Карпов, золотце! Глава 3

За окном ночь. Я сидел на кровати. Напротив меня, на столе, лежал телефон. Вибрация и звон прекратились, но легче от этого не стало. Минут пять я смотрел на устройство, прежде чем взял его снова. Прочитал. Положил обратно на стол.
- Хрень какая-то, - я вышел в коридор. Прошелся, спугнул тараканов у раковины. Подошел к зеркалу, умыл лицо, посмотрел на себя. - Хрень какая-то повторил я, убедившись, что не сплю.
Вернулся и взял телефон.
Здравствуйте, Карпов Александр.
Меня зовут Антропова Нина Васильевна. У нас с вам общий знакомый - Павел. Он сказал, что вы можете выручить меня в одном деле. Павел рекомендовал вас как парня участливого, а потому я решила, что должна обратиться именно к вам. Так уж вышло, что умерла я два года назад...
- Хрень! - повторил я в третий раз, будто это заклинание могло как раз ту самую хрень развеять, но нет. Хрень все также сияла на телефоне. Белыми буквами, на черном экране.
- Это такие шутки? - спросил я не известно кого, вертя телефон в руках. По всем признакам он был выключен. Ни одна кнопка не откликалась. Откуда на черном экране взялся текст, я понять не мог. Зажимал кнопку выключения, телефон слабенько вибрировал, но ничего не происходило. На касания экран не реагировал.
Я перечитал текст.
- Какой еще Павел? - я припомнил всех знакомых Павлов, а всего их было четыре. С первыми двумя мы разошлись еще в детсаду, с третьим я ходил на карате в седьмом классе, четвертый... - Это тот с кладбища?
Я прошел по комнате. Сделал лишь пару шагов: комната в длину не набирала и шести метров.
- Он же чинил его. Вот и починил. Это точно какой-то прикол, - я перевернул телефон, то ли в надежде увидеть инструкцию «как выключить розыгрыш Паши», то ли просто, чтобы не видеть этот текст. Стоит ли говорить, что никакой инструкции на обратной стороне не нашлось.
Сел на кровать и продолжил читать.
...умерла, и только теперь...
- Когда теперь? - спросил я вслух. - На том свете что ли? - хотел сказать, что это полная хрень, но не стал. Ощутил, что четвертый раз - лишний.
...только теперь поняла, что у меня остались нерешенные дела. Наш общий знакомый заверил, что вы с этим поможете. Он сказал, что мне достаточно просто сформулировать просьбу, и она появится у вас на телефоне. Я, конечно, не разбираюсь, но у меня нет повода не верить Павлу.
- Зато у меня есть. Намутил ерунды. А в конце будет: переведите на мой загробный счет тысячу рублей.
Вот моя просьба:
 У меня остался друг. Зовут его Шаров Дмитрий Евгеньевич. За месяц до моей смерти, он узнал, что заболел чем-то плохим. Мне-то он не сказал, но этого и не нужно. Я по глазам все поняла. Павел сказал, что он нынче жив.
- Паша, получается, говорит с мертвыми? Мастер на все руки! Так-так и что там с Дмитрием Евгеньевичем?
Жив, но очень болен. Я бы хотела хоть как-то ему помочь. Облегчить последние дни. И вот, что я придумала: нашей с ним дружбе больше шестидесяти лет. Мы с ним почти всегда шли рука об руку. Ну да я не буду тут всего говорить, скажу одно - будучи еще детьми, мы придумали такую штуку. Если кто помрет раньше второго, - получается, что это я, - то он должен будет передать второму сообщенье с того света. Передайте, пожалуйста, Шарову Дмитрию Евгеньевичу, что у Антроповой Нины все хорошо, кушает  пирожки с селедкой, запивает грибным компотом. Это мы такой специальный шифр придумали, чтобы второй точно понял, что это с того света привет, ведь при жизни никто не ест пирожки с селедкой и не пьет компот грибной, хотя в ваше время люди чем только не маются. Заговорилась я, простите. Еще раз благодарю Вас за участие, низко кланяюсь. До свидания.
С уважением, покойная Антропова Нина Васильевна.
Только под конец я понял, что сообщение двигалось параллельно с тем, как я читал, но без моего участия. А как только я прочитал последнюю строку, экран погас. Сам. Я нажал на кнопку блокировки, появился привычный космический фон. Телефон показывал время 3:40. Я провел пальцем по экрану, телефон послушно откликнулся. Нажал на кнопку блокировки, экран потух - никаких белых букв.
- Да-а-а, - протянул я. 
Полежав пару минут на кровати, глядя в темноту, я снова взял телефон. Открыл диспетчер приложений, но ничего нового не нашел. Работали только соцсети. Среди недавно установленных приложений не нашел ни одного неизвестного мне. Хоть понимал, что это должна быть шутка, было не по себе. Достаточно не по себе, чтобы я включил свет. Сел за стол. Посмотрел на, бликующий от лампы на потолке, черный экран.
- Какой-то непродуманный прикол, Паша. А если я все забуду? Где же мне перечитать кому и что я должен сказать.
Тут что щелкнуло в голове. Не в прямом смысле, но пришло ощутимое понимание, что я могу точно воспроизвести сообщение Антроповой Нины Васильевны. Могу начать с любого фрагмента, могу воспроизвести их в любом порядке, даже в обратном. Пирожки с селедкой, грибной компот. Каждая запятая сохранилась от одного только прочтения.
- О-о-о, - я взялся за голову, осознавая происходящее. - Спать, Александр. Теперь только спать.   
И уснул, вопреки ночной атаке на телефон и мозг.
Утром встал с четким ощущением, что ночью творилось что-то неладное. Но я был рад, что не мог вспомнить, что именно. Не знаю, что испытывают те, кто просыпаются посреди разбитой в дребезги квартиры утром после пьянки, но думаю, нечто подобное. Они понимают, что хрень случилась и только надеются, что они не при чем, а разбил всю посуду и заблевал пол кто-то другой. Хоть моя комната была в относительном порядке, голову не покидала мысль, что ночью здесь что-то случилось и хорошо, что я это забыл. Пока я об этом думал, будильник пошел на второй круг. Я взял телефон и вспомнил все. Сообщение, Антропову, Шарова, Пашу, пирожки с селедкой.
- Компот грибной! - сказал я, точно придумал новое ругательство.
Значит, все было на самом деле. Или нет? На телефоне не осталось следов сообщения. Но текст в голове остался, точно я его заучил его, как когда-то учил рецепты по фармакологии. Нет, даже они не так ясно запоминались. Будто сообщение написали моими извилинами, чтобы я ничего не забыл. Около часа я лежал в кровати и бесцельно листал новости в телефоне. Эксперт рассуждает о целесообразности вырубки тополей, доценту грозит 10 лет за взятки, обработка территорий от клещей. Я листал в надежде на то, что это все-таки сон. Как бывает: проснешься и не сразу понимаешь сон то был или нет. Чем дольше я лежал, тем яснее понимал - не сон. Еще раз проверил список приложений - новых не было. Последнее установленное приложение - тесты для сдачи аккредитации. Поискал в интернете, могут ли быть на телефоне скрытые приложение. Могут. Судя по видео, записанному неким MoonBoyz99, проще отформатировать память телефона, чем искать эти приложение, а если и это не поможет, останется только снести систему. Ничего сносить я не стал. Вбил в поисковик имена из сообщения. Шаров Дмитрий Евгениевич - есть такой, но он  слишком молод, чтобы дружить с кем-нибудь шестьдесят лет. Тогда я ввел Антропову Нину Николаевну. Нашел новость двухлетней давности. Соседи нашли пожилую женщину мертвой в ее квартире. Утечка бытового газа. В самой новости ее не называли по имени, но кто-то оставил комментарий под новостью, где и написал, что это его соседка и звать ее именно так.
- Твою мать.
Погоди, успокаивал я себя, и что с того? Пожилая женщина умерла у себя в квартире. Кто-то взял эту новость, использовал, чтобы создать видимость сообщения от мертвого человека. Разве это трудно? Не трудно, отвечал я сам себе.
- Только нахрена это делать?! Денег никто не просил, ничего отвечать не надо, да и некуда. Даже само сообщение не сохранилось. 
Позавтракав, я решил съездить к деду. На самом деле, не столько к деду, сколько к Паше. Из трех имен в сообщения мне знаком только он. Я бы с радостью позвонил ему, чтобы выяснить что за психическая атака произошла ночью, но номера его у меня не было. Как и доказательств самой атаки. Нужный мне автобус шел от остановки «Пивзавод». Сама остановка находилась в ста метрах от пивзавода и была устроена одним из банков, благодаря которому на остановке появилась будка с банкоматом, в которой заночевали несколько мужчин. Им хватило денег на продукцию пивзавода, но не хватил сил, чтобы дойти до дома. Один из них проснулся и поглядел на меня, через запотевшее стекло и лег обратно, поправив куртку, которую использовал вместо подушки.
Первый, кто войдет в будку, будет героем, подумал я. Как на зло в будке не горел свет - троица почти слилась с полом. Кто-нибудь впопыхах откроет дверь, не глядя через стекло, и запах выйдет наружу. Интересно, какое пиво они пили. Наверное, они выпили «Трое в лодке», что и натолкнуло их на арт проект «Трое в будке».
Подъехал автобус. На заднем сидении полулежали двое. Парочка без возраста. Алкоголь стер черты лица, превратил их в алконоидов - смесь гуманоида и алкоголика. Она пила пиво из жестяной банки, а он смотрел счастливыми глазами. Я не понял смотрел он на банку или на спутницу, но счастье в глазах было неподдельным. В то субботнее утро от парочки еще пахло пятницей, которая, судя по заплывшим лицам, перетекала у них изо дня в день. Парочка вышла, расплескав остатки пива, облив бабушку, что сидела недалеко от выхода и скрылась во дворах. Их место заняла молода девушка. Она смотрела в окно с каким-то блаженным видом. Ничего так не настораживает, как человек улыбающийся в тишине. Когда автобус проехал мимо ЦУМа девушка перекрестилась, глядя куда-то мимо магазинов или сквозь них. Я прикинул нет ли поблизости храмов - вроде, нет. Тогда попытался вспомнить, существуют ли радикальные православные христиане, устраивающие акты терроризма, и на ум пришел только человек, влетевший на машине в кинотеатр накануне премьеры фильма о Николае II. Женщина показалась мне слишком хрупкой, чтобы захватить пазик. Да и взгляд у нее совсем не злой, скорее самодовольный. Она познала что-то, до чего мы, остальные, еще не доросли. Она и не смотрела на людей. Я разглядывал ее около десяти минут, и за это время она ни разу не отвела взгляда от окна. В окно она смотрела чисто символически, глаза ее не шевелились. Я решил, если бы ее спросили в тот момент, куда она смотрит, она бы сказала в душу, или я смотрю не глазами, а серцдем, туда, куда вам смотреть не дано. Она вышла на остановке «Онкодиспансер». Я следил за ней, пока автобус не повернул. Думал, что она зайдет в двухэтажное здание диспансера, но пока автобус не скрылся, она так и стояла на остановке, глядя куда-то наверх.
- Шею свернешь, - услышал я.
Рядом со мной села женщина. Она улыбалась ярко-красными губами, покрытыми трещинами. Вокруг рта, лучами расходились морщины. Уже старая, чтобы так ярко краситься, но еще молодая, чтобы не красится вообще.
- Закройте окно, молодой человек.
Я открыл окно, когда до меня дошли  пары  алконоидов и забыл закрыть его после того, как те вышли. Закрыть было не трудно, но я оглядел салон - мест полно, двойные, одинарные. Зачем же было садиться под окно?
- Шею свернешь, - сказал она опять. - Закрой, закрой, - кивнула женщина использую нос, вместо указки, чтобы я точно понял, какое окно закрыть. 
Спустя сорок минут я был у цели. Я прошел ту часть кладбища, где обычно обитал Паша, но его не нашел. Потом вернулся к сторожке у входа.
- А Паша тут? - спросил я нового сторожа. Они менялись с завидной регулярностью, только Паша оставался неизменен.
- Кто его знает, - сказал человек, не отрываясь от боксерского поединка, что шел по телевизору. - Ты дальше посмотри, в той стороне, - он лениво указал рукой куда-то в стену.
- Наши хоть выигрывают? - спросил я.
- Тут наших-то нет. Казах да болгарин. Кто из них наш?
- Казах, очевидно. Они ближе.
- А, - махнул он. - Что так, что так - ничья. Они пока пристреливаются, хотя у болгарина удар потяжелее будет. Есть в нем это... - сторож щелкнул пару раз пальцами, выманивая слово из недр мозга. - Злоба - во! Есть в нем злоба. Такой может на характере драться, если техника подведет.
- Ладно, не буду мешать. Алга Казахстан!
- Чего?
- Вперед Казахстан, говорю.
- Ну да, туда.
Я вернулся в другую часть кладбища. Прошел мимо могилы деда, кивнул ему, точно встретил приятеля в торговом центре или на улице: я тебя, приятель, видел, только сейчас занят, но мы еще поболтаем.
Наконец, появился Паша. Черная куртка мелькнула между соснами. Я пошел следом. Он оказался совсем в другом месте, намного правее, чем я ожидал. В руках он держал небольшой деревянный ящик, издали похожий на коробку для обуви.
- Паш, - помахал я. - Можно тебя на минуту?
Он только приложил палец к губам и пошел дальше. Следом пойти я не мог. Паша пошел к поляне что лежала за кладбищем, а дороги там совсем не было. После растаявшего снега земля была рыхлая, с удовольствием разъезжалась под ногами. Вдруг он остановился.
- Тебе срочно? - спросил он.
- Да!
- Тогда погоди минут семь.
Я кивнул. Почему семь? Не пять, не десять, а семь. Для интереса я поставил таймер на семь минут, а сам решил, пройтись, чтобы к окончанию семи минут вернуться на то же место. Некоторые оградки, как и участки за ними, выглядели ухоженными. Кто-то навещал ушедших близких также часто, как и я деда. Странно, что мы никогда не пересекались. Большинство же могилок были заброшены, забыты. Кого-то, может, и не забыли, просто умерший был последними в роду, который прервался либо физически, либо идеологически. Я слышал, что у людей бывают обиды такие, что никакие родственные узы не способны удержать их рядом. Не каждый считает, что стоит поддерживать отношения с кем-то только из-за наличия общих генов. В этом есть правда. Одна оградка была совсем жалкой. Железные прутья изъела ржавчина, они покосились, завалились друг на друга, часть пропала неизвестно куда. Сам участок зарос сухой мумифицированной травой, что за зиму даже не прогнулась под весом снега. Природа будто решила помочь и оградила памятник от любопытных глаз стеной из окаменевших стеблей. Я разглядел только верхнюю половину изображения на плите. Покойный - женщина. На портрете она смотрела куда-то вниз и улыбалась, за ней виднелась кирпичная стена с узким высоким окном, над которым те же кирпичи выложили аркой. На кирпичах, образующих арку, угадывался рисунок, будто бы плюсики или крестики. Куда смотрела женщина на портрете? Казалось, что смотрит на траву, что окружила памятник, но куда на самом деле? Я обошел участок сбоку, чтобы найти хоть какую-то щель в траве и нашел. Изображение заканчивалось на середине груди. Она смотрела вниз и немного направо, и, вроде как, улыбалась. Руки ее прижимались к телу, точно она держала, нечто тяжелое или очень ценное, что не попало на изображение. Интересно, зачем художник по камню изобразил здание позади, но не изобразил то, что на руках? С этого угла я прочитал и имя покойной: Антропова Нина Васильевна 14.02.1941 - 13.02.2016 гг.
Тут же возникло ночное сообщение. Прямо перед глазами, даже без телефона. Не какая-то его часть, а целиком, со всеми деталями. По телу пошла дрожь, точно теперь сообщение разлилось по спинному мозгу, а от него по всем нервным окончаниям, и теперь вместо телефона, вибрировало мое тело.   
- Телефон, - сказал голос.
- А?
Позади меня стоял Паша, в руках у него были ловушки для воронов, которые он ставил в прошлый раз.
- Телефон, - повторил он, показав указательным пальцем на карман, в котором вибрировал телефон.
Я опомнился и отключил будильник. Прошло ровно семь минут.
Паша посмотрел на памятник, затем на меня и улыбнулся.
- А-а-а, - протянул он. - Сам нашел. Ну и хорошо.
- Что ха хрень, Паша? Извини за грубость, но что это было? Ночью телефон издавал звуки, какие я от него в жизни не слышал, затем то сообщение. Что это за приколы такие?
Паша поставил коробки на землю и скрестил руки не груди.
- Вовсе не приколы. Все серьезно.
- Серьезно? Сообщение от мертвого человека, - я указал на памятник Нины Васильевны, - это серьезно?
- Конечно. А где же тут шутка? В шутке ведь должно быть что-то смешное. Или ты смеялся, когда получил сообщение? - Паша испытывающе посмотрел на меня.
- Конечно, нет!
Паша выдохнул.
- Вот и хорошо. Значит, я в тебе не ошибся, - он поднял коробки и пошел дальше.   
- Но что это все значит? Что со всем этим делать?
- Разве ты еще не понял? Помоги человеку, Саш.
- Умершему?!
- Разве от этого она перестал быть человеком?
- Определенно перестала.
Паша остановился и повернулся ко мне.
- Скажи, не для того ли ты приходишь на могилу дедушки, чтобы тот жил дольше, хоть и в твоем разуме?
- При чем тут это?
- Ты бы выполнил его предсмертную просьбу? Помог бы ему задержаться в нашем мире, готов ты стать его продолжением в действии, которое он не завершил?
- Я тебя не понимаю.
- Понимаешь, иначе ты бы не получил то сообщение.
- А если я не хочу помогать? Почему я должен заботиться о том, с кем не был знаком при жизни? Мне, может, дела нет до чужого человека.
- Может и нет. Посмотрим.
Больше Паша ничего не сказал. Всем разговором он не сказал мне ничего, как мне тогда показалось. Ничего не объяснил, а только запутал еще сильнее.
Я догнал его у деревянного сарая, в котором тот хранил инструменты.
- Ты хочешь, чтобы я помог Антроповой Нине Васильевне, я понял...
- Этого хочет она.
- Мы же не были знакомы при ее жизни, как она может просить о помощи меня? Я понял: это сообщение написал ты, но сделал так, чтобы оно было написано от лица умершего. Эффект это произвело, конечно. Оно до сих пор у меня из головы не выходит. Ты что-то вроде адвоката умершего, только ты перекладываешь исполнение последних желаний не на родственников, а на чужих людей, да? 
- Пусть так, главное, что ты его принял.
- Как не принять, когда телефон начал орать посреди ночи.
Паша улыбнулся и скрылся внутри сарая, оставив дверь приоткрытой.
- Но что это за глупая просьба? Найти умирающего друга и сказать ему какой-то пароль. Я же его обману, он решит, что это действительно его мертвый друг. Разве это правильно? А, Паш? Паша!
Через щель между дверью и стенкой я посмотрел внутрь. Свет в сарай проникал через пыльное окно, завешанное черной, от той же пыли, паутиной. На столе под окном стояли три клетки разного размера. Похожие на самодельные, именно из-за разницы в конструкции. В каждой клетке висела небольшая качелька, а на стенках пластиковые бутылки с прорезью, какие обычно вешают на кусты зимой, чтобы подкармливать мелких птиц. 
- Паша, - снова позвал я в душную тесноту сарая. - Слышишь, нет?
Толкнул дверь. Внутри никого не оказалось, только напротив двери на меня смотрел старый шкаф, смотрел он двумя начищенными до блеска круглыми ручками, и улыбался черными щелями над покосившимися дверьми. Я подошел к шкафу, оказалось, за ним был проход, а там и дверь наружу, через которую вышел Паша. Но следов его я не нашел. 
- Сейчас бы еще исчезать, ну да...
Я вернулся к памятнику Нины Васильевны. Выглядела она типичной советской женщиной. Гиперобъемный начес на маушке, косая гладкая челка, блузка в горошек. На портрете она улыбалась. Такую же улыбку я видел на старой фотографии деда с моей мамой у него на руках. Я всегда думал, что в следующий миг, ускользнувший от фотографа, дед заплакал.
Я понял, что мама не была на могиле деда после его смерти. Наверное, я вообще первый, кто был на ней больше одного раза. Удивительно, как вещество, содержание которого в продукте меньше половины, а точнее сорок процентов, может растащить людей сначала по разным углам квартиры, затем по разным квартирам, а в конце - по разным городам. Теперь улыбка Нины Васильевны еще сильнее походила на улыбку деда. К ней, должно быть, никто не приходит. Она тоже могла поссориться со всеми. Даже со своим другом, - мне даже не пришлось вспоминать, имя само появилось, будто все время летало вокруг и только и ждало, чтобы встать на нужное место, - Шаровым Дмитрием Евгениевичем. Или он настолько болен, что не может сюда прийти. Всякое может быть.
Я смотрел на портрет человека, память о котором, возможно, хранилась только у одного ее друга, который сам на пороге небытия. На пороге забвения. Стало тоскливо, когда представил, что и я могу оставить после себя только холодную черную плиту со своей мордой и чем-нибудь вдобавок. Почему-то я не сразу обратил внимание на фон, на памятнике. Вернее, внимание то обратил, но не осознал, что он вроде и ник чему. Это не какое-то известное место в городе, а скорее наоборот - подобных кирпичных стен полно, разве что окно необычное. Зачем же было наносить это на памятник? У моего деда был только портрет, без декораций. Почти у всех так. Только еще один местный житель имел украшение памятника в виде табуна лошадей, сам он стоял слева от них, как свидетель из Фрязино, только руки он держал не в кармане, а скрещенными на груди. Поискал глазами тот самый памятник, заодно хотел найти Пашу, но его оказалось найти труднее, чем могилу цыганского барона.
- Помогу вам, Нина Васильевна. Убедили. Только один раз. Не хочу, чтобы вы потом ко мне являлись во сне, с просьбами убить ваших врагов. Хотя, откуда у вас враги, да?
Пока ехал в общагу, создал страницу в одноклассниках, чтобы было проще вести поиски. В городе не было ни одного Шарова Дмитрия Евгениевича подходящего возраста. Тогда я вбил в строку поиска только фамилию - ситуация обратная, Шаровых оказалось очень много. Решил сузить круг и ввел вместе «Шаров» и «Дмитриевич». В городе таких не нашлось, но в поселке неподалеку от города нашлась некая Сизикова Виктория Дмитриевна, а дальше в круглых скобках значилась искомая фамилия.
Написал ей сообщение:
Здравствуйте, меня зовут Александр. Скажите пожалуйста, а ваш отец, случайно, не Шаров Дмитрий Евгениевич? Дело в том, что я должен ему передать кое-что от его подруги. От Антроповой Нины Васильевны. Только передать это надо лично.
Как теперь просто вести поиски, когда почти у каждого человека есть цифровая копия, которой некоторые дорожат чуть ли не больше, чем оригиналом. Вот и эта женщина, старательно украшала фотографии в соцсети всевозможными рамками из цветов, котят, облаков и рыбок. Пусть она на самой фотографии в застиранном домашнем халате, а на столе позади стоит пепельница, больше похожая на ежика с иголками-бычками. На другой фотографии черная собака уткнулась мордой в снег, подпись говорила, что Чаппи любит снег. На следующей фотографии этот Чаппи уже прятал голову между креслом и диваном. Я решил, что Чаппи просто не любит, когда его фотографируют. Я его понимал. Далее шли фотографии последнего Нового года, стандартный набор салатов для нагрузки поджелудочной железы и желчного пузыря, пару бутылок для нагрузки печени и три палки салюта, чтобы приправить праздник травматизмом. После серии черно-белых фотографий с цитатами: хочешь - будет, цени, пока не потерял, волчица всегда..., попалась действительно интересная фотография. На ней обладательница данной страницы сидела возле какого-то пожилого мужчины в толстенных очках, из-за чего глаза его, занимали половину лица. Она прижалась к нему щекой и улыбалась, мужчина тоже улыбался, но как-то вынужденно, если не сказать вымучено.
Закрыл страницу Сизиковой Виктории. Отчего-то всегда тоскливо смотреть на страницы взрослых людей в социальных сетях, которые по-детски радуются тому, что их собака зарыла морду в снег или они сфотографировали какой-нибудь помятый гриб под опавшими листами. По грибы!!! Они всегда перебарщивают со знаками. Будто всю жизнь им запрещали ставить больше одного знака - слишком выразительно, слишком броско. Нельзя выделяться, Вика. Ставь один знак, говорила ей учительница. Потом Вика выросла, оглянулась назад, а никакого учителя позади нет, может ее уже пару лет как нет в живых, тут и вылились все эти недоставленные в детстве восклицательные знаки. Жизнь в интернете заиграла красками. Заборы из скобок, похожие на ребра, означающие радость, под фотографией ребенка подруги, который измазал лицо овсяной кашей. Тоска.
А с другой стороны меня всегда настораживали скупые страницы, где каждая фотография выверена. Над каждой деталью автор страницы корпел часами. Свет, тон, полутон, полусвет. Торчащий локон - убрать, птица на фоне - стереть. Все должно соответствовать! Вот только чему? Однажды я стоял на остановке, неподалеку от меня стояла девушка. Она старалась сопоставить наклон головы, с наклоном телефона в руках, при этом не засветить все ярким, но холодным октябрьским солнцем. После каждой серии фотографий она сердито стучала ногтями по экрану, после чего улыбалась опять, давая камере поймать тот самый момент. Она перестала смотреть в камеру, смотрела куда-то на дома на другой стороне улицы, сводила губы, точно боялась что оттуда вот-вот вырвется матерное слово, которое тут же услышат ее подписчики - а их собралась добрая сотня. Так прошло десять минут. Наконец, все на фотографии совпало с тем, как она себя видела в голове, - ну, или очень близко к тому, - она успокоилась и убрала телефон в карман. Тут же случилась метаморфоза. Ей стало совершенно все равно, что волосы падают на лицо, воротник пальто, который она старательно прижимала к шее для ощущения не то уюта, не то загадочности, тут же повис, напоминая треугольные ушки мопса. Только убрав телефон, она заметила, что пока разыскивала нужный ракурс, наступила на свежую кучу, оставленную дворнягой.
- Блять! - выругалась она 
Чуть позже я нашел ее фотографию по геолокации. Получился красивый снимок, а под ним замечательный совет: «Наслаждайтесь каждым моментом», девушка на фото наслаждалась солнцем, подставляя ему лицо. Прототип же шоркал кроссовками по асфальту, сдирая собачье дерьмо.
Прежде чем в очередной раз проверить внутренний GPS, я проверил сообщения, но Сизикова Виктория не ответила. Проспав большую часть дороги, я проснулся за пару остановок до цели. Вышел чуть раньше, чтобы пройтись. Вспомнил совет девушка наступившей на собачье дерьмо. Решил насладиться моментом. Суббота, апрель, конец шестого курса, на носу выпускной экзамен и аккредитация, один дублирует другой. Лучшего времени для прогулок не найти.
В отличии от моего родного города, в городе университетском улицы были узкие, даже центральные. Если попадалась широкая дорога, то только для машин. Думаю, так исподволь началось их восстание. Удобства человека в машине, важнее удобства человека не имеющего автотранспорта. Главный проспект, - конечно же, Ленина, - с которого город начинается и которым он заканчивается, точно шампуром проходил через несколько спасительных зеленых скверов и тройку площадей, одна из которых обязательно была площадью Ленина, где можно было укрыться от звуко-дымовой завесы транспорта. В остальном же приходилось тесниться между пешеходами, которые бежали от одной остановки до другой, бесконечно пересаживаясь, опаздывая и всегда ожидая кого-то или что-то. А ведь на проспекте есть на что посмотреть. По нему легко проследить, как рос город. Вытягивался в сторону от реки, уходил маленькими улочками и крупными проспектами перпендикулярно главному. Эмбриогенез города - весьма занятно, решил я. Вот бы кто сделал такое видео, как город развивается из двух деревянных домов, - один из которых церковь, а другой почта, - до полноценного большого сообщества, члены которого друг друга знать не знают и видятся только на Новый год, Девятое мая и день города, но чаще на открытии крупных торговых центров. Сердце проспекта составляли дома конца девятнадцатого, начала двадцатого века. На домах висели таблички, доказывающие, что объект находится под государственной охраной, при этом в каждом памятнике по салону косметики, кофейне, отделении банка или аптеке. Есть несколько жилых домов. Никогда не видел, как из них выходят люди, а о том, что в них кто-то живет угадывал по игрушкам выставленным на подоконники, живым растениям в горшках и упитанным котам, спящим на тех же подоконниках. Но долго любоваться такими домами нельзя, люди говорят, что как-только дом начинает привлекать внимание, он вдруг сгорает до основания, а на его месте тут же возникает новостройка или сетевой магазин, наверное поджигатели считают, что людей привлекал не внешний вид дома, а сам кусок земли, на котором он стоит и тот факт, что теперь там будет стоять магазин людей нисколько не расстроит, а наоборот заставит покупать продукты в каких-то нечеловеческих количествах, ведь раньше они не могли материализовать внимание к земле, а теперь - на-те! Молоко по акции, туалетная бумага со скидками! Покупай - не хочу.
Пришло сообщение от соседа. Он вернулся домой с ночного дежурства, а бумаги в комнате не оказалось. Сказал, что использует мою учебную историю болезни по неврологии за четвертый курс. Туда ей и дорога, подумал я. Я только попросил, чтобы он не использовал титульный лист, где стояла фамилия пациента. Он написал, что займется ею в первую очередь.   
До общежития я пошел дворами, чтобы не толкаться с пешеходами на проспекте, и можно было спокойно подумать. На самом деле я прошел один двор и вышел на бывший пустырь, а ныне лабиринт, усеянный десятком мелких СТО, шиномонтажек, гаражами переделанными под сауны и магазинами для рыбалки и охоты. Кое-где попадались покосившиеся и полуобгорелые деревянные домами, - табличек, свидетельствующих о государственной охране на них не было, наверное поэтому сетевые поджигатели не довели дело до конца. Спалить дом не представляющий культурной ценности - слишком просто, никакого азарта. Зато азартно было ходить через это место вечером. Из каждой раскрытой двери летели слова на языке понятном только человеку с эквивалентным содержанием этилового спирта в крови. Однажды я проходил мимо шиномонтажки под названием «Зодиак-2», (видимо, это отсылка к знаменитому американскому убийце, чья личность до сих пор не раскрыта, и он вполне бы мог скрываться одном из таких мест, как «Зодиак-2») которая с наступлением темноты превращалась в шашлычку. Среди отдыхающих узнал своего соседа, с которым жил еще на первом курске, когда нас было четверо в одной комнате. Он ничем не выделялся из смеюще-ревущей толпы, и даже когда он стал орать мне вслед, я не сразу признал в нем знакомого. Зато он признал, почему-то в таком состоянии, в каком он был тогда, легко было вычислять знакомых, а в незнакомых находить что-то родственное. В таком состоянии он пребывал частенько. Наверное, поэтому он дважды учился на первом курсе, а затем уехал домой. Последнее, что я он нем слышал, так это то, что он работал охранником то ли на овощебазе, то ли в школе.
Общежитие находилось на небольшом островке земли треугольной формы. По одну сторону - холм, на котором стояли два лабораторных корпуса, позади хозкорпус, корпус деканатов, ну а дальше начинался лес за которым шла вражеская территория. Территория Государственного университета, там учились ребята, от которых не пахло формалином. Никакой вражды на самом деле быть не могло, ведь у нас не было для этого времени на начальных курсах, когда была свободная энергия, а на старших курсах кончалась и энергия. По другую сторону - начинался деревянный район. Улица Татарская. Никаких татар там и близко не было, только цыгане, старики и где-то вдалеке торчало космическим маяком общежитие упомянутого Государственного университета. Они называли его «Парус» из-за изогнутой формы одной из сторон здания, но мы говорили, что это маяк зеленых человечков. По вечерам там горели комнаты, расположенные в самом центре, тогда как вся периферия тонула во мраке, а жили в нем преимущественно иностранные студенты, что только подтверждало нашу теорию о пришельцах, которые создали это здание, для своих межвидовых и мультикультурных экспериментов. С третьей стороны расположились новостройки. Как-то на балконе одной из квартир вывесили красный баннер с номером телефона и словом продается. Из чистого любопытства я нашел объявление о продаже именно той квартиры. Пару раз я пересчитал ноли. Все-таки семь. Восемь комнат, таких просторных, что там разместился бы целый этаж моего общежития со всеми тараканами. Таким образом общежитие мединститута лежало не перекрестии миров: учебного - в лице гнетущих своей серой тяжестью корпусов, гротескного мира деревянных домов и шпиля пришельцев, а также мира роскоши с его квартирами за десятки миллионов. Точно само место говорило о том, что у живущего тут есть несколько путей, которые никак не пересекутся. Нельзя быть сразу умным, богатым и жить при этом скромно - так говорило общежитие всем своим видом, но ему никто не верил. А в треугольнике помимо общежития оказались еще остановка с ларьком, АЗС и заброшенная спортплощадка.   
Мне всегда было интересно, каково жильцам тех домов смотреть на общежитие из окон кухонь, где пол устлан мрамором, а потолок золотом и рисунками ангелов. Одно дело видеть общежитие из окон учебного корпуса - думаешь о том, как вернешься и завалишься спать. Цыгане в деревянных, почти сказочных в своей миниатюрности, домиках, наверняка не замечают безликого девятиэтажного страшилища. Но как можно пить зерновой кофе, который доставили только что из прямой кишки слона, запивать сливками, сделанными на собственной ферме, сидя на кухне в тапочках из меха краснокнижного зверя, и смотреть через звуконепроницаемое окно на серые стены, исписанные латинскими ругательствами, и на бесконечные толпы полуголых, бледных и чаще всего худощавых студентов, которые курят, курят и курят, будто курение вредит кому угодно, но только не им.
Один из хирургов, преподающий на третьем курсе общую хирургию жил в одном из элитных домов. Должно быть он вырезал аппендикс какому-то вору в законе - не иначе. Интересно, скольким аппендиксам обычных людей равен аппендикс вора в законе. Сотне? Тогда он должен был вырезать шестьдесят воровских аппендиксов. В городе на полмиллиона человек не наберется столько воров в законе, но есть депутаты и остальной чиновничий аппарат. Пожалуй аппендикс депутата стоит аппендикса вора в законе.
По весне, когда грязный снег не таял, а прямо-таки скисал, подходы к общежитию затапливало. Оно стояло в низине, а сливы, вопреки заверениям коменданта, не работали.
- Работают! - кричала она из кабинета. Кричала громко и каждый день, с двенадцати до трех, кроме выходных, а потом уезжала. Наверное, с высоты ее тойоты не разглядеть затопленных дорог.
Но были и любители этой поры. Недалеко от общажной парковки на три машины, где всегда были заняты два места из трех: одно - комендой, другое - командиром студенческого оперотряда, находилась зона для культурного отдыха, где стоял теннисный стол, вмятины которого еще хранили следы таящего снега, а по обе стороны от него по скамейке. В ту субботу я встретил первых подснежников. Парни вытащили на улицу кальян и пускали дым, глядя на ежегодную Венецию, что разлилась вокруг. Подошел к ним, от кальяна отказался, выпил немного коллы, оказалось, она с коньяком. Парни не сочли нужным меня предупредить, я же подавил кашель и проглотил горькую жижу.
- Как оно? - скрывшись за облаком спросил Серега. - Что за цикл?
- Травма была, поликлиническая терапия начнется со следующей недели.
- Понял, - сказал он, передавая трубку следующему ценителю. - Афганец вел травму?
- Он самый.
- Орал много?
- Орал также часто, как и курил. Постоянно.
- Да, есть такое.
- Ты тесты учишь для госов?
- Немного, а ты?
- Та же тема. Скачал пока на телефон.
Трубка описала круг и вернулась к Сереге, он протянул ее мне. Я отказался. Сказал, что пойду в общагу
- Ладно, давай, - рука появилась из дыма и бодро тряхнула мою. - С глицерином переборщили... - сказал Серега и на правах хозяина кальяна отчитал Пикачу, который его забивал. Пикачу он был потому, что ходил по общежитию в костюме того самого покемона. Это выглядело не так странно, как парень, который использовал хиркостюм, вместо пижамы. Вот этого простить ему не мог никто. Лучше нарядиться покемоном самого сомнительного вида, чем быть пойманным ночью, выходящим из туалета в мятом хиркостюме.
Соседа в комнате не оказалось. Но запах выдавал его недавнее присутствие. В комнате пахло потом. Я подумал, что он ходил в общаную тренажерку, но не увидел его вещей, который он обычно раскладывает на кровати, как показатель тяжелого труда с железом. В комнате стоял такой дух, точно сосед работал сразу со всеми снарядами, которые только были в общажной качалке, в течение пары часов, хотя я знал, что тем утром он вернулся со смены. Обычно он спал пару часов, после чего мы вместе шли в тренажерку, но что-то в то утро пошло не так. Пока его не было, я решил вздремнуть. Взял телефон, чтобы не проспать больше двадцати минут, иначе я рисковал провести оставшийся день с больной головой. Как только разблокировал устройство - вспомнил письмо Нины Васильевны, и сон пропал. Взбодрило лучше, чем кофе. Открыл книгу по неврологии, ведь я действительно собирался пойти учиться на невролога. Мысли разбегались в стороны, точно аксоны и дендриты, о которых я читал. Полчаса спустя пришел сосед. Оказалось, он не был в тренажерке, вот потому я и не увидел его спортивной одежды, он пришел со смены и сразу же направился к кому-то в гости. К кому, как всегда, не сказал, отсюда было ясно, что к какой-то девушке. Он не видел ничего страшного в том, чтобы иногда ходить в гости к мадамам и беседовать о чем-то часами, хоть он у него была девушка, которая жила не в общежитии, но на нее времени не у него не хватало. Верным признаком того, что он ходил к мадамам, помимо нежелания говорить, где он был, выступал запах кальяна. Сосед был один из немногих парней, кто предпочитал обсасывать трубки в компании исключительно женщин. Мне кажется, что он даже и не курил вовсе, а только смотрел, как они берут в рот его мундштук. Это не эвфемизм, у него действительно был свой кальян, а значит и мундштук был его. Что они брали в рот помимо мундштука, я не знаю и никогда не стремился узнать. Вот и в тот день он вернулся с кальяном наперевес, в чаше осталась вода, а в ней плавали куски яблока. Стал бы он наводить такую красоту ради парня? Точно нет.
- Любезничал? - спросил я его.
- Да, - сказал Гоша и отправился мыть кальян. Одет он был в рубашку и джинсы, а значит после смены даже не переоделся - вот откуда тот запах пота. Неужели какая-то девушка стоила такой спешки, чтобы даже не принять душ перед встречей. Неужели запах дыма со вкусом ягод, на воде с яблоками, перебил запах ночной смены и предыдущего дня, проведенного на парах? А может она торопилась куда-то, так что согласилась с ним полюбезничать перед какими-нибудь делами.
Вернулся грязный Гоша с чистым кальяном.
- Как смена? - спросил я его.
- Да, ****ь... Как смена? Плохо смена. У одного мужика рак горла. Тусуется он, значит, с трахеостомой, а тут что-то его забеспокоило, он ее выдернул и опухоль задел, прикинь. Там как давай хлестать кровь во все стороны. Мы с Кирюхой еле заткнули. Губку гемостатическую напихали по самое горло, ха-ха. Ты понял шутку?
- Понял.
- Кстати, прикинь, что с Кирюхой. Его один тип кружкой по голове шибанул. Дед совсем неадекватный: он даже себя в зеркале не признает, но это ладно. Он обычно просто срал посреди комнаты и все. Не буянил, ну мне до него дела и не было, это же санитарки убирали. А вчера вечером он пошел в палату соседнюю, где они бабули и одну из них табуреткой ударил, прикинь. Все офигели. Мы его загрузили, чтобы он ночью не учинил подобного. Утром Кирюха пошел его проверить. Дед лежал головой к стене, руки под подушкой держал. Кирюха его за плечо тронул, а тот как с разворота дал ему граненым стаканом в висок, прямо около глаза. Слышу, Кирюха матерится. Думал, вступил в дерьмо деда, а он выходит из палаты и все лицо в крови. Ну его по скорой повезли штопаться, а потом пришли менты и стали допрашивать, что там и как. Кто, мол, ударил и за что. Даже к деду подошли. Хотели опросить, зачем тот ударил медбрата. Знаешь, что дед им сказал?
- Что?
- Спросил жив ли тот. А когда менты сказали, что жив, то дед сказал, что ему силы не хватило и в следующий раз он двумя руками ударит. Прикинь! Не смена, а сказка.
- Ты уволиться не хочешь?
- Как в орду поступлю - уволюсь сразу же.
Написал Лене, хотел пойти к ней, на период пока Гоша не соизволит вымыть свое тело, источающее запах ночных приключений, но она сказал, что убирается в комнате вместе с соседкой и не может сейчас меня приютить. Я подумал, что пора бы и нам убраться в комнате, поглядел на таракана сидящего на краюшке стола, он даже перестал водить усиками, точно понял, что сейчас решается его участь и участь его потомков. Гоша уронил чашу от к кальяна себе на ногу, я отвлекся на него, а таракан за это время скрылся где-то под столом.   
- Ты в зал пойдешь? - спросил Гоша.
- Давай. Делать все равно нечего.
- Отлично, тогда я поем, посплю полчасика и двинем.
После тренажерного я встретился с Леной. Запах Гошиного кальяна мерещился мне повсюду, даже в ее комнате. Действительной на каждую секцию из четырех комнат приходилось по два кальяна. Комнаты обладателей кальянов легко угадывались по бахилам, резиновым перчаткам или презервативам на датчиках дыма. Остаток субботы легко можно описать цитатой из дневника одного русского графа: «Наелся сладостей, засиделся. Лгал».  К телефону не подходил, чтобы не напоминать себе о письме Нины Васильевны, но, как-только он попадался мне на глаза, сообщение вновь горело перед глазами. Это начало пугать и я спрятал телефон под плед, которым застилал кровать. Ближе к вечеру, когда я спохватился, что не могу найти телефон, я вспомнил куда его дел, вспомнил и письмо, опять ярко, точно только что читал его. Как только я провел пальцем по экрану, и картинка космоса сменилась иконками, сверху показалось уведомление.
Сизикова Виктория Дмитриевна (Шарова) оставила вам сообщение...