Слёзы Тортилы
В наши бесконечные споры никогда не вмешивалась бабушка. То ли она и вправду не помнила никакой истории, то ли ей просто некогда было обсуждать с нами столь незначительные проблемы, поскольку в её задачу входило ведение домашнего хозяйства, так как мама работала с утра и до позднего вечера в своём, как говорила бабушка, ненасытном институте. Вообще отношения наших женщин скорее напоминали плохонькое перемирие, которое достаточно часто нарушалось из-за язвительных замечаний бабушки. Но мама терпела и при опасных ситуациях просто уходила в свою комнату, наверное, понимая, что выяснение отношений заведут их в ещё больший тупик. А может быть, её устраивало, что бабушка всё взяла на себя, и она боялась, вероятно, что свекровь разозлится и уедет к старшему сыну, который при любом удобном случае выражал свою обиду по поводу «полного обделения вниманием со стороны родителей».
Тортила в домашних передрягах естественно не участвовала. Вообще мне всегда казалось, что вся её жизнь – это бесконечная еда и не менее бесконечное путешествие в никуда. Она перемещалась из комнаты в комнату, напоминая всем своим видом старого человека, страдающего артритом, который с трудом преодолевает препятствия и просто вынужден перемещаться туда- сюда, чтобы сохранить хоть какую-то подвижность.
Честно говоря, нам было как-то не до неё. Я заканчивал девятый, Галка училась в седьмом. У каждого были свои проблемы, свои заботы, а кормлением и уходом Тортиллы опять – таки занималась бабушка, поскольку она была патологической чистюлей и не терпела в доме никакой грязи ни со стороны родственников, ни со стороны этой твари, как она называла нашу черепаху.
В середине августа отец пришёл домой позже обычного. Вид у него был какой-то сосредоточенный. Мама, разливая суп по тарелкам, напряжённо молчала. Было видно, что только они одни знают что-то такое, о чём нам предстоит узнать за обедом. Так и произошло.
Первой молчание нарушила бабушка. Она была тот ещё разведчик, мне казалось, что все мы со своими секретами у неё как на ладони.
- Случилось чего, сынок? – как бы между прочим спросила она, нарезая хлеб.
Папа сдержанно кашлянул.
- Приглашают в Москву… в главный офис…
-В Москву? – бабушка плюхнулась на стул и схватилась за сердце.
-Как это в Москву? – вмешался в разговор дедушка. Мы с Галкой замерли от восторга.
В Москву! Мы же увидим Красную площадь, которую до этого только на картинках видели, в метро покатаемся… Ух ты, аж дух захватывало.
Но бабушка с дедушкой, видимо, наших восторгов не разделяли.
Дед протёр очки и укоризненно посмотрел на папу.
-Как же так, Игорь? Получается, что сбегаешь от трудностей?
Бабушка немедленно просекла ситуацию и поспешила добавить свою ложку дёгтя.
-Так я и знала.
Она сурово посмотрела на маму:
-Ну что? Довольна? Добилась своего?
Мама растерянно переводила взгляд с мужа на свекровь и молчала.
Отец стукнул кулаком по столу.
-Настя здесь вообще ни при чём. Она сама только сегодня от меня узнала.
И никуда я не сбегаю. Просто предложили пойти на повышение, я решил попробовать. Да и для детей там перспектив больше. Серёжке несколько лет до окончания школы осталось, а там и Галка подрастёт, об институтах думать надо, а в Москве столько всего, выбор какой.
Некоторое время в кухне стояла полная тишина.
-А мы, сынок, как же? – бабушкин голос был непривычно тихим.
-Конечно, с нами. Квартиру дают, всё, что нужно, на первое время будет. А потом, чего уж там, слава Богу, руки - ноги есть, заработаю.
-Ну, знаете, - бабушка, видимо, взяла себя в руки. Вам – то всё понятно…Москва, перспективы… Только вот нам с дедом там делать нечего.
Всю жизнь здесь прожили, на заводе отработали, сами знаете, сколько, а теперь на старости лет нечего уже шило на мыло менять. Ни к чему нам Москва ваша, вот так и знайте!
Бабушка говорила и от имени дедушки, только было видно, что он не разделял её мнения, сосредоточенно протирал очки, но молчал.
Отец был растерян не на шутку:
-Так, родители, это что же? Бунт на корабле? Куда же мы без вас? А кто за детьми присмотрит? Мама, даже Настя не ропщет, а уж ей-то покидать насиженное место сложнее всех будет. В институте все к ней с уважением, ценят, любят…Она-то не боится...
Бабушка открыла было рот с явным желанием пройтись по маминому адресу, но её опередил дедушка.
Он даже встал со своего любимого кресла, когда начал говорить. Видимо, так он чувствовал себя более значительно.
-А вот это, Зинаида Владимировна, тебя не касается, кто там да что решает. Тебя сын просит, помощи твоей ждёт, а ты в позу встала, смотрите-ка, барыня – боярыня наша!
Бабушка от неожиданности даже губу прикусила. Вот это был настоящий бунт, потому что дед всегда молча выслушивал свою супругу и старался ей ни в чём не перечить.
-Тем более, сама говоришь, что старики мы с тобой уже! Так какая нам разница, где жить? Главное, что со своей семьёй, с внуками.
-Ну что скажешь, мать? – дед повернулся к бабушке.
- А я что, я ничего, уж и сказать ничего нельзя, - начала оправдываться она.
-Вот и славненько, мои дорогие! Вы же наше всё! Без вас мы как без рук! Значит, возражений не имеется?
Папа говорил напряжённо бодро, но его весёлость выглядела как-то искусственно. Было заметно, что он и сам прилично нервничал.
И всё равно его последние слова как-то всех расслабили, что ли. Мы радостно загалдели, зашумели, а бабушка украдкой вытирала выступившие не ко времени слёзы и проникновенно смотрела на отца - не подвёл, младшенький, про стариков не забыл, уважил. Понимает, значит, как много они значат для семьи...
-Папа, а когда уезжаем? – не удержался я.
-Да времени на сборы маловато. Через две недели должен быть на месте, так что собирайтесь.
Тортила, конечно, не понимала причину суматохи в доме, но всё чаще прятала голову в свой каменный домик, как будто старалась уберечь себя от излишних эмоций. Когда до отъезда оставалось меньше недели, отец сам завёл разговор о черепахе.
-Хотел с тобой насчёт Тортилы поговорить. Говорят, что в самолёт с ней нельзя. Как говорится, рождённый ползать, летать не может, - невесело пошутил он.
Я поднял голову и внимательно посмотрел на отца.
-А как же тогда? – голос предательски дрогнул. Она же как член семьи!
- Отдадим Михалычу, у него уже две есть, так что третья не помешает. Не переживай, сынок, ей там хорошо будет, ты же знаешь.
Михалыч был папиным закадычным другом. Они с первого класса дружили так, что водой не разольёшь, как всегда говорила бабушка. Папа был прав: Михалыч человек надёжный - сказал, что все будет хорошо, значит будет. Только на душе кошки скребли: вроде бы жила себе и жила, наша черепаха, мы с ней просто сроднились, а теперь бросаем, как ненужную вещь – предательство какое-то. Не по - человечески.
Михалыч принял Тортилу с распростёртыми объятиями.
- Не волнуйтесь, хорошо ей у нас будет, всё же компания такая подходящая, не заскучает. Примут её мои черепашки в свою семью.
Мне же, однако, как-то так не показалось. Две другие соплеменницы Тортилы копошились в своём углу, на новенькую никто не смотрел.
Оказалось, что я как в воду глядел. Среди ночи нас разбудил звонок Михалыча.
-Слушай, Игорёха, приезжай, забирай свою красавицу, она тут всё слезами залила.
Михалыч стоял в прихожей с всклокоченными волосами, видно было, что он не так давно поднялся с постели.
Отец пытался возражать:
-Что с тобой? Какими слезами?
-Черепашьими, брат, черепашьими.
-Шуршала долго в углу своём, я свет включил, а у неё в глазах слёзы стоят.
Мы с отцом вошли в комнату.
Две черепахи Михалыча дремали в аквариуме, а наша Тортила
будто замерла.
-Ну, Антоха, и где ты там слёзы увидел? – спросил отец.
-Ну, ладно, может, не слёзы потоком, - пошёл на попятную Михалыч, - но то, что слеза застыла в глазу – это точно, Игорёха, вот чего хочешь думай, но не вру.
Я сделал шаг в сторону Тортилы. И вдруг она бросилась ко мне так быстро, как могла. И это был не просто рывок, это была просьба не бросать ее - ведь она любит нас и доверяет нам. Головка ее была приподнята, в глазах стояла слеза. Отец с Михалычем были ошеломлены не меньше моего.
-А ты говоришь, что слёз быть не может, - медленно процедил дядя Антон.
Мы шли обратно пешком по ночному городу, а в тряпочке, любезно выданной нам дядей Антоном, мирно дремала наша Тортила.
- Что делать будем, сын? - отец положил мне на плечо свою жилистую руку.
-Ехать ведь надо, билеты куплены, вещи сложены…Что делать? – повторил он свой вопрос.
- Не можем же мы всё отменить из-за черепахи.
Я понимал, что он прав, ой, как прав, но забыть Тортилу с задранной кверху сморщенной головкой, не мог. В её мудрых глазах, как сказал Михалыч, застыла слеза.
- Я знаю, что делать. Мысль обожгла и как будто оставила след на коже. Теперь – то я точно понимал, как буду действовать…
На вокзал я примчался весь взмыленный и растрёпанный. Поезд в Москву отходил в пять. У меня оставалось ещё десять минут, практически целая вечность, но я боялся, что в самый ответственный момент моя решительность сойдёт на нет. Почему-то подбежал к седьмому вагону, возле которого стояла молодая симпатичная проводница.
Видно, я был так возбуждён и так путано всё объяснял, что сначала она смотрела на меня совершенно не понимающими глазами. Потом развела руками.
-Куда же я её возьму? Да и вообще… не знаю даже, как с этими черепахами обращаться…кормить чем…
Я сунул ей в руки пакет с чищеной морковкой и капустными листами.
-Этого хватит на два дня. Она немного ест. Поверьте, пожалуйста…
-А если сбежит куда-то, а я потом отвечай.
-Да не сбежит! Куда ей сбегать! Она же умная, понимает, что должна вести себя хорошо…
Видно, моё лицо выражало такую мольбу, что девушка начала колебаться.
-Ну, хорошо, если вы обещаете, что она будет в порядке.
-Спасибо вам, спасибо! А через пару дней я встречу вас в Москве.
Тортила отчаянно шуршала в коробке всё то время, когда я уговаривал проводницу, а потом затихла, успокоилась. Девушка приняла безбилетную пассажирку, приподняла коробку на руке, как бы взвешивая груз, на сколько потянет…
- Вы только не подведите, обязательно встречайте, а то мне её девать некуда! Я в Москве у тётки останавливаюсь, она живности никакой не потерпит…
Я радостно кивал в знак согласия и представлял себе, как сладко будет спать Тортила под мерное постукивание вагонных колёс. На душе было легко и спокойно.
Свидетельство о публикации №220062201769