Кувшинчик

  В детстве меня привлекали вещи, сделанные своими руками: корзинки, резные шкатулки, кринки и тому подобное. Очень хотелось, научиться делать такие вещи самому. Наверное, это не случайно, делать своими руками что-то для хозяйства в нашей семье все умели.
   К примеру, шить в семье умели все поголовно, хоть на машинке, хоть руками.  Бабушка по отцу умела много чего интересного делать. Она пряла пряжу на самодельной механической прялке, сделанной из станины швейной машины, катала валенки из овечьей шерсти.
    Папка любил осваивать старые ремесла. Он выделывал шкуры и шил из них шапки.  У нас на веранде долго валялся берестяной лапоть – папа осваивал плетение лаптей.
        У бабушки была красивая, светлая корзина из ивовой лозы, для того чтобы носить бельё на речку полоскать, - тоже папка сплел, учился плести из лозы.
Еще помню, что он, и его брат вырезали деревянные ложки. У папки получилась похожая на обычную столовую ложку, а у дядьки круглая, традиционной русской формы.
   Как-то из дерева он соорудил красивую резную божницу, полочку для икон, но потом он кому-то ее отдал.
    На летние каникулы, обычно родители отвозили меня на лошади к бабушке на Ярославщину.  В одно теплое лето мы с друзьями увлеклись лепкой из глины, по совету одной из бабушек, да честно говоря, я и сам уже подумывал освоить лепку, высмотрел у бабушки в журнале «Крестьянка» фотографии глиняных фигурок какого-то талантливого мастера. Там были такие очаровательные суслики, даже глазки блестели. Но прикоснуться к этому интересному делу не решался. Где-то услышал, может по телевизору, что такие фигурки делают не из нашей простой глины, а из особенной – белой. Но ведь охота попробовать! Надо глину найти. За глиной мы с друзьями отправились с ржавым ведром к яме на крутом берегу реки Сёблы. До той ямы пути около километра полем. Перейдя знойное духмяное некошеное еще поле, мы нашли под серыми ольхами яму-глинник. Из этой ямы наши бабушки брали глину печки класть, да борова и трубы «оммазывать». 
Глина была ярко-красная, с примесью песка и белых рассыпчатых комочков. Мы решили, что белые комочки, это и есть кусочки белой глины. Поковырявшись в яме, и не найдя масштабных залежей искомой белой глины набрали ведро того что было.
     Процесс возвращения оказался далеко не простым. На жаре, по траве мы волокли ведро с драгоценной глиной. Железная дужка больно резала ручонки, а ножонки вывихивались буквой «х». Но все муки с лихвой окупил творческий процесс. Тут уж нашей фантазии не было предела. Наскоро помочив и размяв глину, материал подготовить мы умели, за плечами была практика по лепке пирогов и даже буханок хлеба из грязи, одарившая нас знаменитыми «цыпками» мы начали ваять. И вскоре на доске выстроились в ряд колченогие зверушки, человечки, толстостенная «посудка», и даже слон. Не забыл я слепить и сусликов похожих на полевых мышей, а чтобы у них глазки тоже блестели, как на картинке в «Крестьянке», я вмял в мордочку моих сусликов желтые бисеринки, что нашел у бабушки в «шкапе».
Налепил я и посуды из глины. Хорошо помнится какая-то ушастая толстостенная лохань с ушками, иначе не назовешь, и такой же эксклюзивный чайничек, даже с крышечкой. Окрашено это было почему-то в черно-желтую полосу. Потом долго еще эти прочные «шедевры» лежали в ящике с моими игрушками на повети.
  Однако эти поделки из глины не были пределом моих мечтаний, мне хотелось научиться делать красивую посуду из глины, настоящую. Кувшины, кринки, такие в которых у бабушки стояло на подоконнике козье молоко. Я старательно пытался вытянуть из куска глины что-то похожее на кринку, но не выходило из цельного куска ни как, а я почему-то был уверен, что делать нужно обязательно из одного целого куска глины. В те дни к бабушке на лошади приехали мои родители.
  Бабушка кормила родителей с дороги обедом. В широком бабушкином заулке, у телеги отцовской конструкции, стояла распряженная лошадь Ракета. Она часто обмахивалась хвостом и щипала траву.
     После обеда слегка захмелевший папка катал верхом на Ракете моих друзей, я не катался, боялся высоты, поэтому я занялся делом - опять принялся лепить из глины. Папа подошел ко мне и поинтересовался, чем я занимаюсь, что делаю. Я объяснил, что хочу слепить из глины кринку или кувшин, но у меня не получается.   
     Папка рассказал, что такую посуду делают на специальном станке – гончарном круге. Но и без него можно сделать посуду, только надо лепить не из цельного куска глины, а из частей, так лепили посуду в древности. 
   Он присел рядом, взял глину и на доске слепил небольшое округлое донце, а потом из кусочка глины, раскатал его в руках так, что получилась длинная колбаска. Эту колбаску он стал пальцами прилеплять по периметру донца, а потом еще одну, и еще одну по спирали, и стали появляться стеночки небольшого кувшина. Я тоже катал глиняные колбаски и лепил их, но у папки получалось лучше, аккуратнее. Я сказал, что надо, чтобы у кувшина было сужающееся, а потом расширяющееся горлышко. Так и сделали. Вместе с папкой мы слепили небольшой, тонкостенный кувшинчик. Поверхность его была бугристой, отчетливо были видны полоски, из которых состоял кувшин, а горлышко было больше похоже на помятый воротник. Но это не важно, ведь мы слепили настоящий кувшин!
    Папка сказал, что так можно слепить и тарелку, и любую другую посуду. Я хотел покрасить наш сосуд, но отец сказал, что надо, чтобы он хорошенько просох, но не на солнышке, а в тени, иначе потрескается. Кувшинчик просох, когда родители уже уехали домой. Я покрасил его в зеленый цвет, который после высыхания краски стал очень ярким, и кувшинчик стал будто-бы и не из глины, а из чего-то другого. Что же с ним делать? Не для красоты же я его делал, но воду в него и молоко не нальешь, размокнет… 
  В то лето, я ставил в него букетики из трав, которые назывались «кукушкины слезки» и «божьи слезки». Бабушка даже рассказывала мне, почему так эти травки называются, давно это было, забыл, и про кувшинчик тот забыл. 
   Папка мой умер, когда я заканчивал третий класс начальной школы. В старших классах летние каникулы, я как и прежде  проводил у бабушки на окраине Ярославщины. 
  Однажды задумал я смастерить кораблик из доски, мне понадобились гвозди. Я пошел в кладовку,  где у бабушки стояла кадушка с «драношными» тонкими гвоздями.
  В сумрачной пыльной кладовке освещаемой лишь узким оконцем, на широкой полке, между керосиновых ламп, банок, из-под коровьих мазей, и прочих бабушкиного скарба, стоял маленький ярко зеленый бугристый кувшинчик, тот самый, что я когда-то лепил вместе с отцом. Я взял в руки кувшинчик. Краска нисколько не потеряла своей сочности, руками я ощущал шероховатую зернистую поверхность. И сам кувшинчик стал каким-то маленьким в моих руках. Глядя на находку, я ощутил, как сердце будто бы сжалось в груди, даже стало тяжело дышать, и навернулись слезы. На стенках кувшинчика были видны отпечатки детских пальчиков, и отпечатки пальцев моего отца.
    Тогда в полумраке кладовки, глядя на зеленый кувшинчик, я впервые ощутил, что жизнь проходит, и что-то, или кто-то навсегда остается в прошлом.
Я поставил кувшинчик обратно на полку, там он и стоял потом многие годы, среди бабушкиного «добра» в полутемной пропахшей пылью кладовке.