Птица залётная

             Лето заглянуло в окошко весны, обдав посёлок теплым парным рассветом. Длинная очередь облаков толпилась у горизонта, желая получить билет на премьеру в театр теней. Я вышел на улицу. Шнуры дорог привязали посёлок к каменистому берегу пролива. Я окунул взгляд в прохладную тёмную воду и, поёжившись, пошёл к своему дружку Женьке, жившему на конце улицы. Я, обернувшись, поглядел на пятиэтажку, единственную в посёлке, окружённую старыми бараками, и пошёл по дороге, покрытой бородавками камней. Проходя мимо магазина, я увидел милое создание. Глаза девушки облили меня холодной синевой. Моя душа оцепенела. Я остановился. Мой взгляд прилип к её изящной фигуре, как муха к липучке. Она скрылась за углом, в маленьких следах своих чудесных ножек, как в блюдечках,  унеся мой покой. Я бросился следом за ней, но она будто растаяла в синеве, настоянной на еловых ветках. Одинаковые серые бараки хмуро глядели на меня. За бараками серой облезлой цепью тянулись деревянные дома. Я, немного постояв, пошёл быстрым шагом к Женьке.
Он жил в небольшом деревянном доме, обшитым рубероидом. Свежеокрашенные наличники и двери, оживляли фасад дома. Я открыл калитку и вошёл во двор. На крыльце с тазиком настиранного белья показалась Варвара Игнатьевна, мать Женьки.
- Лёшка, ты, что к Женьке пришёл в такую рань? Он спит ещё. Ты его не тревожь, пусть хоть в выходные выспится.
- Ладно, пусть спит,- сказал я с досадой.
Я спустился к проливу и стал глядеть вдаль. Перед глазами поплыла Синеглазка в синей джинсовой юбке и пёстром блузоне. Каштановые волосы, в которых путались золотые нити солнца, спадали ниже плеч. Она глядела на меня васильковыми глазами и лукаво улыбалась. Я пытался отмахнуться от неё, как от назойливой мухи, но она вновь появлялась, и сердце сжималось ещё больше. Лёгкую пыльцу грусти с моей души собрал прибежавший ветер и рассыпал, не пройдя и трёх метров. Я тщетно пытался освободиться от тоски, накрывшей меня волной. Солнце поднялось над проливом и, пощекотав сопки, прыгнуло в небо. Тишина принесла мне стук шагов, я обернулся и увидел Женьку. Он весело крикнул мне:
- Привет охотнику за русалками!
- Привет. В мои сети давно не попадаются русалки. Видишь, сети мои пустые, а сам я разбит васильковым взглядом. Ты не знаешь, к кому приехала красавица с синими глазами?- спросил я.
- Да она к Семёновым приехала на каникулы вместе с Катькой. Она с ней  в медицинском университете учится.
- Ты знаешь, она мою душу так зацепила, не передать! Не о чём думать не могу. Вот с тобой говорю, на тебя смотрю, а она перед глазами.
- А ты включи вентилятор, пусть душа проветрится, вон девок сколько! Уж и глаза не едят. А её забудь, она птица залётная. Выбросит  тоску в пролив и уедет.
-  Всё равно я с ней обязательно познакомлюсь,- твёрдо сказал я и, поднявшись, направился к пятиэтажке.
           Ветер полоскал в проливе рубаху небес. Ольха, надев серёжки, выскочила к дороге, да так и замерла в ожидании чуда. Я дошёл до  дома, сел на лавочку и стал ждать, когда Синеглазка выйдет из дома. Время бросало минуты, как камни в мою душу, всё невыносимее становилось ожидание. Наконец, она вышла из подъезда с Катериной. Я бросился к девчатам наперерез.
- Привет, Катерина, познакомь меня со своей спутницей,- сказал я, преградив девушкам дорогу.
Катерина хмуро посмотрела на меня, с её  губ сползла улыбка, озёра глаз покрылись тиной грусти.
- Сон  я, Соня, Софья,- певуче сказала девушка, протянув мне маленькую нежную ручку.
- Алексей, - бодро сказал я, и поцеловал её руку.
Я глядел в её глаза и всё больше погружался в их глубину.
- Сон, не исчезай. Ты моя чудесная птица, залетев в мою клетку души, ты в ней поселилась надолго,- почти шёпотом сказал я.
Она рассмеялась, показав ряд ровных белоснежных зубов.
- Так уж и надолго. Я хоть и птица, да птица вольная. Что мне твоя клетка! Я птица залётная, погощу и улечу, а ты ищи себе курицу, в свой  курятник, которая птенцов тебе выведет, да обхаживать будет. Кать, пойдём.
Она потянула Катерину за рукав, и они пошли.  Я стоял будто каменный с убитой душой и раненым сердцем.
- Ведьма,- проронил я, и направился к магазину.
Купив две бутылки водки, я поспешил домой. Придя, я позвонил Женьке.
- Жень, приди поминать будем.
- Кого?- не понял Женька.
- Душу мою. Она убила её.
- Да кто убил?
- Софья, птица залётная, не пожалев, заклевала насмерть.
- И вправду зацепила она тебя. Ладно, сейчас буду,- сказал Женька.
Я стал собирать на стол. Порезал колбаску, достал банку шпротов, открыл маринованные огурчики, подогрел борщ. На стол поставил две тарелки и рюмки, и стал ждать. Ждать пришлось недолго. Вскоре в дверях показался Женька.
- Лёшка, что ты скис, как вчерашний суп с курицей.
- Кстати про курицу. Софья мне посоветовала в свой курятник курицу привести,  а птица волю любит. Вот так.
- Да пусть летит.
- Я её из ружья подстрелю.
- А ты клетку души то открой, может она и вылетит, а не вылетит, тогда стреляй. Только разве рука поднимется  в душу себе стрелять!
- Вот то-то и оно. Садись, выпьем.
Женька прошел в кухню.
- Слушай, а где твои предки?
- Да к отцовой сестре поехали, у той со здоровьем проблемы, наверно до осени не доживёт.
Мы сели за стол, выпили по рюмке, потом ещё по одной. Незаметно мы осушили две бутылки, я уснул за столом, и даже не слышал, как Женька ушёл домой.
Проснувшись, я осмотрел кухню мутным взглядом. В окно, сквозь сиреневый туман штор текло небо. На столе лежала опрокинутая рюмка, немытые тарелки просились в раковину.  Я застонал и, руками взявшись за голову, пошёл в комнату и лёг на кровать. Мне было так плохо, что хотелось выть и ни о чём не хотелось думать. Ближе к обеду ко мне пришёл Женька.
- Что валяешься! Вставай, сейчас по грамульке выпьем, легче станет.
- Нет, я не хочу. Меня так мутит, мочи нет.
- Давай, вставай, выпей рюмку, первую протолкнёшь, а вторая сама пойдёт, не пойдёт, а побежит!
Я, морщась, поднялся и поплёлся на кухню. Мы выпили вначале по одной, потом ещё, потом я дал денег и послал Женьку за бутылкой. Пьяное время лежало у меня под ногами. Я его не замечал. Наступая на него, не слышал его тихих стонов, его ночного крика. Оно било в моё сердце как в бубен, а я не слышал его. Я перепрыгнул выходные дни и, подняв тяжёлую голову потащился на работу.
- Ты что такой хмурый, случилось что?- спросил меня механик.
- Всё в порядке,- ответил я.
- Алексей, ты когда пьёшь,  края не теряй из вида, а то ведь и в стакане утонуть можно,- строго сказал дядя Михаил наш старейший водитель.
- В рейс сегодня не поедешь, вон лучше с машиной повозись, а то вид у тебя, глянешь – плакать хочется,- покачав головой, сказал механик.
Из двери выпорхнула Маринка - наш диспетчер, и обдав меня жарким взглядом, прошла в кабинет. Кое-как размотав день, я засобирался домой.
- Алексей!- окликнула меня Марина. – Ты, говорят, журавушку поймать пытаешься, а не лучше ли синица в руках. Я тебя утешу, вылечу, заботиться о тебе буду, а журавушка пусть летит, ей твоя клетка ни к чему, ей хоромы подавай.
- Ладно, я подумаю,- улыбнувшись, сказал я.
«А что, девчонка хорошая, серьёзная, да и ко мне хорошо относится, а Софья что? Софья - птица залётная, сон, однажды проснёшься, а её нет.  Как-то быстро я нахлебался этой любви, насытился вдоволь, хотя можно ли насытиться любовью? А может это и не любовь, а так! Красивую картину хотел иметь, а денег не хватило. А что картина? На картину можно только любоваться, у неё души нет, а душа к душе тепло копит», подумал я, и так мне легко стало. Улыбка слетела с моих губ и полетела вслед за Маринкой.