Так себе утречко

(из цикла сказок и мифов, навеянных картинами художников)

Солнце вылезло из-за горизонта и разогнало остатки предутреннего тумана. Еще сонными прохладными лучами пробежало оно над лесом, проскользило по поверхности реки и уперлось в крутой каменистый кряж. Уцепившись за его склон, стало взбираться на небо, попутно стирая серый налет утренних сумерек со всего, что попадало под его лучи.
И вот уже понятно, откуда слышится смех и шаловливый невнятный разговор. Это не рыба плещется в реке. Это плещутся в реке русалки. А на мелководье вовсе не коряга непонятная валяется, это лежит, подперев голову руками, угрюмый водяной.
Солнце взошло. Новый день наступил. А ему ничего не хочется делать. Лежит он так со вчерашнего вечера. А может быть полдня … или утра. Лежит не двигаясь. Иногда голову на локти кладёт, иногда руками подпирает. И все. Депрессия у него. Скажите у водяных депрессии не бывает. Бывает. Еще как бывает.
Давно стал замечать водяной, что утра одно на другое похожи, не отличишь. Одно и то же, словно заезженная пластинка, все наперед знаешь. Скучно. Невыносимо. Хоть волком вой от тоски. Но и этого не хочется. Было уже.
Вот и сегодня опять так себе утречко. Как всегда. Все как всегда.
Русалки расшумелись. Радуются. Чему радуются глупые рыбьи создания? Ну не рыбьи, полурыбьи. Все равно ведь хладнокровные. Нежить, одним словом. Видать опять кого-то ночью на дно уволокли. Вот и довольны. Прикрикнуть надо, солнце вовсю светит, пора угомониться им, но лень.
Сомы вчера на бобров из дальней протоки жаловались. Надо бы поплыть разобраться. Но лень. Рыбы на завтрак что ли половить. Не. Тоже лень. Копошится кто-то на берегу. Посмотреть, что ли?
Чуть поворачивает голову водяной, не снимая с рук. Смотрит, немного скосив глаза. Леший сидит на коряге, елозит на ней. Сырая она еще после ночного дождика и утреннего тумана. Солнце еще невысоко забралось. Тень от лесной опушки на весь берег растянулась. До воды правда не достает. Это всегда радовало водяного. А сейчас по фиг ему, есть тень на его мелководье, нет тени.
Леший сидит, ерзает, сопит. Поругаться бы с ним. Раньше водяному нравилось с лешим ругаться. Вотчины у них разные. Ругань с лешим так, приятная разминка перед более серьезными битвами. Но сейчас ничего не хочется. Отворачивается водяной.

Леший кашлянул.
– Проститься пришел. Ухожу, – печально сказал он.
Хм, ну хоть что-то приятное в этом сером утре случилось. Водяной снова повернул голову к коряге с лешим.
– Что так? Веками твои предки этот лес обживали. Сам уже третью сотню здесь живешь. Что уходить-то надумал?
“Может тоже уйти куда-нибудь? – лениво подумал водяной. – А…, зачем?... везде ж одно и то же”.
– Да я что ж по своей воле что ли? – в голосе лешего была такая горечь, что водяной насторожился. – Не будет здесь скоро леса! Не будет! – почти рыдал леший.
– Как это не будет? – водяной наконец переменил позу. – И куда же он денется?
– Затопят воды твоей реки. Все затопит. Отсюда и почти до моего логова. Люди плотину у змеиного ущелья делают. А они не твои бобры. Их плотины из рек моря создают.
Хм, вот это новость. Это надо обдумать. Водяной сидел и скрипел мозгами. Скрип несся над утренней рекой, пугая мелкую живность и настораживая крупную. Никак не мог он решить, хорошая это для него новость или плохая. Сначала надо уточнить, решил он.
– Откуда ты это взял?
– Подслушал у людей. Они дорогу через мою чащобу тянут.
– Дорогу? … через чащу… ?... – час от часу не легче.
– Да, порубали уже поллеса. Чаща стала хилую опушку напоминать, – вздохнул леший. – Нет там давно моего дома. Собрал я всю свою нежить, кикимор, лесовиков, аук разных и прочую мелочь. Все собрались, все обеспокоены. Ждут меня. В низовье реки пойдем, пока весь лес не перерубили и идти большой толпой безопасно. Так что прощай.
Леший поднялся.
– Прощай, – водяной самодовольно огляделся. – Значит твои владения скоро станут моими владениями.
– Станут, – леший оглянулся. Прямо за его спиной молоденькие елочки выскочили на опушку. – Эх, и не пожили еще, а умирать скоро.
Водяной посмотрел на двухметровые елочки, перевел взгляд на противоположный берег.
– Значит вода поднимется до Кабаньего Клыка?
Леший глянул на острый выступ на противоположном скалистом берегу.
– До туда, ... наверняка до туда.
Повернулся, ушел в лес.

Сидел водяной на мелководье, скрипел мозгами, думал. Скрип несся по реке. Отвечало ему скалистое эхо. А лесное эхо молчало. Тихо было в лесу, страшно тихо. Молчал лес, покинутый своими духами. Обреченный на смерть, он был уже мертв.
Не нравилась водяному эта тишина. Не нравилась ему река с брюхом, выросшим до Кабаньего Клыка. Не сейчасная река, а та, которой она скоро станет. Надо что-то делать… или не надо?... Скрипят мозги водяного. Вот тебе и “утречко так себе”.
Слышит река как пробуксовывают его мозги. Мысли, одна другой тяжелее, заплывают в голову водяного. Еще два оборота и тишина повисла над рекой. Увидел водяной, что вода в реке стала быстро прибывать. Быстро, очень быстро. Уже деревья до половины покрылись водой. Уже скалы на противоположном берегу стали вдвое меньше. А мелководья, его любимого, уже нет. Да и берега этого уже нет. Удвинулся куда-то к горизонту, где на вершине холма остатки лесной чащи, бывшего логова лешего. 
В озере, образовавшемся, переполох и смятение. Нырнул водяной. По дну между деревьев мечутся русалки. Волосы их длинные путаются меж ветвей, цепляют их, привязывают ко дну. Одну освободил водяной, другую. Да торопливо проплывая между стволов, сам ударился головой о дерево. Крепко ударился. Сознание потерял.
Очнулся на берегу. Лежит на своем мелководье. Смотрит в небо. Солнце светит. Бегут по небу пушистые облака. Вниз по реке бегут, к устью ее. И река все еще прежняя, его, родная.
И вспомнил водяной предсказание своей прабабушки. Совсем юный он тогда был. Резвился в зарослях осоки и наткнулся на нее. Разбудил. Отдыхала бабушка. Отругала она его сначала, нотаций кучу прочитала. А потом долго долго смотрела и вдруг сказала.
– Я-то еще здесь умру, и дед твой, и отец. А вот ты уйдешь отсюда, в другое место уйдешь, – огляделась – вниз по реке уйдешь.
– Не уйду я никуда. Мне здесь нравится.
Вырвался из ее цепких рук, уплыл. Добрался до своего мелководья, лежал, любовался. С одной стороны лес к самому берегу подошел, с другой скалы нависли. Как уйти от такой красоты. Чудит бабушка. Забыл он тогда ее слова. А вот пришло время, вспомнил.
Оглянулся водяной. Какая же милая родная красота вокруг. Солнце поднялось выше. Лес подобрал свою тень, отрыл берег. Песок высох. Только вдоль воды, где река тихо наползала на него и с тихим плеском отступала, он был мокрым. Каменные кручи противоположного берега выстроили вдоль воды свои изрезанные дождем фасады. Будет ли там, внизу реки, так же красиво?... а как там вообще будет? … водяной пытался представить, как же там будет. Но все получалось примерно такое же, как вокруг.
Тревога и любопытство звали в дорогу. Раз бабушка предсказала, пусть исполнится ее предсказание. Надо идти собирать водную нежить и уходить вниз по реке, пока плотина еще не сделана, пока открыт путь в новый мир.
Утро закончилось. Ничего себе так утречко выдалось.