О смешном
Люди с неразвитым чувством юмора или вообще без него (и такие порой встречаются), как правило, производят впечатление механизмов или каменных истуканов. Полное отсутствие чувства юмора – один из характерных симптомов глупости. Зачастую это и признак тяжёлого, неуживчивого характера. Вообще, отношение к юмору – хороший индикатор душевного здоровья. У людей с извращённым мировосприятием, морально ущербных, с уродливой системой ценностей – и юмор, как правило, соответствующий.
Я и сам не слишком часто смеюсь и не склонен к сильному проявлению эмоций веселья, тем более за компанию. Но от тех, кто вообще никогда не смеётся, не шутит и не понимает шуток, не способен замечать смешное, кто добровольно надел маску пожизненной серьёзности, – стараюсь держаться подальше. Общение с такими людьми мало чем способно обогатить. И им самим помочь вряд ли возможно. Мне кажется, постоянная каменная серьёзность чем-то сродни омертвелости души. Свидетельство того, что поток Жизни не может течь через человека свободно, по какой-то причине образует внутренний затор.
Я бы сказал, что слишком серьёзное отношение ко всему на свете – от неадекватного осознания и окружающего мира, и своего места в нём. Власть на всех уровнях крайне, смертельно серьёзна: посмотрите на лица чиновников, политиков, руководителей государства. Она с юмором практически не соприкасается, потому что бесконечно далека от потока Жизни. Политик, который шутит, и тем более остроумно – редчайшее исключение. (Вероятно, это одна из причин огромной популярности Уинстона Черчилля).
То же можно сказать о бизнесе, армии, всевозможных государственных структурах и учреждениях, академической науке, классическом искусстве, церкви…
Везде, где искусственная иерархия с присущими ей ограничениями, царит тотальная серьёзность. Смех оттуда практически полностью и навсегда изгнан. Кстати, все перечисленные социальные структуры имеют ещё один объединяющий их существенный признак: из них максимально устранено личностное начало. К этому факту стоит хорошенько присмотреться.
*
Почти все великие творцы и многие подвижники духа имели отменное чувство юмора. Смех, говорит Ошо, так же свят, как и молитва. Недаром психологи утверждают, что смех и радость – от избытка жизненных сил; мрачность, подавленность – от недостатка. То, что Иисус Христос никогда не улыбался и не шутил, никак не увеличивает моих симпатий к его образу, никак не помогает проникнуться тем, чему он учил.
То же самое могу сказать и про всех понурых «святых» со скорбно застывшими лицами. Из-за одного этого я никогда не стал бы православным или (боже упаси!) католическим верующим. Ей-богу, если бы они улыбались, лично у меня к ним было бы больше доверия. Ну не может быть за ними окончательной правды жизни! Одного жизнерадостного дзэнского монаха верхом на буйволе предпочитаю целому пантеону этих аскетичных полумертвецов. Загадочно улыбающийся Будда мне гораздо ближе, чем какой-нибудь суровый пещерный или келейный затворник, помешанный на непрерывных молитвах и умерщвлении своей бренной плоти. А ещё больше мне импонирует смеющийся, переполненный жизнелюбием Хотэй.
Но это что касается интуитивных предпочтений, справедливость которых я отстаивать здесь не намерен. У кого-то больший душевный отклик вызывают лики на иконах, источающие мировую печаль, – и на здоровье. Я это обсуждать тоже не хочу. Меня сейчас другое занимает – природа смешного.
Время от времени я не прочь поразмыслить: а что такое смех и вообще смешное? Чем больше размышляешь об этом, тем яснее становится, что юмор (здоровый, конечно) происходит оттуда же, откуда и всё лучшее в жизни: любовь, доброта, красота, творчество. Юмор – это прерогатива развитого сознания. Причём даже не обязательно человеческого. Его можно заметить и у менее развитых существ, стоящих всё же на достаточно высокой эволюционной ступени. Дельфины, крупные обезьяны, почти все собаки – несомненно, в какой-то степени обладают чувством юмора. Всякий, у кого есть умная и дружелюбная собака, подтвердит. А иной раз, наблюдая поведение наиболее сообразительных птиц (ворон, больших попугаев), можно и у них предположить наличие такового.
Юмор, вообще смешное, предполагает главным условием свободу того, кто их осознаёт – как внешнюю, так и внутреннюю. Не помню, чьи слова, но согласен: «Комическое – вестник свободы».
С внешней свободой понятно: даже канарейка в клетке чирикает не так, как на воле. Мало кто способен обращать внимание на смешное и вообще веселиться в условиях, где его свобода сильно стеснена. Чем меньше ограничений извне, тем при прочих равных условиях больше предпосылок для проявлений юмора.
С внутренней свободой дело обстоит несколько сложнее. Как правило, её тем больше, чем сильнее выражено личностное начало. Такая связь не прямая, но в общем, в тенденции – примерно так обстоит. Далее, чувство юмора связано с ядром личности посредством интеллекта, а вот эта зависимость уже и вовсе нелинейная. Но можно сказать определённо: чувство юмора есть выражение и мера свободы личного сознания.
Юмор, как и все лучшие явления в жизни – растение, которое растёт только на вершине пирамиды человеческих потребностей. То есть там, где есть свобода, и в той степени, в какой она есть. Там же и в той степени, где и поскольку имеют место высшие проявления психической деятельности человека, такие как тяга к познанию и созиданию, чувство гармонии, созерцательность…
Юмор есть там, где Жизнь разворачивается во всей своей полноте.
Юмор есть проявление в нас главного: свободной, познающей и созидательной сущности. И отношение этой сущности ко всему, что ею не является, но претендует быть главнее.
*
Широк спектр смешного, но его границы зависят и от людей. Нельзя сказать, что некие вещи или ситуации комичны сами по себе. Где один человек будет хохотать, другой лишь улыбнётся, а третий и глазом не моргнёт. Универсальный критерий смешного выделить в человеческом восприятии очень сложно, да и существует ли он? К тому же восприятие смешного сильно зависит от смыслового контекста, от окружающей обстановки, от событий, связанных с данной ситуацией.
Но всё же в смешном есть некая доля объективности, примерно как и в красоте.
С одной стороны, в смешном определённо присутствует некий элемент, распознаваемый большинством, который и позволяет воспринимать нечто как смешное, вызвать реакцию смеха. С другой стороны, этот элемент в своей сути принципиально невыразим и не имеет чётко очерченных границ.
В первом приближении можно сказать: восприятие смешного – это отношение к объекту (субъекту, событию, явлению), в котором с точки зрения смеющегося что-то не так, как этому надлежит быть; какое-то очевидное несогласие с нормой, с надлежащим. Но несогласие в неких допустимых пределах. Когда оно не противоречит жизненным интересам смеющегося, не затрагивает их. Или затрагивает лишь в той мере, в какой является пренебрежимой, минимальной, приемлемой.
Если дальше продвигаться к пониманию сущности смешного, то надо уточнить. Смешное возникает тогда, когда обнаруживается несоответствие – не должному и притом жёстко заданному (законами природы или общества), а желаемому, предпочтительному. То есть несоответствие тому, что, по мнению смеющегося, безусловно является нормальным, естественным, уместным.
Когда говорят, что дважды два пять, это не смешно. Но если, по выражению Лукиана, один доит козла, а другой подставляет решето, – такое вызовет у большинства людей хотя бы улыбку. Как и вид клоуна с панталонами до колена и обувью на три размера больше, чем надо.
Для смеха мало того, чтобы сам смеющийся был свободен. Другим условием смешного является определённая и осознаваемая окружающими степень свободы в поведении того, кто вызывает смех. И ещё одним – видение (осознание) того, что эту свободу последний не проявляет там, где она естественна, не пользуется своей свободой. Французский философ Анри Бергсон по этому поводу заметил: «Мы смеёмся всякий раз, когда личность производит на нас впечатление вещи».
Или, что чаще, человек неподобающим образом использует свою свободу поступать разумно. Чтобы ещё приблизиться к сути смешного, надо в общих чертах понять, каким это образом – неподобающим?
Возьмём того же клоуна, но с бананом. Если он очищает банан и выбрасывает, это ещё не очень смешно. Смешнее, если он ест после этого кожуру. Налицо явное искажение или нарушение оптимального порядка действий. Приведённый пример примитивен, но в общем он наводит на следующую мысль.
Смешное возникает там, где явно нарушается правильный образ мыслей или действий, и это приводит к неожиданному и нежелательному, но – что существенно! – относительно безвредному результату. Когда последствия тяжёлые, это уже не смешно.
Иногда это лежит на поверхности и касается очевидных вещей. Скажем, идёт человек по тротуару, читая газету, и врезается в столб (частый приём в старых комедиях). Есть немало людей, которые реагируют на это смехом. Понимание такого юмора доступно всем. Но некоторыми как смешное даже и не воспринимается: слишком незатейливо. То же самое можно сказать об огромном слое юмора «ниже пояса», юмора армейского, так называемого «чёрного» юмора, его разновидности – медицинского и тому подобного. Кого-то могут развеселить только английские анекдоты с глубоко зашифрованным смыслом, шутки с тонкими многозначными полунамёками и изощрённые перлы остроумия.
Чтобы уловить нарушение каких-то менее очевидных, более сложных связей, нужно и соответствующее видение мира. А значит и определённый уровень сложности внутреннего мира самого видящего. Чем в большей степени человек способен осознавать мир как сложное, многообразное целое, тем более развито его чувство юмора. Ещё раз вспомним меткое попадание Мартти Ларни: причина смеха обнаруживает уровень развития человека.
*
Существенна также разница между тем, кто может только понимать юмор, и тем, кто может его генерировать. Для того, чтобы чувство юмора было направлено изнутри наружу, нужно особенное видение, лучше сказать, особенное внутреннее состояние. Не только такое, которое позволяет распознавать смешное в окружающем мире, мире действительного. Но также и такое, которое способно находить смешное в мире возможного и обращать на это внимание других, способных оценить.
Это – высший пилотаж чувства юмора. Великие шуты, комики, юмористы, сатирики (последние – в меньшей степени, так как сатира есть форма критики), не просто изображают или выявляют смешное, они создают его. Здесь уже нужно обладать внутренней гармоничностью и свободой, значительно превышающей средний уровень.
Сейчас есть масса юмористических передач по разным каналам телевидения. Никого специально не хочу критиковать, никого ни с кем сравнивать, однако скажу пару слов о своих предпочтениях. Меня большинство этих нынешних шоу совершенно не веселит, равно как и выступления многих писателей, подвизающихся на стезе комического. Видя и слыша, как хохочет зал, я часто недоумеваю. Не потому, что до меня не доходит смысл, а просто потому, что такое меня не трогает совершенно. Вот где всегда отмечал неизменно высокое качество юмора, так это в передаче «Городок» (которой, к сожалению, уже нет). И в некоторых пассажах М.М. Жванецкого – умеет человек попасть в яблочко, не откажешь! Ещё, помнится, были «Маски-шоу» – по-моему, великолепная, яркая актёрская группа со своим уникальным творческим проектом; тоже могли от души повеселить.
С жанром комедии в литературе или драматургии у меня отношения трудные. Почему-то большинство произведений, которые принято считать высокими образцами юмора и сатиры, оставили меня при чтении совершенно равнодушным. Опять-таки, понятно, чем автор намеревался позабавить читателей; но я, видимо к числу таких читателей не отношусь. Как-то вот не зацепляет, и всё тут. С этой задачей лучше справляются отдельные остроумные высказывания, примеры которых я привёл раньше. Ну и многие «гарики» Игоря Губермана тут практически вне конкуренции. Всё же из больших произведений назвал бы трилогию Владимира Войновича о приключениях солдата Ивана Чонкина. Местами первая часть поднимала настроение, две другие уже не так.
Что касается кино, то меня по-настоящему (и даже до сих пор) веселят большинство комедий, которые снял Леонид Гайдай. На мой взгляд, в отечественном кинематографе это самый выдающийся мастер смешного. Конечно, когда в десятый раз смотришь картину, эффект уже не тот, как в первый – тем не менее. Но сейчас почему-то таких комедий не снимают – разучились, что ли? Наверное, жизнь настала другая, да и мы сами меняемся…
Из зарубежных комедий, которых тоже посмотрено немало, от души смеялся, глядя фильмы «Совершенно секретно» и «Наверное, боги сошли с ума». Ну и, конечно, как тут не вспомнить великого комика Чарли Чаплина с его неувядающим образом «Маленького Бродяги». Даже сейчас не скучно наблюдать на экране приключения этого персонажа. Кино на все времена…
*
Существенной особенностью юмора является то, что он всегда привносит в мировосприятие элемент необычности, оригинальной новизны, указывает на неожиданные возможности за пределами принятых норм. Действие юмора направлено на расширение границ данной действительности. Это всегда в том или ином отношении выход из конкретной ситуации, дистанцирование от неё, подъём над ней. Это всегда размыкание, снятие, преодоление ограничений. Это всегда моделирование иного, что роднит юмор с творчеством.
На расстоянии, со стороны всегда лучше сравнивать естественное и неестественное. Эта разница не совпадает с разницей между новым и старым. Смешным может выглядеть и нечто новое, неудачное по сравнению со старым, но претендующее на то, чтобы заменить его; и старое, отжившее своё, но противящееся новому и явно лучшему, более совершенному.
Подытоживая сказанное о смешном, попробую сформулировать своё определение. Смешное появляется, когда наш разум находит позицию, с которой по-новому видна разница между естественным и неестественным. Смех – психологическая реакция на эту заново увиденную разницу. А юмор – приглашение другим взглянуть с этой новой позиции.
Наверное, самые удачные образцы юмора рождаются тогда, когда мы занимаем (самостоятельно или с чьей-то помощью, не суть) оптимальную позицию для такого видения. Оптимальных позиций, кстати, может быть много: ведь есть совершенно разные способы юмористического отображения, интерпретации одного и того же.
А что является критерием оптимальности позиции? Наверное, сила комического воздействия на нас. Получается логический круг: качество юмора определяется выбранной точкой зрения; а она, в свою очередь, задаётся тем юмористическим взглядом, который ей соответствует. Что тут первично, а что производно – мне лично не очень понятно. Но понятно другое.
Умение спонтанно, сразу найти такую точку, не ходя по кругу – это и есть развитое чувство юмора. Невозможно состряпать смешное по каким-то заранее заданным правилам, прийти к нему согласно каким-то методикам – в этом отчасти и неопределённость, трудноуловимость, парадоксальность такого явления, как юмор. Недаром так много его в даосизме и дзэн-буддизме – самых «свободолюбивых» духовных практиках. И в этом также его родство с творчеством.
Известен анекдот о том, как в программу ЭВМ ввели вопрос: «Все ли грибы можно есть?», на что она, поработав, выдала ответ: «Все, но некоторые только один раз». В принципе, данный образец юмора несколько математический, и я не удивляюсь, что такой ответ действительно мог быть «сконструирован» искусственным интеллектом. Смешна здесь только серьёзность и логичность такого ответа.
Но вот на вопрос «Сколько в неволе живут говорящие попугаи?» – думаю, никакой компьютер не ответит: «А это смотря что они говорят». Даже если в его памяти заложена база данных обо всём, что касается попугаев. Такой юмор действительно человеческий: он выводит за пределы ситуации и устанавливает неожиданную связь с более широким контекстом, с более обширным жизненным опытом, который не может быть формализован. В том-то и состоит его притягательность.
Свидетельство о публикации №220062200665