музыка в метро

Лида ехала в метро, усталая и раздосадованная. Позади был тяжелый рабочий день и бессмысленный спор с начальником. Зеленый рюкзак комом лежал на коленях, поверх – неугомонные руки. Неотвязная детская привычка – перебирать пальцы, укладывать их друг на друга, заплетать в тугие косички. Когда она волновалась, пальцы сами собой собирались в причудливые узоры.
Неожиданно ее снующую руку накрыла мужская рука. Лида возмущено вскинулась. Рядом сидел мужчина лет пятидесяти. Симпатичный, в дорогом костюме. В такой добротной одежде в метро не ездят. И вообще в метро не ездят. От него приятно пахло благородным коньяком. Видимо, поэтому он под землей и оказался.
– Успокойся, – негромко, но твердо произнес он. – Перестань.
Она попыталась отнять руку, но как-то вяло. От соседа веяло добротой и покоем.
– Я врач.
Всегда осторожная, ему она доверилась сразу. Прикрыла глаза. Действительно стало спокойнее, будто шарик тревоги слетел с плеч, утихомирив руки.

На очередной остановке в вагон ввалилась группа музыкантов. В метро по вечерам часто играют разные люди. Они ходят по вагону со всевозможными инструментами – от баяна до тамбурина. Немного поиграв, нахально распахивают перед пассажирами сумки или протягивают шляпы. Часто их наивное музицирование раздражает, иногда забавляет.
Но эти были другими. Сам состав был для метрополитена необычен. Скрипка, мандолина, блокфлейта, экзотическая перкуссия. И играли они странную музыку, напоминающую индийскую рагу и григорианский хорал одновременно. Это не была привычная мелодия с аккомпанементом. Она не была мажорной или минорной. Ее нельзя было назвать светлой или грустной. В ней не было акцентов, характерных сильных долей. Она струилась. Она была как водопад. Перпетуум-мобиле. Непрерывный поток.
Вместо механического ритма – дыхание. Так звучит природа: капает дождь, поют птицы, шумит морской прибой.
В ней не на что было опереться, и это сбивало с толку, заставляло вслушиваться в поисках каденции. Подобное звучание могло показаться монотонным, если бы не было наполнено внутренней жизнью: импульсами, волновыми колебаниями, вздохами, естественными подъемами и спадами.
У этой музыки не было цели, только движение.
И Лида последовала за этим движением, вынырнув из своих дрязг.
– Нравится? – спросил мужчина, о котором она успела забыть. А он, оказывается, продолжал за ней внимательно наблюдать.
– Очень.
– Дать им денег?
– Если есть, было бы неплохо.
Когда музыканты проходили со шляпой, врач достал красную пятитысячную купюру.
Она и скрипач судорожно сглотнули.
Ребята перешли в другой вагон. Странная музыка укатилась, своим неэмоциональным течением прихватив ее эмоции и, заодно, узколобого начальника.
Когда Лида пришла в себя и собралась поблагодарить соседа, место рядом с ней уже опустело. Она не заметила, когда врач вышел, оставив холодок безмолвия и отстраненности.