Шепот волны. 60-61 Татьяна Дума

 60-61
 
 Гроза  пошла дальше, напоминая о себе далекими раскатами грома. Небо стремительно прояснялось, звезды появились в просветах между облаками,  даря надежду. Временами проглядывал молодой месяц. Воздух был прозрачно чистым, омытым прошедшей грозой и ливнем. Мне захотелось присесть, но все скамейки были мокрыми.
Первые восторги после нашей встречи постепенно таяли, а первые признаки возникающей тревоги осторожно обволакивали меня.
Лиза. Любимая. Единственная. Да, все это переполняло меня. Но внутренний голос все громче говорил мне:
- Ты не знаешь ее. Прошла целая вечность с вашей последней встречи. Вы были почти детьми, только подходили к линии, за которой начиналась взрослая жизнь. Все, что располагалось за ней, казалось сплошным полем счастья. Все оказалось иначе. Вам пришлось выживать в этом мире самостоятельно. Многое ли удалось сохранить, осталось ли что-то от тех влюбленных и светлых Миши и Лизы? Или остались лишь воспоминания о миге безмерного счастья, которое судьба подарила так ненадолго.
 
 Странно, но в Лизе я не сомневался. Мы пока не говорили с ней серьезно, но я видел ее глаза во время танца, я слышал биение ее сердца. Возможно, главным, было ее выступление. Мы одинаково слышали голос Сергея Рахманинова, пережитые испытания не заглушили в Лизе самого главного, того, что так я ценил в ней – ее искренности.
Каким стал я? Никогда я не думал об этом. Я, Михаил Коган, русский по паспорту и по мировосприятию, лишь усвоивший и успешно использующий английские правила игры, каким стал я? Не расплескал ли я способность любить? Хочу ли я взять на себя ответственность за судьбу Лизы, наших детей, которые, возможно, появятся. Дети. Да, о них я никогда не думал. Готов ли я к большим переменам в собственной жизни?
Я должен дать себе ответы на все эти вопросы. Лиза – не очередная красотка, скрашивающая мое пребывание на отдыхе.

 За этими размышлениями я не заметил, как вошел в холл отеля. Да, день был насыщенным событиями. Яков сказал, что забронировал нам с Лизой соседний номер, но какой точно, не сказал. Я подошел к стойке и спросил, какой номер забронирован на мое имя. Сложностей не возникло, мне вручили карту. Я быстро поднялся на нужный этаж. Дверь моего номера была приоткрыта. Я с удивлением  вошел внутрь и увидел задремавшего в кресле Якова. Мне захотелось укрыть его пледом, но он тотчас открыл глаза:
- Миша, прости старика, не утерпел бы до утра. Расскажи хотя бы кратко. Твои впечатления, они совпали с ожиданиями? Ты не разочарован?
- Яков, давай нальем по рюмочке, я что-то продрог. Влажно, - я думал о том, что я готов рассказать, чем поделиться с дядей. Это не было простым любопытством, он всей душой болел за нас с Лизой, я это хорошо понимал.
- Не сочти за навязчивость, но и мне есть что сообщить, - я впервые видел его смущенным.
- Яков, прошу, не называй себя стариком. В остальном проблем нет, не беспокойся,  - я рассматривал содержимое бара.
- До встречи с тобой я и вправду чувствовал себя стариком. Порой я представлял себя вагоном-люкс устаревшей модели, который загнали в тупик. Отработал. Пожалуй, меня держало обещание, данное отцу незадолго до его смерти. Он просил не оставлять тебя. Скажу честно – не возлагал надежд на нашу встречу. Мы разные по воспитанию, по шкале ценностей, по поколению, наконец. Но чудо произошло. Сердце способно преодолевать все различия, это удивительно. Оно приняло тебя сразу.

- Яков, ты тронул меня. Ты нашей встречи ждал долго, а я попал в водоворот событий стремительно. Размышлять было особенно некогда. Ты прав, не все решает рассудок. Возможно, он лишь оформляет веления сердца. Прости, я перебил тебя.
- У меня достаточно времени для размышлений. Мой дед сбежал из комфортной и предсказуемой жизни. Его увлек водоворот истории. Бабушка говорила, что он с восторгом принимал лозунг – «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Судя по архивным документам, которые я изучал здесь, в Швейцарии, его семья не знала бед и лишений не одно поколение. О пролетариях, конечно, он и понятия не имел. Да и цель призыва была для него, думаю, весьма туманной. Он сбежал из своей семьи, отказался от семейных уз, но душа просила иного соединения. Добровольного, всеобщего. Это меня поражало всегда.
- Пожалуй, ты прав. Это удивительно. Смотри, как мало, в масштабах истории,  прошло лет, а мир совершенно изменился. Разъединение правит миром.  Рушится главный оплот – семья. Это же базовая модель соединения.
- Верно. И в этих условиях мой вольный племянник стоит перед выбором – стоит ли ему терять свободу. Верно я понял выражение твоего лица, когда ты вошел в номер?
- Яша, это невозможно. Вначале Лиза, теперь ты говорите мне о том, что я не умею скрывать свои эмоции. Со мной что-то происходит, определенно. Если бы я действительно был таким, то шансов выжить у меня не было бы.

- Миша, событий много, ты просто переутомился. Ты, верно, сказал о  семье. Оплот единения. Не всегда это получается. Но есть счастливчики. Когда твой отец и мой старший брат влюбился – в семье поняли это все. Он изменился. Я однажды пристал к нему с просьбой рассказать мне, как он понял, что влюбился. Он не всегда соглашался разговаривать со мной серьезно, но в тот день согласился. Его рассказ запал мне в душу. Я стал мечтать о том, что и со мной произойдет это чудо – любовь.
 Я уже оканчивал институт, но ничего со мной не происходило. Были подружки, милые, умные, красивые, разные. Но любви не было. Ты знаешь мою историю – за дело взялась мама. У нее это прекрасно получилось. К нам приехали гости, ее институтская подруга с семьей. Единственная дочь окончила школу. Девочка не была у моря. Мне поручили все ей показать и везде сопровождать. Банальная история. Девочка была хорошенькой, молоденькой, смотрела на меня с обожанием. Прибавь старания мамы и все произошло – я женился. Я любил свою жену, она была прекрасной матерью. Только это была будничная любовь, я не знаю, как тебе объяснить. Я очень горевал, когда самолет, на котором она летела с нашими детьми, разбился, - его лицо помрачнело, он вспомнил детей.

 Я решил отвлечь его:
- Яша, ты пригласил нас на день рождения. Если не секрет – сколько тебе лет? Ну не так много, как ты пытаешься мне внушить.
- Миша, я младше твоего отца на десять лет.
- Так юбилей, правильно?
- Да. Ты знаешь, когда вы танцевали с Лизой,  я просто увидел – вот это любовь. Как и у брата. А мне не суждено.
- Ты не справедлив. Твоя подруга мне понравилась. У вас теплые отношения, за вами приятно наблюдать, правда.
- Ты искренен? Миша, когда вы ушли я совершил поступок, который совершать не собирался. Я сделал ей предложение.
- Молодец, давно бы так.
- Она всегда говорила, что не хочет связывать себя браком. Я ее всегда поддерживал. Возможно, шампанское имело влияние, не знаю. Я ей предложил, а она согласилась. Вот так. Ты меня осуждаешь? Ты знаешь, я вдруг понял, что хочу о ком-то заботиться. Вот что произошло за несколько дней нашего с тобой общения. Я ожил, Миша.
- Яков, я рад за тебя. О каком осуждении может идти речь?

- Миша, прости, я отвлекся. Так что у вас Лизой? Вы поговорили? Я не ожидал твоего возвращения так рано.
- Разговором это назвать сложно. У нее ночной поезд, вернее – раннее утро. Концерт Сибелиуса, она долго шла к этому. Я не хотел ей все испортить.
- Так вы не договорились ни о чем? Ты ей не рассказал о документах, которые добыл дед?
- Нет, Яша, не рассказал. Это может быть потрясением для нее. Позже.
- Ты полетишь в Стокгольм?
- Не могу, дела.
- Что же будет у вас, не понимаю, - он был так растерян, что я не удержался и обнял его.
- Не волнуйся. Лиза прилетит после гастролей ко мне в Лондон. Там мы все и решим.
- А мой юбилей?
- Мы будем обязательно, в любом случае. Жди.

 Я проводил его, но спать не мог. Рассвет уже робко проявлял себя. Лиза, вероятно, была уже в пути. Поворотная ночь в моей судьбе. Нашей судьбе. Самообладание возвращалось. Нечего гадать. Леля в таких случаях напоминала мне мудрость – у  каждого дня достаточно своих забот.
Я прилег на диван и моментально заснул.