вечерний сад...

вечерний сад
вечерняя заря,
печку летнюю растоплю,
на плиту – чайник, прокопчённый насквозь,
большой и чёрный от сажи,
язычки пламени,
солнышко над горой,
а рядом со мной и вокруг,
и по всему саду – ветерок-дуновение,
с утра и до полудня холодный,
а теперь потеплел,
согрелся,
да и нас всех, кто в саду, согрел:
всяческие растения, стремящиеся к небу и цветущие,
всяческие ползающие, прыгающие, летающие существа,
Земля, Вода, Небо;
а Огонь?
огонь-огонёк, скромный, уютный,
в печке гуляет,
пробегает по углям и в углях,
выглянет наружу и опять в печку;
тихо…
но это -  точильненская тишина,
особая,
в ней полно природный шумов, шорохов, шелестов,
скрипов, призвуков, шептаний, молений, порхания и пения,
щебетанья и неявных, коротких, в два-три такта, мелодий,
в ней много слушания…
и вся эта звучность и есть точильненская тишина,
потому что её слышишь, когда слушаешь,
а учиться слушать и слышать – трудное искусство
и совсем лишено обыденности…
и только под вечер,
когда необходимое и суетное уходит,
или просто отодвигаешь его в сторонку,
когда чист телом и душой,
как новорожденный,
впитываешь в себя
природные тела, формы и массы,
запахи и вкусы,
и в этот вечер, обычный вечер,
в какое-то мгновение моё «я» перестаёт существовать
и растаивает, развоплощается во все окружающие
природные сущности:
огонь в печке,
пряно-горький, «чайный» вкус дыма,
потому что топлю я высушенным ивовым корьём;
кусты калины, которые нависли над плитой;
некоторые листья обжигает печной жар,
они ссыхаются и источают сладковато-кислую горечь;
а рядом, за столиком, папоротник раскинул свои мощные ваи;
а дальше?
грядки с луком,
картошка уже зацветает,
яблони, ели, лиственницы, берёзы,
серебристый забор на просвет,
рыже-золотистая гора в лучах заходящего солнца,
небо в зеленовато-голубых и блеклых охристо-бирюзовых переливах
с розовыми и светло-оранжевыми  грудами облаков,
а рядом, со мной,
поленица ольховых, «королевских» дров,
щепьё и древесный хлам, который завтра буду убирать,
и серебристые от солнца и дождя
дубовые заготовки, ещё недавно бывшие просто валежником в лесу:
пеньки и колоды, сучья и ветки…
чайник вскипел, чай заварил,
огонь ещё мерцает в углях,
а пепел, кружевной и узорчатый, невесомый,
светло-серым покрывалом накрыл то,
что вот только было ивовой корой;
и пепел, выполненный Мастером гризайлью,
и последние огоньки,
и вечер – такой благой и умиротворённый –
всё это пропитано, пронизано, полито
такой щемящей и волнительной грустью-печалью,
в которой одна светлость, и в которой –
ни одного тёмного пятнышка;
может остановиться, остаться,
возвращаться –
зачем?...
завтра приедет мой собинный друг,
завтра опять –
Великая прополка-рыхление и Великий Полив,
банька по-чёрному, в которой мы вымоемся по-белому,
а дома – домашняя уютность,
травный чай,
дочкам позвоним,
и долго,
за полночь,
будем говорить обо всём и ни о чём…

в Точильном
у костра
вдвоём
глядим
на искры,
на огонь,
а по лугу уже ползёт туман,
и плещет тихо речка,
кузнечики звенят
и где-то там,
за облаками,
в небесах
зажглась
для слов-молитв сердечных
свечка…
в иссиня-чёрных тенях сырость,
а леса край рыжеет под лучом;
такое благо нам и милость:
в Точильном…
у костра…
вдвоём…

*на фото - работа автора


Рецензии