Все, как у всех

 Глава первая

По легенде, они познакомились в маршрутке. Возможно, сидели, прижавшись друг к другу, на заднем сиденье, а возможно - он передал через нее оплату за проезд. И обратил внимание на кольцо - точно такое он подарил жене на помолвку. Ну, а там - слово за слово. Вторая легенда была ещё более нереальна. Что, якобы, судьба столкнула их в прямом и переносном смысле в автобусе.На каком- то крутом повороте.
А, собственно, почему нереальна? Безлошадные, пользующиеся общественным транспортом,  всего как пять лет в стране.
Она приехала с родителями и маленьким сыном,оставив за плечами короткий,но достаточно тяжелый брак. Типичная мать- одиночка, каких понаехало море. Так они и поселились все вместе  - 3-й этаж без лифта, старый дом где-то там, в южном Тель- Авиве.
В те годы была популярна шутка - если новый репатриант спускается с самолёта без скрипки, значит он пианист.
Она не была ни пианисткой, ни скрипачкой. Хотя близко. Учительница по классу виолончели. И эту виолончель вынес из самолёта её отец.

Про таких, как она, говорят "видная женщина". Изгибы ее тела повторяли изгибы ее любимого инструмента: широкие бедра и узкая талия, тонкие щиколотки и запястья, высокая грудь и горделивая посадка головы. И спина - прямая, ровная, как у балерины. Порода, одним словом. Со всем остальным дело обстояло немного иначе - это была внешность "на любителя", но которая обращала на себя внимание.
Очень строгое лицо неправдоподобно белого цвета,нетронутое румянцем. Маска, а не лицо. Без тени улыбки. Узкое, длинное,как на иконах. Tонкие губы и очень-очень узкие глаза, глядя в которые хотелось спросить, не осталось ли у вас родни в Шанхае? Копна кудрявых волос была стянута  резиночкой на макушке и каштановым водопадом низвергалась  на спину и плечи. Но даже это не придавало живости ее облику. Хотя, каким-то непостижимым образом угадывалось, что эта холодность кажущаяся, что это просто фасад, за которым скрывается многое.И только знакомые с ней близко знали, как преображает это лицо ее улыбка.

Она была достаточно практична, чтобы понять - о виолончели, как о специальности, придется забыть. Соседи-старожилы посоветовали бухгалтерские курсы.  Тогда многие из приехавших женщин-гуманитариев - всевозможные филологи и театральных критики, учителя истории, географии и музыки - внезапно нашли себя в мире сухих цифр,  бесконечных бумаг и отчётов. Надо было выживать. Родители получили хостель - маленькую, уютную двушку и, конечно, не в Тель-Авиве,а в крохотном городишке на юге страны, но кто на это смотрел? Она осталась в съемной квартире вдвоем с сыном и с мыслью, что из этого района надо выбираться: ее мальчик должен ходить в приличную, нет-в хорошую школу- и общаться с благополучными детьми. Это была идея-фикс, к которой она шла упорно, преодолевая ступени своих  курсов, занимаясь параллельно ивритом и воспитывая Макса. Школа,на удивление, оказалась весьма приличной, и мечта о переезде так и оставалась мечтой вот уже почти пять лет.

У него все обстояло проще: красавчик и баловень судьбы, совершенно непонятно как устроившийся на работу в фирму, одно название которой говорило очень много и новичкам и сторожилам. Только присутствие  там обещало другой уровень жизни: другую зарплату, круг общения,продвижение. Он тоже приехал с родителями, но с родителями жены. Да, он был женат. На симпатичной умнице, которая,не поднимая головы, готовилась к экзаменам. Она была врачом и не собиралась менять любимую специальность ни на какую другую. А ещё у них было два чудесных сына - погодки, которых многие принимали за близнецов.

И тут - среди белого дня - то ли маршрутка, то ли автобус, да разве это так важно? Что это было? Землетрясение? Тайфун? Цунами, которое безжалостно накрыло их с головой и потащило в открытое море?

Они выяснили, что приехали из одного города, что у них полно общих знакомых. Была даже версия, что они дальние родственники, но она не подтвердилась. Встречи,сначала редкие,стали чаще. Жена,та, которая врач,сидела не разгибаясь, готовясь к многочисленным экзаменам.  А у них начался роман.

Он приносил ей цветы и мармелад - ее любимые конфеты.  Сумел подружиться с ее сыном. Пытался в чем-то помочь по дому - передвинуть шкаф или натянуть верёвку для белья, выкрутить и вкрутить  лампочку. Он был электрик -  спец по всяким и разным  лампочкам .

- Моя специальность - дарить людям свет! - так он шутил.
И она утонула в этом свете, в его ухаживаниях и заботе. В его любви.

Вначале все было хорошо - и даже одинокие праздники она воспринимала, как должное - что ж, у человека семья. А потом начался абсолютно закономерный этап их отношений - она начала обижаться. На его неприходы и  незвонки, на  невозможность поехать куда-то вместе, да что там поехать! - просто остаться на ночь. Пыталась закончить их отношения, но не смогла - их тянуло друг к другу с неменьшей силой, чем в первый день. А, может, даже с большей. Им было так хорошо, так тепло и комфортно вместе, что она не понимала - что его держит там, в семье, где жена, сдав на врача, полностью погрузилась в работу, брала много ночных смен и дежурств по телефону.Не задавала этих вопросов, но он их видел в ее глазах.  Объяснял: дети, мальчишки. И она чувствовала, что это не дежурная отмазка большинства мужиков.  Он был отличный отец, более, чем отличный, и уход из семьи расценивал, как предательство больше по отношению к сыновьям, чем по отношению к жене.
- Подождем, пусть закончат школу, - обещал он.

За это годы ожидания тихо и внезапно ушел из жизни его тесть, как-то  резко сдала теща, хотя по-прежнему хлопотала на кухне, затевая то пироги с капустой, то блинчики с мясом. Он получил на работе шикарную французскую  машину и, наконец, осуществил мечту - они всей семьёй переехали в шикарный пентхаус с видом на море. 5 комнат от хорошего строительного подрядчика (даже переделывать почти ничего не пришлось). Сменил не только квартиру, но и город - ближе к работе. Продолжал, может быть,не так быстро, но с цепким постоянством продвигаться вверх по карьерной лестнице. Жена не отставала - не сразу, но всё же, пройдя сумасшедший путь,сдала на специализацию и стала онкологом. Работала в  крупной больнице центра  страны, читала лекции и стала ездить на конференции - сначала по Израилю, а потом и за рубеж. Выросли и ушли в армию их сыновья.

Она так и не сменила квартиру - двушка в южном Тель-Авиве, 3-й этаж без лифта (полезно - хоть какая-то нагрузка),виолончель в углу спальни, в старом потертом футляре, по которому она любовно проводила мягкой тряпочкой. Но - неплохая работа - бухгалтер в солидной компании, правда, без возможности какого-либо роста. Машину так и не купила, с родителями виделась редко,общаясь в основном по телефону: ехать - целая история, очень далеко! - и вяло отбивалась от советов мамы "найти себе человека".

Как-то в апреле он позвонил вечером - в необычное для него время - и поинтересовался, сможет ли она взять отпуск на неделю.
- Жена завтра улетает на пару недель в Ирландию - конференция.
- И? - не поняла она.
- И мы рванем. Правда,покороче
и  поближе - на Мальту. Я уже забронировал билеты. Хочешь?
Она хотела. На работе все утрясла достаточно быстро. Так же быстро собрала чемодан - что надо особенного на эти 6 дней -  5 ночей?

Это был их первый отдых вместе, и тогда она в полной мере поняла и оценила, что значит быть его женой - не думать о такси, не знать толком время вылета, не таскать чемодан, не заниматься паспортом, не заботиться о гостинице и о маршруте, о том, где пообедать и где поужинать. У него был намного больший опыт поездок, чем  у нее, и все шло по плану - с утра до вечера. Так,как ей мечталось.

Они ели креветки, запивая молодым белым вином, от которого пьянеется так быстро и  незаметно. Заказывали горячий капучино с пенным сердечком и чудесной, ещё теплой, мальтийской выпечкой с медом, подолгу бродили по побережью, удивляясь, что их родное Средиземное может быть  таким бурным и суровым. Они любовались яркими сувенирами и зависали  в мастерских ремесленников. Не размыкая рук, растворялись в тишине храмов и сбивались со счета, пытаясь понять, сколько же  ступеней у этой бесконечной лестницы, ведущей в грот, о котором, видимо, не знал  ни один турист. Ибо там они были одни, совершенно одни - на мокрых скользких валунах,обдаваемые мелкими и колючими морскими брызгами. Они объездили весь архипелаг - на автобусах и паромах, на корабликах,катерах и лодочках.  Она поняла, что шесть дней и пять ночей - этот огромный кусок жизни, который, тем не менее, быстро подходил к концу.  И ежеминутно чувствовала, что он думает о чём-то, постоянно и  беспрерывно, читала это в его глазах. Но вопросов не задавала. Время вопросов кончилось. Прошло. Она научилась ни о чем не спрашивать, наслаждаться моментом, отодвигать негатив за пределы круга, который очертила вокруг себя. Это была их маленькая планета, о которой не знал никто, кроме ее сына.
У него тоже не знал никто, но иногда он ловил на себе взгляды тещи, пытливые,холодные и понимающие.

Дома его встретила тишина: понедельник, мальчишки  в армии, жена возвращается только через неделю
Из своей спальни, шаркая, вышла теща, сухо поздравила с приездом, не спросив ничего. Дома знали, что у него командировка на Мальту, но проницательная Полина Давыдовна наверняка знала больше, намного больше. Об этом красноречиво говорил ее тон, ее взгляд, ее поджатые губы и демонстративно выпрямленная спина, ее походка, которой она удалялась в свою комнату, опираясь на красивую палку, которую они с женой привезли ей то ли из Словении, то ли из Хорватии.

И он вдруг почувствовал, что внутри что-то лопнуло, как струна от гитары, с коротким и жалобным звуком. Он с удивлением понял, что совершенно не рад возвращению домой, в квартиру, в которой они жили уже более трёх лет, которую он так любил, которой так гордился. Из компании своих друзей он первый решился на такое серьезное вложение финансов, на такие ссуды. Это не был бездумный шаг - они оба понимали, что уже хорошо стоят на ногах, и что это только начало. Молодые,способные, упрямые и амбициозные, они были примером для многих. Звездная пара.

Он обожал сидеть на огромном балконе  и с высоты 9-го этажа наблюдать, как красный шар солнца скатывается в сверкающую толщу моря, и как ещё некоторое время нежно и перламутрово розовеет небо над горизонтом. Сидел чаще всего один-жена то занималась, готовясь к очередному экзамену, а потом - к лекциям, то брала ночные смены. Эта гонка развела их в разные стороны, как боксеров на ринге. Что-то безвозвратно ушло из их отношений так незаметно, буднично, без скандалов и выяснений, что было понятно - этого уже не вернуть.

И тут же почувствовал, что уже скучает. Скучает по Мальте и их номеру в 4-х-звездочной гостинице, с балконом и видом на залив, усыпанный  белоснежными парусниками.  По ее глубокому голосу и по ее ладоням, необыкновенно мягким и теплым даже в прохладные вечера.
Вдруг вспомнилось, как они ехали на втором этаже открытого красного туристического автобуса. Было холодно и ветренно, и она, заставив его надеть шапку, обмотала его лицо своим шарфом, оставив открытыми только глаза. Это было так смешно. Она дурачилась,говорила,что он похож на терориста и советовала ограбить какой-нибудь мальтийский банк-покрупнее.
Как они катались на кораблике и, когда началась сильная качка, шутник-капитан врубил песню из "Титаника". Вокруг смеялись немцы и итальянцы, и она тоже смеялась, но вдруг, поняв, что ему некомфортно, перестала и просто молча сжала его руку. Он понимал, что между той снежной королевой, которую он встретил случайно по пути на работу, и этой - живой, теплой и смешливой - такая большая разница.  Пропасть. Не сразу, но он сумел растопить лёд, вернуть улыбку и краски на ее лицо.  Он раскрыл ее - новую - и для себя и для нее самой. Не сразу, шаг за шагом, продираясь через ее обиды и его непонимание, они выстроили нечто, без чего он просто не мог больше существовать. Не мог дышать. Не мог жить.

Рука машинально нащупала мобильник:
- Лиз, ты дома?
- Дома, конечно, а где же мне ещё быть? - она ответила мгновенно, как будто сидела и ждала этот звонок. И действительно, где? Где же ей ещё быть, если он сам отвёз её домой меньше, чем два часа назад.
- У тебя всё в порядке?-
это был её обычный вопрос, вопрос - утверждение, вопрос -  надежда, что у него все отлично - всё, включая здоровье, работу, семью, детей, настроение.
-  Все  ОК. Я приеду,Лиз. Сейчас. Хорошо?
- Сейчас? Хорошо,- она отозвалась, как эхо, лишь поменяв местами точку и вопросительный знак.
Была такая песня во времена его юности, которую так любила его мама:
"Мы эхо, мы эхо,
Мы долгое эхо друг друга"...

В доме стояла звенящая тишина. Он машинально потёр переносицу и вспомнил, что надо разгрузить чемодан - сыры, мальтийское вино и ликеры, майки мальчишкам, и так, по мелочам:  сувениры и сувенирчики, коробочки и свёртки. Две огромные яркие керамические рыбы - подарок жене, увлекавшейся фэн-шуем и приветствующей дома морские мотивы,он собирался повесить на балконе или в кухне . Собирался. Рыбы были  добротно упакованы в пупырчатую пленку и тщательно обернуты его майками - Лиз постаралась. Все пришло  целое, ничего не разбито. Целые рыбы и разлетевшаяся на мелкие кусочки  его жизнь - такая устоявшаяся и цельная.
Он аккуратно сложил сыры на первую полку холодильника и вышел, тихонько притворив за собой дверь.
Задумавшись на мгновение, вернулся за распотрошенным чемоданом. В квартире по- прежнему было тихо.

Глава вторая

А дальше пошло все так, как пошло. И не всегда, как он предполагал. До окончания срока съёма крохотной квартирки в южном Тель-Авиве оставалось два с лишним месяца. Чеки были расписаны вперёд и отдавать их хозяин, конечно же,не собирался.Так и объявил по телефону: договор есть договор. Прошло 13-14 лет с начала большой Алии, и найти желающих на этот этаж, а особенно - на этот район - было уже не так-то просто. Поэтому решили использовать эти месяцы чтобы  спокойно подыскать что-то симпатичное в лучшем районе и в приличном доме. Решили остаться в Тель-Авиве, из-за ее работы.

В конце недели он позвонил в Ирландию выяснить номер рейса и время прибытия. Он всегда встречал жену с конференций и сегодня это было для него особенно важно - чтобы всю информацию она получила от него, хотя...наверняка, она уже в курсе. По телефону было совершено неясно, что именно ей  известно. Ровный, чуть усталый голос, никаких эмоций и рассказов о стране - в целом, всё, как всегда. Впервые за все эти дни его буквально обожгла мысль - дети, его мальчишки  уже дома, вернулись на конец недели.  Как правило, пока жена занималась или дежурила, он встречал их, приводил в порядок форму - стирал,сушил,гладил,а потом  выгуливал своих солдатиков.
Они очень любили шашлычную неподалеку, где набирали все виды шашлыка, салаты, соленья, хумус, лепешки. А он с удовольствием смотрел, как они едят и делятся друг с другом историями о своей службе. Слушал вполуха - ему достаточно было видеть их - здоровыми, сильными,совсем взрослыми, но все равно остающимися его мальчишками с лицами, перепачканными хумусом, как в детстве.

Что они думают о его таком "английском"  уходе из дома? Что они услышали от бабушки? Почему не звонят - ни один, ни другой? Они умные, душевные, тактичные, они - его сыновья и просто обязаны его понять. Он вспомнил, как учила его мама лет в 13-14:
"Хочешь быть услышанным - скажи. Хочешь быть понятым - объясни". Он помнил это фразу всю жизнь. Мама ушла рано, но те простые истины, которые она пыталась посеять в его сердце, он не забыл. Хотя, сейчас плохо представлял, как и что сказать, а тем более - как объяснить? Кому угодно мог, но только не своим мальчишкам.

Рейс из Дублина прибыл вовремя. Он погрузил ее багаж, спросил, как было.
- Обычно. Лекции с утра до вечера.Погода жуткая, холодно. А ты как съездил?
- По кофейку? - вместо ответа спросил он.
Она безразлично кивнула.
Они припарковались возле "Аромы" - их любимого кафе. Было немноголюдно. Им повезло попасть в такой час, когда можно занять любое место,не ожидая в очереди. Сели у окна, в углу. Заказали, как обычно, по капучино - он без молока, она - погорячее. Сидели молча, сосредоточенно мешая чайными ложечками кофе в чашечках с логотипом кафе, безжалостно разрушая пенные сердечки, превращая их в невнятные обрывки, так похожие на острова  Мальтийского архипелага.
Она сняла очки - модная оправа от Роберто Кавалли, покупали в Риме - и легонько помассировала виски и уголки глаз.
Потом долго протирала стёкла и, наконец, спросила:
- Почему не пьешь?  Остынет. - Она не переваривала теплый капучино, всегда просила принести "погорячее".
Привычно развернула крошечный квадратик молочного шоколада , осторожно опустила в чашку. Называла это  "побаловать себя". Он знал наизусть ее многие привычки из той, прежней жизни и новые, появившиеся уже здесь.Они были вместе уже так давно.

- Знаешь, Лера, - начал он,не притронувшись к кофе.
- Знаю, - немедленно откликнулась она. - Давно.
Он опешил.
- Да, - продолжала она.- Ты хочешь спросить, почему молчала? Ну, во-первых, ждала, чтобы дети закончили школу, потом - чтобы вернулись из армии. Я не имела права так поступать с ними, вешать на них наши проблемы, пока они там...Она неопределенно взмахнула рукой. - Ты же знаешь, какой  Ленчик, ну, а  Давидка - вообще...
Да, он знал своих детей, знал, каким ударом будет для них это известие.
- Вот и хотела потянуть ещё немного. Но сейчас я поняла - нельзя жить во лжи, - она пригубила остывший кофе, поморщилась и повторила четко и раздельно:
-Нельзя жить во лжи. Я объясню им все сама.
 
В машине они молчали. Так и ехали час с лишним в абсолютной тишине.
Он выгрузил ее чемодан из багажника, предложил проводить до двери, но она отказалась.
- Четыре колеса - сами едут, сами правят, сами к бабушке доставят.
Он сам покупал ей этот чемодан, лёгкий, красивый, вишнёвого цвета с матовой черной окантовкой - специально для конференций, чтобы ей было легче, когда его нет рядом.
- Ладно, пока, - она легко помахала рукой. - Встретимся у адвоката. Я думаю, что проблем у нас не будет. Завтра я подаю на развод. Скажем на суде, что не сошлись характерами.

Он не помнит, как доехал домой - в этот жуткий район южного Тель-Авива, в эту убогую квартирку, в которой хозяин давно обещал побелить стены, сменить трисы и починить кран на кухне. Это был сумасшедший контраст с той квартирой, в которой он жил уже больше трёх лет. Но ему было хорошо там, где была Лиз. Тепло и уютно. Когда душа не рвалась никуда,а просто чувствовала себя дома, словно укрытая чем-то тончайшим, невесомым и необыкновенно теплым.У его мамы был когда-то такой ажурный пуховый белоснежный платок, который назывался "паутинка".Практически невесомый,с лёгкостью проходящий через кольцо,он приятно согревал плечи.
Лиз тоже согревала - легко и невесомо - одним своим присутствием.
Вот и сейчас - она ничего не спросила, почему он припозднился после работы, лишь кивнула, как обычно:
-Ты в порядке?
Да, он был в порядке.

Глава третья

И полетели дни и ночи, ночи и дни.
К середине лета они переехали в приличную 3-хкомнатную квартирку с лифтом и стоянкой. Правда, на последнем этаже, но с кондиционером. Без вида на море, но в нормальном районе, с нормативными соседями, не лезущими в душу и не набивающимися в друзья,не жгущими костры на лестничных площадках, не ломающими почтовые ящики, исправно платящими взносы в домовой комитет. Шесть этажей, стоянка, опрятная лужайка вокруг дома, а самое главное - очень тихая и спокойная улочка в центре это белого, в чём-то безумного, но такого любимого города, пахнущего кофе, морем и каникулами.

Макс, возвращался в конце недели, и они его почти не видели. Мальчик-подросток, с которым ему удалось подружиться когда-то, превратился в огромного, заросшего щетиной парня, немного флегматичного, не задающего лишних вопросов и никак не прореагировавшего на факт их объединения. Ему оставалось совсем немного до выхода из армии, и он собирался поступать в колледж в провинциальном городишке на юге страны. Он сам принимал решения, ни с кем особо не советуясь - мальчик, выросший без отца и так быстро ставший взрослым и самостоятельным.

В середине августа пришло письмо от адвоката уже на новый адрес - есть такая услуга на почте - переадресовка. Сначала после переезда он хотел связаться с Лерой и сообщить новый адрес, а потом раздумал. Переадресовка - это проще. Адвокат предлагала дату для встречи  в немного странном месте - в кафе, а не в офисе. Это оказалась женщина средних лет, тем не менее, имеющая маленького сына,о котором упоенно рассказывала, сообщая все новые и новые детали о его предпочтениях в еде, играх и игрушках.
Лера понимающе кивала головой, пила в эту жару свой горячий капучино и терпеливо ждала паузы, чтобы ввернуть пару слов и перейти, наконец, к делу. Наконец, адвокат, которую почему-то звали совершенно русским именем Дарья, видимо, поняла, что рассказала достаточно об обожаемом наследнике, пригубила минералку со льдом, в котором плавал тонкий ломтик лимона, и спросила, улыбнувшись:
- А вы знаете, почему мы встречаемся в кафе, а не в офисе?
- Угадать с трёх раз? - он не удержался, чтобы не съязвить.
- Попробуйте, - милостиво разрешила Дарья, принимаясь за чизкейк.
Он с трудом сдерживался, чтобы не нахамить. И где достала Лера этого, с позволения сказать, адвоката?
- Понимаете, - доверительно улыбнулась Дарья. - В офисе начинаютсяся крики, споры, а здесь - она тетрально повела рукой, - а здесь - люди, не очень-то покричишь.
Да, конечно, она была права, эта адвокат, работающая с темпераментными израильтянами, которые просто не в состоянии были решать дела спокойно.

А потом...потом она действительно оказалась толковым специалистом и предложила вариант, о котором они даже не думали: он продолжает выплачивать их квартиру-мечту в Нетании, а она платит его съём квартиры - до определенной суммы, разумеется. И так десять лет, а дальше...Дальше квартира будет продана и деньги разделены пополам. Все по закону. Если не поступит новых предложений, удовлетворяющих обе стороны.
- Таким образом вы убережёте детей от травмы, которую наносит развод. И среди этого хаоса сохраните для них островок спокойствия - их дом.
- А насчёт раздела имущества, - продолжала Дарья.
- Никакого имущества,то есть,никакого раздела, - раздражённо перебил он,уже не думая ни о каких приличиях. Все  остаётся в квартире,- он чувствовал, как нестерпимо хочется ему покончить с  договором, покинуть это милое кафе в деревенском стиле и не видеть перед собой лицо Леры, которая сидела молча и вроде бы совершенно спокойно. Лишь пляшущая туфелька без каблука на большом пальце ее правой ноги показывала, что спокойствие это даётся ей совсем нелегко.
- Машина тоже остаётся, - торопливо добавил он, опережая ее вопрос. - У меня машина с работы.
- А вы благородный, - покачала головой адвокат. - Таких сегодня немного. С вами можно было бы встретиться и в офисе.
Она задумалась, видимо, о чем-то своем. Потом встряхнув головой, словно прогоняя ненужные воспоминания, сообщила, что письмо будет готово в течении недели и выслано заказной почтой. А дальше - суд, развод и свобода.

К стоянке они шли молча. Наконец, он набрался смелости:
- Как Ленчик, Давидка? Что у них?
- Они взрослые, умеют разговаривать, мог бы позвонить, спросить, - желчно ответила Лера.
Его обдало горячей волной стыда за свою тупость. Он ждал, что они позвонят, с обидой осознавая, как стал вдруг совершенно не нужен своим мальчишкам.
А они...они, наверняка, думали то же самое.
- Я позвоню, сегодня же позвоню, - торопливо пробормотал он.
- Лучше завтра, завтра к вечеру они будут дома.
- Да, конечно, завтра. Пока, Лера, - он протянул руку, но она лишь помахала на прощание  пальцами с безукоризненным маникюром и пошла к машине.  Он стоял и смотрел вслед женщине, матери своих детей, по-прежнему интересной, ухоженной, успешной, так многого добившейся в новой стране, но не сумевшей удержать мужа и сохранить семью.

Глава четвертая

Лето прошло быстро, пролетело в каких- то мелких заботах. Главное - он наладил связь с детьми. Сначала это была переписка короткими эсэмэсками, а потом они встретились - в той же шашлычной. И были шашлыки и салаты, питы, хумус и соленья. И совсем рядом были любимые лица - загорелые, повзрослевшие. Они не виделись почти 4 месяца. Вроде немного? Много, очень много. Он чувствовал, что пропустил что-то в их жизни, и это что-то не вернуть, не восстановить. Они не задавали вопросов, не напрашивались в гости. А он не звал, не был уверен в их реакции.

В сентябре их развели по суду, и только тогда Лера сообщила о происшедшем их общим друзьям. Это был эффект разорвавшейся бомбы. И отголоски этого взрыва он ощутил сразу.

 В октябре был день рождения у двоих из их компании, с разницей в три дня. Уже годы справляли традиционно: пикник на природе, гитара, капустник с переодеваниями, байки- анекдоты, много вина, мяса, зелени и хлеба.  Было у них свое место в лесу под Иерусалимом - длинные деревянные столы, места для мангалов. В этом году его не позвали. Жены его друзей, с которыми он учился в университете, встали дружной стеной (тогда он понял, что женская солидарность - это реальность и сила). Они дружили семьями ещё до репатриации и не могли, да и не хотели видеть на месте Леры другую женщину. Он встретился с ними в баре после работы. Поздравил. Но чувствовал, что разговор не клеится, ловил их взгляды - непонимающие, сочувственные и осуждающие одновременно. А ещё - их задело, как он мог столько времени хранить в тайне эти долгие отношения с Лизой. Они пили пиво с солёными орешками, перебрасывались ничего не значащими фразами и только в конце Борька, с которым они дружили с седьмого класса, неуклюже спросил:
- Как же так, брат?
Ему ужасно хотелось показать фотографии Лиз - она была очень фотогеничная. Рассказать, что он чувствует с ней каждое утро, поведать об их неспешных пятничных вечерах, когда она включает торшер и достает из футляра свою виолончель. И пространство их салона заполняется медовыми протяжными звуками, не спеша повествующими о чем-то очень важном и понятном только им двоим. Он хотел рассказать, но понимал - нет, не поймут. Осудили, заклеймили. И это надолго, если не навсегда. По дороге к стоянке Борька не выдержал и задал вопрос, который, видимо, мучил его весь вечер.
- Слушай, а нельзя было всё это...ну..как-то так...потихоньку? - его друг неловко развел огромные руки. Он понял этот неумело сформулированный вопрос и ответил словами Леры:
- Нет, нельзя. Нельзя жить во лжи.

Осень началась рано и как-то неожиданно - никакого перехода от изнуряющей жары к затяжным дождям. Рано наступал вечер, вползали в дом на мягких лапах сумерки, тетрально завывал ветер за окном и колотился в стекла дождь, по которому так скучалось летом.

Лиза не любила верхний свет, включала торшер, который зачем-то запихнули в багаж её родители и который, на удивление, дошел целым. Старая вещь, место которой, в лучшем случае, на блошином рынке, он удивительно вписался в их незамысловатый интерьер.
- Я назову его Марик, смеялась Лиза. - Он так же, как и ты дарит свет.
Она приходила домой раньше, готовила, красиво накрывала на стол, то есть придавала ужину какой-то внутренний и глубокий  смысл, помимо поглощения пищи. Так было, когда они встречались, так осталось и сейчас. И он был ей очень благодарен за это. Им не нужны были подпитки для их отношений - частые походы в кино, в театр или на концерты. Им было настолько тепло вместе, настолько органично они себя ощущали дома, даже находясь в разных комнатах, что это удивляло обоих. Макс приходил поздно, а потому все эти длинные и дождливые вечера они были дома одни.

По субботам иногда ехали к морю - брали термос с кофе, черный 90% -ый шоколад - ее любимый, теплые пледы, чтобы постелить на пляжные стулья и укутаться, насколько это возможно. Сидели молча, наблюдая за свинцовым морем, за танцующими волнами, оставляющими пенное кружево у их кроссовок, за белой цаплей, которую сносило ветром, но которая упрямо гуляла по воде,смешно переставляя длиннющие ноги.
Если начинался дождь - ехали домой или прятались в прибрежной кафешке, где их уже знали и приветливо улыбались, принимая заказ. Ничего особенного: какой-то горячий чечевичный суп,скорее, даже не суп, а похлёбка с румяными гренками,или чипсы с кебабами,которые они щедро поливали кетчупом, или просто теплый хумус с островками оливкого масла на поверхности и щедрой горстью кедровых орешков. Его подавали с чуть подпаленной по краям питой, от которой пахло костром, и с крошечной салатницей, в которой теснились мелко нарезанные соленые огурчики. Но это было невероятно вкусно.

Несколько раз съездили навестить Лизиных родителей. Посидели душевно и тепло, и Лиза видела, как приятны им эти посиделки. Теперь они не будут так одиноки и оторваны - в декабре Макс переезжал в этот городок и, хотя жить собирался на съеме, но тут-там сможет заскочить к деду - бабе, уделить им внимание.

 Иногда Лиза думала, как несправедливо всё-таки устроена жизнь : почему ее сын должен был вырасти без отца? Почему она оказалась так оторвана от родителей, живя с ними в одной стране? Почему они не имели возможность часто видеть своего взрослеющено единственного внука? И почему, наконец, они с Марком не пересеклись в той, прошлой жизни? Они,
жившие в одном городе, ходившие в один зоопарк, обожавшие одни и те же качели в городском парке  и бегавшие после уроков в "Снежок" - кафе- мороженое в  тенистом сквере в самом центре города. У них, познакомившихся в другой стране, были общие воспоминания:о любимых кинотеатрах и ноябрьских демонстрациях,о  булочках с изюмом и огромных арбузных развалах на известном на всю страну базаре, о бочках с таким холодным морсом, от которого ломило зубы, и который, по слухам, делали из ее любимых конфет - барбарисок. Они оба выращивали в больших картонных коробках шелковичных червей, кормили черепашек мелкими белыми цветочками, называемыми в народе "кашка", и запускали весной привязанного за лапку майского жука.
Но судьбе было угодно, что они не встретились там, в их теплом южном городе. Там он встретил Леру. Все восхищались сочетанием их имен - Марк и Валерия. И вообще, они были пара во всех смыслах. Он как- то показал ей фото. Были... Она, Лиза, совершенно не имела планов уводить его из семьи. И это, наверное, тоже была судьба, чей-то план сверху.И были его дети, сыновья: Леон и Давид. Она очень хотела познакомиться с ними и понимала, как непросто это осуществить. Кто она в их глазах? Любимая женщина их отца или разлучница, уничтожившая привычное течение их жизни, сломавшая их семью?

Глава пятая

В начале декабря Макс уехал на юг. Снял квартиру ещё с двумя ребятами - по цене выходило нормально. О его быте она не беспокоилась - все же бабушка и дедушка под боком, голодным не будет. Стирку можно привозить на конец недели, как во время службы. Впрочем, он и конец недели не собирался проводить на диване - договорился о работе в итальянском ресторанчике  официантом. На этом фронте всё было спокойно.

Но его мальчишки не выходили у нее  из головы.
В середине декабря был его день рождения. Сначала она хотела поздравить его по-королевски - взять две ночи в гостинице или циммере где-то на севере - с джакузи, свечами на длинных тонких цепях и лепестками роз на кровати. С камином и прогулками по окрестностям, с травяным чаем на завтрак и белым вином на ужин. Но потом опомнилась - вот она, та возможность, другой такой ещё ждать и ждать. Если дождешься.

Она интуитивно чувствовала, почему он не приглашает детей - боится отказа. А потому приложила все свои способности, чтобы убедить - вот, именно сейчас этот случай - его день рождения, и что можно, наконец, представить их друг другу, и что меньше, чем через полгода они выходят из армии, а там - кто знает. Разлетятся...разбегутся.
К ее предложению он отнёсся на удивление спокойно, видимо,сам думал об этом.
- Чем будешь удивлять? - улыбнулся он.
Да она готова была стоять на кухне несколько дней, чтобы накрыть красивый и вкусный стол, домашний, отличающийся от армейского меню. Но вместо перечисления своих коронных блюд спросила только:
- А что они любят? 

Ребята пришли с подарочной бутылкой коньяка  и небольшим, но очень красивым букетом - для неё. Она заранее любила этих детей только за то, что они были его дети, но этот букет буквально растопил ее сердце. И не было никакой неловкости, и сразу завязался разговор - пустой,но лёгкий и непринуждённый. Разговор о том-о сем - о погоде и службе, о планах после выхода из армии. Они освобождались из  с разницей в несколько месяцев, и планы были грандиозные. Старший, закончивший 13-й класс по специальности "электроника" и работавший в армии в этой области, не хотел тянуть время и собирался сразу поступать в Технион.
Младший - домашний, мечтательный, увлекавшийся музыкой, огорошил своими планами, в общем-то, обычными для израильских парней, отправляющимися после армии путешествовать по миру. Пока выбирал, колебался между Юго- Восточной  Азией и Южной Америкой.
Стандартные направления для израильской молодежи.
Они ели с аппетитом, хвалили салаты и горячее - хорошие мальчики, выросшие в хорошей семье и правильно воспитанные. Лиза так жалела, что Макс не смог приехать - какой-то день рождения, на который нельзя было не пойти. Ей хотелось, чтобы они подружились, их дети, нашли общий язык.

Перед десертом Давид, долго с удивлением разглядывавший их торшер, обратил внимание на виолончель. В этой квартире она стояла в салоне и была востребована частенько.
- Лиз - виолончелистка, - сообщил Марк.
- Правда? - огромные глаза стали ещё больше.
- Правда, - улыбнулась она, ставя на стол вазу с фруктами. - Виолончелистка, работающая бухгалтером.
- А вы сыграете что-то?
- Обязательно, но только после десерта. И давай на "ты".
 А потом был чай, и коробка с любимым мармеладом, и Наполеон с настоящим заварным кремом, с которым она возилась пару дней.
- Чайник, как у нас, - заметил Леня. - И пиалушки. Только цвет другой.
- Лиз из Ташкента, - объяснил Марк и поспешно добавил:
- Но там мы не были знакомы.
На несколько мгновений стало тихо, так тихо, что было  слышно тиканье часов.
- Ну, кто хотел музыку? - прервала молчание Лиза.

И она играла, забыв обо всём: Генделя и Дворжака,
Хачатуряна и любимую Элегию Форе. И Битлз: Мишель, Yesterday, Let it be, которые так выразительно звучали на ее любимом инструменте.
Потом отложила смычок в сторону:
- Поздно, ребята, вам ещё добираться. Вроде опять дождь.
Сказала это, как сказала бы своему сыну, которому надо было бы ехать в другой город ночью, в непогоду.

Они стали видеться по выходным, не очень часто, где-то раз в три недели. Иногда в шашлычной, иногда на море, иногда у них дома. Как-то затеяла плов, настоящий, со специями и жёлтой морковью. Приехал Макс, который достаточно быстро нашел общий язык с Леоном и Давидом. Они сидели - красивые, крепкие израильские парни, болтали на иврите, периодически скатываясь на русский, травили анекдоты, вроде, забыв про Лизу и Марка. А они сидели молча и понимали, что больше ничего не нужно в жизни - видеть своих здоровых и весёлых детей, слушать их болтовню на языке, так быстро ставшим своим.И просто быть вместе.

Глава шестая


Весной, с разницей в пару месяца, освободились из армии Леон и Давид. Оба устроились на работу. Давид, чтобы накопить деньги на свое путешествие на Восток. Леон планировал покупку машины и усердно готовился к психометрии; поступить в Технион - это не шутка. Видеться стали реже. Он не обижался - у ребят своя жизнь, и конец недели им хотелось провести с друзьями. Ему было важно знать, что у них всё в порядке, что живы-здоровы, что звонят практически ежедневно.

Летом они с Лиз выбрались в Грецию - сняли машину и катались по деревенькам, зависали в тавернах и маленьких кафешках, много ели, не считая калорий, и поражались красоте этой страны. Он удивлялся, глядя на Лизу. Как же она изменилась за это время. Где ее сдержанность и неприступность снежной королевы? Она громко радовалась каждой мелочи, как ребенок. Видимо, проснулись ее эмоции или она просто перестала их сдерживать.

 Он вспомнил многочисленные поездки с Лерой, которая никогда ничему не удивлялась, не хлопала и не прыгала от счастья, не замирала от восторга на закате и не восторгалась нежному перламутру найденного рапана. Они успели немало поездить, успели во многом благодаря Лериным родителям, остававшимся с детьми. Как там  Полина Давыдовна? Здорова ли? Странно, но они не общались с Лерой совсем, даже по телефону, и мальчишки никогда не упоминали ни о маме, ни о бабушке. А он не спрашивал. Лишь иногда тщетно искал у себя проявления каких-либо чувств, эмоций, связанных с женщиной, подаривших ему сыновей, с которой он прожил и прошел немало. Ничего. Кроме уважения, как к матери своих детей и признания ее заслуг на работе.

Эмоции ему по-прежнему дарила Лиз - ее теплые и мягкие ладони, чуткие пальцы - пальцы музыканта, ее глубокий голос. Ее виолончель. Он, любитель джаза, блюза и рока, незаметно для себя обнаружил, что пристрастился к классике, полюбил их пятничные вечера, когда Лиз, переодевшись в свободный льняной отсвитер крупной вязки, распускала свой хвост, стянутый резиночкой на макушке, и брала в руки инструмент. А он, сидя в кресле напротив, замирал, любуясь ею, любуясь этой свободой, которую она олицетворяла и этим каскадом непослушных кудрей, отсвечивающих рыжими искорками под неярким светом торшера, и этим свитером, как будто с чужого плеча, и ее позой с чуть склоненной к плечу головой, и длинными гибкими пальцами, и плавными движениями смычка, под которым рождалась музыка.

Время отпуска пролетело быстро, да и что это за отпуск - неделя. Накупили с собой маслин, сыров, меда. Взяли подарочные бутылочки с местным вином для мальчишек и майки с изображением Метеоры. Она подарила ему четки из бирюзы, а он ей - тончайшей работы серебряный браслет с объемным изображением двух пчёлок. Купил сам, на свой вкус, пока она выбирала мыло в лавке с косметикой. И настолько угодил! Он видел это по ее восторженным глазам, по тому, что, померив браслет, она его уже больше не снимала. Прикоснулась пальцем к пчелкам:
- Эту зовут Марик, а эту Лиза. ОК?
- А почему не наоборот? - шутливо спросил он.
Она не ответила. Обняла его за плечи и застыла. Так они стояли молча, не желая спугнуть то, чему нет определения и названия, для выражения чего ещё не придумали слов.

Глава седьмая

После приезда сразу окунулись в работу - на раскачку времени не было. А буквально через неделю после приезда получил короткую эсэмэску от Леры:
"Надо встретиться. Когда тебе удобно? "

Договорились в начале следующей недели в кафе в Од а Шароне - где-то посередине между Тель-Авивом и Нетанией. Лизе решил пока ничего не говорить. Зачем?
Сказать, что он не волновался... Да нет, наверное,  волновался, строил варианты, мысленно гадал - в чем дело?
Помня о пунктуальности Леры, пришел первым, выбрал столик на улице рядом с огромным напольным вентилятором и сидел со стаканом ледяной минералки с лимоном. Лера пришла вовремя. Они не виделись практически год, и что-то неуловимо изменилось в её облике - она немного отпустила волосы, перекрасилась из светлой шатенки в темную, почти в брюнетку. Поменяла цвет помады на ярко-алый. Ей шло. Та же уверенная походка, гордая посадка головы. Голубые джинсы и белая майка - она любила это сочетание цветов, и он шутил когда-то:
- Ты, как израильский флаг.
Модные солнцезащитные очки  (новые - машинально отметил он)закрывали глаза. Он не любил так общаться - не видя собеседника, но промолчал.
Молоденькая официанточка подсуетилась с меню, хотя время было 12 - ни туда, ни сюда, ни завтрак , ни обед.
- Будешь что-то ? - предложил он. - Может салат? Или кофе?
Она заказала капучино, как всегда добавив:погорячее. Он взял эспрессо , и какое-то время они сидели молча, он - сосредоточенно глядя в чашку, она - безжалостно руша ложечкой пенное сердечко и превращая его в  бесформенные клочки, плавающие в кофейном море. Наконец, она сняла очки, отложила в сторону и, поправляя идеальную прическу, сказала ровным тоном:
- Я выхожу замуж.
Он молчал, продолжая упорно смотреть на чашечку с эспрессо.
- Неужели не интересно? - уколола она.
- Ну, почему же? - он посмотрел ей в глаза. - Интересно.
Это была правда. Ему было интересно и хотелось разузнать что да как, но он прекрасно знал, что она расскажет только то, что считает нужным.
- Он из Прибалтики, в стране с 70-х. Вдовец. Есть взрослый сын в Ашдоде. Что ещё? -
Ее слова отскакивали от него как стеклянные бусины, не раня, не оставляя следов.
Удивиляясь самому себе, он спросил, чтобы не молчать:
- Как его зовут?
- Арик, - отозвалась она.
- Ну что ж, Арик и Валерия. Звучит,- он пригубил остывающий эспрессо,не понимая, как что-то, в принципе, может остывать в этой жаре.
Да, звучит, - кивнула она. - Только буквы не хватает.
- Сколько ему лет? - он сделал вид, что не услышал последнюю реплику.
Теперь она пропустила вопрос мимо и сказала, глядя ему в глаза:
- И у нас будет ребенок. Девочка.
- Девочка. Это хорошо, - он знал, что она хотела девочку. Может поэтому Давидка получился такой тонкий, ранимый и сентиментальный. А сейчас этот тонкий и ранимый работал, собирая деньги, чтобы уехать на Восток и делать треки в горах Непала.
- Ты уже делала анализы?
- Нет,но это неважно. Просто я знаю, что будет дочка.Просто знаю и всё.- Лера развернула крошечную шоколадку, но не опустила ее, как всегда, в кофе, а положила на блюдце.
- Вот поэтому я тебя позвала.Не хотела по телефону. Я хочу назвать ее  Эла. В честь твоей мамы.Ты не против?

Он почувствовал,  что в глаз словно  попала соринка. И в сердце кольнуло тонкой иглой. Мама. Она ушла так рано. Несправедливо рано. Успев увидеть внуков, но не успев наиграться с ними. Не успев научить всему, что умела сама. Не успев приехать с ними в эту страну и порадоваться,  тому, как преуспел ее сын, как поднялись Леон и Давид - красивые, умные и надёжные парни. Она умела подсказать, не нажимая, сделать замечание, не обидев, похвалить так, что он чувствовал себя лауреатом Нобелевской премии. Она не лезла с помощью, но он знал, что всегда может на нее положиться - в большом и в малом. Мама. Когда он был маленький, то звал ее по имени - Эла. Вместо Элеонора. Она не обижалась, смеялась:
- Меня когда-то назовут мама?
Лёгкая, искромётная, с россыпью таких идущих ей веснушек, которые он в детстве пытался стереть пальцем.Рыжая шевелюра, всегда чуть-чуть растрёпанная.
-Это называется художественный беспорядок, - объясняла она подружкам. - А вы что думали?
Они на удивление быстро и легко сошлись с Лерой, болтали о чем-то по  секрету от него, смеялись и возились на кухне. Два года они прожили вместе. Мирно, без споров и ссор. И Лера  этого не забыла. Мамы не было уже много  лет, и боль вроде утихла. Так он думал. Оказалось - нет.

Он вдохнул и с шумом выдохнул, промокнув глаза салфеткой. Накрыл ее руку своей ладонью:
- Спасибо, Лера.
Помолчал, неловко убрал руку:
- Как Полина Давыдовна?
- Как всегда, хлопочет по хозяйству, кормит нас, стареет понемногу.
Она пригубила капучино:
- И вот ещё что. К зиме Давид улетает. Он тебе говорил?
- Да, я в курсе.
- Леон, скорее всего переедет в Хайфу, ему обещают общежитие при Технионе. В крайнем случае - будет снимать что-то. Арик настаивает, чтобы мы жили у него. - Она отставила недопитый кофе и помахала официантке.
- И где это? - он постарался спросить небрежно,но получилось неважно.
- Бутылочку минеральной, без газа. И лёд, пожалуйста.- Лера повернулась  к нему.
- Это недалеко, в Раанане. У него свой дом, дворик. Арик считает, что ребенку будет полезно расти на природе.  Маму мы тоже возьмём, дом большой, - добавила она.
Свой дом в Раанане.Это звучало более, чем солидно.
- Он врач?
- Нет, электронщик,-она поняла, о чем он подумал и предупредила дальнейшие расспросы .
- Помнишь Дарью?
 -Адвоката?
- Да. Она нас и познакомила.  Арик работает с ее братом.
- И давно вы... вместе? - вопрос вырвался сам собой.
- Где-то с Нового года. - Лера налила остатки минералки в стакан.
- А Леон, Давид...они с ним знакомы?
- Да, конечно, почти сразу.
Он представил, как на протяжении одного месяца его мальчики познакомились сначала с Лизой, а потом с этим...электронщиком.
- И как? - выдавил он из себя.
- Нормально. - Лера поправила прядь волос, упрямо спадавшую на лицо. Раньше у нее была чёлка.
- И вот, собственно, для чего я тебя позвала. Я бы не хотела сдавать нашу квартиру в Нетании.
Он согласно кивнул.
- После сдачи надо делать капитальный ремонт.Там мебель и вообще...Я бы не хотела, чтобы там жили  чужие люди. А потому подумала  предложить вам переселиться туда. - Лера замолчала на мгновение, давая ему осмыслить ее предложение.
- Кроме того, - продолжила она, - я имею свой интерес, мне не надо будет выплачивать тебе за съём.
- Я должен поговорить, - он запнулся.- Посоветоваться с Лизой. Она работает в Тель - Авиве, без машины и добираться каждый день на работу...это не большая радость.
- Она, вроде, бухгалтер? - небрежно спросила Лера.
-Да, - он кивнул.
Так в нашей больнице открывается вакансия где-то через месяц. Могу составить протекцию. А из Нетании в Кфар - Сабу не проблема. Недалеко.
-ОК, - он кивнул. Как-то много информации свалилось на него за эти полчаса.
- В общем, позвонишь.- Лера вытащила помаду, виртуозно, без зеркальца, подкрасила губы этим новым, ярко-алым цветом, который превращал его бывшую жену в незнакомую женщину. Более яркую, взрослую и теперь окончательно чужую.
К стоянке шли молча, каждый думая о своем.
- Ты прости меня, Лера, - пробормотал он на прощание.
- О чем ты? Никто ни в чем не виноват. Значит, так должно было случиться.
Да, так должно было случиться, чтобы он сел в эту маршрутку ( или автобус ?), чтобы встретил Лиз, и чтобы его Лера в свои сорок с лишним родила дочку, о которой она всегда мечтала, и назвала ее именем его мамы.

 Глава восьмая

Лиза, на удивление, отреагировала на всё очень спокойно - и на его встречу с Лерой и на предложение переехать. Они год прожили в этой квартире, обустроились и привыкли,  обросли вещами. Что-то придется продать, что-то отдать.
- Но торшер мы возьмём? - она жалобно посмотрела на него.
- Конечно, как же ты без него будешь играть  для меня вечерами?
- Я играю тебе, - поправила она, - но для себя.
Весь вечер она молчала, возилась на кухне.
- Максу будет далеко добираться, - сказала тихо уже перед сном.
- Лиза, я не заставляю, если ты не хочешь - останемся здесь.
- Да, нет, решено. Только скажи когда.
- Тебе понравится, вот увидишь, - он взял ее за руку, почувствовав, как напряглись ее пальцы.- И море, и закат каждый день -  прямо с балкона. И город красавец.
Он понимал, что ей что-то мешает, но не решался спросить, потому что смутно догадывался, как, наверное, непросто будет ей зайти в квартиру, где он жил со своей женой, тёщей и детьми. Где каждый уголок будет напоминать ей о Лере, о том, что здесь протекала его жизнь. Его жизнь без нее.

Переезжать решили осенью - хозяин тель-авивской квартиры согласился продлить им аренду на несколько месяцев и даже великодушно не прибавил цену. Оказалось, что и перевозить особо нечего - холодильник был хозяйский, стиралку - большую и новую - было решено отвезти Лизиным родителям вместе с люстрами и занавесками. Телевизор сосватали Максу, который сначала отбрыкивался, но потом согласился. Ну, и так, по мелочи, личные вещи: шмотки и посуда, книги, какие-то безделушки. Торшер и виолончель. Салон - диван, два кресла и журнальный столик - ещё с Лизиной первой квартиры- решено было тоже взять и поставить на балконе.

В октябре произошло великое переселение народов  - Лера с Полиной Давыдовной переехала в Раанану, Леон уехал в Хайфу и начал учиться на подготовительном отделении Техниона. Со следующего года ему обещали общежитие, а пока он снял приятную квартирку с двумя ребятами - будущими студентами. Цена на съём приятно удивила - да, это не Тель-Авив.


Он был спокоен за старшего сына - серьезный, четко знающий, что он хочет в этой жизни и идущий к цели. На предложение помочь ему с оплатой квартиры откликнулся немногословно:
- Я сам. Если будет нужна помощь - попрошу.
Ему нравился такой подход - его сын, вчерашний мальчишка, выходил в жизнь, как выходит яхта в открытое море, не желая делать это при поддержке кого бы ни было. После службы он получил денежный подарок от армии, который собирался вложить в учебу. А там - будет видно.

Ну, а они переехали в Нетанию, "к самому синему морю", как он ей и обещал. Давид пару месяца, которые оставались  до отъезда, решил пожить у них.

За него болело сердце. Он сам себя уговаривал, что такое, "большое путешествие" делает большая часть израильской молодежи после армии. Что это так многое даёт этим вчерашним солдатам - и снятие стресса, и обретение самостоятельности, и познание мира, и...и...и... Это всё звучало прекрасно, пока не касалось твоего младшего сына. Домашнего, любящего музыку, тонкого, ранимого, который собрался на край света, в Непал, Индию и вообще, "погулять по окрестностям", как он выражался. Отговаривать и убеждать было бесполезно. Они оба поняли это - и Марк, и Лиза. А потому заботились, чтобы этот вояж был максимально безопасен. Были сделаны все прививки, оформлены страховки , покрывавшие всё и вся, куплены всевозможные лекарства, таблетки для опреснения воды и против горняшки. "Горняшка"...слово- то какое. Из лексикона альпинистов. Где его Давид, а где этот альпинизм?!?  Это не стояло рядом, не укладывалось в голове. А ещё термобелье, и специальные ботинки, носки, куртка. Шапка, шарф, перчатки, о существовании которых не знал ни один израильский ребенок. И, наконец, рюкзак.
- Это дом, а не рюкзак, - ужаснулись Лиза. - Ты его поднимешь?
Давид улыбнулся глазами. А ему захотелось свалить в кучу все это дорогущее обмундирование, прямо в центре салона, облить бензином и поднести спичку.

Билет был на конец декабря, через три дня после дня рождения Марка.
- Совместим день рождения и проводы, - предложил Давид.
И приехали Макс и Леон - один с юга, другой - с севера. И пришли Борька и Сэм с жёнами попрощаться с сыном, поздравить отца и познакомиться с Лиз. И все было замечательно - шикарный стол,  поздравления и напутствия, анекдоты и шутки, песни под гитару.

Перед десертом Давид подсел к Лизе:
- А ты разве не сыграешь мне на прощание?
- Конечно, сыграю, милый, конечно, - она помнила его огромные глаза, когда он узнал, что она виолончелистка. Это было тоже на день рождения Марка, год назад.
И выключили, как всегда, верхний свет, и включили торшер, так не сочетавшийся с интерьером салона, и стеснительно приткнувшийся где-то  в углу.  И поплыли  теплые медовые звуки Элегии Форе. Он смотрел на Лизу, Лёню, Макса,  Давидку; на своих друзей, с которыми его связывало так много, и понимал, что, наверное, нет большего счастья. А если и есть, то его ему не надо.

Полет был дневной и Давид отговорил Марка и Лизу ехать в аэропорт.
- Нет смысла вам отпрашиваться с работы, меня заберут друзья.
Он оценил его тактичность - наверняка, Лера приедет, а может и, скорее всего, - с Ариком. А он, если поедет - то с Лизой. Неловкая ситуация обеспечена, а Давид этого не хотел. Накануне вечером сообщил, что Леон и Макс тоже будут в аэропорту.
- Какая разница, где прощаться? Посидим дома на дорогу.
- На дорожку, - машинально поправила Лиза, удивляясь, каким до боли родным стал ей этот мальчик, с которым они были знакомы всего лишь год.

Глава восьмая

Они остались вдвоем. В огромной пятикомнатной квартире. В комнате Полины Давыдовны оборудовали что-то вроде кабинета. Там нашел себя торшер, покинув салон,и,уютно опершись плечом, пристроилась в углу виолончель. Туда же встал их старенький диван, а кресла со столиком вытащили на балкон.
 
С первого дня она почувствовала себя комфортно в новых стенах. И даже интерьер, выбранный и созданный не ею, не давил  и не раздражал.  Все было на своих местах, со вкусом и ничего не тянуло поменять, разве что - немного дополнить. Комнаты мальчишек было решено не трогать совсем - это их дом, в который они в любой момент могут вернуться. В кабинете повисли книжные полки с любимыми книгами, картины. Это была, пожалуй, единственная комната, которую она могла обустроить по своему вкусу - с Полиной Давыдовной уехали в Раанану все ее вещи - пожилые люди дорожат нажитым и не хотят с ним расставаться.

А ещё был балкон, на котором Лиз развила бурную деятельность - она, выросшая в частном доме, скучала за зеленью, цветами.  Он одобрил это хобби и помогал,  как мог - выезжал вместе с ней за город за семенами и горшками,  покупал оригинальные кашпо и различные подкормки. Они оба рылись в интернете, выискивая инструкции и полезные советы.

С работой у Лиз пока было не очень - она категорически отвергла предложение послать резюме в больницу, где работала Лера. Он не спорил, в глубине души понимая, что она права. А потому были эти ежедневные автобусы, пробки - попробуй доберись в Тель-Авив в часы пик. Она не жаловалась, но потихоньку искала что-то поближе.

Выходные пролетали, как сон - в хлопотах на кухне, поездках за покупками, копанием на балконе. Иногда приезжали с ночёвкой Макс или Леон, иногда спонтанно заявлялись Борька с Сэмом, и тогда дома становилось шумно, весело,  и на стол металось все, что было в холодильнике.

Но чем бы они не занимались, их мысли постоянно были о Давидке - как он там: здоров ли? Сыт? С кем общается? Связь была достаточно редкой, и они оба считали дни. Его путешествие было запланировано на 4 месяца, но Марк не сомневался, что опция на бесплатное продление даты вылета будет использована.

А в начале февраля позвонил Ленчик и сообщил, что у него родилась сестрёнка.
С той встречи в кафе они не виделись с Лерой, даже ключи от квартиры в Нетании передал ему Леон. А ведь прошло уже  почти полгода.
Он написал, поздравил, ответа не получил. А через несколько дней Лера позвонила и пригласила на бриту. Дала адрес кафе в Раанане и протянула, словно пропела:
- Девочка божественная.

Лиза приняла приглашение спокойно, лишь спросила:
- Тебе важно,чтобы я была?

Народу было много. Они сели вместе с Леоном, а потом к их столику подошла Лера. Она заметно поправилась, но бросалось в глаза другое - она  по-настоящему расцвела и походила на раскрывшийся бутон экзотического цветка. Яркий макияж, стильная бижутерия, свободное шерстяное платье бутылочного цвета, дополненное лёгким шарфом в разводах.
- Хотите увидеть Элу?
Да, конечно, они хотели. И Лера проводила их в небольшую комнатку, примыкавшую к основному залу, где виновница торжества мирно спала под присмотром какой-то пожилой женщины.
Внезапно, покряхтев, она открыла глаза неопределенного цвета -  то ли голубого, то ли зеленоватого.
Он заглянул в ее белоснежное личико и пропал. Она была действительно божественная девочка.
- Как корабль назовешь, так он и поплывет, - улыбнулась Лера и добавила:
- Эла - на иврите - богиня.
Перед ним и впрямь лежала маленькая богиня, с рыжими колечками волос, плотно прилегавшими к голове, как крошечный шлем, с расфокусированным взглядом и аккуратными пальчиками, сжатыми в кулачки. Никаких пелёнок и распашонок из детства их сыновей: вязанное белое платьице, розовые башмачки, словно одолженные у куклы.
- Эла, - задумчиво произнес он,  пробуя на вкус родное имя только с ударением на втором слоге. - А в кого она такая, рыженькая?
- В Эллу Александровну, - спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, сказала Лера.
И никто - ни он, ни Леня, ни Лиз  не восприняли эти слова, как абсурд или чушь.

Дверь открылась, запустив в маленькую комнатку шум, голоса и атмосферу праздника.
- Ой, я вас даже не успела познакомить, - спохватилась Лера.- Арье. А это Марк и Лиза.
Зашедший в комнату плотный мужчина был истинный прибалт - светловолосый, светлоглазый, элегантно одетый. Он панибратски потрепал по плечу Леона, небрежно пожал руку Марку и Лизе. От этого рукопожатия не веяло ничем: оно было коротким, летучим, безразличным.  А, впрочем, чего он ожидал - приглашения дружить семьями?  Какого-то расположения от нового мужа своей бывшей жены? Сердечности или особого  интереса?  Он заметил, как исподтишка наблюдала за его реакцией Лера и старался держать лицо. И по-большому счету, его мало волновало аморфное рукопожатие этого электронщика. Просто он резко, как удар поддых,  ощутил,что это совсем не тот мужчина, который нужен его Лере. И что этот брак, нет, он явно не был заключён на небесах. А тогда зачем? В пику ему? Из желания не остаться одной? Или воплотить мечту и родить эту маленькую богиню,к которой  молодой папаша даже не прикоснулся. Молодой... Он хорошо выглядел, но был старше Леры лет на 10. Это, как минимум. Наверняка,есть свои взрослые дети - такие же светловолосые и светлоглазые прибалты. Теоретически, у него уже могли быть и внуки.
- Лера, тебя потеряли гости, - обратился он на иврите к жене. - Ты идёшь?
- Иду, иду, - поспешно ответила Лера.
Лиза, стоявшая всё время молча, протянула руки к малышке и посмотрела  с вопросом: можно?
- Да, конечно, - кивнула Лера.
Девчушка уютно пристроилась у нее на руках, уморительно строя какие рожицы и улыбаясь чему-то, известному только ей.
- Ты иди, мы тут понянчимся, - предложил он и поспешно спросил:
- А где Полина Давыдовна?
- Не пришла, нездоровится ей уже пару дней, - Лера замялась. - Я скоро.
И по тому, как она отвела глаза и поспешила выйти в зал к гостям, он понял: Полина Давыдовна,бабушка его сыновей, практически вырастившая Ленчика и Давидку, не захотела придти, чтобы не видеть его, не видеть Лиз. Она не смогла простить его неожиданное бегство из дома, его предательство.

И он вдруг почувствовал, как его захлестнула дикая  тоска,  печаль и бессилие от невозможности принять и поменять тот факт, что эта рыженькая малышка, сестрёнка его сыновей, так похожая на его маму и носящая её имя,  будет расти в благополучном доме, качаться на качелях в своем дворе, топать по дорожке между цветов, а он этого не увидит.

Лера вернулась через полчаса - было время кормления. Тепло кивнула Лизе:
- Спасибо.  И добавила:
- Приезжайте, если соскучитесь, от вас недалеко.

Домой ехали молча. Каждый думал о своем и боялся неосторожным словом спугнуть эти мысли.

В начале весны Лиз, наконец-то сменила работу. В зарплате выиграла совсем немного, но главное - новая работа была намного ближе к дому и предлагала подвозку туда и обратно. Это была удача.

И уже маячил где-то на горизонте апрель, когда должен был вернуться Давид. Известие принес почему-то  Макс. Именно он, приехав в пятницу, сообщил, что Давид продлил обратный билет до сентября. Это был шок. Ещё полгода.
- Да не волнуйтесь вы так, время летит, и оглянуться не успеете, - он пытался успокоить их так, как обычно родители успокаивают детей. И добавил назидательно:
- Ему там очень хорошо, а родители должны быть счастливы, когда счастливы их дети.
Марк молча вышел на балкон, а Лиза, обняв сына, прошептала:
- Конечно, ты прав. Мы счастливы.

Глава девятая

И побежали дни и ночи, ночи и дни.
Леон приезжал редко. Заканчивал учебу на подготовительном и готовился к экзаменам, не поднимая головы. Если приезжал к ним в Нетанию, то последним пятничным автобусом. Обедали вместе, а потом он подкидывал его в Раанану - к Лере. Шабат он проводил там, иногда умудряясь заниматься, общался с бабушкой, и спал у нее в салоне, в отдельном флигельке, в котором жила Полина Давыдовна. Гениальное изобретение частных владений - основная постройка - хозяйский дом - и отдельная единица жилья,  которую, как правило, сдавали. Там было все - душ, санузел,  маленькая кухонька с крошечным прилавком и несколькими шкафчиками. Салон и спальня. Все микроскопическое, но что нужно одному человеку?


Как-то в начале лета он, подбросив Леона в Раанану, вдруг услышал:
- Подожди секунду, не уезжай.
Через несколько минут он выкатил коляску, в которой полулежала  рыжеволосая богиня. Эла.
- Вот мы какие, - неожиданно засюсюкал Леон. - Вот как мы улыбаемся.
Эла действительно улыбалась.
Карие, в золотистую крапинку глаза Леры. Куда делся  тот расфокусированный взгляд голубоватых глаз? Она смотрела на него осмысленно, как будто спрашивая:
- И где ты был все это время?
Пухлые в перевязочках ручки и ножки, светло-зеленый сарафанчик и зелёный обруч на рыжих завитках. Зелёный обруч с большим белым цветком. Он, отец двух взрослых, очень взрослых сыновей, смотрел на эти девчачьи штучки и думал, что пропустил что-то очень важное в жизни.
- Сделаем кружок? - предложил Леон. И они пошли по тенистой улочке, болтая о том-о сем, толкая перед собой коляску,  из которой улыбалась рыжая малышка - не дочка и не внучка. Но девочка, которую он любил ничуть не меньше своих сыновей.

Он не сказал ни слова Леону, о том, что надо предупредить Леру,  прекрасно понимая, что именно она придумала и организовала эту встречу. И был ей за это благодарен.

В начале недели позвонил Лере  на работу, поблагодарил, осыпал комплиментами малышку, удивился, как быстро она повзрослела.
- Да, чужие дети растут быстро, - задумчиво протянула Лера и, словно опомнившись, добавила:
- Что ты хочешь? Ей скоро полгодика.
- Лера, а можно мне иногда с ней погулять? - неожиданно для самого себя спросил он и замер, ожидая ответа.
- Конечно, что за проблемы? - легко ответила она и добавила:
- Мы же семья, нет?
- Семья, - отозвался он эхом.

Лизе  об этих прогулках не рассказывал, только упомянул как-то, что  5-го августа Эле исполняется полгодика, и что он хотел бы ей что-то подарить.
- Правильно, - она нежно прикоснулась к его уху - чувствительный орган, как любил он говорить. - Не волнуйся, я всё куплю. На тебе только цветы.

И купила. Шикарное, воздушное платье, белое, с двумя салатовыми оборками - по вороту и по подолу. Платье не для девочки - для принцессы. А ещё плюшевого зайца почему-то светло-сиреневого цвета.
- Малыши любят мягкие игрушки.- И добавила :
- Не забудь, на тебе цветы.

Пятница выпала на 6-е августа, и Леон с утра сообщил, что не приедет. Он не стал слушать его объяснения. Взрослый парень, не приедет - значит, не может.
- Ты, надеюсь, помнишь, что скоро возвращается твой брат? И...
- Помню, помню,и число тоже помню,- перебил его Леон. - Приеду в аэропорт, даже если будет стихийное бедствие. И вообще - ещё два месяца.

Он выехал раньше обычного, чтобы успеть купить цветы до шабата
- Аккуратно на дороге, - помахала ему Лиза, не снимая перчаток. Как обычно по пятницам, она в это время возилась на балконе, который постепенно начал превращаться в маленький садик.

Цветы купил по дороге. Помнил то место, где прямо на обочине стояли ведра с самыми разными букетами,  а продавец в широкополой шляпе вечно грыз яблоко. Выбрал лилии. Белоснежные с восковыми лепестками на крепких стеблях с длинными желтыми тычинками. Любимые цветы Леры. С дороги позвонил.
- Через сколько будешь? - спросила она почти шёпотом. Эла спит. Не звони. Я открою калитку. Заходи, посмотришь, как мы живём.
Он усмехнулся про себя:
Калитка!  Огромные ворота, металлические, резные с причудливым кованым почтовым ящиком. А в голове по-прежнему сидит полузабытое слово из детства.

Лера встретила его при входе. Поблагодарила за цветы и за подарок. Они шли к дому по дорожке, посыпанной красным песком, точно таким, какой был в парке их детства. По краям дорожка была выложена аккуратно подогнанными друг к другу белыми камнями и камушками.
- У нас хороший садовник, - поймала Лера его взгляд. И с уборщицей нам тоже повезло - не болтает, шустрая, знает свое дело.
Его кольнуло чувство вины перед Лизой - она, работая целый день, ещё и убирала огромную квартиру. 5 комнат, кухня, цветы на балконе, покупки. Он как-то предложил ей помощь извне, но, видимо, не очень убедительно. Она тогда посмеялась, типа, у нас и пачкать некому. Надо этим заняться,.

Дом был не очень большой, но двор - огромный. Это была не вилла, настоящая усадьба. - Вон там живёт мама, она кивнула на пристройку в глубине двора.
- И отдельно, и вместе - очень удобно, - одобрил он.
- Да, - помолчала. - У Арика нет особой интеракции с мамой. У него русский почти никакой, у нее иврит стремится  к нулю.
- Будет, кому с ребенком говорить по- русски. Читать ей сказки.
-Это точно, - согласилась Лера. - Я с сентября выхожу на работу. Будем брать няню. Мама не потянет,- она вздохнула. -
- Пошли, я покажу тебе дом.  - На его безмолвный вопрос ответила сразу:
- Арик в Ашдоде. У невестки день рождения. Я не поехала,  не люблю таскать Элу на такие сборища. Ещё успеет.
Он мысленно согласился.

Она показала дом - быстро провела по комнатам, из которых просторным оказался только салон. Все остальные комнаты - так, комнатушки. Но - хорошая кухня-столовая с круглым столом и удобными стульями.
- Дом очень старый, - объяснила Лера, и Арик ничего не захотел менять. А я привыкла понемногу.

Он подумал, насколько гибкими могут быть женщины: Лиза полностью приняла обстановку и интерьер, созданный Лерой. А Лера, в свою очередь, свыклась с новым местом,  обустройством которого занималась незнакомая ей женщина - жена Арика, мать его единственного сына. И только детская комната была оформлена  Лерой - комната принцессы в розовых тонах, со свежей побелкой и  большим окном, самая светлая комната в этом достаточно сумрачном доме, в который редко заглядывало солнце. Но зато была терраса - большая, свободная, с весёленький ковриком и кучей игрушек.
- Элу тут выгуливаю, - объяснила Лера. И вечерами читаю. Здесь классно, даже когда идёт дождь. Они помолчали.

- Ну, что? Чай пить будем?
И был чай, и огромный, спелый арбуз, который трещал и лопался под ножом. И какие-то соленые палочки, посыпанные кунжутом, и брынза.
Говорили о Давидке, о том, что осталось всего два месяца до его возвращения, и что, наверное, неплохо, что он отложил полет, чтобы не жалел потом, что не успел чего-то.

- Мне трудно представить, что он не видел Элу, - задумчиво протянула Лера.
- И мне, - отозвался он, удивляясь, что они снова  думают об одном и том же. Синхронят, как шутили они раньше.
Проснулась Эла, ела на веранде тёртое яблочко с запаренными бисквитами, потом уютно устроилась у него на коленях - маленькая толстенькая рыжая богиня с хитрющими глазами, в которых словно горели лампочки. Она уже практически сидела самостоятельно и радовалась этому своему новому умению .
- Вроде, сидят дети в семь месяцев? - вспомнил он.
Перед глазами встала картинка - Леону семь месяцев, они у врача на ежемесячной проверке.
- Ребенок сидит? - спросила врач.
- Не знаю, - растерянно ответил он.
- Что значит, не знаете, папаша? Что значит, не знаете? - педиатр посадила Ленчика на стол и удовлетворенно констатировала:
- Сидит. А то - не знаю,не знаю.
- О, - улыбнулась Лера. - Сегодняшние дети - это акселераты, они скоро рождаться будут, уже умея ходить.
Он оторвал цепкие пальчики Элы от пуговиц на рубашке,
аккуратно перенес ее на коврик.
- Ну, мне пора. Засиделся.
-  Ты что, - отозвалась Лера, складывая арбузные корки в пакет для мусора. - Нормально посидели, с ребенком пообщался.
- Это да. И арбуз был вкусный. И вообще...
Он вдруг подумал, что вот так должна существовать женщина - в покое, неспешно, не сьедаемая бесконечными "надо" и "должна", без беготни за карьерой, деньгами и мало ли там ещё за чем, безусловно нужным, возможно, необходимым. Но убивающим ее суть, ее естество, ее женское начало.

Его не было дома пять часов. Лиз сидела на балконе в кресле и пристально наблюдала за остатками заката, окрасившего горизонт невероятными красками, названия которых он не знал.
- Ты в порядке? - задала дежурный вопрос. - Ну, как
подарок? Понравился?
- Конечно, очень, - подтвердил он, только сейчас вспомнив, что Лера не открыла при нем пакет, не примерила дочке. Надо будет завтра позвонить, узнать - подошло ли.
- Такая чудная малышка, - улыбнулся он. - Толстушка.
- Ты голоден?
- Да, нет. Поели арбуз с брынзой, чай.  Сколько надо?
- А я сделала блинчики с яблоками, - вздохнула Лиз.
- Не пропадет, - подмигнул он. - Будет на завтра. Ну, что? Посмотрим кино или поиграешь что-нибудь?
- Прости, виновато улыбнулась она. - Что-то устала. Пойду лягу пораньше. Почитаю.
- ОК, - он остался на балконе, наблюдая, как гаснет день и понимая, что что-то происходит.  Только что?  На этот вопрос он не мог ответить даже себе.

Глава десятая

Лера написала на следующий день сама, ещё раз поблагодарила - платьице пришлось впору. Он оценил ее тактичность. Ответил коротко.

Они хорошо провели шабат - ели на завтрак блинчики с яблоками и пили кофе на балконе. Он хвалил ее стряпню и вновь вернулся к теме помощницы по дому.
- Тебе кажется, что я не справляюсь? - прищурилась Лиз.
- Мне кажется, что не нужно искать трудности там, где их можно избежать. Это не нанесет брешь нашему бюджету, тем более, что меня ожидает добавка в зарплате, - он зарылся лицом в каштановые кудри Лиз, вдыхая любимый запах. -  Но имей в виду - от твоей стряпни я не откажусь никогда и повариху приглашать не намерен.

Лиз готовила хорошо - сказывались годы ее жизни с Максом без помощи бабушек. Кроме того, у нее было особое отношение к готовке - не просто накормить, а побаловать чем-то необычным.
- В еду надо вкладывать душу, - частенько говорила ее мама. - Тогда будет вкусно.
Маленький Макс, слыша эти речи, часто ковырялся в тарелке и вопрошал:
- Бабуля, а где душа?
Они жили вместе в Ташкенте после ее развода, и было невозможно представить, что, живя в одной стране, они будут видеться так редко.
- А не махнуть ли нам сегодня на юга? - внезапно спросил он.
"Махнуть на юга" - это означало навестить ее родителей.
- Ой, я только позвоню маме и Максу. Во сколько быть готовой?
Они оба были спонтанные, лёгкие на подъем.

В машине болтали, слушали Битлз, гадали о планах Давида после приезда.

Они оба решили, что Давид будет жить с ними, но Марк, зная своего сына, понимал, что решать будет только он.

У родителей было тесно, уютно, вкусно - все, как всегда. Она была благодарна маме за то, что та никогда не пеняла ей на редкие визиты. Понимала и загруженность дочери, и расстояние между ними, и отсутствие у неё личного транспорта. Ненадолго заскочил Макс, похватал что-то на ходу и умчался - они с ребятами собирались на море.

Лиз чувствовала, что с  отъездом сына связь между ними ослабла.  Он очень изменился после армии - будто выстроил невидимую стеночку, отгородился. Рассказывал то, что считал нужным, не любил, когда задают вопросы, копают. На вопрос  "как дела?" неизменно отвечал: "нормально". Это было так по-израильски:"ма нишма?"- "беседер".  Ей нужно было знать подробнее о его жизни: как учеба? с кем дружит? доволен ли жильем? Но она понимала - не надо лезть в душу,это вызывает только отторжение.
- Не волнуйся, все перемелется, - успокаивал ее Марк. - Они тут все такие, самостоятельные. Плюс возраст. Посмотри на Леона.
Тоже слова из него не вытянешь.

Из всей этой троицы только Давид был другой. ТДО - тонкая душевная организация, как они его называли. Эмоциональный, чувствительный, понимающий. Лиз чувствовала необыкновенную близость с этим парнем. И кто бы мог ожидать, что он кинет всё и всех и уедет на  целых 9 месяцев.

Август был очень жаркий и влажный, после работы не хотелось ничего - сидеть под кондиционером, отдыхать возле телевизора. На балкон можно было выйти только ночью, когда морской бриз приносил спасительную прохладу.
Лиза через коллег нашла помощницу по дому. Здесь не применяли слово "домработница", это звучало недостаточно политкорректно. Два раза в неделю Лиза заканчивала раньше и в один из этих дней в 3 часа приходила Катерина. Да, она убирала и,вроде, неплохо, но была настолько разговорчива, что после ее визита Лиз чувствовала себя абсолютно разбитой и опустошенной.

Время тянулось долго, без особых событий и новостей - ждали Давида. Это было основное.
Изредка перезванивались с Лерой, переговаривали, кто едет в аэропорт. В итоге решили, что все - даже маленькая Эла. Помимо семьи, было полно ребят - друзей из техона и армии.
 
Рейс из Бангкока. Обросшие ребята с огромными рюкзаками. В этой толпе Лиз сразу нашла Давида, но Лера уже бежала к нему, вырвавшись из рядов встречавших.
И были шарики, и объятия, и крики и улыбки. Оторвавшись от друзей, окруживших его плотным кольцом, он подошёл к ней,обнял:
- Привет, Лиз, - а потом долго разглядывал Элу, не решаясь взять на руки эту толстенькую малышку в белом платье с салатовыми оборками. Много фотографировались и в суете чуть не забыли высоченный черный полированный футляр. Это был ситар.  Там, в индийской деревеньке на севере страны, Давид брал уроки игры на этом инструменте и решил привезти его домой.
Если бы существовал прибор для измерения радости, то в этой точке аэропорта Бен-Гурион показания его наверняка бы зашкаливали. Плыли по воздуху воздушные шарики, плакали от счастья мамы, наконец-то
обнявшие своих детей после долгой разлуки и благодарившие Всевышнего, что вот они, вернулись - живые, целые и невредимые.

После аэропорта все рассыпались в разные стороны - кто на юг, кто на север. Давид уехал в Раанану - ему не терпелось увидеть бабушку. Через неделю позвонил, спросил, можно ли ему пожить дома. И Марк и Лиз не могли скрыть своей радости. О чем разговор? Они так ждали его возвращения.

 Но вернулся другой мальчик. Эти 9 месяцев на Востоке изменили его намного больше, чем три года армейской службы. Несколько месяцев он просто сидел дома. Жег ароматические свечи, медитировал, играл на гитаре и ситаре, а ночами любил посидеть на балконе. Забросил спорт, которым так увлекался перед отъездом и молчал. Лиз и Марк не были на Востоке, им было интересно всё, но каждое слово приходилось вытягивать, и они оставили его в покое.  Единственной нитью, связывающей их, по-прежнему оставалась музыка. Он, как и раньше, ждал эти вечера, наполненные протяжным голосом виолончели, но слушал молча, без пожеланий и заказов, думая о чем-то своем.
Они тоже молчали, понимая, что надо выждать. К декабрю Давид как будто очнулся:  вернулся в спортивный клуб, объявил, что будет  учиться музыке, а пока пойдет работать барменом.
Вроде всё постепенно возвращалось на круги своя.

В конце недели приезжал Леон, и они вместе с Давидом ехали в Раанану. Леон оставался там до конца субботы, а Давид неизменно возвращался домой.

Марк скучал за Элой, которой скоро должен был исполниться годик. Он понимал, что пропускает эти дни, недели  и месяцы, когда младенец превращается в человечка, начинает говорить, ходить, обнаруживает свои первые пристрастия и интересы. Но у него больше не было поводов для поездок в Раанану. Разговоры с Лерой по телефону были редкими и краткими. Он чувствовал, что что-то беспокоит её, но спросить не решался. Знал, что няня попалась хорошая, внимательная и заботливая, что Лера много работает и ждёт повышения. Про мужа не рассказывала, а он не спрашивал.

В феврале у Элы был день рождения. Годик. Справляли в кафе. Леон и Давид долго переговаривали, что купить. Выбрали громоздкое сооружение из нескольких горок и туннелей. Яркий прочный пластик, зелёный и оранжевый цвета .
- Она не ходит в садик, пусть развивается,  - по-взрослому решил Леон.-
- Ты будешь хороший папа, - улыбнулся  Марк.
- Есть в кого, - ответил сын.

На день рождения их с Лиз не позвали. Его это кольнуло. С одной стороны - кто он этой малышке? Никто. С другой - он отец ее братьев. Но и это не главное. Он вспоминал, как гулял с ней, лежавшей в коляске, по тенистым улочкам Раананы, как они ели с Лерой арбуз с брынзой на кухне, болтали и смеялись,как потом кормили Элу на веранде и как он с трудом оторвал ее пальчики от пуговиц на своей рубашке. Но он помнил и отрешенное лицо Лиз, когда он вернулся. На ее вопрос, что купить малышке на годик , ответил коротко:
- Не надо. Я сам.
Лиз не настаивала.
Он купил открытку и через Давида передал конверт.
О том, как погуляли, мальчишки не распространялись. Сказали, что было нормально, был сын Арье с семьёй и много незнакомых, видимо, с работы.

Весной Давид объявил, что переезжает в Тель-Авив - будет снимать квартиру с девочкой, одной из тех, с кем столкнулся в своем путешествии.
- Мы хорошо ладим, - коротко бросил он, и Марк понял, что это закрытая территория. Осенью начинались его занятия музыкой в серьезном заведении, и это тоже был Тель-Авив.
- И с работой там лучше, - добавил Давид.

Глава одинадцатая

И они с Лиз снова остались одни.
И побежали дни и ночи, ночи и дни.
Им по-прежнему было комфортно вместе, но огонь страсти уступил место ровному теплу.  И они оба наслаждались этим покоем, этой зоной комфорта, которую, как казалось, ничто не может изменить. Оба успешно работали. В конце недели встречали детей, приезжавших с юга, севера и центра. Лиз по- прежнему любила повозиться на балконе и шутила, что уже может подрабатывать садовником. И по- прежнему, как когда-то, радовала его вкусной едой, в которую "вкладывала  душу".

Страшная весть пришла в начале лета. Короткая эсэмэска от Леры:
- У мамы обширный инсульт. Она в больнице.
- Чем-то помочь? - Он ответил немедленно. - Как же так?  Полина Давыдовна, такая выдержанная, немногословная, из тех, которым на роду написано быть долгожителями. Он вспомнил, как она возилась с внуками, читала им сказки, разнимала их бесконечные потасовки, просто разводила по углам, как боксеров на ринге. Полностью вела хозяйство, пока Лера училась с утра и до ночи. Полина Давыдовна...любитель кроссвордов и классической музыки.
Чуть позже перезвонил, спросил потерянно:
- Как же так, Лера?
И что теперь будет?
- Я перезвоню, - коротко бросила она.
Позвонила к вечеру. Все разложила по полочкам: и то, что врачи ничего не обещают, и что Арик уже вторую неделю в Сан-Франциско, и что Вера - няня Элы - на два месяца улетает в Белоруссию. А няня на  замену, которую она привела познакомиться - это совсем не то.
- Ты понимаешь, ну, совсем не то, - всегда ровный голос Леры предательски задрожал. - Эла даже на руки к ней не пошла.
- Может, привыкнет? - с надеждой предположил он.
- Не знаю, - она помолчала. - Я не привыкну. Не смогу оставить на нее ребенка. И работы очень много, просто невпроворот.
- Может,возьмёшь отпуск? - он продолжал подкидывать ей варианты решения.
- Ты что, кто мне даст? - Она устало вздохнула и продолжила неуверенно:
- Я тут нашла ясли совсем для малышей, 5 человек в группе. От дома близко. Но они до пяти. Можно договориться до шести,  не позже. А я вечером должна быть у мамы. - Она замолчала, а потом спросила, как в воду прыгнула:
- Может, ты смог бы забирать ее оттуда, к себе, часика на три, а я после больницы я буду ее забирать ее от тебя.
Он молчал, огорошенный этой просьбой.
- Не отвечай ничего сейчас,
подумай.

Он думал полночи, плохо спал, проснулся разбитый и безуспешно боролся со сном на утреннем заседании. А вечером все рассказал Лиз. Она согласилась, не раздумывая.
-Я уже дома в это время, в чем проблема?
И после этих простых слов он понял, что действительно - нет никакой проблемы,  понял, как хочет помочь Лере, насколько это возможно.А ещё понял, как сильно ему повезло с Лизой.

Они договорились, что он подъедет после работы установить в машину детское кресло и получить общий инструктаж.
Решили, что в воскресение он заберёт Элу первый раз. Он помнил, какой сумасшедшей мамой была Лера, когда Ленчик и Давид были маленькими.Вот и сейчас - получил сумку с детскими вещами и игрушками,,  памперсы, бутылочки и кучу инструкций. Его больше волновало, как малышка будет вести себя а новой обстановке среди абсолютно незнакомых людей. Вспомнит ли его? Пока они беседовали, Эла, отчаянно косолапя, бегала вокруг, показывала на что-то пальцем, улыбалась и лепетала на только ей понятном языке, не выпуская из рук сиреневого зайца - подарок Лизы на полгода.
- Представляешь, спит с ним, ест с ним. Когда будешь забирать ее из яселек - не забудь, а то жизни не будет. - Лера положила в сумку маленькую баночку. - Здесь соска. Даже две.  Если вдруг не сможешь ее успокоить.
Ну, вроде всё. - Она внезапно посерьёзнела и положила руку на его плечо:
- Спасибо, Марик.
Он обнял её и внезапно почувствовал, что Лера, его сильная и хладнокровная Лера плачет.

В воскресенье без пяти пять он уже звонил в ворота с праздничной вывеской "Мишпахтон Винни-Пух". Открыла женщина средних лет, сухая, с пучком бесцветных волос на затылкех, в очках а ля Джон Леннон и совершенно неожиданно - в майке с изображением симпатичного медвежонка из любимого мультика. Эта веселенькая майка явно диссонировала с обликом советской училки из прошлого века откуда-то из глубинки. Посмотрела строго и вопросительно. Он полностью смешался под ее взглядом:
- Я Марк, я за Элой.
- Молодой человек, а на ваше удостоверение личности взглянуть можно? - на его иврит он получил ответ на русском.
- Вас Лера что, не предупредила? - он почувствовал, что начинает заводиться.
- Если бы не предупредила, кто бы сейчас с вами разговаривал?
Он отошел к машине и вернулся с требуемым удостоверением.
- "Училка" внимательно сличила фото и распахнула дверь:
- Проходите!
В просторной комнате под присмотром девочки лет 15-ти было двое детей: малыш, увлеченно возившийся с кубиками и  зареванная Эла, лежавшая на полу в обнимку с сиреневым зайцем и ожесточенно сосущая соску.
- Эла,детка, папа пришел, вставай,  - умильно обратилась к девочке хозяйка яселек, которою он назвал про себя Шапокляк.
Эла не повернула головы в его сторону, только сильнее сжала зайца в объятиях.
- Больше внимания надо уделять детям,  папочка, больше, - назидательно пропела Шапокляк. - А то и узнавать не будут детки вас.
Он буквально сгреб Элу с пола, буркнул  "шалом" и  рванул к дверям.
- Бутылочку, папочка, - неслось ему вслед.
Аккуратно устроил малышку в кресле (все, как учила Лера), взял бутылочку с водой у догнавшей его девчонки и погнал по тихим улицам этого спального района. Прочь, прочь от этого ужаса, домой!

По дороге немного пришел в себя и с любопытством подумал, какова же была та няня, на замену, которой Лера отказала. Эла немного покряхтела на заднем сиденье и затихла под негромкую музыку.

Лиз подготовилась к визиту маленькой гостьи: накупила пластилина и мыльных пузырей. Когда-то, в детстве,они разводили в воде обмылки хозяйственного мыла и выдували эту неземную красоту через длинные макаронины. Пузырь отливал всеми мыслимыми и немыслимыми оттенками, плавно парил в воздухе, ежесекундно меняя свою форму. Это была сказка... Сегодня такая сказка продается в любом игрушечном магазине.

Лиз уже в дверях взяла Элу за ручку и сказала ей совершенно по- взрослому:
- Ну, пойдем, я покажу тебе квартиру.
Так они гуляли по комнатам, пока он звонил Лере отчитаться, что все нормально.
На балконе малышка замерла от изумления, выронив соску и рассматривая  через стекло окрестности.
- Будет летчица, - констатировала Лиз. - Совершенно нет страха высоты у ребенка.

А потом они лепили, пускали мыльные пузыри, пили чай с песочными печеньями, которые накануне испекла Лиз, угощали Элу арбузом.
Время пролетело настолько незаметно рядом с этой рыжей толстушкой, которой все было интересно, которая тянула свои ручки и лепетала на одном ей понятном языке.
Он представил, как после работы и дежурства в больнице у мамы Лере придется ехать в Нетанию, а потом возвращаться в Раанану. Это просто немыслимо.
Позвонил и предложил отвезти Элу сразу домой. Лера долго благодарила, и по голосу чувствовалось, насколько она измучена.

К резным воротам они подъехали практически одновременно.
- Спасибо, Марик. - Лера бережно вытащила из креслица спящую дочку и на его вопрос о Полине Давыдовне  вздохнула:
- Врачи говорят, что шансов практически нет. - И добавила:
- Да я и сама все понимаю.

Назавтра он опять забрал Элу, стараясь не реагировать на  Шапокляка.
И во вторник тоже.
А в среду утром получил короткую эсэмэску:
- Мамы больше нет.

Всю организацию похорон он взял на себя. Народу было много - приехали Борька и Сэм с жёнами, коллеги Леры, друзья Леона и Давида ещё из Тель-Авива, те, кто помнил Полину Давыдовну и ее стряпню. Лиз не поехала на кладбище - осталась дома, чтобы забрать Элу из яселек, накрыть стол.

Лера застыла в своем горе. Единственная и поздняя дочка, она была очень близка с мамой и совместное проживание не испортило их отношений ни на йоту. Она принимала соболезнования молча, лишь чуть кивая головой, абсолютно без слез.
Страшно было смотреть на Давида. Страшно было видеть, как плачет здоровый молодой парень, не в силах взять себя в руки. Леон не отходил от Леры, держался. На похоронах была и невестка Арье. Марк перекинулся с ней парой фраз и наконец-то понял ситуацию: Арье и его сын в Америке, затевают там совместный бизнес на западном побережье.
-  У Арье огромный опыт в данной области и Натан не видит себя в этом деле с кем-то другим, - объяснила Оснат, симпатичная и, судя по всему, очень толковая молодая женщина. - Вот пока не совсем решила, чем я буду там заниматься.
В крайнем случае, буду дома с детьми.
Всё встало на свои места - и упорное нежелание Леры рассказывать о своей семейной жизни и частые поездки Арье к сыну в конце недели. Он понимал, что те внуки, полуиракские - полурусские - почему-то ближе ему, чем его поздняя дочка. Это было непостижимо, но это было так.

На шив'е было много народу. Люди тянулись, как ручеек. Леон ночевал в Раанане, но Давид исправно возвращался в Тель-Авив и приезжал лишь после полудня. С ним неизменно приезжала его попутчица по путешествию и напарница по квартире, которая, судя по всему, была намного больше, чем попутчица и напарница. Она суетилась на кухне с Лиз, но через каждые полчаса возвращалась к Давиду, молча садилась рядом, склонив голову на его плечо и не выпуская его руки. Приехали  немногочисленные подружки Полины Давыдовны ещё из Тель-Авива и одна из Нетании. А здесь, в Раанане, она не обзавелась ни друзьями, ни приятельницами - район вилл, русских - практически ноль. Борька с Сэмом приезжали почти каждый вечер, а с ними подтянулись и другие  - Мишаня, Шурик и Димон, помнившие Полину Давыдовну ещё по Ташкенту, но с которыми связь за последнее время стала редкой. Сидели, вспоминали прошлую жизнь, студенческие годы. Лера не принимала участие в разговорах, сидела с отсутствующим выражением лица, устремив взгляд в одну точку. На шабат Марк предложил забрать Элу, чтобы Лера могла немного отдохнуть. Она кивнула безразлично. Леон  всю неделю был с ней, не отлучаясь. Он как-то  резко повзрослел за эту неделю, и Марк вдруг осознал, какой  взрослый у него сын. Взрослый и надёжный.

Глава двенадцатая

Отсидели шив'у, и все вернулись к своим делам. Эла продолжала ходить в ясельки. Лере предложили должность заместителя заведующего отделением, и она полностью погрузилась в работу. Лиз оставалась на внеурочные часы - возмещала пропущенную неделю. Она практически забросила виолончель и по шабатам возилась с цветами на балконе.

Они никуда не поехали этим летом, только в середине августа рванули на два дня на север, в какой-то веганский мошав, сложное название которого Лиз никак не могла выговорить правильно. Было жарко разъезжать по окрестностям, а потому качались в гамаке в тенистом дворике, читали, наслаждались абсолютной тишиной. Любовались прелестными картинами, развешанными по стенам циммера и принадлежавшими кисти хозяйки - улыбчивой и разговорчивой  женщины,которая долго выясняла, что они предпочитают на завтрак.  Немного побродили вокруг и набрели на совершенно изумительное место - крошечный ручеек с заводью, в которой плавали корабликами жёлтые листья - предвестники осени, которая была уже не за горами.

Пообедали в веганском ресторане, просто потому, что другого поблизости не было. Было вкусно, много, необычно и дорого. Никакого меню - комплексный обед с чередой блюд, которые все нес и нес гостеприимный хозяин.
Им по-прежнему было хорошо вместе, но что-то неуловимо изменилось в их отношениях,и они оба это чувствовали. Так парит по воздуху мыльный пузырь, ежесекундно меняя свои контуры и цвета, чтобы лопнуть в какой-то момент.

Вскоре после их приезда ему на работу позвонила Лера. Сказала, что ей нужно посоветоваться, но совершенно не с кем. Не мог бы он...

Он мог. Сидели в кафе, говорили ни о чём, постепенно приближаясь к главному
- Арик приехал, - наконец сообщила Лера и замолчала.
Он терпеливо ждал.
- У них там очень хорошо пошли дела, в их бизнесе с Натаном. Так хорошо, что Оснат уже вылетела туда с детьми. Хочет, чтобы новый учебный год они начали на новом месте.- Лера по привычке безжалостно разрушала ложечкой пенное сердечко в стакане с капучино. - Арик приехал, чтобы уладить их дела с квартирой в Ашдоде.
Он молчал, понимая, что за этим последует.
- Да, - как бы читая его мысли продолжила Лера. -  И Арик хочет сменить страну. Его присутствие там необходимо постоянно. Так он мне объяснил. Кроме того...
- Ну, конечно, - с неожиданной горячностью перебил он ее. Там же его сын и его любимые внуки. Как их зовут?
- Идо и Мия, - Лера нервно теребила в руках салфетку.
- Идо и Мия. Замечательно. А как же Эла? Он о ней подумал? А как же ты? - он, наконец, задал главный вопрос.
- Или ты тоже собираешься менять страну?
Лера молчала.
- Что ты молчишь? А как же твоя работа? Твои перспективы? Или ты думаешь, что в  Сан-Франциско ждут доктора Валерию... Как там его фамилия?
- Я осталась на своей, ну, то есть, на твоей. У меня все документы на эту фамилию, дипломы... Арик согласился.
- Ах, какое благородство! - он чувствовал, как душной волной поднимается в нем вся  неприязнь к этому снобу, которую он почувствовал в первые же минуты их знакомства, полтора года назад , на брите Элы. К человеку, не соизволившему приехать на похороны матери своей жены, но который быстренько примчался, чтобы разрулить все дела с ашдодской квартирой сына. И который совершенно спокойно хочет разрушить Лерину карьеру, на которую ушло столько времени, сил, нервов, упорства.
"До неба",  - как говорил маленький Ленчик, а он всегда добавлял: "И до луны". Да, этому электронщику всё до неба и до луны.
Он чувствовал, что всё закипает внутри, при одной только мысли, что он больше  не увидит Элу - рыжую толстушку с горящими глазами Леры. Девочку, носящую имя его матери. Он хотел начать доказывать  абсурдность происходящего, но вместо этого тихо спросил:
- А как же Леон, Давидка? Как же они?
- Я всё решила, - бесцветным голосом произнесла Лера и подняла на него потухшие глаза, глаза больного ребенка. - Я всё решила, - повторила она. - Просто хотела посоветоваться, послушать, что ты скажешь.
- И...что же ты решила? - спросил он, вдруг услышав стук своего сердца.
- Я никуда не еду. И сказала об этом Арику. Окончательно.
- А он?
- Не понял. Сказал, что мне стоит подумать, не рубить сгоряча, -  она помялась, отодвинув стакан с недопитым капучино.
- А ещё сказал, чтобы я с Элой с октября перебиралась во флигель, ну, там, где жила мама. Помнишь, я тебе показывала?
Он помнил.
- У него уже договор на сдачу большого дома. Это немалые деньги и пригодятся им в становлении бизнеса там, в Америке.
Лера посмотрела на его застывшее лицо:
- Все не так ужасно. Там вполне можно жить вдвоем с Элой, все есть, заселяйся - и живи. Холодильник, стиралка, микро...
- Подожди, - он прервал ее, пожалуй, чересчур резко прервал, но быстро взял себя в руки. - Можно спросить?
- Спрашивай, - Лера устало откинулась на спинку плетеного стула.
- Вы...- он неловко замялся.
- Нет, мы неженаты официально. - Лера продолжила недосказанное, словно читала его мысли, как когда-то, в их прежней жизни.- Арик не переваривает все эти обряды, раббанут. На Рождество собирались слетать в Прагу, зарегистрироваться, но врачи не советовали мне рисковать. Уже шел седьмой месяц, ты же понимаешь.
- Так Эла даже не на его фамилии? - он задохнулся от возмущения.
- Ну, да,  - она скомкала салфетку и посмотрела ему в глаза. На моей, точнее, на твоей фамилии - Эла Лернер. Звучит?
Он вспомнил, как они называли своих сыновей: Лёню в честь его отца, умершего таким молодым от гриппа, что он не успел даже понять, что значит - иметь отца. Давида - в честь Лериного деда. И оба раза ставили рядом имя и фамилию, произносили вслух: звучит? Она тогда ещё шутила:
- С такой фамилией любое имя звучит. И предлагала варианты:
- Иван Лернер. Василий Лернер. Виктор Лернер. И, действительно - все звучало.
- Да, звучит, - пробормотал он, обдумывая внезапно свалившееся на него известие.
-Эла Лернер, - медленно произнес он вслух,  пробуя на вкус это имя, перекатывая его во рту, как волна перекатывает мелкие камешки- голыши.
- Если тебе это мешает, - начала Лера, но остановил ее движением руки.
- Мне непонятно, как это не мешает твоему Арику, - он потёр виски, пытаюсь осмыслить ситуацию, но это ему  удавалось плохо.
И вдруг словно кто-то толкнул его сзади - не очень сильно, но весьма ощутимо.  Какое право есть у него осуждать кого-то? А он сам?  Они с Лиз так давно знакомы, да и  живут вместе тоже достаточно. Он переехал к ней сразу после их полета на Мальту. Вспомнился взгляд Полины Давыдовны,  куча сувениров, которые он выгрузил из чемодана прямо на кухонный стол и тишина... Звенящая тишина, от которой хотелось бежать. Он и  сбежал. Трусливо, не попрощавшись. Разрушил семью, не создав новую. Лиз ни разу даже не намекнула на то, что хотела бы узаконить их отношения. Ей было достаточно того, что они вместе. А он..? Не подумал, не посчитал это важным?
-Всё как у всех, - Лера сжала, разжала и вновь сжала кулак. Это был её знак, который прижился и в их компании ещё до свадьбы, и в их семье.
Так отвечала на привычный вопрос "как дела"  Наташа, которая убирала подъезд в родительском доме Леры. Она была карлица с крупным лицом, тугими кудрями красивого оттенка и с неуемным желанием поболтать. Лера наливала ей воду  в ведро и неизменно спрашивала:
- Как дела, Наташа?
Наташа сжимала и разжимала кулак и протяжно вздыхала:
- Всё, как у всех.
Она явно кокетничала, потому что у нее не могло быть "как у всех". Наташа была постоянной домработницей у Галины Мельниковой - красавицы-телеведущей, которую знали все - от мала до велика. А потому и себя Наташа относила к небожителям, смотрела на всех свысока, насколько это было возможно при ее росте. Свою хозяйку любила фанатично, жила у нее постоянно, считая своей лучшей подругой. У нее было пару подъездов, чтобы заработать лишнюю копейку и купить Галке подарок на день рождения или на праздник. Да, так она ее и называла - моя Галка. Свято веря, что и та считает ее своей лучшей подругой. Уже перед отъездом в Израиль до них дошел слух, что что-то случилось там, в этой квартире небожителей. Наташу выгнали на улицу и она спилась, превратившись в бомжиху, развлекавшую прохожих рассказами о своей прошлой жизни. О своей Галке.

Память вернула в Ташкент. Это было счастливое время. Счастливое, несмотря ни на что. Были маленькие дети, нормальная семья, хорошие отношения. Он не помнил между ними каких-либо серьезных разногласий, ссор или споров. Нет, они, наверняка, были. Просто он их не помнил. Совсем.
- Ладно, Лера, - он прервал затянувшееся молчание. - Тебе в любом случае виднее. Если хочешь продать квартиру - только скажи, можно не ждать, пока пройдут эти 10 лет.
- Я не спешу. Пока Эла маленькая, мне будет комфортно и в пристройке. Плюс ясельки рядом. Пока поднакоплю, присмотрюсь, что почём. А там будет видно. - Лера привычно полезла в сумку за помадой. Подкрасилась, как всегда, вслепую, без зеркальца. Он обратил внимание - исчезла та, ярко-алая помада. Она вернулась к прежней - перламутровой, светлорозовой, к цвету, который очень шёл ей, не добавляя годы.
- Ты прости, что я тебя вытащила, просто так хотелось посоветоваться, а сейчас, когда мамы нет, - она запнулась.
- Все в порядке, все нормально. - Марк сжал, разжал и снова сжал кулак.
- Все, как у всех, - тихо озвучила Лера.
К стоянке шли молча, каждый погруженный в свои мысли.
- Ты приезжай иногда, с Элой поиграешь, - и добавила:
- И Лизу бери с собой.
Он обнял её:
- Спасибо, Лера, приедем. И добавил:
-Целуй Элу. Все будет хорошо.
- Непременно, когда-нибудь, - она грустно улыбнулась.
Ему хотелось стереть с ее лица эту грустную улыбку, крикнуть, чтобы шел ко всем чертям этот Арик с его респектабельностью и его американским проектом. И что у нее есть Леон, Давид, Эла - маленькая рыжая богиня, но не сказал ничего.

Глава тринадцатая

И снова побежали дни и ночи, ночи и дни.
Он не удержался, рассказал Лизе об Арике, его проекте в Сан- Франциско. Ждал ее реакцию, но она, выслушав внимательно, ничего не ответила, продолжая копошиться в своем садике на балконе. Цветы в стильных кашпо  свисали разноцветными гроздьями и выглядели свежими и ухоженными,  несмотря на жару. Он заметил, что Лиза все свое свободное время проводит или за книгами, или с цветами. По-прежнему много времени она уделяла кухне, встречала разносолами мальчишек, но за столом больше молчала и почему-то совсем забросила виолончель.
- Лиз, ты так играть разучишься, - как-то пошутил он. Но, поймав ее растерянный взгляд, пожалел о сказанном и добавил примирительно:
- Скоро осень, ты вытащишь свой концертный свитер и откроешь сезон.
Она молча кивнула.

Как-то раз выбрался в бар с Борькой, не выдержал - рассказал ему про Леру, точнее, про Арика. Тот сочувственно кивал, а потом процедил:
- Есть такие люди, они просто не заморачиваются, плывут по течению и делают то, что удобно им. Сегодня и сейчас.  Подворачивается хорошее дело, перспективный бизнес, и не непонятно с кем, а с сыном. А потом - Силиконовая долина, покой, климат. Ни жары, ни ракет, ни борьбы за территории. И все вокруг говорят на английском.
- И все в белых штанах, - поддержал он шутливо.
- Нет, в белых штанах - это в Рио. А там... Черт их знает, может тоже в белых. Это была больная тема - Борькина мечта об Америке осталась мечтой. А это плохо, когда мечты не сбываются. Недаром на любом застолье у него был один тост: за сбычу мечт! Они с женой совсем неплохо устроились здесь, на святой земле, и жаловаться было грешно. Но...мечты должны сбываться, иначе - в чем смысл?
- А ты знаешь, -  Борька внезапно сменил  тему. - Я тебе никогда не говорил. Я был влюблен в твою Лерку ещё когда вы встречались.  Да-да, - он пригубил пиво. - И, по- моему, все об этом знали, кроме вас двоих.
- Но никто не донёс, - он ошеломленно смотрел на лучшего друга, о котором знал практически всё.
- Да, никто не донёс - подтвердил тот. - И длилось это долго, у вас уже Ленчик родился,  а все не отпускало.
- А потом?
- А потом я женился, - он сжал, разжал и снова сжал кулак.
- Ну, это я в курсе. Кстати, как там Ритка? Сто лет не виделись. Может, на  Суккот посидим у нас?

На Суккот собрались все: приехали Макс, Леон, Давид со своей девочкой, которая уже потихоньку начала понимать по- русски, Борька с Ритой и Сэм с Марой. Сидели на балконе. И все было, как раньше - много вина, хлеба, мяса и зелени. Но что-то мешало ему, сидело занозой и не давало радоваться. Он пригласил Леру, но та отказалась, сославшись на Элу - она не любит таскать ее на людные сборища. А ещё... ещё его тревожила Лиз.
Из теплой, живой и смешливой она на глазах превращалась в прежнюю Лиз - отстраненную и немного холодную.

Перед десертом Давид вдруг принес виолончель:
- Лиз, ты сыграешь? Так давно не слушали тебя. И я обещал Ярден.
Марк видел, что это не самая удачная идея - видел это по лицу Лиз, но Давид уже бережно вытаскивал инструмент, и уже раздались первые аплодисменты.
Она устроилась на своем пуфике,  склонила голову на плечо, взмахнула смычком - и полились густые медовые звуки Элегии Форе. И вдруг мелодия прервалась. Прервалась на середине фразы, словно полет птицы,сраженной какой-то неведомой силой. Это было настолько неожиданно для всех, но главное - это, судя по всему, было неожиданно для Лиз. Она пыталась продолжить, но смычок бессильно повис в воздухе. Макс выскочил из-за стола,  обнял, зашептал ей что-то на ухо и увел в квартиру. Давид тем временем занимался виолончелью.

- Концерт не состоится по техническим причинам, - объявил Марк и добавил с извиняющейся улыбкой :
- Давно не играла. И устала - столько наготовить. Я сейчас, - он кивнул Леону и Давиду, чтобы занялись чаем, и прошел в спальню. Лиза полусидела на кровати со стаканом кофе, рядом с ней  был Макс.
- Мне кажется, что давление упало - виновато улыбнулась Лиза. - Выпью кофе и все пройдет. - Ты иди к гостям, я полежу. Максик со мной побудет.

Сладкий стол был необыкновенный - и знаменитый Наполеон Лизы, и салат с орехами и виноградом, и  - гвоздь программы - зефир. Нежно розовый, он просто таял во рту. Это была первая проба, но настолько удачная, что гости просто пищали. Лишь Мара сидела с замороженным лицом, ковыряла ложечкой в салате, поданном в разноцветных креманочках, и не выражала общего восторга. Потом отозвала Марка в сторонку:
- Что с Лиз? - спросила чётко, без вступления.
- Устала, говорит, что давление упало.
- А тонометр у вас есть? - Мара работала главной медсестрой в крупном ребилитационном медицинском центре.
- Вроде был, - он пожал плечами.-  Не знаю. Если Лера не забрала.
- Поищи, а я пока пройду к Лизе, можно?
- Я посмотрю, если не спит, то, наверное, будет рада с тобой пообщаться, - он подмигнул, но Мара явно не разделяла его веселья.
Она зашла в спальню, попросила Макса выйти и плотно закрыла за собой дверь. Где-то минут через двадцать они вышли на балкон с Лиз, которую просто закидали комплиментами по поводу ее кулинарных способностей. Она растерянно улыбалась,  благодарила Ярден, суетившуюся вокруг нее - чай? кофе? Он общался с друзьями, но каждые несколько секунд ловил на себе ее взгляд  - очень сосредоточенный и непонимающий одновременно. Обычно у них засиживались далеко за полночь - травили байки, вспоминали студенческие годы и общих знакомых - кто?  с кем? где? Но сегодня всё было иначе. Да, ели - и торт, и зефир, и салат - хотелось непременно попробовать все; пили из большого  чайника зелёный чай. Никто не восхищался пиалушками с хлопковым орнаментом - все были свои и,несмотря на  годы жизни в Израиле, не понимали, как можно пить чай из типовой кружки за пять шекелей. Не ел только Макс. Он молчал, с тревогой поглядывая на Лизу, которая сидела рядом и поглаживал ее по руке. Она улыбалась ему в ответ какой-то новой для неё улыбкой - растерянной и короткой. Было только 11 вечера, когда Мара встала:
- А не засиделась ли вы, гости дорогие?
И Борька и Сэм вскочили разом, что было для них совсем нетипично, и суетливо  засобиралась, продолжая нахваливать хозяев, а особенно хозяйку. Ему было так приятно и тепло на душе - они опять вместе, Лизу приняли, ею восхищаются. Но не отпускала  лёгкая тревога, какая- то мысль, нет ! - тень мысли, которую ему никак не удавалось поймать за хвост, сформулировать четко.
Ещё с прошлой жизни у них было правило - гостей не провожали до двери, с гостями выходили на улицу и там ещё долго трепались, не в силах расстаться. Но сегодня Мара, оглядев всех взглядом полководца, скомандовала:
- Провожать не надо! Давид, Ярден! Вы с нами? Подкинем. Они единственные продолжали жить в Тель-Авиве. Леня, Максим! Вам сегодня не добраться, поздно, останетесь? Мальчишки послушно закивали.
- Тут все убрать-собрать,  по холодильникам разложить. Наполеон можно заморозить - будет мороженое. Ну, вроде всё.
Такая была Мара - ещё с юности, но Сэм прекрасно с ней уживался и шутил иногда :
- Ну, какая из неё медсестра?  Ей бы генералом быть или, на худой конец, заведующей больницы.
Компания  дружно ввалилась в лифт, а уже через пару минут зазвонил телефон:
- Маруся, я по-моему у вас на балконе шарфик оставила, глянь. - Мара любила называть его самыми разными именами.
- Гляну, - он прошел на балкон. -  Вижу тут какой-то розовый, в разводах.
- Розовый! Это фуксия, кишлак! Но если в разводах, значит, мой, -  тон Мары мгновенно стал просительным. -  Слушай,Марсик, сделай доброе дело, спусти мне его, плиииз, а то опять подниматься на вашу верхотуру...
- Конечно, нет проблем.
Было общеизвестно, что Мара не любит лифты.  Помимо лифтов, она не любила самолёты и фоникулеры, уличных собак, сериалы, грибы и ещё массу вещей, совершенно не связанных друг с другом.
- У каждого человека могут и должны быть свои слабости, - с апломбом восклицала она. - А у женщины - тем более. Главное, чтобы они не мешали окружающим. Кому мешает,что я не люблю прыжки с парашютом?
- Никому, никому, - примирительно улыбался Сэм. - Главное, чтобы ты не любила парашютистов.
- А вот этого обещать не могу, - игриво отвечала Мара. Это была их домашняя шутка.
Сэм и Мара. Первая свадьба в их компании и, вопреки печальной статистике о ранних браках, - такая прекрасная пара, такая крепкая и правильная семья. Дружная, успешная, без шкафов и скелетов в этих самых шкафах. Сэм - спокойный, вальяжно-снисходительный, умеющий одним взглядом, одним словом потушить Мару - настоящий фонтан эмоций. Две дочки - Алекс и Даниэла.
Они жили на съемной квартире, не в силах расстаться с Тель-Авивом, этим сумасшедшим городом без передышки, который предлагал своим жителям и гостям всё, что может предложить большой город: музеи и театры, концерты и выставки, рестораны и уютные маленькие кафешки, в которых тебя знают по имени, и, конечно, море. Море, которое было в десяти минутах ходьбы от их дома.
- Вот выйдем на пенсию - купим что-нибудь маленькое, на периферии, - мечтал Сэм.
- Точно, - подхватывала Мара, - где-нибудь на севере. Говорят, там налог муниципальный не платят и, вообще - все дёшево.
Потянуть покупку хорошей квартиры в Тель-Авиве было сложно даже им, работающим по специальности уже годы.

Мара ждала его у лифта.
- Знаешь, - задумчиво начала она, накидывая на плечи шарфик. -  Ты последнее время ничего странного не заметил у Лизы? - она вопросительно заглянула ему в глаза и медленно продолжила:
- Тонометр ты не нашел. Пульс был нормальный, но какая-то вялость, слабость, и речь...мне  не очень понравилась речь. И ещё - она похудела где-то на размер, с того раза, когда мы виделись последний раз. А виделись мы не так уж и давно, на шив'е у Полины Давыдовны. -
Казалось, что Мара забыла о его существовании и говорила для себя. - Так ты ничего не заметил...необычного в последнее время? - она повторила свой вопрос.
- Да нет, он недоуменно пожал плечами.
- Так, что гадать, - перед ним снова была Мара-полководец.- Нужно прежде всего сдать анализы, и это вы сделаете завтра. Завтра утром, - уточнила она. И,  заметив его лицо, добавила:
- Марик, я ничего не утверждаю. Но провериться надо срочно. Чтоб ничего не упустить.

"Чтоб ничего не упустить, чтоб ничего не упустить", - это единственная мысль, которая крутилась у него в голове. С силой прижался лбом к прохладному зеркалу лифта в надежде  вернуться в то состояние, которое было у него всего каких-то десять минут назад. Но нет, тревога душным комком стояла в горле, не отпускала, не давала дышать. Он не хотел, чтобы Лиз и мальчишки видели его таким, опустошенным и потерянным, а потому, зайдя в квартиру, сразу проскользнул в душ. Долго стоял под тугими горячими струями, не думая ни о чем. Потихоньку отпускало.

Внезапно вспомнился душ в Ташкенте.  У них с Лерой была хорошая кооперативная трёшка, в благополучном районе, в центре, а вот такого напора горячей воды не было. А часто вообще перекрывали воду. Он внезапно пришел в себя. Лера! Надо позвонить Лере.Срочно! Она прекрасный врач в крупной больнице,и у нее куча знакомых - узких специалистов, с которыми она вместе  сдавала многочисленные экзамены. Накинув халат, он выскочил из душа. В доме было тихо. Леон ушел к себе, Макс заканчивал наводить порядок на балконе. На его вопрошающий взгляд кивнул:
- Пошла спать. Поздно уже.
 Он посмотрел на часы. Почти полпервого. Это же сколько он стоял в душе? Отключил мобильный с зарядки. Там было две новых эсэмэски.
Первая от Давида:
- Мы уже дома. Классно посидели. Ярден понравилось.Как Лиз?
Вторая от Леры:
- Позвони завтра утром часиков в 8.
Так, значит, Мара его опередила. И значит, всё это серьезно.
Он вышел на балкон, машинально заметив, как быстро мальчишки навели порядок. Обессиленно опустился в кресло. Макс выключил свет и сел рядом. Они долго молчали, пока Макс внезапно не прервал эту давящую тишину:
- У мамы большие неприятности на работе, - он помолчал, а потом, как прыгнул в воду. - Она запорола какой-то там финансовый отчёт. Настолько, что ее вызывали к главному.
Первым чувством была обида: как же так? Ничего не рассказала, не поделилась.
Но эту мысль тут же оттеснила другая; оттеснила куда-то далеко-далеко, сделав ее в мгновение такой неважной, никчёмной и нестоящей.
Лиз запорола отчёт...Это было невероятно, немыслимо. Просто нереально. Она опытный специалист с большим стажем, которая не просто знает своё дело. Она отдавалась своей работе. Иногда шутливо недоумевала:
- Удивительно, как человек, любящий ноты, может так  полюбить цифры?
Она достаточно легко нашла новую работу, мало того - ей дали прекрасные рекомендации с тель-авивской фирмы, хотя поначалу не хотели отпускать.
- Может, это из-за этого? - с надеждой спросил Макс. - Стресс, перенервничала, плюс устала.
Он не видел в темноте его глаз, но физически ощущал надежду в этих словах, надежду ребенка, который уговаривает сам себя, что с его мамой всё в порядке.
- Скорее всего, - выдохнул он. - Плюс жара эта не кончается. И наготовила столько - неделю будем доедать. Устала. Все будет нормально, Максик, - он назвал его так, как называла Лиза.- Давай, спокойной ночи.

А в голове пульсировала мысль, которую он чувствовал физически, как какое-то инородное тело: что первично - неудачный отчёт и Лизино состояние или наоборот? Вспомнил её  подавленное настроение последнее время,  сосредоточенный взгляд, направленный внутрь, словно она прислушивалась к чему-то там, внутри себя. Как он мог не сказать Маре? Как? Хотя, вроде, и ничего особенного: молчаливость, задумчивость, небольшая заторможенность. Но и раньше она не была вечным двигателем, или  болтушкой, которую не остановить. С ней было очень уютно и комфортно молчать. Он оценил эту ее способность с первых недель знакомства. Рядом с ней он отдыхал душой, впервые поняв, что такое возможно.
Он долго ворочался, не в силах заснуть. Смотрел на спокойно спящую Лизу, успокаивался, уговаривал себя, что ничего не произошло. Ничего и ничегошеньки. В конце концов, Мара только медсестра, она не врач и просто перегнула палку в своих предположениях. Ну, подумаешь, забыла пьесу, которую не играла уже так давно, потеряла форму. С кем не бывает. Он вспомнил, как мама привела его на уроки фортепиано, когда ему ещё не было семи лет. Учительница спросив, как его зовут, разразилась длинной речью о том, что музыка - это труд, усердный и каждодневный, что это длинный путь по бездорожью, а не прогулочка а парке. Он слушал, кивая головой, как китайский болванчик, а дома сказал маме, что он раздумал учиться музыке. Мама приняла это на удивление легко.

В начале третьего он встал попить. Налил холодного чаю, бросил пару кусочков льда и, увидев, что Макс ещё сидит на балконе, тихонько вернулся в спальню.

Глава четырнадцатая

Лера позвонила в полдевятого:
- Ну, ты где там? Спишь ещё?
- Почти, я действительно только проснулся. Долго не мог заснуть, - признался он. - А теперь...теперь я просто не знаю, что сказать Лиз.
- Дай-ка мне трубочку, я с ней поговорю.
Они говорили минут пять. Он с тревогой наблюдал через  балконное стекло. Вернее, говорила Лера. Лиза только слушала, хмурясь и изредка кивая.
Закончив беседу, постояла в оцепенении несколько секунд, а потом вышла на балкон.
- Лера хочет, чтобы мы приехали к ней сейчас.
- ОК, - кивнул он, одеваемся. Мальчишек будить не будем.
В машине молчали, а потом Лиза сказала:
- Ты знаешь, я стала забывать слова.
- Что?? - он резко выровнял машину. - На каком языке забывать?
- На обоих, - коротко ответила она.
Лера ждала их на улице с Элой.
- Значит так, - разъяснила она план действий. - Там рядом с больницей есть хороший парчок. Я взяла коляску, воду, фрукты и печенье. Все в багажнике. Погуляешь с Элой. Будет плакать - дашь соску. А мы подойдем к Ювалю Бар. Он хороший специалист и по случаю дежурит сегодня. Врачей мало - праздник, все в отпусках, - она пристегнула Элу к креслицу. - Поехали.
Тихая музыка наполнила салон машины, и он почувствовал, как проваливается в сон. Его разбудил голос  Леры:
- Если понадобятся какие-то анализы - сделаем сегодня.  Лаборатория работает в дежурном режиме.

Они с Элой долго гуляли в парке. Дождей ещё не было, и сухие пыльные листья, хранившие летнее тепло,  шуршали под колесами коляски. Потом они немного побегали втроём - он и Эла со своим сиреневым зайцем, которого она просто не выпускала из рук. Он следил за девочкой и мечтал: вот сейчас они выйдут - две любимые женщины его жизни - Лера и Лиз. Обе дорогие ему, каждая по-своему. Выйдут, улыбаясь, жуя на ходу что-то  купленное в больничном буфете, и всё пойдёт, как всегда. Все как у всех.
Когда они наконец-то вышли, то по лицу Леры он понял: как всегда уже не будет.


А дальше все закрутилось, завертелось: те пару бумажек, с которыми Лера вышла от доктора Бара, превратились в целую стопку направлений, которые они с Лиз получили от семейного врача в их поликлинике. Марк очень доверял этой пожилой румынке, говорившей вполголоса, сухо и  безэмоционально. О ней ходила молва, как о высококлассном диагносте, которая может поведать многое ещё до того, как придут результаты анализов. А анализов было много - от будничных и рутинных, которые делались в поликлинике, и до сложных, для которых надо было ехать в больницу.
Он позвонил Лере, и та пообещала устроить очередь к ведущему невропатологу страны, который жил на две страны и сейчас находился в Лондоне.
- Он приезжает через две недели  - деловито сообщила Лера. - Но к нему есть смысл идти уже с результатами анализов на руках.- Она задумалась на мгновение. - Сразу после праздников придёте ко мне. Сделаем MRI.Направление есть?
Направление было, и когда он спросил у врача, для чего нужен этот анализ, она покачала головой и прошелестела, не вдаваясь в подробности:
- Чтобы исключить.

Боже! Что они должны исключать у его Лизы? Зачем? Она работает, у нее ничего не болит, она ни на что не жалуется. Слабость? Так это просто жара. Мало пьет, наверняка, вот давление и упало. Запорола отчёт на работе? Ещё бы. Она безотказная, на нее повесили так много всего, что не выдержала. Это может случиться абсолютно с каждым. Не доиграла Элегию? Да, давно не брала в руки виолончель, подзабыла и, кроме того, она же не робот - накрыть такой стол и ещё играть...нет увольте. Это уже чересчур.
И вдруг физически реально обожгло воспоминание: когда это было? Совсем недавно, перед праздниками. Он обратил внимание на сухую землю в многочисленных горшках и горшочках у них на балконе.  Спросил у Лизы, которая читала в спальне: типа, так надо? Она отозвалась незамедлительно:
- Ой, забыла, ты не сможешь полить? Лейка в шкафчике внизу.
Да, лейка действительно была на нижней полке шкафчика, в котором у них хранились всё, что нужно для ухода за их садиком. Большая канистра, в которой Лиз отстаивала водопроводную воду для полива, была пуста. Он наполнил ее, полив цветы обычной водой, рассудив, что из двух зол выбирают меньшее. Лизе ничего не сказал, не спросил. Если честно, вообще не придал  этому значения. И только сейчас безуспешно пытался вспомнить, когда последний раз Лиз копошилась в их садике, за которым она так старательно ухаживала все это время. Вспомнить не удалось.
- И ещё, - голос Леры вернул его к реальности. - Пусть Лиза возьмёт больничный.
- Она и так дома. Их компания не работает на Суккот.
- Я имею в виду после праздников. Так, на недельку - полторы. Я поговорю с доктором, она даст. Пусть  отдохнёт, расслабится. Сходите в кино, театр. Вечером спускайтесь с этой верхотуры, прогуляйтесь по набережной. Ей нужны эмоции.
Он тупо слушал, как его прежняя жена даёт ему советы по поводу организации досуга для его нынешней жены и чувствовал, что сходит с ума.
- Да, и тебе неплохо бы отдохнуть, набраться сил, - она замялась, понимая, что сказала лишнее. - Пока. Позвоню, когда будет очередь на MRI.

MRI  сделали быстро, в первый же день после праздника,  и ответ получили тоже быстро.
Лера позвонила и выдохнула:
- Слава Богу, не моя больная.
Все остальные анализы поставили в тупик всех врачей, включая светило, который вернулся из Лондона и незамедлительно принял Лизу. На приеме они были втроём, хотя Макс тоже рвался приехать, но Лера строго ему отказала, добавив:
- Ты все будешь знать от меня, во всех подробностях. Жди звонка.
 Он и ждал, сидя на лекциях,  ежеминутно проверяя мобильный.
Лера не обманула. Она набрала Макса, как только они вышли из кабинета крупнейшего  невропатолога страны. Вышли без диагноза. А значит, и без однозначного лечения, которое могло бы обратить ситуацию вспять. То, что было у Лиз, не вписывалось в рамки привычных болезней, таких, как деменция или Альцгеймер. А, впрочем, если бы и вписывалось...
- Лечения этих заболеваний на сегодня не существует, - объявил профессор. - Так, поддерживающая терапия...витаминчики проколоть можно, - он с сожалением посмотрел на Леру, которая осталась в кабинете, выпроводив Марка и Лизу. - Кто она тебе? - полюбопытствовал он. - Сестра? Вряд ли. Подруга?
- Подруга, - машинально ответила Лера, не зная, что сказать Марку и Максу.

Тогда он окончательно убедился, что такое настоящие друзья. Далёкие от медицины, все, кроме Мары, они находили новых и новых специалистов. Подключили дядю Шурика, который был врачом в Бостоне, выслали ему всю историю болезни со всеми результатами многочисленных анализов.  Но не складывался пазл, не становилась понятнее картина. Это было что-то, от чего врачи разводят руками и многозначительно переглядываются. Нет диагноза. Нет лечения. Необратимый процесс. Рита, увлекающаяся эзотерикой, нашла какого-то целителя, который обещал всё, что только можно обещать за хорошие деньги.
- Ну-с, и что у нас? - спросил он, усадив Лиз в кресло в шикарно обставленном кабинете  в северном Тель- Авиве.
Он понял, что это  всё, тупик. Лишь присутствие Риты помешало ему высказать всё, что он думает об этом целителе и его методах. Но деньги уже были заплачены молодой секретарше, и он, перехватив взгляд Риты, бузучастно наблюдал, как этот врачеватель водит руками у Лизы над головой. Это была последняя соломинка, за которую можно было схватиться. Но она оказалась даже не соломинкой, а так...очередной мираж, ещё одна бесполезная попытка что- то изменить, сдвинуть с мёртвой точки.

После Нового года Лиз уволили с работы. Ей дали хорошее выходное пособие, и главный лично разговаривал с Марком, объяснив ему ситуацию, при которой присутствие Лиз на работе нежелательно. Так и сказал - "нежелательно" вместо  "невозможно" или "нецелесообразно".  Как будто ему надо было что-то объяснять.

В феврале Эле исполнялось два года. Арик прислал хороший подарок - перечислил неплохую сумму Лере на счет. Она сообщила ему об этом по телефону очень спокойно и отстраненно, а потом вдруг с горечью произнесла:
- Даже не попросил прислать ее фотографию. Представляешь?
Нет, он не представлял. Он теперь многого не представлял: как в Израиле, стране с таким уровнем медицины, не могут элементарно поставить диагноз. Он не представлял с каким мужеством будут вести себя родители Лизы. Он не представлял, что будет теперь сам, в одиночку, ухаживать за садиком Лизы, стремясь сохранить его в том же ухоженном состоянии, каким он был, когда она ещё в состоянии была копошиться там, поливая, удобряя, высаживая и подстригся.
 Иногда на выходные, когда приезжали Давид с Ярден, эта смуглая девочка с неожиданно светлыми глазами с удовольствием копалась в садике,  и со стороны казалось, что она разговаривает с цветами.
- Ярден выросла в кибуце, на земле, - объяснил Давид. Любит это и разбирается.
- Да, конечно, - он не был против.
- Да, конечно, -  так же коротко ответил он Лере, которая сообщила, что на день рождения Элы они хотят к ним приехать. Долго сидел на балконе, глядя в никуда, вспоминал, как Лиза полтора года назад купила тогда ещё крошечной девчушке белое платье с салатовыми оборками и сиреневого зайца, с которым Эла была неразлучна по сей день.

Был шабат, теплый солнечный денёк, такой типичный для израильской зимы. Сидели на балконе - Леон, Давид с Ярден, Макс,  Лера с Элой. Заказали пиццу, купили торт, начистили клубники. Заварили чай. Лиз сидела со всеми в своем любимом кресле, ещё том, с ее первой квартиры- в Израиле.  Она мало изменилась, может похудела ещё на пару кило, и стала очень мало говорить. Элу тянуло к ней, как магнитом, она обнимала колени Лизы, укутанные пледом, и что-то увлеченно ей рассказывала, протягивая сиреневого зайца. Лиза заинтересованно кивала, улыбалась и нежно перебирала рыжие кудри малышки.
Казалось, им двоим был не нужен кто-то третий.

Давид зашёл в квартиру и вернулся с гитарой:
-Какой же день рождения и без музыки? - Эта первая, простенькая и дешёвая гитара, купленная ещё в седьмом классе, так и осталась в его комнате .
Он не пел, просто играл знакомые и любимые всеми песни: Yesterday, Let it be, Because, Once to the way... Марк обеспокоенно оглянулся на Лизу - она плакала, не вытирая слез, а притихшая Эла в недоумении смотрела на нее и настойчиво пихала ей в руки своего сиреневого зайца.

Лера позвонила на следующий день:
- Марк, послушай, так больше продолжаться не может. Надо искать помощницу в дом, которая будет с Лизой весь день. Ее больше нельзя оставлять одну, - она выдохнула эту фразы на одном дыхании, помолчала и добавила:
- Можешь мне поверить. Я постараюсь найти кого-то. - И добавила тоном, не терпящим возражений:
- С марта я беру полсуммы выплаты машканты на себя. И не спорь.
Он не спорил. Во-первых, знал Леру - с ней спорить было бесполезно абсолютно. Во
 -вторых, он представлял, во сколько обойдется содержание в доме помощницы по уходу. В - третьих - работа. Он не мог, не имел право потерять это место. Да, его главный знал и понимал, что происходит у него дома и перебросил его на другой участок - работу со свободным графиком. Это было падение в зарплате и ощутимое. Это было понижение в должности. В должности, к которой он карабкался все эти годы.  Но он также понимал, что невозможно сохранить прежнюю зарплату и прежнюю должность в этом новом режиме его существования с бесконечным  посещением  врачей и клиник. И был очень благодарен главному, который оставил его в компании.
Помощницу Лера прислала через день. Судя по всему, она была бывшая медсестра, человек, знающий свое дело, которой и объяснять было не нужно ничего. И с оплатой договорились. Она деловито прошла на кухню, спросила, где блендер.
- Зачем? - растерялся он.
- А затем, что пища должна быть полужидкой. Посмотрите на неё - кожа да кости. Он видел, что Лиз ест мало последние пару недель - клюет, а не ест, но это не пришло ему в голову. Блендер.
- У нас есть миксер, - начал он.
- Не то, - отрезала Хани.
И добавила, посмотрев строго:
- Не то.
Он купил блендер. Он готов был перевернуть мир, достать звёзды с неба, чтобы хотя бы затормозить процесс. Процесс, который один из профессоров четко назвал "необратимым".
Хани оказалась супер специалистом: она готовила, прогуливала Лиз на балконе, помогала ей с купанием,расчесывала ее кудри,читала и много разговаривала. Они вместе смотрели веселые комедии.
На какой-то момент ему показалось , что что- то сдвинулось с места: Лиз немного набрала вес, чаще улыбалась, односложно отвечала, кивая головой. Он понимал, что чуда ждать не приходится, но упрямо надеялся на это чудо.
 
Установилась приятная весенняя погода, и они каждые выходные проводили на море, сидя в шезлонгах, наблюдая, как пляшут волны. Только той белой цапли, смелостью которой они восхищались в Тель-Авиве, не было на этом побережье.

Друзья звонили часто: и Борька с Сэмом - его первый круг, и Шурик с Димоном, и Мишаня. Он не приглашал их в гости, каким-то шестым чувством понимая, что Лизе в ее положении не будет приятно чьё-либо общество или даже краткое присутствие. Ее мир замкнулся на нем и Хани. Раз в неделю на два дня приезжал Макс, иногда привозя Майю и Пашу - родителей Лиз. Он с первого раза  называл их  просто по именам, без всяких отчеств, принятых в той жизни.
Майя сразу шла на кухню - пыталась наготовить побольше, разложить по баночкам- коробочкам и заморозить. Он был ей очень благодарен за эту помощь. Повар из него был никакой - все окружающие его женщины готовили хорошо - и мама, и Полина Давыдовна, и Лера, и Лиз. Паша приезжал не всегда, он маялся, не зная, куда себя деть, и чувствовалось , что эти визиты даются ему нелегко.

Раз в месяц  Лера привозила частным образом врача- невропатолога. Это не был светило или профессор.
- Он просто сильный врач-пратик,- так охарактеризовала его Лера. - Грамотный и крепкий специалист.
Но и этот грамотный специалист,  поверхностно осмотрев Лизу, удалялся с Лерой в кабинет - для переговоров и обсуждений, не предлагая ничего конкретного. Как-то, увидев виолончель, поинтересовался: чья? Получив ответ, спросил, если в доме диски с виолончельным репертуаром.
- Наверняка,  - ответил Марк, надо поискать.
- Вот и поищите, поищите.  Ставьте ей утречком и к  вечеру.И вообще, когда захочет. Это не пожелание, - добавил он с нажимом. Это убедительные рекомендации.

И диски нашлись - в комнате у Давида почему-то,  и старый Sony, работал прекрасно. Хани объяснили - что к чему, и она долго сокрушалась, как сама не подумала об этом. Квартира наполнилась звуками - протяжно и неспешно рассказывала что-то  виолончель - любимый инструмент Лизы, только играла уже не она. Первое время она оживлялась при звуке любимых произведений - это было ни с чем не сравнимое ощущение, словно приоткрывалась дверь в темную комнату и там, в кромешной тьме зажигали крошечный фонарик. Но это было вначале. А потом дверь захлопнулась, четко разделив свет и тьму , в которой осталась его Лиз. Тьму, из которой уже не было выхода.
Он понял это на Песах, когда снова собрались у них на балконе: Майя с Пашей, Давид с Ярден, Леон и Макс. Лера была с Элой, которая со своего дня рождения вытянулась, похудела и повзрослела.
Он смотрел на неё с лёгкой грустью, физически ощущая, как бежит время.Вспоминая слова Леры:
- Чужие дети растут быстро.
Она не была для него чужой, эта рыжая кареглазая девочка, так напоминающая ему его маму.
- Поздоровайся, Эла, - Лера легонько подтолкнула девочку к Лиз, сидящей в кресле. - Скажи - привет, Лиз, с праздником.
- Привет, Лиз, с праздником, - послушно повторила малышка подойдя к креслу, но сохраняя дистанцию. Она уже не лепетала, как пару месяцев назад, а говорила чистенько, почти, как взрослая.
Он вспомнил, как совсем недавно Эла не отходила от Лиз, ложилась ей на колени, и они общались на своем языке.
Сегодня всё было иначе. Не подошла, не обняла, стояла неподвижно и настороженно, видимо, понимая каким-то особым чутьём, что дверь запечатана намертво и не пробиться ей, не просочиться в эту тьму, которая окончательно поглотила Лизу.
Чай пили в салоне - на балконе было свежо и ветренно. И на столе, как всегда, был огромный чайник и пиалушки с узором из хлопка - сервиз, который чудом не разбился в багаже. И был любимый мармелад Лизы, продающийся в праздничной коробке, и клубника, которую здесь, в Израиле, ели без сахара, и пасхальное печенье из мацовой муки с арахисовой присыпкой.

К концу вечера, когда все дружно засобирались домой, Эла бочком подошла к Лизе и положила ей на колени своего сиреневого зайца. Лиза на него даже не взглянула.

А потом валом посыпались события, нарушившие их образ жизни.
Прежде всего, Хани объявила, что уходит. А вернее, улетает в Канаду. Дочь родила девочку, и разница между внучками меньше, чем два года.
- Надо помочь, не справляется она там с двумя малышками, - вздохнула Хани, пряча глаза.
А ему стало нестерпимо стыдно за то, что он ни разу не поинтересовался жизнью Хани, ее семьёй, детьми. Воспринимал ее только в связке с Лиз - строгую, толковую, ответственную и порядочную, ту, на которую можно всегда положиться.
- Когда? - потеряно спросил он, понимая, что второй такой Хани не будет.
- В конце мая. Уже билет есть. За месяц найдете кого-нибудь.

Через несколько дней был визит невропатолога. Проверка была непривычно долгой и такими же  долгими были его  переговоры с Лерой в кабинете.
Дал адрес общественной организации и велел взять оттуда инвалидное кресло.
- Вы гуляете с ней? -  спросил коротко, каким-то новым, непривычным тоном.
- Только по балкону. Держим ее с двух сторон, а она тянет ноги, ленится.
- Да не ленится она, не ленится, - он замолчал, обдумывая что-то и глядя на Леру.
- Марик, доктор считает, что... - Лера замялась. - В общем, Лиз надо оформить  в специальное заведение. Там уход, врачи. Ты не справишься, - добавила она решительно. Ее больше нельзя держать на обычном питании. Практически нет глотательный функции.
- Что значит нет?
- Ее надо кормить через зонд. Желудочный зонд, - доктор жестом показал, что он имеет в виду и добавил:
- Таких больных дома не держат.
Он вопросительно взглянул на Леру, которая отвела взгляд.
- Я никуда её не отдам. Она будет здесь...до конца, - произнес он тихо. - До конца.

К ним переехала Майя, но по всему было видно, что это начало конца. Он работал, разъезжал по объектам от Хайфы до  Ашдода. Отвечал на звонки и, вроде, сохранял полное спокойствие. Резко отшил Мару, которая предложила ему устроить Лиз к себе, в тель-авивский центр реабилитации.  Отказал резко и грубо. Бросил трубку. Потом звонил Сэму извиняться.
- Ты что, брат, - невнятно бормотал Сэм. Все в порядке, просто Мара хотела, как лучше для тебя.
- Мне  не будет лучше. А Лиз уже все равно.
Вечером включал  кондиционер на 20°, садился в кабинете, так любовно обставленным Лизой, и слушал диски с записями виолончельной музыки. Майя не заходила, не мешала. Старалась быть незаметной, понимая его состояние, хотя сама держалась из последних сил.
А он вспоминал маленький домик в Ташкенте, в котором прошло его детство. Домик без горячей воды, с печкой, которую топили углем. Частые перебои электричества и свечку, которую мама ставила на блюдце, слегка растопив ее кончик, тот, который без фитилька. Она горела ровно, и пламя ее напоминало острое лезвие маленького ножика. А цвет... он никак не мог понять, сколько цветов было намешано в этом крошечном пламени, которое освещало только их круглый стол в центре большой комнаты. Тогда они не знали слова "салон". По углам комнаты дремала ночь, страшно шевелились тени, но здесь, за столом, было так светло и уютно. А потом...потом свеча выгорала, становилась из высокой и стройной маленькой, бесформенной, обрастала  застывшими слезами из воска, пока, наконец, ее пламя ещё какое-то время пыталось выжить на поверхности маленького воскового озера, наполнившего старенькое блюдечко с отбитым краем. А потом пламя гасло.
Вот так догорала Лиза. Медленно, постепенно и необратимо. Как та свеча на круглом столе, покрытом бархатной скатертью с длинными- длинными кистями.

-Она умерла в октябре, до первых дождей. Короткий период, который можно назвать израильской  "осенью". Когда уже так прохладны вечера и так красочны закаты. Когда ещё очень тепло днём, но это уже другое тепло - с нотками грусти и привкусом приближающейся зимы - ветренной, серой и дождливой. И именно это тепло вспоминается длинными вечерами, когда гнутся от ветра пальмы, когда, как раненый зверь, стонет море, которого не видно за пеленой дождя. Это тепло, которое остаётся в душе до весны и помогает пережить промозглую зиму. Это то тепло, которое оставила после себя Лиза.

Эпилог.

Эла перешла во второй класс. Потемнели ее рыжие кудри, стянутые резиночкой на макушке, и ниспадающие каштановым водопадом на спину. Она прекрасно рисует и занимается по классу скрипки. Тонкая, впечатлительная с совершенно недетским  задумчивым взглядом.
Лера, наконец, получила должность завотделением.
Работает много, печатает научные статьи, часто едет на конференции.
Леон закончил Технион, работает в Герцлии в солидной фирме. Он переехал в нетанийскую квартиру и пока живёт с Лерой и Элой. Успешный, устроенный, надёжное плечо, обожающий сестрёнку и остающийся с ней, когда Лера в отъезде.
Вернулись из Сан- Франциско Оснат с Натаном. Что-то не так пошло в их бизнесе. Вернулись в большой дом в Раанане  и очень скоро дали понять Лере, что заинтересованы в сдаче флигелька. Арье остался в Америке, обаял какую-то весьма состоятельную даму, женился и живёт в Сан-Диего  в большом доме с бассейном.
Они оба - Лера и Марк пришли к тому, что квартирный вопрос надо решать. Ей с Элой уже было тесно в крошечной пристройке, а ему невыносимо одному в такой огромной квартире.
Они опять встретились с Дарьей для заключения договора и перевода квартиры на Леру. Половину стоимости она перевела на его имя. Он не хочет покидать Нетанию, живёт в крошечной двушке
на съёме, присматривается, мечтает купить что-то недалеко от моря.
Давид с Ярден по-прежнему вместе. Он преподает в музыкальных школах, мечтает об открытии студии звукозаписи.
Макс с ними очень близок, собирается перебраться в Тель-Авив, и  они вместе готовятся замутить какой-то грандиозный проект.
Майя с Пашей очень сдали, он навещает их  редко, но часто звонит.
У Сэма и Мары родилась внучка. Назвали Соль. Солнышко. Они счастливы безмерно.
Шурик с женой переехали в Америку, в Бостон. Борькин единственный сын уехал в Канаду, а вскоре они разошлись с Ритой. Ее увлечение эзотерикой, медитациями, нумерологией привело ее в круг людей, с которыми она проводила все своё время, а потом сообщила, что все они уезжают в какое-то поселение на севере.
- Секта, - с грустной улыбкой сообщил Борька и добавил:
- Нельзя жить во лжи. Да и зачем?

По шабатам он иногда забирает Элу -  погулять по морю,  съездить в парк или в Сафари, покататься на велосипедах. Он любит общаться с этой девочкой, такой рассудительной и немногословной и в то же время  - лёгкой в общении. Такой, как была его мама.
Иногда Лера собирает всех у себя, и он с радостью отмечает, что садик Лизы по-прежнему ухожен и радует цветами в любое время года.
Торшер и виолончель так и стоят в кабинете. Он обещал забрать их, когда купит квартиру.
- Пусть стоят, не мешают, - кивнула Лера.

В последнюю пятницу месяца они встречаются с Борькой - посидеть, выпить пиво или поесть суши.
- Как дела, брат? - улыбается Борька, похлопывая его по плечу.
Он сжимает, разжимает и снова сжимает пальцы в кулак.
Все, как у всех.
Как у всех.

© Лемешева Ирина.
06-07 2020