Боль сердечная

         По пути на дачу некстати прицепился гаишник. Фёдор Иванович уж и так с ним, и сяк, ведь ничего не нарушил, но тот вцепился как клещ. В открытую вымогал. Дело привычное, но и денег-то нет. Всего-то одна бумажка в двести рублей и осталась.
         И что теперь? А ничего! Он как увидел хоть какую-то наживу, так и… В общем, пришлось отдать, чтобы отвязался. Потом всю дорогу до дачи было омерзительное ощущение, будто в дерьме с головой искупался.
         С такими чувствами и подъехал к шлагбауму своего дачного кооператива. Вышел, чтобы открыть ворота, но почему-то прошёл дальше по проезду, словно забыв, зачем приехал. Очень уж настроение тяжелое. Гадко на душе, руки опускаются. И черт с ним гаишником! Причины-то в самом себе! Противно, что дал! Противно, что не отвадил! Противно, что оказался слабаком…
         Из-за такого пустяка, как многим покажется, зашаталось самоуважение Фёдора Ивановича. И ведь не отбросишь просто так эти самобичевания, потому что они вполне обоснованы. Их надо переварить в душе, переработать, сделав навсегда нужные выводы.
         Расстроившийся Фёдор Иванович, пройдя метров тридцать от машины, внезапно развернулся, вспомнив, что бредёт на автомате, куда и не надо ему вовсе. Махнул рукой, ругая свою бестолковость. И в тот миг заметил, что задняя дверь его «Калины» ожила. Странно! Никого там не было, удивился он, но испугался: «Да ведь там документы на машину и сумка с продуктами на пару дачных дней! Кто там шарит? Что за напасть?»
         Фёдор Иванович заспешил к машине, насколько позволяло нездоровое его сердце, и сразу заметил как от нее, пригибаясь, метнулась в сторону железнодорожной лесополосы женщина в цветастом платье.
         «Ну, вот! Есть захват цели! – привычно решил для себя бывший офицер-зенитчик, зная, как поступить. - А результат определится упорством и здоровьем!"
         Задыхаясь от чрезмерного напряжения, женщину он всё же настиг довольно скоро, ломясь напрямик сквозь кусты. Осталось тормознуть ее, но не хватало воздуха, чтобы приказать ей остановиться. На бегу едва дотянулся до женщины рукой, хотя и не смог ее ухватить. Но даже от слабого его толчка, она вскрикнула и чересчур неловко завалилась на бок. Только теперь Фёдор Иванович заметил девочку лет двух, прижимаемую женщиной к себе, но и это для него, проснувшегося охотника, уже не имело значения. Он вцепился в ее руку, рассчитывая сдавить посильнее. Тогда сразу вернёт, что украла.
         Но и у самого сил не осталось, потому Фёдор Иванович дернул к себе женскую руку и стал ее выкручивать. Воздуха не хватало уже мучительно. Он едва не бросил добычу, заботясь лишь о своём дыхании – очень уж тяжело – но выдержал паузу и руку не отпустил.
         Малышка на руках матери смотрела на него глазами полными ужаса и чего-то еще, тогда Фёдором Ивановичем не понятого. Но этот взгляд беззащитного ребёнка, считавшего, что его мать убивают, был невыносим для Фёдора Ивановича. Он тут же сел бы рядом, и всё бы на том и закончилось, но нет! Он по-прежнему держал руку женщины, умышленно делая ей больно.
         Но эти глаза малышки… Он сам уже не понимал, что делал, только ведь и не отступал.
         – Что вы украли? – спросил Фёдор Иванович, тяжело срывающимся голосом.
         Женщина не вырывалась и даже не стонала от боли, словно ничего не чувствовала. Но боль-то была! Её не могло не быть, хорошо знал Фёдор Иванович. Видимо, терпела, чтобы еще больше не испугать малышку своим криком.
         Неожиданно женщина пробормотала:
         – Ножницы… Ножницы для бинта... Вы только жене не говорите, что это я…
         – Вы знаете мою жену? – потрясенно уточнил Фёдор Иванович.
         – Не говорите ей! Мне очень стыдно! Мне только разрезать... – опять попросила женщина.
         В это время Фёдор Иванович в шагах тридцати заметил ещё одну испуганную девочку. Скорее всего, лет шести-семи. Она стояла лицом к ним и смотрела на происходящее молча и с ужасом. По ее щекам струились беспомощные слёзы непоправимой беды, случившейся с ее матерью. Она не знала, как вызволить мать, и боялась приблизиться к разъяренному мужчине.
         Фёдор Иванович сразу обмяк и обреченно, понимая, кем он стал в их глазах, спросил:
         – Какие ещё ножницы?
         Женщина опасливо разжала ладонь. В ней заблестели самые обыкновенные ножницы, которые Фёдор Иванович сразу узнал. Они всегда лежали на виду в его машине. Так, на всякий случай.
         В общем-то, Фёдор Иванович так и не уяснил, с какой целью эта странная женщина похитила его никчемные ножницы, но ему стало невыносимо больно оттого, кем он ощутил себя в тот миг после так внезапно с ним произошедшего.
         «Сначала гаишник, теперь эти ножницы! Боже мой! Что со мной происходит? Будто кто-то подталкивает меня этими странными событиями к чему-то, мне несвойственному. А куда подталкивает? И зачем? Я же старался никогда не подличать! Так всегда и жил! Никому умышленно зла не причинял. Жил по совести… Откуда взялись эти муки? Зачем всё это терзание навалилось на меня?»
         
         В тот день он ничего существенного уже не делал. Просто не мог делать. Даже не поливал, хотя жара предельно иссушила землю. Ему постоянно виделась насмерть перепуганная девочка, которая чуть постарше, и малышка с неописуемым ужасом в глазах. И стойкость молодой женщины, своим терпением оберегавшей психику перепуганных детей. А напротив этих несчастных, непонятным образом свалившихся на него, он видел себя, ставшего для них воплощением самого страшного зла на свете!
         «Боже мой, зачем ей понадобились эти чертовы ножницы? И почему больше всего она опасалась, чтобы обо всём не узнала моя жена, которой полгода уж как нет на свете? Почему именно это было столь важно для неё? Я ведь и сам каждый день вспоминаю жену, как самое чистейшее создание в моей жизни. Как недостижимый идеал доброты и заботы! Как справедливейший божий суд!»

         Только на следующий день соседи заметили некую странность – почему-то со вчерашнего дня Фёдор Иванович не вставал с дачной скамейки, пристроенной под роскошно цветущей яблоней.
                2020 г., июнь