И брезжит свет

киноновелла из цикла «Соприкосновение миров»
литературная форма


Когда телефонный звонок раздался в первый раз, Павел был занят чертежами и поначалу подумал, что это снова звонит сестра. Он раздражённо оглянулся на трубку. Дались же ей так эти хлопоты с продажей дачного участка. Звонит уже в третий раз за вечер.
Павел посмотрел на экран телефона. «Номер скрыт».
- Алло? - сдержанно сказал он, когда снял трубку.
В трубке помолчали, пошелестели чем-то. Затем он услышал женский голос:
- Ой, алло. Вы там слышите? Но вот только... Это куда я попала?
- Как это куда? Туда, куда вы и позвонили.
- А вы кто?
Павел занервничал из-за бестактности.
- А как звучит ваш вопрос? Что значит, кто? Как мне вам ответить?
- Ой, мамочки. Я не знаю.
- Кто я? Отчитаться именем, фамилией? Если вы звоните кому-то конкретному, то, наверное, это я и есть. А если ожидали услышать кого-то другого, тогда это точно не я. Извините, не собираюсь вам представляться. Достаточно уже, что вы набрали ошибочный номер.
- Ой, как вы много говорите.
- Я...
Павел споткнулся. И правда, много говорил. Пока растерялся и подбирал слова, в трубке снова зашелестело:
- Вы там сильно, я слышу, сердитесь на меня. Слышу, сильно. Набирала номер и, наверное, вышло так, что набрала не совсем те числа.
- Не совсем те? - Усмехнулся Павел. - А бывают «совсем те» и «не совсем те», да?
- Вы так странно разговариваете.
- Почему странно?
- Не знаю... Странно и всё. Вы не врач?
- Нет, я не врач.
- А то... Извините, конечно. Но это врачи много разговаривают и говорят как-то вот так же похоже, будто бы оттуда, сверху.
- С небес?
- Нет, сверху-вниз, будто хотят настаивать. И никакого возражения при этом. Раз прописано, значит пейте то. Поставили диагноз, значит ложитесь и лежите.
- Вы уже утомили, девушка.
- Всё, прощаюсь.
- Прощайте и вы. Ни ответа, ни привета. У вас даже номер не определяется...
Он так и не понял, собиралась что-то ещё сказать звонившая или нет. В трубке загрохотало и пошли короткие гудки.
Павел тоже повесил трубку.
Снова один.
Собирались сумерки. Он встал из кресла, прошёл по комнате и щелкнул выключателем торшера.
Снова сел. Дотянулся до записной книжки на столе, открыл, полистал. Посмотрел на бегло записанные телефонные номера, на такие же беглые фамилии. Поморщился, вспоминая то одного, то другого человека, с которыми когда-то держал связь.
Убрал книжку и посмотрел на телефон.
Вслух сказал в пустоту квартиры:
- Врач. Какой врач?..

* * *

Второй раз она позвонила на следующей неделе. Павел уже подзабыл о девушке. И вспомнил только когда увидел «номер скрыт». Усмехнулся и снял трубку. Снова зазвучал уже знакомый шелестящий девичий голосок:
- Алло. Добрый вечер...
- Слушаю вас.
- А куда я попала? Что-то я...
- Это снова вы звоните? Второй раз случайно ошиблись?
- Правда? - Она помедлила. - Простите. Да, кажется, ошиблась.
- Как это может быть случайностью второй раз?
- Наверное... Тут так, я по листочку набирала номер. Может и он с ошибкой записан был. А я снова и набрала.
- Какой именно номер вы набирали?
- Я не помню точно, по порядку как...
- У вас же листочек. Так прочитайте.
- Листочек. Да, да. Где же листочек? Только что держала, вот сюда клала и нет... Или не клала, так. Погодите, погодите, найду. Вот тут был. Или в книжку заложила...
Павлу было слышно, как ойкает и суетится позвонившая. Что-то загремело, потом загрохотало на фоне. Девушка на том конце провода взвизгнула.
- Ой, я лампу уронила! Погодите, погодите... Настольную лампу...
- Девушка, - устало сказал он, - Все это походит на какую-то постановку. Ваш номер скрыт. И похоже не случайно.
- Что?.. Сейчас, я... Что значит скрыт?
- Номер с которого вы звоните не определяется.
- Нет? Тогда я... Вам нужен номер? Регина, Регин?.. Какой здесь номер? Номер телефона какой?
Павел услышал как в трубке, приглушенный расстоянием, чей-то голос что-то ответил. Девушка неразборчиво пыталась объясниться, потом снова ойкнула и что-то опять упало.
Разговор прервался и раздались короткие гудки.
Павел вздохнул и положил телефон.

* * *

В последующие дни он был занят на работе подолгу и снова почти позабыл о странноватых звонках. Нужно было перед отпуском довести дела на службе до конца, голова была занята.
Одним вечером, проходя мимо бульварной тумбы с афишами, бросил взгляд на одну из афиш, там была изображена в полупрофиль улыбчивая девушка с добрым и при том хитроватым взглядом. Тонкие черты лица, хрупкость, не только физиогномическая, но и во взгляде тоже что-то нежное и хрупкое. Тогда он вспомнил девушку и звонки. К голосу девушки могла бы подходить именно такая внешность. Павел понял, что такой, по сути, он себе её и представляет. Даже удивился, вдруг осознав, что каким-то образом всё же представлял ту девушку, допридумал черты. Или нет, не он сам допридумывал, это черты сами допридумались.
Павел отвернулся от тумбы, зашагал бодрее. Ему не нравилось, что он сделал что-то в тайне от самого себя. Он даже поднял воротник куртки. Шёл, шёл. Затем тихонько усмехнулся. И снова отбросил мысли. Наверное, всё это разгулялась фантазия из-за одиночества.

* * *

В один из вечеров, когда еле прибавленный (для шума) работал телевизор, дикторы телеканала сообщали новости совсем неразборчиво. Павел держал в руках трубку телефона и тоскливо слушал монотонный стрекот сестры. Та снова жаловалась на риэлтерские доли, искусственно и бесполезно завышаемые цены на участки: «Да, да, да, да, да, дачу нужно продавать, можно продавать позже, но в стране ситуация с экономикой, потому лучше оформить сейчас, успеть; а если бы подсуетиться раньше, то можно было и дом переоблицевать, сделать игрушечкой, вот  тогда можно самим поднять цену; легко попасть на посредников, если...».
Телефон пискнул. По второй линии поступал звонок. «Номер скрыт».
Павел вдруг разволновался. Быстро сказал неумолкающей сестре, что нужно ответить на поступающий второй вызов, прервал разговор. И снял трубку.
- Алло.
- Алло. Да. Здравствуйте... - Прошелестело так знакомо.
Он воздохнул, но совсем мягко:
- Я почему-то не удивлён.
- Как?.. Почему не удивлены?
- Почему? Потому что случайности стали входить в повторение.
- То есть, это снова вы?
- Нет, это не снова я. Это снова вы. Наверное, вы сами верите, будто... Придумываете всякие сказочки, чтобы украсить жизнь. Звоните случайно, дескать. Просто делаете вид, будто..
- Вы думаете, я случайно делаю вид?..
- Как вас зовут?
- Лёля.
- Лёля, если что, то не обязательно устраивать всё это и рассказывать мне выдумки. Можно же и просто сказать, почему именно вы звоните.
- Вы думаете, я специально?
- Я ничего не думаю. Прямо говорю вам, что если вы хотите подурачиться, то я уже ввязался в эту игру и волей-неволей пытаюсь разгадать интригу. Но можете и просто рассказать.
- А что я должна рассказать?
- Давайте по порядку.
- Так... По порядку. Про Лёлю. Это уж такое имя я вам сказала. Я, на самом деле, Оля, но все домашние и близкие меня зовут Лёлей, я и привыкла. Даже не задумалась, вам, незнакомому человеку, назвалась Лёлей. Но меня не обижает такое имя, наоборот, оно как раз про меня. Все вокруг Лёля, Лёля, Лёля, Лёля. Я и Лёля. Даже забыла, что есть Ольга. Ольга же это ого-го... Ого-го, Ольга!..
Лёля засмеялась.
Павел слушал.
Она снова затараторила:
- Всё, про имя всё сказала. Что там дальше... Что?.. Что я звоню вам, почему? Я и сама сейчас с трудом соображаю. Мне записали разные телефоны, мне по многому нужно звонить. Там подработка, тут курсы, всё же нужно успеть. И вот я какой-то номер набираю, а всё звоню вам. И что-то мы разговаривать начали, это какой-то бурлеск, честное слово, правда. Сама не своя, всё из-за суеты. Вы слышите? Понимаете? Или не понимаете? Я ответила?
Павел встал из кресла с трубкой в руках и прошёлся по комнате.
- И понимаю, и не понимаю. Вы столько раз набрали мой номер. Столько раз ошиблись.
- Это я могу! Это могу! Я просто такая, спешливая. Про меня вон сестрица всё смеется, говорит, дурочка-дурочкой. Видимо, это так и есть. Витаю в разных своих облаках. Как самолёт. Вылитая лётчица. Потом я ещё тороплюсь зачем-то и от этого всё тоже летит куда-то, путается... Вот и вас доняла. Как такое может быть?
В ответ на сказанное Лёлей Павел добро и - как ему показалось - излишне мягко рассмеялся, будто они уже были хорошо знакомыми добрыми друзьями. Она тоже засмеялась. И тут, услышав её беспечный смех, он почувствовал, будто они и правду давно и тепло близки. Потерявшись из-за неожиданного чувства, он притих и замер в паузе.
Потом, скрыв возникшее смятение, сказал :
- Значит мой номер оказался у вас по ошибке... Я слышу, что вы эмоциональный человек. Вы очень впечатлительная девушка. И настолько весёлая... То есть, - Павел замялся, - Вы даже так разговариваете, будто вы очень любите всё веселое. Да и сейчас мне слышен в вашем голосе праздник.
- Какой праздник?
- Ну... Какой-то праздник. Добрый. Цветной. С блестками и цветами.
- А c какими цветами?
- А какие вы любите?
- Ой, простые, полевые. Потрёпанные даже. С торчащими всякими хохолками в разные стороны, с пушинками.
- Я вас, честно говоря, так и представляю. Не потрёпанной, конечно, но с хохолками и пушинками.
- Да вот вы уже всё про меня знаете. Болтушка же, сестра так и говорит. Её зовут Регина. Старшая сестра. Сейчас к ней приехала, у нее живу. А вы?
Павел вдруг тоже захотел рассказать, что и у него сестра, что тоже старшая. И что строгая тоже. Но это было бы уже слишком. Что-то совсем он поплыл. Потом будет себя клясть и высмеивать перед самим собой за поспешность. Или за оплошность. Нет, за оплошность же... Или он всё же думал о поспешности. А это означало, что он уже для себя решил возможность того, что...
Павел встряхнулся.
- А что я?
Лёля вдруг откликнулась на неслышный для него зов, громко сказала куда-то в сторону:
- Я по телефону разговариваю! ...Хорошо. Сейчас завершаю, хо-ро-шо!
- Это вас сестра зовёт?
- Да, зовёт. Ворчит опять. Она, такая, хладнокровная у меня. Я ее называю даже не сестра, а сестрица, так лучше. Я её люблю и ценю, что она такая сильная. И лучше бы мне уже бежать, а то, вон, она начинает...
Павел собрался с смелостью:
- Вы ещё позвоните?
И услышал то, чего больше всего боялся услышать. Паузу.
Лёля помолчала совсем недолго, но пауза была. Павел испугался, какую глубину опаски вобрала краткая секунда. Теперь он вслушивался в каждое её слово вдвойне:
- Позвоню? Да, если вы хотите. С вами приятно разговаривать. Тем более, что мы не договорили. У вас, вообще, приятный голос.
Тут Павел потерял обладание, замешкался и посыпал непозволительные слова. Они хоть и были лишними, но теперь его растревожило, что каким-то образом эта связь может потеряться. Больше прочего пугало, что он теряет над ситуацией контроль и если сейчас не сказать главного, то потом может быть невозвратимо больно и он будет сам высмеивать себя перед самим же собой за трусость.
- И у вас приятный голос. - Начал он, в горле запершило. - Может быть... Оставите мне ваш номер телефона на всякий случай, чтобы вдруг я... А-то ваш не определяется.
- Сейчас. Погодите... Регина! - Лёля дождалась, пока ответит сестра, такая же невидимая, как и она сама. - Регина, какой здесь номер телефона?
Павел ждал в напряжении момента, когда можно выдохнуть и расслабиться.
В трубке раздались щелчки, он услыхал, как Регина что-то сказала Лёле. Затем раздался шелест, грохот и Лёля испуганно вскрикнула.
- Ох, вы не поверите, опять уронила лампу! Господи, тут всё свалилось!.. Всё слетело! Настольная лампа упала.
Лёля поойкала. Что-то снова грохнуло, видимо она уронила трубку на пол. Павел разобрал причитания старшей сестры где-то на очень заднем фоне.
- Я вам сама, сама позвоню! Сестрица ругается. Позвоню вам.
Раздались короткие гудки.

* * *

По пути на работу он вдруг понял, что думает о предательски подступившем чувстве во время телефонного разговора. Это было похоже не на чувство, а на освобождение. Будто не возникало именно нового чувства, а что-то мешающее взяло и отступило, образовав внутри Павла пространство и в это пространство вышло что-то настоящее и заняло положенное место.
Он отстранённо анализировал метаморфозы, но каждый раз задерживался на переживании светлого уюта, приходящего вслед за воспоминаниями о голосе Лёли. Нет, не о голосе, а о беззащитном спокойном состоянии себя, возникающем, когда он слышал Лёлю. В такие минуты он терял прежние позиции, будто устраивался в удобном кресле, сознание развеивалось и через всё это он смотрел на мир совсем по-другому. В-первую очередь на свой мир, а во-вторую и на целый окружающий.
Перед сном Павел подумал, что вполне себе может решиться и назначить встречу с Лёлей. А, пожалуй, да. Выберет букет цветов. Полевые, конечно, бессмысленно собирать, это слишком личное. Да и букет, вообще-то, тоже слишком личное. Просто придёт, встретит её где-нибудь. Они пройдут по аллеям города без всяких цветов. Цветы это уже потом...
Павел открыл глаза. Сон согнало. Значит, всё-таки он опять в тайне от самого себя, ждёт продолжения, настаивает на нём.
Поднявшись из постели, он вышел на кухню. Не стал зажигать свет. За окнами мерцали оранжевыми огнями дома и улицы.
Он уселся на табурет.
- Ну ка, выдохни! - Скомандовал он невидимому врагу. - Что это с тобой! Нет! Взял и взял себя в руки, нашёл центр. Нет. Нет. Нет!
На какой-то из попыток  собраться он заметил, что перестал произносить «Нет» и теперь сидит, расфокусированно и осоловело уставившись в темноту.
- Чёрт побери. - Сказал Павел громко. - Чёрт побери... Ведь, кажется, встряпался...
Голос гулко звучал в тишине пустой квартиры.
Он снова вернулся в постель. Но заснуть не мог ещё слишком долго.

* * *

Павел преодолевал путь до дома в тот момент, когда оказался возле театра. Понял, что ещё до этого специально перешёл на неудобную сторону улицы, чтобы пройти мимо тумбы. Возможно, афишы уже нет.
А, нет, есть.
Девушка на фотографии была прекрасна. Теперь он видел это особенно ясно: вполоборота взглянувшая на него, - как и на тысячи прохожих, - та девушка слегка улыбалась, и в полуулыбке он увидел и слышал все Лёлины фразы, все тонкие моменты её голоса, ту странную манеру, с какой она произносит слова, как тонко и красиво выстраивает свою речь, переблёскивающую, искряющую искренностью. Если бы так разговаривали все люди в мире, целый мир был бы другой.
Павел вспомнил, как Лёля тянет слово «что», как выдерживает паузу ровно на тех местах, где должна быть пауза (и не должна, но есть всегда). Как вспархивает рисунок произносимого ей и медленно утихает, чтобы...
Он понимал, что сам строит себе ловушку. Красивый портрет фотомодели, либо актрисы на афише, возводил - скорее всего - непереборимую ловушку. Он поверит в этот образ, соединит слишком неотсоединимо с реально существующей девушкой. И потом пиши пропало. На встречу (а она будет!) придёт другой человек. Но ему уже трудно разобрать возникшее с ещё невозникшем.
- Эй ты. - Тихонько сказал Павел девушке с афиши. - Ты что?.. Что ты?..
Присмотрелся к афише. Она означала какой-то спектакль. Постановка называлась «И брезжит свет». Что за дурацкое название? Павел ласково усмехнулся. Вообще, театральные афиши - это изысканное и какое-то простоватое мастерство формулировать слишком патетичные (либо, наоборот, менее) мысли. Даже эта... Эх...
- Эх... - Вслух сказал Павел, когда шёл мимо тумбы и в стоклятый раз пообещавший не вспоминать девушку на афише, чтобы не обидеть (нет, нет!) Лёлю.

* * *

В один из вечеров Павел сидел в кресле у себя дома, теперь устроившись в собранную позу, упёрся локтями о колени и подпер ладонями голову. Поза защищала, хотя все защиты были разрушены. Сопротивляться бесполезно. Да этого уже и не нужно было.
У Павла была тайна.
Теперь.
И загадка тайны была такова, что её невозможно раскрыть никому. Даже если бы Павел кому-то рассказал (а кому?) в подробностях о событиях, о звонках, повлекших за собой такие изменения в собственном мире, это не перестало бы быть тайной. Разве что он заработал бы отблеск вины за бессмысленную попытку сбежать из положения, из которого невозможно сбежать.
Павел сидел, закрыв глаза, представлял, какой может быть (и будет! Или нет, не будет. Нет, будет) их встреча. Первая ли... Вторая, третья. Он знал, что самое главное должно происходить на мосту. Они, уставшие от прогулки, придут на мост. Засеребрится рассветно речная вода... И тогда он. А, нет, сперва она - чуть подрагивающая от подступившей прохладцы восхода - будет сжимать в руках букет полевых (или околополевых, приблизительно полевых) цветов и скажет, отстранённо глядя на рябь воды - «Как красиво...». Он снимет пиджак, накинет на её плечи. Скажет, «...». Да, он скажет... Так... Он скажет, я влюбился в какой-то из звонков в то, какая ты и что со мной происходит. А она... Что она?
Павел встряхнулся. Ну что за ерунда? Нет, не ерунда.
Она, в таком случае, замрёт и будет ждать, что скажет он. Или не скажет. Или не только скажет. Или сначала скажет, а потом...

* * *

- Алло?
- Алло.
- Знаете, я думала о нашем разговоре... Мне важно понять, кто вы?
- Я... А как вы спрашиваете и о чём?
- А если я промолчу, чтобы устыдить вас вашим таким же вопросом?
- Устыдить?
- Ну не устыдить... Приструнить, что ли.
- Понял вас. Понял, понял. Я отвечу. Я инженер. Мне под тридцать. Что ещё нужно было бы говорить... Что люблю? Люблю аналитические передачи. Люблю из музыки... Ну быструю такую. И всегда ставлю быструю на фон. Но знаете, что из музыки люблю больше, чем быструю?
- Что? Говорите.
- Баха.
- Честно говоря, ожидаемо.
- Баха, это правда. Фуга ре-минор.
- А что ещё?
- Ещё Шнитке.
- Понятно. Я слышала и то, и то. Не могу сказать, что люблю, но...
- А чем вы занимаетесь?
- Я будущая учительница. Учусь на педагогическом. Педагогические дисциплины... Сейчас думаю о переводе, но тоже на педагогический, только другой. Со специализации на специализацию, неважно. Педагогика в том выборе второе дело, это компромисс между тем, на что я надеюсь и между тем, на что я надеюсь, когда больше думаю о себе. Так что моё высшее образование - это надежда надежды на надежды надежд.
- Надежды на... Надежды... Допустим, я такое могу представить. Хотя когда—то сам выбирал свою специальность достаточно рафинированно.
- Вы, говорите, инженер?
- По работе инженер. И по специальности. У меня не было выбора, специализированная школа, да и без неё не было особенного выбора, потому что и туда я попал, похоже, исходя из склада сознания, а не из желания.
- А я скажу вам, что хотела бы быть актрисой. Но было очень сложно поступить. В моей семье такое осуждалось. У нас, вообще, много что осуждалось.
- В моей тоже осуждалось бы такое. Строгая семья. А вы, между прочим, похожи на творческого человека.
- Правда? Не знаю, творческая ли. Хочется, но одно желание творчества делает ли человека творческим человеком?
- Думаете, что нет?
- Жаль, что ни я, ни вы совсем не творческие люди. Иначе бы понимали больше художников и артистов, писателей и музыкантов. Там ведь совсем другой мир.
- А зачем мне их понимать? Я же могу понимать их произведения, это какой-то итог. И этого уже достаточно. В душу лезть не обязательно, зачем же настолько вникать...
- А вот вы и не хотите вникать, оставляете их, принимаете и понимаете только какой-то результат. Это очень подходит вашей профессии - ценить результаты. А вот самих художников вы не трогаете, оставляете их в своём одиночестве. Это как будто какое-то упущение. Я так думаю, что душа есть во всем, что перед тем, как появляется произведение, или даже хотя бы замысел, оно в виде предожиданий, целой цепи чувственной и событийной жизни уже существует, живет и ждёт рождения. А до рождения разве души нет? Вот подумайте над этим. Как считаете, есть же душа? Существует она?
- Лёля... Тут можно совсем по-разному рассудить.
- А вот вы не говорите, не рассуждайте, вы почувствуйте. Так любой человек может заслон поставить и сказать, мол, с одной стороны да, с другой стороны сомнения. А про душу разве можно так рассуждать, что с одной стороны да... Односторонняя душа, да?
- Я, знаете, что чувствую про душу?
- Что?
- Что она есть у вас. В этом я даже не сомневаюсь.
- Это вы так просто говорите, переводите на шутку?
Павел помолчал ровно столько, сколько этого потребовалось для искреннего и легкого ответа.
- Нет, это я не просто так говорю. Я давно не чувствовал людей. А когда начал разговаривать с вами, то в вашем голосе, в том, какие слова вы говорите и каким образом их произносите, я вижу душу.
Возникла тишина. Лёля, видимо, смутилась.
- Знаете что, - заговорила она медленно, будто осторожно наступая на слова. - Вы можете смеяться, можете не смеяться. Но понимать, что душа есть, для меня очень важно. И ещё важно, чтобы близкие мне по духу люди понимали это, чтобы и вы считали, что душа есть. Чтобы чувствовали.  И брезжит свет, тогда есть какая-то надежда. Понимаете?
- Понимаю. - Произнёс Павел и вдруг вспомнил. - Лёля, вот вы сейчас сказали, что тогда брезжит свет, есть какая-то надежда...
- Да.
- Я вспомнил одну вещь. И хотел рассказать вам. Сейчас соберусь с мыслями и расскажу. Послушайте. Ещё в самом начале, когда впервые я услышал ваш голос, то постарался представить, какой вы можете быть девушкой, как выглядеть. Может это странно звучит, но я даже будто увидел тогда вашу внешность. Там было фото на афише, где театр возле бульвара. На тумбе была афиша театрального спектакля, он назывался «И брезжит свет». Я сейчас это вспомнил... Удивительно. Это такое красивое совпадение. Хотя, нет, наверное, не совпадение. Может быть это по какому-то произведению, а вы начитанный человек, потому и вспомнилась вам эта фраза. Возможно, вы на спектакль ходили... Я по театрам не хожу. Но это совпадение кажется мне удивительным добрым знаком.
- Нет, я всё же не читала такого произведения. И спектакля не видела.
- Постойте, постойте, я хочу договорить. Вот какая мысль. У нас в механике простых логических связей, в нашей инженерии такое называется синхронизацей, это когда в соседствующих структурах возникают схожие частоты или вибрации. И я такое переношу на жизнь. Например, всегда знаю, что если что-то во вне своего дома я встречаю похожим на что-то из моего дома, то в этом точно есть какая-то связь: психологическая, смысловая, это всё даже научно обоснованно.  Возможно, я путанно всё объясняю, извините.
- Да, я запуталась.
- Просто я хотел сказать, что нам с вами удалось найти близкий общий язык. А со мной такого не бывает, я с людьми совершенно холоден, меня не интересуют пространные разговоры и в целом я человек завершённый и независимый. Но с вами совсем другой. Это потому что в нас угадывается какая-то схожесть, которую мы интуитивно и почувствовали в первых звонках.
- Вы думаете? А я считаю, что мы, наоборот, совсем непохожи. Мы противоречивы и в делах, и в каких-то подходах, в виденьи мира. Не противоречивы, скорее, а противоположны. И потому нам интересно беседовать, наше общение движется за счёт конфликта, но не в смысле ссоры, а как в драматургии. Но я вас понимаю и в этой противоречивой точке зрения как раз-таки поддерживаю.
- Пусть так. Мы очень непохожи и от этого миры перекликаются. И брезжит свет. Давайте однажды сходим вместе на этот спектакль, из-за синхронизации?
- Вы приглашаете нас в театр?
Павел справился с першением в горле.
- Приглашаю. Нас с вами. В тот театр, а? Даже на тот спектакль.
- Я подумаю. Спасибо.
- Эх... Извините, если вдруг я поторопился. Ну, то есть, не поторопился, а...
- Нет, нет. Не беспокойтесь. Я рада, очень рада. Очень-очень. И вообще заранее согласна, просто не могу сразу сказать «Да». Мы обязательно сходим. Потому что мне нужно быть сдержаннее, я и так в наших разговорах чувствую себя такой легкомысленной... Потом обдумываю, совсем неловко становится.
Они помолчали. Павел заговорил первым:
- Дайте угадаю. Потом вы чувствуете себя дурочкой и сами над собой насмехаетесь перед самой собой?
- Да, досадливо насмехаюсь.
- Знакомо.

* * *

Он не взял номер её телефона. Он только потом понял.
Павел сиротливо посматривал на молчавший вторую неделю телефон. Лёля больше не звонила.
Это, наверное, он сам всё испортил. Сначала опрометчиво начал выспрашивать номер, а было ещё рано. Потом слишком много наговорил о себе, в чем-то возражал её рассуждениям. Видимо, он сам виноват.
Поначалу было особенно сложно. Мир, в котором больше не было «случайных» долгожданных звонков пустел и уменьшался. Возвращаясь с работы домой, Павел стал выбирать дорогу, которая вела не через театр и афишную тумбу с улыбкой Лёли, а через промышленные кварталы, где меньше праздника.
А потом начался отпуск.
Однажды, стоя на кухне возле окна, дожидаясь, пока заварится вечерний чай, Павел будто очнулся. Он стоял, что-то внимательно разглядывая, но не понимал, что именно, потому что всё внимание оставалось внутри. Перед ним за оконным стеклом оранжевые ночные огни города золотились беззвучной безрадостной пустотой. В чашке чая отражался плафон кухонной лампы. Рядом молчал телефон.
Он сказал вслух напоследок всей этой истории:
- Вот и хватит.
Потом включил телевизор и убавил звук настолько, чтобы тот служил пустоте дома одним только неразборчивым шумом.
Он снял трубку и набрал номер.
Там ответили:
- Алло? Что такое?
- Ничего такого. Как там дом?
- Какой дом? А, дом... Может быть мы его сдадим? Не станем продавать, а предложим кому-нибудь снять. Или, знаешь, мне сказали, что можно даже через лизинг. Знаешь, что такое лизинг?   Можно сдать с правом последующего выкупа и там назначить цену сдачи таким образом, что...
И так далее, и так далее.
Сестра говорила. Павел слушал и смотрел за окно. Огни золотились.

* * *

На панели забора ветер колыхал язычки объявлений. Тех, у которых были язычки. Здесь было много объявлений. Павел что-то бегло прочитывал. Потом оглянулся, потому что та тумба была позади него.
Такая знакомая афиша до сих пор была на месте, но теперь уже была выгоревшей и поистрепалась.
Вздохнув, Павел зашагал дальше по улице.
На одном из встречных перекрёстков старушка продавала цветы. Даже сейчас ему вспомнилась Лёля. Пока светофор держал красный свет, Павел бросил взгляд на букеты в ведре. Георгины, астры, весёлые ребята, он знал названия некоторых садовых цветов с детства.
Он подошёл к старушке.
- Вот эти сколько стоят?
- Георгины?
- Да.
Вскоре Павел шёл по улице, сжимал в руках букет садовых георгинов в простой слюде. Он прошёл мимо тумбы с афишей и свернул в театр, к кассам.
- Мне один билет на спектакль «И брезжит свет».
И протянул купюры в окошечко.
- На какой? - Переспросили оттуда.
- Спектакль называется «И брезжит свет».
- Понятно. На сегодня?
- Да.
- Вот, держите билеты. И поторопитесь, десять минут до начала. А вам ещё сдавать пальто... У нас последние показы постановки. Ох, это сегодня и есть последний.
Павел сдал пальто и с цветами направился в зал.
Старенький билетёр оторвал контрольный блок билета, вернул билет.
Когда Павел зашёл в зал, свет гас. Потому он не стал проходить на место, указанное в билете, так и остался на задних рядах. Зал небольшой, зрителей совсем немного.
Когда на сцене появилась та самая актриса с афиши, Павел разволновался. Даже издалека он сразу узнал хрупкую фигурку Лёли, которая на самом деле Лёлей вовсе и не была. Хотя, нет, была той самой Лёлей, которая жила в его воспоминаниях. Но всё же была не Лёлей, Нелёлей. С грустной улыбкой, сдерживая прихлынувшие чувства Павел смотрел на девушку на сцене. Этот персонаж незнакомого спектакля удивительно совпал с чертами Лёли не только внешне, но и в поведении. Героиня была такой же суетливой, волнующейся. Павел весь ушёл во внимание и тоскливо всматривался в происходящее на сцене. Через несколько минут Павел выбрал момент и крадучись пересел на пять рядов ближе к сцене. Здесь Нелёлю стало видно ещё больше.
Павел бывал в театре только в детстве, не слишком понимал этот вид искусства и теперь всё было в новинку. Но, вопреки настороженному ожиданию, что всё покажется картонным и скучным, он оказался вовлечён в сюжет с головой. Ещё бы... По сюжету, героиня Нелёля находилась в доме, окруженная родственниками, наивно мечтала о светлой любви, отказывала в назойливом ухаживании со стороны других персонажей постановки. Павел их сразу всех возненавидел, завидуя их существованию в общем с героиней пространстве. Старшие подтрунивали над Нелёлей - хрупкой и от непонимания одинокой.
Он как раз собирался пересесть ещё на несколько рядов ближе. Выгадал момент, когда возникнет пауза в диалогах, настанет время смене персонажам и действиям... Нелёля к этому времени отошла вглубь сцены и кому-то звонила со старинного дискового телефона.
И в этот момент, как нарочно, зазвонил телефон в кармане его брюк. Хорошо, что Павел осмотрительно переключил вызовы телефона на вибрационный сигнал. Потому что сестра обязательно должна была позвонить в этот вечер. Как всегда, как назло, в минуту, когда он не может говорить...
От того, как совпало действие на сцене со звонком от сестры у Павла даже перехватило дыхание. Нелёля кому-то звонила, а звонил его телефон, будто бы это была Лёля. Чтобы сбросить вызов сестры, Павел выискал телефон, достал его и оторопел. На засветившемся экране значилось: «Номер скрыт».
Сердце заколотилось. Неужели это Лёля?
Теперь на спектакль стало наплевать. Вдвойне, втройне наплевать.
Держа телефон в дрожащих руках, он снял трубку и прошептал сдавленно:
- Алло?
- Алло, здравствуйте...
- Лёля, это вы? Это вы?
- Да, это я.
- Вы так давно не звонили!
- Давно, да?
С соседних рядов кто-то зашикал. В тишине зала его голос был слышен и мешал зрителям. Он зашипел в трубку:
- Я на спектакле сейчас! Погодите, я выйду из зала!
- Что?..
Павел вскочил из зрительского кресла и поспешил с георгинами к выходу из зала. Шёл сгорбившись, на полусогнутых, чтобы не помешать своим высоким ростом кому-либо из разреженно сидящих в зале зрителей.
- Лёля... Лёля... - Шептал он в трубку, чтобы подтверждать, что остаётся на связи.
Партер остался позади. Павел вынырнул из-за портьер, прикрывавших выход из зала и очутился в фойе.
- Как ваши дела, Лёля? Всё ли в порядке? Я думал, вы так и не позвоните мне больше. Вы только скажите скорее, что всё в порядке.
- Всё в порядке. Спасибо, что интересуетесь. Вы куда-то спешите? Может быть, я не вовремя?
- Нет, вовремя, вовремя. Всё в порядке.
- И у вас всё в порядке?
Павел расхаживал по фойе, сжимая цветы, теперь его переполняла радость и одновременно испуг, что можно упустить момент, потерять звонок, да так и остаться без номера. Теперь он потерял всякий контроль и говорил что попало, свободно и без остановки. Нужно было спешить, чтобы не потерять главного.
- Скажите, вы на меня обиделись? Может быть, я был слишком настойчив? Вы знаете, я не дождался, подумал, что вы уже не позвоните. Я звал вас в театр и сегодня сам пошёл, без вас. Но мы ещё сходим?.. Тут актриса так похожа на вас.
Суетящийся Павел подбежал к дверям в зал, заглянул за портьеру, не отнимая телефонной трубки от уха. На сцене стояла Нелёля, актриса тоже разговаривала по телефону, но только с кем-то воображаемым, согласно сюжету спектакля.
- Она, правда, показалась мне похожей на вас. Я и решил посмотреть спектакль. Мы обязательно сходим вместе. Или... Что-то я не то говорю. Наверное, невежливо говорить, что вы можете быть на кого-то похожи...
Лёля засмеялась:
- Я? На кого-то похожа?
И Нелёля вдруг тоже засмеялась на сцене. Одновременно. Синхронно.
- Это вы сейчас смеялись? - Переспросил Павел.
- Да, это я сейчас смеюсь... - Ответила Лёля...
- ...смеюсь над тем, что вы сегодня говорите странное. - Одновременно продолжила Нелёля на сцене.
Павел оторопел.
Вынырнул из-за портьеры.
- А где вы сейчас? - Спросил он в трубку.
- Дома. - Раздалось и приглушённо в зале и в трубке.
Закружилась голова. Он снова заглянул в зал и теперь растерялся, не мог подобрать слова.
- Лёля, слышите?
- Да. - Ответила и Лёля и Нелёля.
- Я помню, какие вы любите цветы... - Растерянно сказал Павел.
Лёля в трубке и Нелёля на сцене говорили вместе:
- Конечно, я вам сама говорила, самые любимые цветы, это полевые.
Тут Нелёля словно бы неосторожно повернувшись, вдруг задела настольную лампу, которая стояла на столике возле телефона на сцене, та упала на пол, конус света тут же погас. Сцена погрузилась во тьму.
- Ой... Я лампу уронила. Настольную. Боже мой, какая я неуклюжая... Извините, я вам перезвоню. Сама перезвоню!..
В трубке раздались короткие гудки.
Оцепеневший Павел стоял у портьер выхода из зала, смотрел на тёмную сцену. Свет там возобновился, из-за кулис вышла другая героиня спектакля.
- Лёля, - сказала она строгим голосом. - С кем ты беседовала? Что происходит?
Лёля-Нелёля жмурилась от внезапного яркого света.
- Регина, это ты включила свет? Прости, что я такая неловкая. Ну прости меня, строгая моя сестрица! Пока я разговаривала по телефону, упала лампа. Ещё мои записки-листочки рассыпались. Я всё починю, сейчас соберу. Сама всё уберу, ну прости меня.
Павел вышел из зала. В его руках по-прежнему были георгины. Он осоловело и непонимающе посмотрел на цветы, посмотрел по сторонам, посмотрел на телефон. И убрал его в карман.
Это бред.
Это! Бред!
Нервно он шагал туда-сюда по фойе театра. Теперь букет в его руках был забыт и безвольно вздрагивал.
Павел вышел в кассовый зал и подошёл к афише спектакля «И брезжит свет». На него, обернувшись, со светлой улыбкой смотрела Нелёля-Лёля. Он прикоснулся к листу афиши, словно стараясь убедиться, что всёэто правда.
Потом зачем-то подошёл к кассовому окошечку. Там, заметив его появление, ожила едва различимая фигура кассира.
- Послушайте... - Сказал Павел.
- Давайте, давайте. Мы уже закрываемся!
Павел постоял, выбирая слова, чтобы спросить то, о чем не соображал сам.
- А вот это всё... - Начал он, но следующих слов не подобралось.
- Это же вы покупали сегодня билет на спектакль. А что, спектакль не понравился?
- Понравился. - Сказал Павел. - Только я не...
Он опустил голову, увидел георгины в своих руках. Встрепенулся, ожил. И снова поспешил к залу.
Когда Павел вынырнул из-за портьеры, Нелёля стояла на авансцене и как раз договорила какой-то значимый монолог.
- А значит будет надежда. - Только и услышал Павел. - И брезжит свет!..
Зазвучала музыка. Свет наполнил сцену. Аплодисменты наполнили зал. Занавес принялся медленно сходиться.
Павел стоял и не смел двинуться. Он видел, как освещение стихло и затем возобновилось. Как зажглось освещение в зрительном зале. Как занавес снова открылся и актёры спектакля, в том числе и Нелёля вышли на поклон. Он видел, как Нелёле, а так же некоторым актёрам, подносят цветы. И как Нелёля кланяется. Как наконец опустела сцена.
Он неподвижно стоял.
Мимо него шли зрители, направляющиеся в фойе. Павел видел их, смотрел на лица. Их лица были равнодушны к Павлу. Разве что несколько случайных человек, будто опознав в выражении его лица что-то трудноуловимое и тревожное, присматривались на секунду, но затем так же теряли интерес. И всё было медленным, тянущимся, а потом словно замедлилось ещё больше...
- Молодой человек.
Павел вздрогнул и поднял голову.
Старенький билетёр указывал на дверь за портьерами:
- Тут всё. Нужно уже выходить.
- А скажите, пожалуйста. - Ожил Павел. - Как мне пройти к гримёркам?
- Не успели цветы подарить? - Улыбнулся билетёр.
Павел кивнул.
- Вам надо выйти из зала, потом сразу повернуть налево и в углу одна-единственная дверь. Там выйдите в служебный коридор, гримёрки там сразу же и попадутся.
Рассеянно кивнув Павел пошёл к выходу.
- Застеснялись, что ли, вручить букет?.. - Спросил из-за спины билетёр.
Но Павел не оглянулся и не ответил.

* * *

Впервые Павел увидел Лёлю так близко.
Дверь в гримёрку была незакрыта. Лёля стояла у окна с чашкой в руках. Она оглянулась, когда Павел появился в дверном проёме с георгинами в руках.
- Я вас слушаю. - Сказала она.
И он снова оцепенел, слыша как звучит голос Лёли теперь уже не в телефонной трубке.
- Я вам... - Сказал он. - Принёс цветы.
- Мне? - Лёля улыбнулась. - Спасибо. Это георгины, мне они очень нравятся. Вы угадали.
- Лёля, - начал Павел, хотя не знал, как начать. - Я тот самый Павел, который инженер и с которым вы разговаривали. Мы разговаривали... - Он споткнулся. - Я запутался в том, что происходит. И не знаю, как оказалось так, что...
Он остановился.
- Конечно забавно, что вы называете меня Лёлей. - Засмеялась Лёля.
И ровно в эту секунду он понял, что перед ним не Лёля. Что Лёля разговаривает совсем по-другому, более вкрадчиво, осторожно, словно выбирая нужные слова. А та, которая перед ним, хоть голос один-в-один, но всё же не Лёля. Слишком много смелости было в её интонациях,
- Вы тогда не Лёля? - Переспросил Павел, совсем путаясь.
- Лёлей зовут героиню сюжета, моего персонажа.
- А вас?.. Как вас зовут?
- Татьяна. - Снисходительно ответила Нелёля.
Снисходительности особо не было, но Павел почувствовал, что Нелёля будто бы жалеет его за такую растерянность.
Павел откашлялся. Протянул цветы. Актриса приняла их, положила на столик возле зеркала, где россыпью лежали листочки бумаги, вновь напомнившие телефонное общение с Лёлей.
Актриса оглядела гримёрку, видимо, в поисках вазы. Вазы почему-то не нашлось, но нашлась трёхлитровая банка.
- Знаете, я сейчас попытаюсь сказать, хотя мне сложно собрать всё в слова. - Волнуясь начал говорить он, пока Лёля набирала из-под крана воду в банку для георгинов. - Не знаю, должен ли я объяснять, не знаю, понимаете ли вы меня, или только делаете вид, что не понимаете. Но я, как кажется, так близко знаком с Лёлей, при этом я вижу, что вы не Лёля, но при этом вижу, что Лёля это вы... Вы сегодня и в другие разы звонили мне. Так? Вы выбрали мой номер жертвой, объектом, тренажёром или чем-то ещё? Вы решили во время спектакля звонить мне?.. Стали набирать один и тот же телефон, ронять лампу, класть трубку в неположенный момент? Возможно, это у вас, артистов, такая практика?.. Мне важно понять, насколько в наших разговорах вы были вами и насколько вы были Лёлей.
Нелёля посмотрела на него. На лице промелькнула тревога, какая может возникнуть у актрисы в пустой гримёрке, когда к ней пришёл нервный человек, кто-то из не совсем нормальных зрителей. А Павел не понимал, насколько Нелёля понимает его. Насколько всё, что происходило, для неё это игра...
Нелёля заговорила.
- Я не совсем понимаю. Вы говорите странные вещи.
- Странные?
- Да, странные. Вы говорите, я вам звонила, набирала ваш номер?
- Да. Несколько раз.
- Что это за номер? То есть, вы думаете, у меня есть ваш номер? Это было давно?.. Я отхожу от спектакля. Извините, может быть в этом дело. Мне нужно какое-то время, чтобы отойти от роли. Сегодня был последний показ, теперь до следующего сезона... Вы говорите, инженер, Павел, а может быть я что-то и припоминаю, хотя смутно. И могу путаться. Извините.
Павел молчал.
Молчала Нелёля.
В тишине мира он повернулся. Постоял. Потом сказал:
- Это всё какая-то ерунда. Бред. Это, наверное, не вы. И не было ничего такого.
- Я ничего не понимаю.
- А вдруг?.. - Сказал он.
- Что вдруг?
- Я живу рядом с театром, вот тут буквально. Разрешите, я... - Он дотянулся до листочка у зеркала, а потом достал из кармана авторучку. - Запишу ваш номер?
И натолкнулся на её недоверие.
- Вы знаете, это не в наших правилах... Не в моих правилах оставлять номер. Прошу вас понять такое.
Павел замер.
- Я уже привык, вы никогда не оставляли номера. Тогда запишу вам свой.
Он и сам не думал, что сделает это. Что решит оставить телефон. А если задумался бы, то точно не оставил. Нервная волнительная инерция привела к такому. Павел набросал требуемые цифры, положил листочек на столик возле зеркала.
Нелёля молча посмотрела на Павла.
- Извините, пожалуйста. - Сказал Павел. - Мне очень понравился спектакль, хоть я целиком всего, признаться, не видел. Но вы... Вы хорошая актриса. И девушка вы хорошая. Это видно сразу. Даже по фотографии на афише.
Нелёля опустила голову точно так же, как это сделала бы Лёля и улыбнулась, точно так же, как улыбнулась бы на её месте Лёля.
Павел кивнул и ушёл.
Конечно, она не позвонит. Да это и не она...

* * *

Телефон зазвонил.
Он только проснулся, дотянулся до трубки. Незнакомые цифры номера... Досадливо поморщился, но всё же ответил.
- Алло?
В трубке раздался шелестящий женский голос:
- Это вы?..   Алло?
- Да, это я.
- Вы извините, что я так внезапно. Но мы могли бы встретиться и снова поговорить? Я почувствовала, что нужно поговорить. Поначалу посомневалась. Так уж бывает, вы не судите меня сильно, но это я виновата, разволновалась больше положенного. Теперь, слышите, скажите, могли ли бы мы встретиться, раз вы сказали, что живете возле театра, я сейчас в театре и могла бы подойти куда-нибудь.
- Да, вы говорите о встрече? Встреча возможна. Вы хотите о чем-то поговорить?
- Хочу.
- Тогда давайте возле фонтана.
- Отлично, давайте там.

* * *

Фонтан работал. Вода блестела.
Они пришли на место встречи одновременно. И вместе не знали, о чем говорить, с чего начинать.
Она редко посматривала ему в глаза, всё больше рассматривала клумбы и струи фонтана. Но заговорила первой:
- Вы тогда сказали, вас зовут Павел, что вы инженер. Я почувствовала, что в том, как вы пришли и в том, что вы говорили, была некая значимая правда... Вы полюбили героиню нашей постановки?
- Погодите, погодите. - Прервал он.
- Что?
- Моё имя вовсе не Павел. И я не инженер.
- Да? Возможно, я неправильно запомнила. Простите меня.
- Может быть вы про новеллы? У меня есть одна новелла, в сюжете которой главного героя зовут Павел и он инженер. Там девушка ошибается номером телефона... Он потом приходит к ней в театр.
- Вы пишете новеллы?
- Да, я писатель.
- А как тогда вас зовут?
- Антон. - Сказал он. - Меня зовут Антон. Хотите послушать, о чём был сюжет той новеллы?.. Давайте пройдёмся. Я расскажу вам.


КОНЕЦ

(Геленджик, 2020)