Парадокс

У вас бывает ощущение дежавю? Ну когда вы идете по улице, или стоите в какой-нибудь очереди, или вообще сидите на унитазе с книгой в руках и ни с того ни с сего понимаете, что это вы уже где-то видели. Я не имею в виду ту дичь, про которую вы подумали, что сидеть на толчке каждое утро это вовсе не дежа, а вполне обыденный производственный процесс. Нет. Я имею в виду мысль, которая возникает в голове, этакий звоночек, утверждающий, что вы уже были в подобной ситуации. Так же стояли в очереди или, как я уже говорил, шли по улице. В общем, делали какие-то действия, которые повторились только что снова. И вы понимаете, что это уже было когда-то. Вот и у меня возникло такое ощущение, когда я так и не смог отыскать банку с кофе.
– Мариша, а ты не видела, куда подевался кофе? – кричу я с кухни своей девушке, которая валяется на кровати, читая посты в соцсетях.
– Я ее выкинула еще вчера вечером, – невинным голосом она отвечает на вопрос сразу, после секундного раздумья добавляя: – И да, я выпила остатки кофе.
– Сучка, – бубню себе под нос, закрывая шкаф, хлопая дверцей без всякого умысла. Она же услышала сказанное мною слово. Услышала хлопок дверцы и приняла все в свой адрес. Она подумала своим засранным мозгом (от всех этих постов, комментариев, картинок, новостей в соцсетях мозг действительно засирается по-крупному), что я психанул, и, забежав на кухню, пригвоздила меня своим взглядом к тумбочке. Будто пыталась разорвать. Она затараторила слова, образующие предложения, на которые мне попросту было насрать.
Я налил стакан воды, при этом кивая головой, где-то поддакивая, где-то отнекиваясь, выпил залпом и направился в спальню, для того чтобы вкинуться в джинсы и футболку. Кофе само не появится на полке, его нужно будет купить. А для этого нужно идти в магазин, хоть он и находится неподалеку, но кому это на хер надо? Естественно, мне. Маришка же села на кровать, скрестив на груди руки и насупившись. Я поцеловал ее в макушку, после того как облачился в свой походный наряд, и вышел в прихожку.
В прихожей я нацепил кроссы, протянул руки к ее сумочке, которая стояла на обувнице, раскрыл боковой карман, откуда достал карточку. У меня были деньги, но я решил, что это по ее милости я должен идти в магазин, поэтому платит она.
– Я карточку твою взял, – говорю я между делом, открывая входную дверь.
– С хрена ли?! – она выбегает в прихожку, но я уже захлопнул дверь.
Спустившись на пару пролетов вниз, я слышу, как она кричит мне, какой я мудак, и громко хлопает дверью. Я улыбаюсь, сбегая по лестнице, и выхожу на улицу.
Солнце уже пригревает. Дети бегают, играют в догонялки, орут благим матом друг на друга. Такое ощущение, что кроме меня этого никто не слышит. Сосед снизу, открыв капот, копается в своем драндулете. Бабки сидят на лавке, обсуждая последние новости. Чей-то пес в наморднике жарит дворняжку, та аж высунула язык. Молодая мамочка прогуливается с коляской. Утро как утро, скажут многие, но не для меня. Без чашки кофе это утро для меня было дерьмовым.
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть в окна хаты. Вижу свою возлюбленную. Вижу, как ее рука показывает мне фак. Я посылаю ей воздушный поцелуй и направляюсь в сторону магазина.
В магазине, поздоровавшись с продавцом, я иду к стеллажу, где находится кофе. Я единственный покупатель. В магазине тишина. Беру стеклянную баночку «Нескафе» и иду рассчитываться. Продавец говорит с улыбкой на лице, что я первый, кого она за сегодня обслуживает, значит, народу будет много, будет большая выручка. Была бы какая-нибудь девушка, был бы мертвый день. Такое поверье, говорит она. Я ей говорю, может, тогда скидочку мне дадите. Она смеется, пробивает кофе и называет сумму, естественно, без скидки. Я прикладываю карточку к терминалу, беру банку, сказав спасибо, и выхожу из магазина.
Подойдя к подъезду, я обратил внимание, что весь народ куда-то подевался – ни бабок, ни детей, никого. Странно, по сути, но и хрен с ним. Да и солнце зашло за тучи, уже не греет своими лучами. Может, к дождю? Может, поэтому все разошлись? А может, мне на все это стоит забить и не заморачиваться из-за всякой хрени. Что я и делаю, сплюнув, заходя в подъезд.
Я не сразу захожу в квартиру, стою возле двери несколько секунд, может, минуту, пытаясь придумать шутку, чтобы отшутиться за беспонтовую движуху с утра. В голове одна хрень, так ничего и не придумал. Открыв дверь, я переступаю порог.
Какого хрена здесь происходит?
Квартира каким-то мистическим образом изменилась. То есть это моя квартира, но в тот же момент я не понимаю, где я нахожусь. Вместо люстры долбаная лампочка Ильича освещает тусклым светом прихожку. Обои отслаиваются, оголяя стены, которые почернели от плесени. Шкаф и обувница разваливаются, будто дерево сгнило нахрен. Обувь с одеждой валяются на полу, уничтоженные временем или сожранные молью, я не могу этого понять. Вместо комнатных дверей – проемы, заколоченные наглухо досками. Я надавливаю на доски сильней, еще сильней. Ни хрена. Зал замурован, как и кухня, как и спальня.
– Мариша? – кричу я, но в ответ тишина.
Я продвигаюсь в сторону туалета, пока только там я вижу дверь, а не забитый досками проем. Линолеум чавкает под ногами мерзко так, противно. Будто это живая плоть. Я дергаю ручку, поворачиваю вправо, влево. Тяну дверь на себя. Пинаю ее. Заперто.
Со скрипом открывается дверь в ванную. Я смотрю, как эта дверь открывается медленно, скрипя, выпуская на волю яркий свет. Чертов свет в конце тоннеля, мать его. Я медленно иду к этой двери, к этому свету. И вижу, что в ванной комнате, где стояли раньше ванна, стиральная машина, корзина для белья, зияет большая дыра, из которой торчат концы деревянной лестницы. Я заглядываю внутрь в темную бездну. Беру камушек, бросаю вниз, чтобы проверить, насколько глубока кроличья нора. Звука, который бы мне сообщил, что камень достиг дна, не было.
– Оу! – кричу я, в ответ тишина.
Я, чертыхаясь, бегу в сторону двери. К выходу из этого дерьма. Надеясь, что дверь еще возможно открыть. Затаив дыхание, надавливаю на ручку. Слава богу, дверь поддалась, и я выбегаю в подъезд, закрыв за собой дверь и прижимаясь к ней спиной.
Сердце готово выпрыгнуть из груди. Я дышу часто, словно километр пробежал. Пытаюсь нормализовать дыхание, отдышаться. Пытаюсь сосредоточиться, собраться с мыслями, обмозговать всю эту хрень, что произошла только что, найти ей любое объяснение. Может, мне башку напекло, или газ какой-то запустили военные, черт его знает.
Мысленный хаос нарушают приближающиеся шлепки, что-то наподобие ритмичных ударов по уже разбитому в фарш лицу. Они все ближе, ближе и ближе. И когда они пропадают, слух терзает возглас, какое-то подобие слов, а дальше смех.
Вашу мать.
Я подхожу к перилам, заглядываю вниз и вижу мелкое создание, чем-то похожее на человека, но вместо лица свиное рыло. На ногах копыта, а на голове маленькие рожки. И да, еще у него есть хвост. Голый торс весь покрыт какими-то иероглифами, нанесенными на кожу подобно шрамированию. Облизывая раздвоенным языком губы, он смотрит на меня, разглядывая, как какую-то вещь, которую мечтает заполучить.
– Черт... – остальные слова комом застревают в моем горле. Что я хотел сказать? Не имеет значения.
– Сыграем? – хохоча, тварь выплевывает вопрос и буквально через секунду оказывается на полпути к моей дрожащей туше. – Бу! – кричит он. В ответ я посылаю в его рыло банку с кофе. Попал я или нет, только этот черт может знать. Я не смотрел, я ломанулся к двери под дикий хохот черта и его хлопки, наверное, в ладоши.
За собой я не закрыл двери. Я даже не оборачиваюсь, бегу к яме, слыша за спиной преследующие шлепки, и хрен пойми как, но уже сползаю по лестнице вниз. Стоило только посмотреть вверх, как словно игрушечный хрен из табакерки выскакивает... Как думаете, кто? Бинго! Тот самый черт. Он наблюдает за моим спуском, все так же облизывая губы, а затем, подпрыгивая на месте, начинает вопить:
– Дристошка! Дристошка!
– Иди ты на хрен! – кричу я, и он, улыбнувшись, сваливает, очищая горизонт, а я продолжаю свой спуск во тьму.
От яркого света осталась маленькая точка, когда нога нащупала твердую почву. Яма, которая изначально мне казалось бездонной, все же имела дно. Меня это немного порадовало. Хотя, оказавшись в полной темноте, я вновь приуныл.
Покружившись на месте, я так и не обнаружил блики света. Сплошная тьма. И там. И там. И там. Везде.
Стоять на месте мне особо не улыбалось, и я решил идти. Вытянув руки, я медленными шажками двинулся вперед с маленькой надеждой прийти хоть куда-нибудь. Через какой-то промежуток времени я начал слышать шорох, постукивание и что-то похожее на детские смешки. Двигаясь дальше, я ощущаю, как меня трогают маленькие ручки. Они вцепляются в мои волосы и дергают с такой силой, что клок волос остается в чьей-то поганой руке.
Тогда я заорал во всю силу легких.
Как дурак, я стою в полной темноте, надрываю глотку, стряхивая с головы и плеч сам не знаю что.
Сраное чудо, взмах волшебной палочки – и вуаля! – нечисть сжалилась надо мной, врубив свет, который меня ослепил. Проморгавшись, я обнаружил, что стою в коридоре какой-то тюрьмы. Всюду клетки, и справа, и слева. Желание свинтить обратно в как бы свою квартиру и попробовать разнести черта жгло изнутри, добавляя немного смелости или, наоборот, безумия. Обернувшись, я увидел в нескольких метрах от себя стену и прочную (на мой взгляд) сплошную железную дверь без ручки, но с ржавчиной возле петель. Ну а лестницы, по которой я спускался, не было.
"Вот попал так попал", – думаю я.
Я пошел вперед, сжимая и разжимая кулаки. Насвистывая дебильную мелодию ради того, чтобы не сдохнуть от вновь нахлынувшего страха.
Поначалу камеры были пусты, но с каждым пройденным сантиметром в них появлялись куски окровавленного мяса, валяющиеся на полу или на нарах.
Забегая вперед я скажу, что последующие камеры были наполнены жуткими тварями. Может быть, бесами, а может, чертями, хрен их разберешь. Они отрывали конечности, вспарывали животы, рубили, грызли, рвали заключенных в этих камерах людей. Забавно, но крики я не слышал. Я видел корчащиеся от боли тела, полные ужаса глаза, раскрытые рты, но безумных воплей до моих ушей не доносилось.
Я побежал.
Я бежал быстро, ровно настолько, насколько мог, даже чуть быстрее. Конца камерам не было видно. В каждой продолжались терзания все более изощренные, жестокости не было предела. Кровь, она была повсюду. Все было красным от крови.
В конечном итоге я выдохся. Остановился и начал блевать. Тяжелая отдышка и воздух, который обжигает легкие. Твари припали к клеткам и устроили ор. Какофонию безумия. Теперь я слышал крики вперемешку с хохотом и ударами по железным прутьям. Свист и неразборчивые слова. Кто-то швырнул в меня чем-то. Оно попало мне в грудь и упало. Я присмотрелся и увидел, что возле моих кроссовок лежит отрезанный палец. Это дало цепную реакцию, и в меня со всех сторон полетели различные части человеческой плоти.
"Это все сон. Боже, сделай так, чтобы это был сон", – я неверующий, но в такие моменты даже конченый атеист уверует в Бога. Молча молясь, я побежал вновь.
Мое бегство было недолгим. Чертова какофония осталась позади и моментально стихла. Пришла тишина. Гулкие удары бешено колотящегося сердца можно было услышать, не напрягая слух. Осмотревшись в который раз, я обнаружил, что камеры пусты. Никого. Я побрел дальше, не оглядываясь назад. Ведь незачем тревожить эту нечисть своим любопытством.
Неподалеку я увидел единственную открытую камеру. В ней по центру стоял металлический стол, на котором что-то лежало. Что-то под белой простыней.
А может быть, кто-то?
Осторожно я подошел к открытой двери и встал, не решаясь переступить порог. Простыня слегка вздымалась и опускалась. Под ней явно кто-то лежал. Мое любопытство побороло здравый смысл, который вторил мне: "Беги, дурак, дальше, забей на все на это, спасай свою шкуру". Я решил войти и посмотреть, кто скрывается под этой простыней.
Дрожащая рука медленно тянулась к белой простыне. Когда я все же сжал в кулаке холодную ткань, последовал глубокий вздох. А после с выдохом я стянул простыню, открыв моему взору лицо девушки. Мои глаза округлились, когда я увидел это лицо.
– Нет! – я закричал во все горло. Машинально стянул простыню до конца, и безумный вопль сорвался с моих губ. Передо мной лежал торс. Торс моей любимой.
– Маришка, открой глаза, прошу тебя! – я рыдал, умолял ее очнуться. Но она не пробуждалась. Ее накачали наркотой, и потому она была в отключке. Ее надо спасать. Но где этот долбаный выход?
Я бью себя по щекам изо всей силы в надежде проснуться в кровати. Грязная камера никуда не делась. Разбитая губа – вот весь вердикт. Вот она, жирная точка. Я не сплю. Это все реальность.
– Тебе нравится моя работа?
Я вздрагиваю от неожиданности. Оборачиваюсь. Вижу наглую рожу того самого черта, который меня преследовал до самой ямы. Он ухмыляется, облизывая губы. Эта тварь издевается надо мной. Эта сука решила сыграть со мной в дерьмовую игру.
– Ты все еще хочешь поиграть? – сквозь зубы я выцеживаю вопрос и в два шага оказываюсь возле твари. Он явно не ожидал моей прыти. Не среагировал вовремя. А я вмазал кулаком в его пятак, сбивая с копыт.
Усевшись на нем, я продолжаю молотить его рожу. Повторяя один и тот же вопрос: «Что ты наделал? Что ты наделал?»
Я уничтожаю его. Раздалбливая костяшками пальцев эту чертову морду, превращая ее в фарш. Его маленькие вонючие глазки заплыли. Я вышибаю ему зубы, которые выступили через порванные губы. Они разрезают кожу на костяшках. Я этого не замечаю. Он захлебывается собственной кровью, но это не мешает ему начать ржать.
Я поднимаюсь, наблюдая за бесформенной рожей черта. С моих кулаков стекает кровь. Я не понимаю, что его так развеселило. Я снова выкрикиваю вопрос. Вместо ответа я получаю только бессмысленный смех.
Переступая через тело черта, я выхожу в коридор. Я хочу найти выход. Хочу выбраться отсюда. Но вместо этого я слышу, как открываются сотни дверей. Я слышу топот тысячи копыт. И этот бессмысленный смех, который я начинаю понимать. Он смеется надо мной. Я сыграл в его игру. Я оказался проигравшим. И мой конец – это быть растерзанным этими тварями. Я закрываю глаза, а после меня сбивают с ног.

P.S. Я стою на кухне, ищу банку с кофе, и мне кажется, что я это уже где-то видел. А у вас бывает ощущение дежавю?..