– У нас нет официального языка, – ответил Абдулвали, – каждый волен говорить и писать на том языке, на котором он считает нужным. Технических средств для качественного синхронного перевода достаточно.

– А надписи на улицах, домах, в других общественных местах?

– Во-первых, постарались максимально использовать графические символы, то есть картинки, иконки и схемы. Но текст есть, и он на двух языках: арабском и, конечно же, симплексе.

– Но ведь здесь живут носители десятков, если не сотен языков, – удивился Вардан, – одними мгновенными переводчиками не обойтись. Я уверен, что в итоге выбран один язык и, скорее всего, это – симплекс.

– Первыми жителями были состоятельные арабы и элита соседних с Персидским заливом малых стран. Потом уже заинтересовались индийцы и китайцы. Помесь арабского с китайским не получилась, – и Абдулвали рассмеялся, довольный своей шуткой.

– Вы знаете, – и Вардан приподнял правую бровь и вскинул вверх указательный палец на правой руке, что на языке его тела (который мы хорошо уже изучили) означало, что нас ждёт лекция минут на десять минимум, – но если бы большее число арабов и китайцев вместе бы жили или часто взаимодействовали, то через пару лет возник бы новый язык, относительно новый, так называемый пиджин, или креольский язык. К примеру, суахили, буквально, язык прибрежных народов. Став основой межэтнического общения, прежде всего в торговле с прибывающими судами, суахили значительно упростился...

– Вардан, мы уже не те новички, – остановил Учителя Отомо, – мы уже знаем, что такое пиджин, и...

– Ладно-ладно, – ничуточки не обидевшись, Вардан на минуту задумался, явно озадачить нас, и задал загадку: – а можно ли английский язык называть пиджином?

Мы переглянулись.

– Смесь германских языков англов, саксов и ютов? – высказал свою догадку Отомо.

– Нет, это родственные языки, поэтому там не может возникнуть пиджин. Точнее, может, но оставим это.

– Смесь с нашим, кельтским языком? – в свою очередь озвучил свою догадку я.

– Нет, были заимствования, но не было смешения.

– А что там дальше было? Французский или нормандский? – задумчив вслух вспоминал я, – Нет, я бы не назвал английский пиджином. А вот из него самого призошло много креольских языков.

– Молодцы! – похвалил нас Учитель.

Наконец мы вышли из здания аэропорта. Город, о котором за эти дни столько говорили, встретил нас небольшой площадью с двумя фонтанами в виде технократических цветков. По бортам ограждения фонтана шла надпись на английском. Я подошёл поближе и, обойдя по кругу, прочёл подпись «Lilypad by Vincent Callbaut». Не тратя время на вопросы Абдулвали, я начал искать в Интернете. Оказалось, что Lilypad был одним из первых проектов плавучего города с возобновляемыми источниками энергии и изолированной климатической системой, названное архитектором-изобретателем Винсентом Каллеба «экополисом Кувшинка», поскольку внешне напоминал лист этого водного растения. Второй фонтан был больше похож на пузатый, но не до конца раскрывшийся тюльпан. «Джазире Тулиб», и имена архитекторов, Говарда Паркера и Фредерика Эквстеда. «Тюльпан» отличался от «Кувшинки» прежде всего прозрачным куполом, который держался на лепестках и накрывал весь город, образуя замкнутую экосреды с регулируемым микроклиматом.

Я поднял голову, но не видел «стеклянной крыши», надо мной было настоящее небо, зажатое между крутыми склонами гор. Сам город располагался на дне чаши, образованной этими горами. На самом деле «горы» – это и есть лепестки гигантского тюльпана. Ощущение того, что я нахожусь в виртуальной игре, не покидало меня с того момента, как мы покинули терминал и вышли в город.

Неужели такая утопия, как город-сад, возможна? И тут созданы эти идеальные условия жизни?

Пока мы проходили обучение на острове Святого Лазаря, я увлекся чтением. Не теми дайджестами или короткими цитатами, которые перемежают новостные ленты, а настоящими книгами. Отомо увлёкся научной фантастикой, и я после его хвалебных рецензий взялся прочесть пару книг. А запоем прочёл несколько. И то, что я успел прочесть, с одной стороны меня поразило, как далеко в будущее могли заглядывать писатели, а с другой стороны напугало, как далеко может зайти человечество в гонке научно-технического и био-инженерного прогресса.

Поэтому пока мы шли (а в этом городе все перемешались только пешком) к нашему дому, я пытался обнаружить нестыковки или несуразности, как это бывает в плохо-спроектированных мирах с дополненной реальностью или утопических реальных микро-мирах с закрытым контуром.

Я вглядывался в лица прохожих, пытаясь отыскать выражение зомбированности или гипностического сна или даже наркотической эйфории. Но нет, обычные люди, расслабленные, безмятежные, уверенные в незыблимости этого идеального мира внутри стерильной бутылки колоссального размера.

– Вардан, я давай поиграем во всезнайку, – предложил я, чтобы отвлечься от беспокойных мыслей.

– Это как?

– Ты сказал – пиджин. Давай называть такие языки, кто больше вспомнит. Мы с Отомо и Назуки как команда против одного тебя.

– Идёт, – ему моя идея пришлась по душе, – начинайте. Учтите, что я уже назвал суахили, хоть он и относится к семейству африканских языков банту.

– Стоп, Вардан, мы только называем язык без всяких...

– Нет, необходимо хотя бы краткое описание.

– Ладно.

– Чёрный английский, язык негров и мулатов.

– О-о, это не один креольский язык, их много таких, тоже семейство. Назови конкретные.

– Крио, Сьерра-Леоне. Я встречал в Австралии ребят, которые на нём говорили, – первым из нас сделал ход Отомо.

– Феранандо-По, контактный язык на основе английского. На нём говорят во многих областях Экваториальной Гвинеи, – не задумываясь развёрнуто ответил Вардан.

– Сабир, – радостно вспомнил я.

– А подробнее?

– Так назывался средиземноморский лингва франко, от испанского слова «знать».

– Китайско-английский острова Науру. Классический пиджин.

– Стратан-того, это Суринам, или его ещё называют так-таки или тики-таки от англйиского слова «talk». В нём собраны слова из английского, нидерландского, португальского и африканских языков.

Мы с Отомо знали, что проиграем, но не ожидали, что так быстро. Можно было продолжать называть по территориям типа индонезийский английский, но это было не так эффектно, как это получилось у Вардана.

– Паньяменто, ныне официальный язык островов Аруба и ещё нескольких в Карибском море. Иберо-романская основа.

– Малые Антильские острова, – вступила в игру Назуки.

– А ты откуда знаешь?!

– Я подглядела в Вики, – рассмеялась девушка.

– Токи пона, ток писин, бигламер, бислама, брокен... – Вардан словно упивался своим интеллектом, нам оставалось только улыбаться, – ...о! кегуа, потомок протоязыка империи инков, его понимали все племена вдоль Андских гор от Эквадора до Аргентины. Там же в Южной Америке и даже позднее в Северной аж до Аляски понимали чинукский жаргон. Занятно, что канадские рыбаки европейского происхождения уже в двадцатом веке вели радиопереговоры на чинукском, чтобы держать информацию о косяках рыбы в секрете от рыбаков-японцев. Кстати, чисто рыбацкий пиджин возник между русскими и норвежцами в Баренцевом море, его называли руссенорск, хотя они сами называли смешно «моя-по-твоя», то есть «я говорю по-твоему».

– Фанагало, это южно-африканский шахтёрский язык на основе зулу, – Назуки, не таясь, искала сведения на своём планшете, только не вслух диктуя запрос, а быстро набирая на симплексе. В отличие от традиционных языков набор текста на симплексе был намного проще и быстрее, можно было вместо клавиатуры ограничиться небольшой квадратной зоной.

– Да, хороший пример. Там за базу взяты языковые конструкции зулу, а словарный запас пополнен из английского, африкаанс, пары диалектов банту и... забыл. А вот разновидность этого же фанагало, которым пользовались не шахтёры, а их жёны или старики, которые служили на кухне или в саду, называли... – и он с таким ожиданием посмотрел на нас, словно фокусник перед тем, как вытащит кролика из шляпы. Но мы не знали ответа и молча хлопали глазами, – эх, могли хотя бы попытку сделать, догадки построить. Кухонный и садовый фанагало. Ещё его называли кафрский...

– Вардан, – перебил его Отомо, – а есть необычные алфавиты у пиджин языков? Или они все были основаны на алфавите базового языка?

– Хороший вопрос, что-то я с ходу не вспомню, – он сосредоточился. Мы его озадачили. Теперь наступила очередь Отомо выпятить грудь, но ненадолго. Вардан вновь засиял: – жестовые языки слышащих, например, среди индейцев североамериканских прерий и у австралийских аборигенов. Их алфавит – это так называемые иконические жесты. К сожалению, большая их часть утеряна.

Мы уже дошли до пункта назначения. Абдулвали сдержанно ждал завершения нашей игры. И только показалось, что его терпение вознаграждено, как рассказчик щёлкнул пальцами. В языке жестов самого Вардана это означало, что его осенила ещё одна идея.

– Вспомнил прелюбопытную с точки зрения лингвистики историю, так сказать, естественный эксперимент. В 1789 или 1798, точне не скажу по двум последним цифрам, после мятежа на корабле «Баунти» капитан с верной ему частью экипажа высадил на один из островов на юге Тихого океана десяток англичан, шотландцев и, возможно, ирландцев, а также пару десятков таитян. Так вот их потомки говорят на том смешанном языке, которые образовался в результате их общения. Эх, название острова вылетело из головы, лезет фамилия Пинкертона, но он тут не при чём.

– Надеюсь, что мы на этом острове не настолько задержимся, чтобы создать креольский язык со смесью английского, арабского, японского и армянского, – пошутил Отомо, и мы все дружно расхохотались.

Абдулвали воспользовался моментом, чтобы распахнуть (если буквально, то раздвинуть) двери в дом.

Мы уже разместились в доме, где робот-дворецкий указал каждому его комнату, каждый забросил свои вещи, потом собрались в общей зоне, нечто вроде столовой и гостиной одновременно, для ужина, как  Вардан выбежал из своего номера и взахлёб выдал:

– Я вспомнил изобретателя креольского алфавита, который не на базе латиницы или других известных алфавитов. Это Афака-скрипт. Слоговая азбука для языка Ндюка или Джука, ещё его называют Оканиси. На этом языке говорят лесные негры в глубинке Суринама и Французской Гвинеи. Создал особый алфавит некто Афака Атумиси в начале двадцатого века. Очень красивые с изящными завитушками буквы. К сожалению, эта письменость так и не получила распространение. Через десяток лет после изобретения католические миссионеры случайно наткнулись на человека, читающего книгу с непонятными символами. Таковых знатоков на тот момент было не больше тридцати.

Назуки параллельно с рассказом учители нашла сведения об этом алфавите в Интернете, и мы с любопытством рассматривали червеобразные символы на её планшете.

– Тут какая-то история с созданием... всё началось с видения, ну как всегда... – Назуки бубнила себе под нос, пока не решая посвящать нас в то, что читает, – В 1910 году к Афаке Атумиси из племени марун Нджюка во сне явился дух и сказал ему, что настало время научить свой народ писать...

– Да, это типичная история, чуть что значимое, так сразу же свалить на то, что привиделся кто-то оттуда сверху, – отмахнулся Отомо, – я ожидал чего-то более оригинального и...

– ...Дух являлся 56 ночей, и ровно 56 символов получилось в алфавите, – пропустив комментарий Отомо, Назуки продолжала читать, – каждая либо гласный звук, либо пара согласного и гласного звуков. М-м-м, дальше ничего особенного, описание алфавита, как он учил последователей, передавал эстафету... О! Когда в 1910 году появилась комета Галлея, Афака принял её за знак свыше о верности изобретения или пути просвещения своего народа.

– Да уж, его изобретение появилось и исчезло, как эта комета, – сыронизировал Отомо, но и это не остановило Назуки.

– Сохранился перевод письма, написанного самим Афакой в 1917 году, правда, я не вижу, кому оно было направлено. Не важно, читаю текст письма:

«О мой Бог, мой Господин! Я начинаю со слов, которые ты вручил мне , чтобы положить на бумагу. Как мне выразить это? Я дважды обращался в больницу. И они меня гнали, потому у меня нет средств. Они говорят, что сначала я должен заработать денег, прежде чем идти в госпиталь. Потому я молюсь Господу Богу, чтобы ты протянул мне руку помощи и дал бы исцеление от моего недуга».

– Грустная история.

– Да уж, особенно на фоне благополучия этого острова, искусственно созданного оазиса роскоши.

– Такая судьба была у всех носителей креольских языков? – спросил я у Вардана.

– Почему ты так решил?

– Потомки колонизированных народов, потомки насильно взятых в рабство людей...

– Нет, далеко не всегда так было, есть примеры пиджинов, которые свидетельствуют об успешном взаимодействии разных народов, об взаимопроникновении разных культур.

– Но ведь эти языки являются примитивной версией или даже пародией на основные языки, о каком обогащении может идти речь?! – тут уж я возмутился, – при этом какой-нибудь английский или испанский довлеют над вторым аборигенским языком.

– Не совсем так, – возразил без полной уверенности озадаченным моим замечанием Учитель, – например, японский в йокогамском превалирует над английским.

– Во время игры я наткнулась на такой язык, – воскликнула Назуки, – сейчас открою страницу. Вот! Не принадлежит ни к одному из имперских или мировых языков, но стал ключевым донором для трёх креольских языков.

– Это какой?! Ты меня заинтриговала, – встрепенулся Вардан.

– Кри.

– Кри! Точно! На нём говорят канадские индейцы, а метисы говорили на... как же назывались варианты с французским и английским?

– Мичиф, – это франко-индейский, а с английским он не смешивался. Был банги – это с шотландским гаэльским, – и Назуки торжествующе посмотрела на меня.

– А какой третий язык, порождённый из кри?

– Не совсем из него, скорее, из нескольких языков северных индейских племён.

– Это разве не чинукский жаргон? – удивлённо переспросил Вардан.

– Да, он самый!

– В нём есть слова из английского и французского. Увы, и он исчез, сегодня ни он, ни мобильский торговый жаргон индейцев Мексиканского залива, ни другие индейские языки не сохранились.

Вардан ушёл в свои мысли. Мы уже думали, что разговор завершился и собирались приступить к ужину, который был накрыт на большом овальном столе. И тут Учитель поделился таким заключением:

– Мы говорим, думаем, мечтаем на языках империй, на языках, которые были навязаны нашим предкам мечом и монетой. Миллиарды тех, кто сейчас называется китайцами, обрели язык империи Хань. Бывшие британские колонии на английском. Обе Америки и многие острова на испанском, португальском и французском. Африка тоже на французском либо на арабском. Полтора десятка миллионов зулусов на юге Африки и не помнят, что большая часть из них воевала против племени, чьим именем и языком они теперь гордятся. Русский язык стал родным для многих народностей Евразии, включая наших друзей, чукчей.

– А теперь все они будут вытеснены одним искусственным языком – Симплекс Лингва, – добавил фатализма Отомо.

декабрь 2018 - август 2019, июнь 2020