Удар милосердия

               
               

               


Эдуард  Богуш.
Июль 2011 – апрель 2012гг.

                Удар  милосердия







            Драма      в     двух     действиях   

              о   последних  днях     жизни

                Цезаря.

                Действующие  лица.

Гай Юлий Цезарь   -  верховный понтифик и пожизненный диктатор                Рима.
Кальпурния             -  жена  Цезаря.
Марк Юний Брут   -   претор по делам граждан Рима.
Сервилия                -  мать Марка Брута.
Децим Юний Брут  -  двоюродный брат Марка Брута, легат.
Марк Антоний        -  консул Римской республики.
Братья Каска           -  родственники Сервилии.
Гай Кассий              -  товарищ Марка Брута.
Понтий Аквила       -  народный  трибун.
Марк Спурий           -  сенатор.
Гай Требоний          -  сенатор.
Корнелий Квинт     -  легат, командир легиона испанских ветеранов.
Марк Лепид             -  командир римской конницы.
Никатор                -  немой раб Цезаря.
Арон                -  раб Сервилии.
Кисея                -  рабыня Сервилии.
Музыканты, танцовщицы, борцы, прислуга.


               



                Пролог
(голос за сценой)

К началу первого века  до  н.э. Римская республика полностью доминировала  в средиземноморском регионе, практически не имея внешних врагов. Благодаря этому Город стремительно накапливал огромные по тем временам материальные ценности. Зажиточные патриции и просто богатые римляне не желали зависеть от случайного выбора своими согражданами первых лиц государства. Подкуп голосов на выборах превратил демократию в ширму для всевластия родовых кланов. Постепенно Рим разделился на две враждующие партии: консерваторов и популяров. Демократия по греческому образцу, как тип государственного правления полностью исчерпала себя, так как де-факто перестала существовать. Гражданские войны заметно ослабляли Рим. Восстания в провинциях из исключения превратились в норму. Короткие промежутки времени между войнами и проскрипциями позволяли только залечить раны, но не двигаться вперед в своем развитии. Кто-то, рано или поздно, должен был найти новые формы управления государством. Триумвират - Цезарь, Помпей, Красс - отчасти и был  попыткой найти такую форму, но она не выдержала испытания временем. Цезарь, сразу после разгрома своих врагов, без промедления принялся реформировать Римскую республику, вернее  -  то,  что от нее осталось. Масштабы и радикализм реформ превысил все ожидания современников. Безграничная личная диктатура позволяла  Цезарю быстро решать насущные проблемы, но не давала ответы на вопросы долговременного государственного строительства и законной преемственности власти. А без решения этих вопросов все достижения Цезаря могли утонуть в  новых бессмысленных междоусобицах. Возврат к царской форме правления не устраивал Цезаря, так как постоянная безграничная власть приносила больше проблем, чем решала их,  и  история Рима была ярким тому подтверждением. Предчувствуя близкую смерть, Цезарь лихорадочно искал преемника, который бы смог довести его реформы до логического конца. Выбор пал на внука его родной сестры Юлии -  Октавия.            




               



Действие  первое.


2 марта  44 год  до н. э. Дом Сервилии и Марка Брута.  Сервилия в прошлом любовница, а ныне ближайший советник Цезаря. Марк Брут ее сын.  На сцене две комнаты.  В большой комнате пируют гости Марка Брута: Гай Кассий, Децим Брут, братья Каска, Понтий Аквила, Марк Спурий, Гай Требоний. Играет музыка, танцуют девушки, среди гостей гетеры.
(Сенатор Марк Спурий отводит Гая Требония в другую комнату)
Спурий:   Сенатор Требоний, на два слова.  Давно хочу поговорить с тобой.
          Требоний:  Я слушаю тебя Марк Спурий.
         Спурий:  Думаю, нам нет смысла и дальше притворяться, что все идет по плану.   
         Требоний: О чем ты?… Ого! Твой взгляд пылает гневом!
          Спурий: (гневно) Видят боги, я долго ждал! Но и мое терпение не беспредельно! Не скажу,      что мне приятно быть дойной коровой, но я знал, на что иду, и добровольно ссудил деньгами этот заговор. Беда в другом. С каждым днем я все сильнее чувствую  себя ничтожным комиком в бездарной пьесе.   
         Требоний: Что привело тебя к таким сравнениям?
          Спурий:  Абсурд! Абсурд происходящего!   
 Требоний: Прошу тебя, говори тише.
 Спурий: А кого мне бояться?! Братья Каска, как всегда, напились, и стали похожи на свиней, трибун Аквила занят гетерами, а Кассий и Децим слишком увлечены танцующими девушками. Я понимаю, в походах не часто удается послушать музыку. … А Марк Брут вообще покинул нас. Так кого я должен стесняться?               
 Требоний: Сожалею, что перебил тебя. Так о каком абсурде ты говорил?
          Спурий: Четыре месяца! Четыре месяца мы собираемся в разных домах и разными составами, говорим одни и те же речи, во всем согласны  друг с другом, но ни шаг, я повторяю, ни на шаг не приблизились к цели. Меня тошнит от этого вина, от этих дешевых девок, которых приглашают для отвода глаз. Дальше тянуть некуда! Пора что-то решать!
Требоний: Согласен. Я тоже сыт по горло речами о торжестве демократии, идеалах республики и попранных правах римских граждан.
Спурий: Болтовня! Все время одна болтовня и ничего более.
 Требоний: Хотя, с другой стороны, мы должны признать, уважаемый сенатор, без идеологической раскраски наш заговор против Цезаря превратится в обычное убийство, за которое всех нас повесят вдоль Апиевой дороги.
Спурий: Гай, я сам политик, понимаю, что без красивых поз не обойтись, но всему есть предел! Заговор не может быть бесконечным! Поверь мне, если в ближайшее время мы не реализуем наш план, то отправимся на кресты.  По моим данным, уже более 60 человек знают о подготовке к покушению, и боюсь, с каждым днем это число растет независимо от нас. В нашем положении уповать на милость Цезаря,  равно, что сидеть в клетке с голодным львом. 
Требоний: Я могу дополнить твое сравнение.  Мы не просто сидим в клетке со львом, а дергаем этого льва за хвост.
Спурий: Пожалуй, так… Гай, мы сильно переоценили Марка Брута. У меня нет претензий к его ораторским и литературным талантам, но как организатор и командир он никуда не годится.  Более того, его нерешительность говорит о том, что сам Марк не верит в успех нашего дела.  Возможно, я слишком подозрителен, но мне кажется, он специально тянет время.         
Требоний: Зачем?
Спурий: Может, надеется, что Цезарь рано или поздно начнет аресты заговорщиков, а его мать, как всегда, вымолит ему прощение.
Требоний: Ну-у-у, это, вряд ли! Не думаю, чтоб Марк Брут оказался таким ничтожным подлецом.  … Но в одном я согласен. Мы должны поторопить его.
Спурий: На мой взгляд, Кассий, как лидер, гораздо предпочтительнее.  В отличие от Марка он точно знает, чего  хочет.          
Требоний: Да,  Кассий смел, решителен, и с полдороги не свернет, это верно. Но есть ряд обстоятельств, с которыми мы не можем не считаться. Марк и его двоюродный брат Децим близкие Цезарю люди.  Только они смогут в решительный момент подойти к нему. И второе: у Марка Брута в глазах римского народа безупречная репутация. Только ему могут поверить, что мы совершили не заурядное убийство, а демократический переворот.  Мы с тобой политики и обязаны думать, что будет сразу после смерти Цезаря. Если заговор возглавит Кассий, то резня и конфискации неминуемы, а это развяжет руки Антонию. И вместо того, чтоб вернуть власть сенату, то есть тебе и мне, получим в лице Антония нового диктатора, гораздо более беспощадного и ненасытного, чем Цезарь. 
Спурий: Да, Кассий против Антония совсем ребенок. Ты прав, только  Марк Брут может убедить граждан Рима перейти на нашу сторону. Иначе  Антоний разорвет нас.               
Требоний: Но я придумал, как использовать Кассия по-другому. Мы через него будем влиять на Марка.      
Спурий: А когда Цезарь будет мертв, мы найдем  способ избавиться и от Марка и от Кассия?
Требоний: Конечно.  Их смерть будет очистительной жертвой.  Ведь Цезарь не только диктатор, но он еще и Верховный понтифик Рима.  Кто-то должен ответить за смерть главного жреца. Нельзя безнаказанно убивать римских жрецов! Боги могут обидеться (улыбается своей шутке).
Спурий: Об этом побеспокоится новый понтифик?  (Показывает пальцем на Требония) Превосходно! А я к этому не буду иметь никакого отношения.
Требоний: Никакого.  Постепенно мы избавимся от всех.  Чем меньше останется свидетелей, тем лучше, а вот для  Децима Брута у меня другие планы.
Спурий:  Сенату нужен свой консул, в противовес Антонию?
Требоний: Именно! Он самый талантливый  ученик Цезаря. Соберем под его знамена все войска, преданные сенату. На наше счастье, Децим единственный из всех римских генералов, кто полностью лишен диктаторских амбиций.
Спурий: На нашем месте опасно так доверять одному человеку. Не верю я в идеальных людей. А как насчет нашего трибуна? Аквила не подведет?
Требоний: После того, как Цезарь публично унизил его, Аквила просто кипит ненавистью. К тому же он из бедных, а значит, жаден и потому управляем. Будет держать своих плебеев, как шакалов на привязи. На кого укажем, на тех и натравит. Нам пора вернутся к гостям. Пока я буду беседовать с Кассием, расскажи трибуну, как блестит большая куча золота, подогрей его желание стать богатым.
( Сенаторы возвращаются  к гостям.  Требоний беседует с Кассием, входит Марк Брут. Кассий уводит Марка в другую комнату).
Кассий: Ты был у жены?
Марк Брут: Да, Порции стало легче.  Она, наконец, заснула.
Кассий: Сегодня принесем жертвы в храме Венеры.  Мать заступница Венера поможет ей, и Порция поправится. А для жертвы приготовим самых лучших быков.
Марк Брут: Спасибо, Кассий, за поддержку.
Кассий: Уже рассвет. Марк, нам нельзя сегодня расходиться, пока  не найдем ответы на три главных вопроса.
Марк Брут: Да, ты прав. Сейчас мы на том этапе, когда от слов пора переходить к делу.  За четыре месяца у нас определился основной, идейный костяк заговора.  Теперь, когда мы точно знаем, кто с нами, а кто нет, мы должны составить план действий. Для этого предлагаю выслушать конкретные предложения каждого из нас.
Кассий: Марк, очнись! Кого ты еще собрался слушать? Все, кто хотел, давно все сказали. Пойми, сейчас  от тебя и только от тебя зависит, решимся мы, наконец, убить Цезаря или нет. Как ты скажешь, так и будет. День покушения нельзя откладывать бесконечно.  Положение резко обострилось. Ситуация не сегодня - завтра выйдет из-под контроля. Если в ближайшие дни мы не избавим Рим от тирана, то  он избавит его от нас.
Марк Брут: Кассий, мне понятна твоя благородная ненависть, но поспешность и горячность  - плохие советчики.
Кассий: Какая поспешность! Сегодня второе марта! По сведениям Гая Требония, на мартовские иды Цезарь вынудит сенат признать его царем! Рим навсегда станет на колени перед тираном и его семьей. О республике больше никто не вспомнит, и тогда смерть Цезаря будет означать только то, что на трон взойдет Октавий, а после него другой из рода Юлиев и так далее. Теперь ты понимаешь, что не моя поспешность, а твоя медлительность грозит римской демократии.
Марк Брут: Неужели все так плохо?! Нет, нет… конечно, тиран должен быть мертв до объявления его царем.
Кассий: Ну, наконец, я вижу прежнего Марка Брута, твердого и решительного как его далекий предок Луций Брут, основатель Римской республики.
Марк Брут: Греки утверждают, что человек наиболее уязвим в момент предвкушения своего неизбежного триумфа. Он расслабляется, как воск на солнце, и полностью теряет бдительность. Используем это. На мартовские иды, когда все сенаторы соберутся, повинуясь его воле, Цезарь будет чувствовать себя полубогом, владыкой Вселенной. Лучшего момента у нас не будет. Нападем на него или по дороге, или перед самым началом заседания. 
Кассий: А может не стоит оттягивать до последнего? Нас достаточно много. Мы можем штурмом ворваться в его дом.
Марк Брут: А охрана?
Кассий: Три дня назад Цезарь приказал снять караул Испанского легиона с его дома.
Марк Брут: Странно. На Цезаря это не похоже.
Кассий: Этот наглец смеет утверждать, что теперь его охраняют сами боги и солдаты ему не нужны!
Марк Брут: Так он, что, совсем один?
Кассий: При нем постоянно его немой раб Никатор и несколько вольноотпущенников, из бывших гладиаторов Антония.
Марк Брут: Даже, если так, штурм дома нам не подходит. Только казнь на виду у всех! Мы не ночные грабители, мы борцы за права римских граждан и торжество идеалов Республики. А раз так, то мы будем действовать открыто, показывая всем, что мы никого не боимся.
Кассий: Хорошо, Марк, с днем и местом мы определились, но это еще не все. Остались  два не менее важных вопроса. Первый  - что делать с телом Цезаря, и второй - как поступить с Марком Антонием?
Марк Брут: Я об этом, пока не думал.
Кассий: Я предлагаю без погребения бросить тело Цезаря в воды Тибра, и тем самым навсегда покрыть позором его имя. Затем, объявить проскрипции его сторонникам, и конфисковать имущество тирана в казну Республики. Если этого не сделать, наследники Цезаря, используя его богатство, жестоко отомстят нам.
Марк Брут: Кассий, тобой управляет слепой гнев. Повторяю мы не воры, мы освободители римского народа. Стоит нам объявить террор и конфискации, как люди отвернутся от нас, мы будем выглядеть недобитыми сторонниками Помпея, новыми тиранами, рвущимися к власти.  Я предлагаю, наоборот, в знак гражданского примирения  похоронить Цезаря со всеми почестями, как великого римского гражданина. Не забывай, его военный талант увеличил территорию Рима более, чем  вдвое! До сих пор такое огромное государство было только у Александра Великого.
Кассий: А Марк Антоний? Его нельзя оставлять в живых. Он - консул. Испанский легион расквартирован на Марсовом поле. Одним ударом Антоний сметет нас, как конница пехоту!
Марк Брут: Не все так мрачно. Один из наших общих друзей пытался выяснить, намеком, конечно, мнение Антония о смерти Цезаря. Этот сенатор считает, что Антоний, по крайней мере, в первые дни, займет нейтральную позицию. А этого хватит, чтоб успокоить народ и объединить вокруг нас всех сторонников Республики.
Кассий: Антоний хитрит. Он хочет нашими руками свергнуть Цезаря и занять его место.   Затем он легко избавится и от нас.
Марк Брут: Антоний типичный второй номер, мечтающий стать первым, но без Цезаря он ничто. Поэтому Цезарь его никогда не боялся. А раз так, то и нам его бояться нечего. К тому же, ты сам напомнил Антоний – действующий консул.
Кассий: Его власть не законна, ибо он консул по воле Цезаря, а не по воле римского народа.
Марк Брут: И, тем не менее, одно дело убить тирана, а другое замахнуться на основу  Римской республики – консульскую власть.
Кассий: Марк!  Ты неисправимый романтик. Ты совершаешь одну ошибку за другой. У заговора своя логика, если ей не следовать - мы все погибнем.
Марк Брут: Хорошо. Если ты думаешь, что я глупый  романтик, пусть нас рассудит Децим Брут. Его, надеюсь, ты романтиком не считаешь?
Кассий: (с неохотой)  Согласен.

        Марк Брут знаком приглашает в комнату Децима Брута

Марк Брут: Децим, прежде всего, хочу порадовать тебя, день казни тирана назначен, на мартовские иды Рим будет свободен. Но еще два  вопроса остались нерешенными. Что делать с телом Цезаря, и как поступить с Антонием. Кассий предлагает обесчестить тело Цезаря и объявить проскрипции его сторонникам, а Антония убить вместе с Цезарем. Я решительно против этого. Наша цель - свержение тирании, а не борьба с конкретными личностями. Рассуди нас.
Децим Брут: Цезаря обязательно нужно хоронить со всеми почестями. Более того, на похороны собрать весь Рим, и в хвалебных речах объяснить гражданам, что ничего бояться не нужно, что республика восстановлена, а Цезарь навсегда останется в памяти римлян Великим воином и гражданином. Другого случая доказать, что мы патриоты, а не мстители за Помпея у нас не будет. И еще - нужно разослать гонцов во все провинции и успокоить армию. Ни в коем случае нельзя допустить новую гражданскую войну. На ее ведение у нас нет ни денег, ни войск. 
Кассий: Но, конфисковав имущество Цезаря, мы получим и то, и другое.
Децим Брут: Прежде всего, Кассий, пойми, каким бы Цезарь не стал сейчас, но начинал он как герой, и заслуги его перед Римом огромны. Второе – он любимец черни. Никогда еще в истории Рима не было столько раздач хлеба и денег, а бесплатные зрелища, которые, он устраивал для народа? И последнее – никто точно не знает, что написано в завещании диктатора. Представь себе, если Цезарь решит оставить, пусть не все, а часть своего состояния гражданам Рима? А он большой оригинал и исключать этого нельзя. А мы возьмем и отберем у народа его деньги? Да, после этого я за нашу жизнь не дам и рваной сандалии.
Кассий: А Антония тоже предлагаешь записать в герои?
Децим Брут: С Антонием все гораздо сложнее. Он хитрый и опасный противник. Я тоже за смерть Антония, но … я много раз видел его в бою. У него прозвище «бык – гладиатор», он даже раненый может вести бой с тремя. Кто из вас подойдет к нему, нанести смертельный удар?
Кассий: Мы можем нанять шайку убийц.
Децим Брут: У Антония сильная и хорошо тренированная охрана, из бывших  гладиаторов. И, если, они заметят поблизости шайку своих коллег, то моментально среагируют и тогда весь наш план может раскрыться. Нет, одновременно заманить в ловушку и Цезаря и Антония нам не удастся.
 Марк Брут: Тогда, в момент покушения на Цезаря, предлагаю отвлечь Антония.
Децим Брут: Правильно, любым способом их нужно отделить друг от друга. Эти двое хоть и привыкли командовать, но, если станут спина к спине, мы не сможем прикончить их до прихода ликторов. Рука Цезаря по-прежнему тверда, а его  сирийским  кинжалом можно бриться.
          Марк Брут: Кассий, по-моему,  Децим  достаточно убедителен, что скажешь?
Кассий: Согласен.  (Про себя). Глупцы, вы еще пожалеете об этом.
Марк Брут: Прекрасно, а что касается Антония, им займется Гай Требоний. Они вместе продвигают закон о ветеранах армии. В нужный момент Требоний заговорит об этом законе, и уведет Антония в сторону. Это и будет сигналом - приблизится  к Цезарю. Вторым, и последним сигналом к нападению будет, когда я или Децим коснемся тоги Цезаря. А теперь выйдем к друзьям и объявим о нашем решении.
(Марк,  Децим и Кассий  выходят к гостям.  Музыканты, танцовщицы и гетеры уходят. Марк становится в торжественную позу)
Марк Брут: Квириты! Потомки славного Ромула, свободные граждане Рима! Час пробил. В мартовские иды незаконный диктатор должен быть мертв. Мы не допустим восхождения тирана на царский престол.  Пусть знают все - того, кто посягнет на священные права римских граждан, ждет неминуемая смерть. Пока жив хоть один из потомков Луция Брута, в Риме не будет ни одного пожизненного диктатора или царя. Имена тех, кто, рискуя своей жизнью, выступил на защиту свободы, навечно золотыми буквами будут вписаны в историю демократии и процветания нашей Отчизны.
Затем вперед вышел Кассий.
Кассий:  Друзья, утром пятнадцатого марта все под видом просителей собираемся у дома Цезаря.  При себе иметь боевой кинжал и свиток с прошением. До четырнадцатого марта все, что вы тут слышали, остается в секрете. Аквила и братья Каска, вы должны вечером накануне покушения обойти всех наших и сообщить им, чтоб пятнадцатого утром они к нам присоединились. Советую сегодня же отослать свои семьи в дальние провинции и хорошенько спрятать семейную казну.
Марк Брут: Если кто-то в последний момент струсит и не придет, так будет даже лучше. Трус для святого дела не годится, он будет только помехой. Каждый из нас должен понимать – малейшая ошибка или просчет во времени, и с нами поступят хуже, чем с беглыми рабами.
Децим Брут: Если кто-то в случае неудачи не уверен, что сможет покончить с собой, я могу выделить ему одного из моих вольноотпущенников. Это хорошо тренированные дисциплинированные солдаты. По первой же вашей просьбе они одним точным ударом избавят вас от пыток и страданий на кресте.
Кассий: А теперь, изображая пьяную и веселую компанию, расходимся. Больше собираться не будем. О любых изменениях в наших планах я лично сообщу каждому.

         Марк Брут уходит в другую комнату. Все расходятся, последними уходят Требоний и  Спурий.

Спурий: Благодарю, Требоний. Не знаю, что ты сказал Кассию, но, кажется, мы приблизились к цели. Надо и дальше все контролировать.
Требоний:  Используя  Кассия?
Спурий: Да, он имеет на Марка влияние и, кажется, не малое… Странно …
Требоний: Тебя опять что-то тревожит?
Спурий: Странно, я столько дней ждал какой-то определенности, но … вместо радости внутри все похолодело, как перед смертью!  Неужели мы обречены на гибель?
Требоний: Не думай об этом. Это нормальное чувство перед решительным боем. Жребий брошен! Так было, есть и будет: кто хочет славы и богатства, должен готовиться к жертвам и лишениям. Только отвагой и силой духа можно убедить богов, что мы достойны их покровительства. Цезарь сам показал нам путь к власти.
Спурий: Да будет так!
                Сенаторы уходят
Марк Брут: ( сам себе в отчаянии) О, Кассий. Как ты мог? Бросить меня в такую минуту! Я так надеялся, что ты останешься …               
   Входит Сервилия
Мама? Еще так рано, а ты уже не спишь?
Сервилия: Дел много. Как гости? Довольны? Что праздновали на этот раз?
Марк Брут: Мой гонорар. Мне удалось в суде защитить одного беднягу от ложного навета.
Сервилия: Все говорят, ты стал достойной сменой Цицерону. Жаль, что он не может слышать твои речи. Вот бы старик порадовался.  Но не слишком ли часто вы пируете?
Марк Брут: Когда нет войны, приходится пить вино и слушать музыку.
Сервилия: Шутишь? А лицо грустное. Пойди к жене, она ждет тебя. Мне кажется, ты слишком мало уделяешь ей внимания.
Марк Брут: Не волнуйся. Скоро, очень скоро у меня будет достаточно времени. Я увезу Порцию на Сицилию, она поправится, и будет у тебя  много-много внуков.
Сервилия: Марк, ты что-то задумал? Будь осторожен. Прежде, чем сделать, много раз подумай, а главное, тщательно выбирай друзей. Ты так доверчив, а люди так коварны. Если б ты знал, как быстро друзья превращаются во врагов.
Марк Брут: Ты опять за свое! Всю жизнь я только и делаю, что слушаю твои советы!
Сервилия: Один раз ты не послушал меня, и ушел воевать против Цезаря, а ведь именно Помпей убил твоего отца! Стыд-то какой!
Марк Брут: Причем здесь это! Я ушел воевать по зову сердца. В войске Помпея были все мои друзья, я не мог поступить иначе.
Сервилия: Знаю я это сердце, за которым ты пошел. Твоя любовь к Кассию ничем хорошим не закончиться. Здесь не Греция, в Риме презирают однополую любовь.
Марк Брут: Хватит! Запомни! Теперь все и всегда я буду решать только сам. Цезарь в мои годы командовал огромной армией. В его руках были деньги, власть. А я по его милости всего лишь претор по делам римских граждан. И то он швырнул мне эту должность, как кость собаке.
Сервилия: Потерпи, Цезарь серьезно болен и хочет окончательно примирится со всеми. А мне лично он обещал, что, как только тебе исполнится 43 года -  консульский жезл твой. Сам знаешь, его слово тверже железа.
Марк Брут: Опять! Опять ты все  решаешь за меня. Я требую в мои дела больше не вмешиваться!
Сервилия: Ты хорошо подумал, прежде чем сказать мне такое?
Марк Брут: Да пойми же ты, своей опекой ты только вредишь моей репутации. И, в конце концов, я не желаю быть консулом по воле Цезаря, я хочу стать им по воле римского народа.
Сервилия: Чем же это мать вредит своему сыну?
Марк Брут: Ты всю жизнь пресмыкалась перед Цезарем, жила на его подачки, а я не хочу!
Сервилия: Да! Не смотря на двух мужей, я всю жизнь любила только Цезаря, и не стыжусь этого. Когда он уходил к очередной любовнице, я огорчалась, но не переживала. Ибо знала: он обязательно вернется! И он возвращался. А возвращался потому, что я была для него больше чем любовница, я была ему и сестрой и матерью… вот только женой никогда не была.
Марк Брут: Ненавижу! Ненавижу!
Сервилия: Кого?
Марк Брут: Его, тебя, себя…
                Брут торопливо уходит
Сервилия: Бедный мальчик, как он завидует Цезарю, как хочет быть похожим на него. Но … чтоб стать Цезарем, им нужно родиться, а я по глупой бабьей гордости, выбрала тебе другого отца.
                Сервилия уходит, через какое-то время входит Арон
Арон: (удивленно смотрит на беспорядок) Что? Опять, всю ночь пировали!? Нет, решительно молодой хозяин сошел с ума. Ну, хорошо, я понимаю у вас заговор, я не против, эка невидаль – заговор в Риме, ради бога, сколько их было на моем веку, но - зачем так мусорить и разливать на пол столько вина? А музыканты, а танцовщицы, а гетеры? Такие деньжищи на ветер! Что, для конспирации? Мне бы такую конспирацию. Сколько мусора, сколько мусора! Они, что, думают - чем больше  нагадят, тем успешнее будет их заговор? Глупцы, да, если б это было так, профессия мусорщика была бы самой уважаемой и высокооплачиваемой… Мне старому тут и до полудня не управиться, а хозяйка, как назло забрала Кисею с собой в город. Ох-хо-хо, кто бы посоветовал хозяину купить на время заговора еще одного раба помоложе. Старому Арону давно пора на встречу с Моисеем и Авраамом, а вместо этого я собираю римские объедки и разбитую посуду… Тоже мне конспираторы, стоит выйти на улицу, как рабы из соседних домов хитро подмигивают: ну что, дескать, скоро? Откуда я знаю!? Хотя, судя по обилию разлитого вина и разбитой посуды, уже не долго осталось. Не мое, конечно, это дело, -  но, на кого замахнулись, - на благодетеля своего… (Арон начинает уборку, но присаживается, и засыпает. Слышны громкие голоса Сервилии и Кисеи. Арон просыпается.) Ну, вот только соберешься поработать,  обязательно кто-нибудь разбудит.
                Входит Сервилия и Кисея   
Сервилия: Арон, мне передали, что носилки Цезаря движутся к нашему дому. Немедленно все привести в порядок. Кисея, помоги ему.
                Сервилия  уходит
Кисея: (приступает к уборке) Хорош хозяин - жена больна, а он всю ночь пирует.
Арон: Много ты понимаешь. Марк Юний Брут – потомственный патриций! А для патрициев оргии, как для раба ошейник – хочешь, не хочешь, а надо веселиться.
Кисея: И гетеры у них какие-то худые, бледные, смотреть не на что. Неужели и Цезарю такие нравятся?
Арон: Молчи, глупая! Меньше за хозяевами подглядывай и работай быстрее. Сорок восемь лет я живу в Риме, работал еще на отца нашей госпожи. Я помню, когда Цезарю было четырнадцать, а госпоже Сервилии - пятнадцать. Они  уже тогда были достойной парочкой, частенько убегали от всех, и только я один знал, где их найти. Не могу понять, почему Цезарь не женился на госпоже Сервилии? Эта парочка друг друга стоила. 
Кисея: Похоже, старая любовь вернулась, Цезарь бывает у нас чаще, чем у Клеопатры или в Сенате.
Арон: Ах ты, болтливая испанская тварь! И до всего тебе есть дело. Вот скажу госпоже про твой длинный язык, и она продаст тебя в прачки.
Кисея: Ну и пусть! Буду по разным домам ходить, чистое белье разносить. Может хоть какой-нибудь мужчина обратит на меня внимание.
Арон: Не обратит, не надейся. И знаешь, почему?
Кисея:  ???
Арон: От тебя будет идти такой запах, что в приличный дом тебя даже на крыльцо не пустят, и на улице от тебя будут шарахаться… Ибо будешь ты, красавица, не чистое белье разносить, а из ночных горшков мочу собирать, стирать в ней господскую одежду, а потом долго, долго полоскать ее в Тибре. И в первую же зиму от твоих молодых симпатичных ножек и ручек ничего хорошего не останется.
Кисея: Неужели это так страшно! Арон, пожалей, я не хочу в прачки.
Арон: Радуйся, что попала в приличный дом, а, главное, меня слушай и язык прищеми.
Кисея: Хорошо, хорошо, а спросить можно?
Арон: Чего тебе еще?
Кисея: А правду говорят, что Марк Брут - сын Цезаря?
Арон: Ах, ты ж!  (Кидает в нее черепком от кувшина, но промахивается. Кисея со смехом уворачивается.) Ну, я тебя еще достану!  Вранье это. И Марк и три дочери госпожи только от ее мужей.  Госпожа - порядочная женщина. Любила она своего Гая Юлия - это точно, так она этого никогда и не скрывала. А знаешь, какая любовь у них была?! Помню, как-то узнала госпожа от первого своего мужа, что Цезарю грозит арест. Тогдашний диктатор Сула за что-то очень рассердился на еще совсем юного  Цезаря. И госпожа Сервилия тайно, ночью послала меня к нему с этой вестью и попросила, чтоб я помог ему через бедные кварталы, минуя караулы, покинуть Город.
Кисея: Ужас-то какой! И ты пошел?
Арон: Страху натерпелся!!! Но поручение выполнил.  Я у них всегда был вроде доверенного лица. Вот такая любовь!  Но и Цезарь никогда не забывал нас. Деньжат подкидывал, Марка постоянно от всяких бед спасал, родное дитя госпожи  – куда ж от него денешься.  Даже этот дом, в котором мы сейчас живем –  подарок Цезаря.   
Кисея: А почему у Марка Брута самого нет детей? Ведь это уже вторая его жена?
Арон: Тебе-то какое дело? Или ты сама хочешь подарить ему ребенка?
Кисея: Как же, подаришь! Хозяин смотрит на меня, как на каменную колонну. А может, ему больше юноши нравятся? Ведь он долго жил в Греции, а там, говорят, это в порядке вещей?
Арон: И как только твой поганый язык поворачивается! Порядочного человека в «позорном пристрастии» обвинить?
Кисея: Ну, все.  Уборку я закончила. Ты едешь?.. Как хочешь.
                Кисея уходит.
Арон: (держит в руках тунику )А может, я стар, и чего-то  не вижу? Женщины такие вещи тоньше чувствуют. Да нет же, вздор все это! Марк Брут - блестящий оратор, будущий консул Республики, быть этого не может! Помню, Цезаря, в свое время, обвиняли в позорном пристрастии к юношам. А он молодец, ничего не опровергал, только смеялся в ответ и любовниц менял. Никакая грязь к нему не прилипала… брошу я эту тунику гетеры под лавку, будет повод вернутся.
                Арон уходит.  Появляется Цезарь и Никатор
Цезарь: Прекрасно! Никого нет. Как я люблю работать в этом доме. Тишина,  никаких просителей. Кто б мог подумать, что быть милостивым и добрым правителем так обременительно. Как я устаю от этих бесконечных ходоков за должностями и землями. Вместо того, чтобы как нормальный, средне - статистический Римский диктатор казнить и отбирать, я, прощаю и отдаю. По-моему, римские диктаторы Марий и Сулла глядя на меня из ада, просто умирают от хохота. ( Смотрит на тунику под лавкой) Ну, ну. (Цезарь садится за стол спиной  ко входу. Почти одновременно что-то пишет и читает. Никатор подает и забирает у Цезаря нужные свитки. У входа маячит Арон.)
Цезарь: (не отрываясь от бумаг) Арон, войди. ( Арон входит в комнату) Ты не приветствуешь меня?   
Арон: Арон ничтожный раб, а не гладиатор перед боем. Он не смеет обращаться к тебе, о, Властелин Мира!
Цезарь: Хочу спросить, твои соотечественники из Иудеи уже построили свой храм в Риме?
Арон: Да, строительство уже начато. Благодарю тебя, Божественный Юлий, за эту милость к нам. Вся иудейская община навечно у тебя в долгу.
Цезарь: Иудеи единственные из покоренных народов, кому позволено иметь свой храм в Риме. А знаешь, почему?… Много, много лет назад юный раб по имени Арон, рискуя своей жизнью, спас от жестокого диктатора юного патриция Гая Юлия. Я мог бы подарить тебе свободу, но она вряд ли тебе нужна.
         Арон: Нет раба, который не мечтал стать свободным, но Величайший из всех римлян рассудил мудрее, чем царь Соломон. У меня нет дома, нет родных, мне некуда идти. Моей семьей давно стала семья моей хозяйки. А вот почет и уважение, которое я получил у своих соотечественников за разрешение построить синагогу, не купишь ни за какие деньги. Клянусь Храмом Великого Иерусалима, больше наша община не нарушит твой драгоценный покой.      
Цезарь: ( смеется ) Хорош был бы твой Храм…  Смотри, вот прошение некого Якова из Хеврона. Он просит разрешения открыть частную казну для хранения денег одиноких бессемейных солдат. ( Арон от стыда закрывает лицо руками)  Вынужден отказать, хотя идея мне понравилась. Расскажу об этом тестю, пусть займется… Я смотрю, что этот Яков из Хеврона -  умный малый. Пусть навестит меня, у меня для него есть другое дело. 
Арон: Не мог бы Владыка Мира хоть намекнуть, какого рода дело у него к Якову? Исключительно для того, чтоб тот смог подготовиться к встрече с тобой.               
Цезарь: (впервые отрывается от свитков и смотрит на Арона) Во-первых, убери эту тряпку из-под лавки, ведь ты ради нее пришел? А во-вторых, я хочу, чтоб через Иудею проложили дополнительные караванные пути. Рано или поздно в Парфянском царстве будет слишком жарко от большого количества легионов и лошадей… А торговля шелком и другими товарами не должна прекращаться ни на один месяц. Часть караванов уже идет через Сирию, но я хочу иметь дополнительные пути. Если удастся вовремя развернуть китайские караваны с шелком, то Иудея станет оазисом спокойствия в бурных песках Востока. Передай Якову - будущее вашей родины в его руках.
Арон: Уже иду. ( Про себя). Щедрость Цезаря не знает границ.
              Арон уходит.  Цезарь продолжает работать.  У  входа мелькает Сервилия.               
Цезарь: (не поднимая головы продолжает работать над свитками) Рад видеть тебя Сервилия.  Наверное, приношу много хлопот своим присутствием. Но ты мне нужна.  Вернее, нужна твоя удивительная способность - легко  находить ответы на самые трудные вопросы.
Сервилия: Для нас огромная честь и великая радость видеть тебя, Владыка Вселенной.
Цезарь: Оставь этот рабский тон.  Он тебе не к лицу.
Сервилия: А что мне к лицу?
Цезарь: У тебя ум и логика волчицы, у которой маленькие щенки. А это самая правильная и жизнестойкая логика.  Вот и оставайся прекрасной и дикой волчицей. Именно такой ты мне всегда нравилась.
Сервилия: Так, значит, все-таки нравилась, а не нравлюсь? Тогда, может, пойдешь к …
Цезарь: Не цепляйся к словам, и не посылай меня к Клеопатре. (Цезарь поворачивается к Сервилии.  Сервилия от удивления прикрыла рот рукой.) Ведь ты именно это хотела сделать?
Сервилия: Нет! Я, только, хотела узнать, чем моя скромная особа может быть полезной такому великому реформатору, как Цезарь.  Если бы за реформы и великие начинания в Риме справляли триумф, то половина граждан умерли от избытка съеденного и выпитого на этих праздниках.
Цезарь: Может, закончим обмен любезностями. В мои годы время летит слишком быстро, чтоб тратить его на пустые комплименты.  Поговорим о делах.
Сервилия:  Мне часто кажется, что именно для этого я родилась.
Цезарь: Начну с главного.  Я не хочу, чтоб после моей смерти огромное Римское государство развалилось, как империя Александра Великого. Александр -  единственный мой кумир, только с ним я всю жизнь соревнуюсь, и теперь, когда мы  на равных, по крайней мере по площади завоеванных территорий, мне очень хочется избежать его ошибок. Да, что с тобой? Ты меня слышишь или нет?   
Сервилия: Не кричи на меня!
Цезарь: Слава Юпитеру! Сервилия ожила и стала прежней.
Сервилия: Я не знаю, что там натворил Александр Македонский, но сейчас меня больше волнует мой сын Марк.
Цезарь: Понятно. …  Марк опять что-то натворил. Что на этот раз?
Сервилия: Не знаю. Он молчит, ничего не рассказывает. Но, я чувствую, мать всегда чувствует, когда с сыном плохо. Он затевает какую-то авантюру, но это только догадки.
Цезарь: Затевает? Сам? Неужели Марк Брут что-то может сделать сам, без тебя и своего дяди Катона? Это действительно новость.  Еще немного и он станет самостоятельным.
Сервилия: Гай, перестань.  Мне кажется все гораздо серьезнее. Марк никогда не был таким грубым и раздражительным.  Его во что-то втягивают.
Цезарь: Ага! Значит, все-таки втягивают, а ты говоришь, сам… Он у тебя что, бычок на привязи? А как он собирается быть консулом, когда без промедления нужно принимать десятки решений?  Ну, ладно, в Риме рядом будет мама и я, а в походе? Кто будет решать -  посылать конницу в тыл врага или ударить во фланг? Оставлять легких гастетов в первой шеренге, или пусть первый удар примут на себя принципы, а гастетов использовать для преследования отступающих? А может, он надеется на помощь своего брата Децима? Да, Децим отличный воин, стратег. Так не легче ли его самого выбрать консулом?   
Сервилия: Как? Ты же мне обещал?
Цезарь: Все что обещал, – выполню! Это я так ворчу.
Сервилия: Я знала, всегда знала, - ты недолюбливал Марка, за то, что он не такой, как ты, а мягкий и добрый, за то, что воевал против тебя!
Цезарь: Если б все мои враги были, как Марк Брут, я бы умер от скуки… Мягкий, говоришь, добрый? Два года назад, в знак гражданского примирения, я объявил амнистию всем, кто воевал против меня, на стороне Помпея, и стал назначать их на государственные должности. Ты сама посоветовала мне поставить весь Рим, независимо от политической принадлежности, в очередь за должностями?
Сервилия: И ты жалеешь об этом?
Цезарь: Нисколько! С одной стороны, огромное облегчение -  каждый знает, когда и какую должность займет, и не беспокоит меня понапрасну, а с другой,  я получил то, чего добивался -  они, стоя в очереди, забыли о своей партийной принадлежности… Но, я сейчас не об этом. После амнистии Марка назначили претором в одну из богатейших римских провинций, Предальпийскую Галию, в которой, я сам начинал карьеру, и что ты думаешь, за тот год пока провинцией правил Марк Брут, сбор налогов упал вдвое! Ты только вдумайся –  вдвое! Такого не было даже в период гражданской войны! Чтобы срочно исправить положение, ему на смену я послал его брата Децима Брута. И тому пришлось огнем и мечом вновь учить галлов платить налоги.
Сервилия: Ну и что?
Цезарь: А то, что дорого обошлись галлам доброта и правление твоего сына.  Сотни разоренных поселений и десятки тысяч убитых – вот цена мягкотелости и слюнтяйства твоего сына... Жаль...
Сервилия: Кого тебе жаль, галлов или Марка?
Цезарь: Жаль, день пропал впустую. Думал, приду, поработаю в тишине, дела мои обсудим. У меня еще столько нерешенных вопросов, а кроме тебя, мне и поговорить не с кем. Никогда не думал, что власть делает человека таким одиноким, и чем больше власти, тем больше одиночества.
                Отдает свитки Никатору и собирается уходить.
Сервилия: Постой. Не уходи, я была не права, … что ты там говорил про Александра Великого?
Цезарь останавливается и вновь садится в кресло.
Цезарь: Я говорил о том, что он совершил две большие ошибки, которые свели на нет его великие дела. Ошибка первая: он умер простой естественной смертью от обыкновенной лихорадки. Такая смерть не способствовала обожествлению его личности, более того, она поставила Александра в один ряд со всеми смертными. Вот если б он погиб в бою, или от предательского кинжала, тогда у поэтов был бы повод сочинять о нем что угодно.   
Сервилия:  А вторая ошибка?
Цезарь:  Вторая – он не оставил наследника или хотя бы приемника. Поэтому  его империя  развалилась, как плохо построенный корабль.
Сервилия: У тебя тоже нет прямого наследника, но ты отличаешься от Александра, поэтому сможешь избежать  его ошибок.
Цезарь: Ну, и в чем, по-твоему, разница?
Сервилия: Отличие первое: ты не царь, то есть твоя власть хоть и огромна, но не беспредельна. Именно это дает тебе возможность принимать взвешенные и обдуманные решения. И второе: - у тебя есть Сенат. Сенат - это мощный государственный аппарат, создаваемый веками. Он взял на себя все текущие дела,  и поэтому у тебя есть время спокойно строить новые планы. Александр не имел такого помощника.
Цезарь: Но между мной и Сенатом идет постоянная борьба за власть. Я понимаю, эта борьба естественна, но как уменьшить ее, не доводить до открытого столкновения, как снять противоречия между нами?
Сервилия: Надо разделить власть территориально.
Цезарь:  Как это? Поделить Рим на две части?
Сервилия: Ну,  я не знаю как.  Пока не знаю. Для начала расскажу тебе, как я уладила свои дела. Ты ведь знаешь, я давно зарабатываю на жизнь сватовством. Один удачно устроенный брак и можно полгода ничего не делать. Так вот, работа выгодная, но конкуренция большая и стычки между свахами были регулярными и довольно жестокими. И когда эта ситуация надоела всем, мы, свахи, собрались и стали решать, -   что делать? Я предложила разделить Рим на сектора, и каждой работать в своем секторе.   
Цезарь: А если жених и невеста из разных секторов?..
Сервилия: Ну – ну,  Гай,  думай …
Цезарь: То гонорар делили поровну?
Сервилия: Конечно. Вот и ты, к примеру, можешь взять под полный контроль, все богатые провинции и безраздельно ими править, как царь и бог, а Сенату оставь в управление Город и окрестности, или даже весь Италийский полуостров.
Цезарь: Волчица, она и есть волчица! Гениально, сделать четкую разделительную полосу между властями по территории… Но, как бы автономны мы ни были, а жить друг без друга, то есть Рим без провинций – доноров, а провинции без центрального управления, мы не сможем!.. Сервилия, я не мог решить эту задачку больше года, а тебе понадобилось несколько минут.
Сервилия: Есть еще одно яблоко раздора – казна. Ее, думаю, тоже надо разделить, чтоб каждый из субъектов власти, знал на какой бюджет и долю прибыли он может рассчитывать. Это  - как взрослые дети, если им не давать денег, они капризничают и ведут себя, как попало, но стоит ежемесячно выделять какую-то сумму, они начинают бояться, что лишаться этих денег, и становятся управляемыми.
Цезарь: Сервилия! Ты одна стоишь целого Сената! За такой совет проси у меня что угодно.
Сервилия: Мне неудобно говорить, но … мне срочно нужно быть в Этрусском квартале, разреши покинуть тебя?
Цезарь: Конечно, иди. Что хотел я услышал. Теперь мне нужна тишина.
Сервилия: (хочет уйти, но не решается) Гай, поклянись, – чтобы не случилось, ты не тронешь Марка Брута? 
Цезарь: Клянусь должностью пожизненного диктатора Рима, что я, Гай Юлий Цезарь, какие б события не произошли в Риме, не причиню Марку Юнию Бруту никакого вреда, а если он сам влипнет в глупую или дурную историю, то  сделаю все от меня зависящее, и спасу его... Я ничего не перепутал? Все правильно?
                На улице слышен шум приближающейся толпы.
Сервилия: Гай, что это?
Цезарь: На ходатаев и просителей не похоже.
Сервилия: Это крики солдат! А это голос Марка Антония. Неужели в Городе бунт?!
                Входят Марк Антоний и сенатор Гай Требоний.
Антоний: Великий Цезарь! Консул Марк Антоний приветствует тебя.
Требоний: Божественный Юлий, прости, что нарушили священный ход твоей мысли и твой покой, но без твоего вмешательства нам не обойтись.
Антоний: Испанский легион отказался выполнять приказы. Конница Лепида блокировала бунтовщиков, но часть легиона вошла в Город. Городская стража в бой  не вступала.
Цезарь: Почему?
Антоний: Они мотивировали тем, что солдаты вошли в Город без оружия. При легионерах только кинжалы, разрешенные Сенатом.
Цезарь: Чего  хотят солдаты?
Антоний: Чтоб ты выслушал  их депутата.
Цезарь: Что послужило причиной беспорядков?
Антоний: Слухи, мой Цезарь. Кто-то распускает слух, что на тебя готовится покушение. Солдаты думают, будто ты не знаешь о готовящемся заговоре.
Цезарь: Не скрою, приятно, что о тебе так заботятся, но, если боги избавят меня от стольких друзей, то с врагами я как-нибудь  сам справлюсь. ( Шум на улице возрастает)
Сервилия: Гай, я боюсь! В Риме слишком давно  не было беспорядков.
Цезарь: Пусть выберут одного депутата, я приму его. (Сервилии) Пока Цезарь жив, спокойствию Рима ничего не грозит.
                Антоний уходит
 Сервилия: (себе) Именно этого я и боюсь.
                Входит Антоний и легат Испанского легиона
Легат:  Легат Корнелий Квинт приветствует тебя,  Великий Цезарь.
Цезарь: Корнелий? Ты уже легат? Я помню тебя десятником. Как быстро растут люди в римской армии! Антоний, это тот самый Корнелий, который со своими солдатами проник ночью в галльский город, а утром, когда мы уже собрались его штурмовать, он просто открыл нам ворота!   
Легат: Я бесконечно рад, что Цезарь не забыл мой скромный вклад в его великую победу.
Цезарь: Что привело тебя и твоих солдат в Город? С каких это пор гвардия римской армии руководствуется слухами, а не приказами своего консула? Вы и в походе сбираетесь спрашивать прохожих и нищих, по какой дороге идти, и когда вам удобнее атаковать?
Легат: Прошу выслушать меня.
Цезарь: Говори.
Легат: Мой легион всегда был горд тем, что входил в гвардию римской армии и отвечал за охрану Цезаря. С начала зимы по Риму ползут слухи, будто кто-то хочет убить тебя, Владыка Рима. Но пока мы сами охраняли тебя, мы были спокойны – твоя жизнь в безопасности. Три дня назад Цезарь отказался от охраны, и мы подумали, – угроза миновала, но ты ошибся, Цезарь! Я и военный трибун ходили к авгуру Спурине. И трижды, мне больно говорить это, но трижды по его гаданию тебе выпадает смерть. Авгур назвал даже дату – мартовские иды.
Цезарь: Известно ли тебе, Корнелий, что я и только я, Верховный жрец Рима, имею право давать окончательное толкование любому гаданию? Ты же солдат, стратег римской армии! Да, если б каждый раз, я верил  ерунде с внутренностями животных, мы бы завоевали полмира? Вспомни, как часто жрецы говорили нам: «поход будет неудачным», а мы шли вперед и приносили Риму очередную победу. Так или нет?
Легат: Так, мой Цезарь.
Цезарь: А теперь пойди и передай всем, я объявляю гадание Спурины – неправильными! Это приказ!  Надеюсь, ты не забыл, что  такое приказ?
Легат: Легат Корнелий Квинт выполнит все, что прикажет Цезарь.
Цезарь: Антоний останься, остальные свободны. (Легат и Требоний уходят). Антоний, я не думаю, что нужно сурово наказывать наших испанских ветеранов. В Город они вошли без оружия, и намерения у  них благородные, как ты думаешь?      
 Антоний: Я понял, Цезарь, никто не пострадает. Но нарушение дисциплины - есть нарушение дисциплины. Сделать вид, что ничего не было, - тоже нельзя, это не в традиции римской армии.
Цезарь: Действительно, нельзя... Тогда сделаем так: выдай им за март двойное жалование. Надеюсь, они до конца жизни запомнят это.
Антоний: (удивленно) Двойное жалование – это серьезное наказание! Как бы они не обиделись.( Дружно смеются)
Цезарь: Пожалуй, я сам выйду к солдатам.
          Цезарь, Никатор и Антоний уходят, с другой стороны входит Кальпурния.
Кальпурния: Сервилия? Ты одна? Как хорошо, что застала тебя.
Сервилия: Кальпурния? О, боги, весь Рим собрался ко мне в гости.
Кальпурния: Мой муж у тебя?
Сервилия:  Он вышел на крыльцо к своим солдатам. Разве ты не встретила его?
Кальпурния: У крыльца слишком много людей, я вошла через другой вход. Меня Кисея узнала и пустила. Шла в шелковую лавку, вдруг, вижу патрули, караулы. Всех подозрительных обыскивают, ищут оружие! Неужели с Цезарем что-то случилось? Не удержалась, зашла к тебе.
Сервилия: Боишься за него?
Кальпурния: Очень! Он так сильно изменился. Со мной почти не разговаривает. Целыми днями сидит что-то пишет, даже у Клеопатры больше не бывает. Только  Никатор и какие-то незнакомые люди день и ночь приходят, уходят...
Сервилия: И где только Цезарь нашел этого раба? Когда Никатор смотрит на меня, мне кажется я  голая.
Кальпурния: Мне тоже, но я к этому привыкла. Никатор единственный, кто может помочь Цезарю во время эпилепсии. Последний приступ был таким тяжелым (плачет).
Сервилия: Такова судьба римских женщин: любить и бояться за жизнь любимых. Но сегодня тебе бояться нечего. Цезарь бодр и весел как никогда. ( С улицы слышно трех кратное «Viva Цезарь» ) А при такой любви народа ему и вовсе ничего не грозит.
Кальпурния: Значит, моя тревога напрасна.
Сервилия: Весь шум из-за кучки дезертиров, не более. Думаю, все быстро уладится.
Кальпурния: Спасибо, успокоила. Пойду домой. Не говори ему, что я была здесь.
Сервилия: Прощай. 
Кальпурния уходит.  Входит Цезарь и Никатор.
Сервилия: Гай, ты действительно не веришь в заговор?
Цезарь: Я верю только в себя, поэтому, никогда не ошибался. Ты куда-то торопилась?
Сервилия: Да, уже иду.
         Сервилия уходит.  На заднем плане мелькает Арон. Делает вид, что убирает в комнате.
Цезарь: ( Арону) Можешь говорить.
Арон: Божественный Юлий! Я выполнил твое поручение. Сегодня же Яков из Хеврона будет ждать у твоего дома, пока ты не позовешь его.
Цезарь: Прекрасно! А теперь покончим с одним печальным делом. Мне очень жаль, Арон, но мой раб Никатор узнал тебя. А как ты, узнаешь его?
Арон: (обреченно) Да, Гай Юлий Цезарь, я узнаю его.
Цезарь: Дело слишком важное. … Где и при каких обстоятельствах ты видел его?
Арон: Это было давно, очень давно, когда я был еще юношей. Я учился на левита в школе при Иерусалимском Храме. Пришла весть, что заболела мать, и мне дали несколько дней, чтоб я мог навестить ее. Мать и отец жили на побережье в небольшой рыбацкой деревушке. В первый же день моего приезда пираты напали на нас. Всех молодых, кто остался жив, увезли на маленький остров недалеко от Крита.  На этом острове пленники ожидали своей участи.
Цезарь: Как же ты узнал Никатора, прошло столько времени?
Арон: Его нетрудно узнать. Если я за эти пятьдесят с лишним лет сильно постарел, то на его лице не добавилось ни одной морщинки. Только звали его тогда не Никатор, а Ариох и служил он другому господину. Какому-то азиатскому царю, случайно попавшему в плен.
Цезарь: Он уже тогда был немым?
Арон: Да.
Цезарь: Арон, оставь надежду, говори все, что знаешь.
Арон: Хорошо, Гай. Никатор не только немой, но и абсолютно глухой раб.
Цезарь: Дальше, дальше!
Арон: Бог наделил его способностью читать мысли других.
Цезарь: И только? А как же я понимаю его?
Арон:  Он может не только читать мысли, но и передавать свои.
Цезарь:  Дальше!
Арон:  Никатор это Вечный Раб! Бог посылает его своему избраннику в помощь. Я читал о нем в книгах, когда учился на священника.
Цезарь:  Да, правильно. Арон, мне действительно очень жаль, что все так  сложилось. Сервилия и ты - частицы моего далекого беззаботного детства, но впереди грядут большие события, и я не могу рисковать. На Никатора возложена великая миссия. Никто на этой земле не должен знать кто он на самом деле. Иначе мои планы будут нарушены.
Арон: Конечно, помню, как  вы с госпожой любили прятаться в маленькой терновой рощице, недалеко от Авентийского холма. И только я один знал, где вас искать.
Цезарь: Не скули, сделать ничего нельзя.  Ты никому не говорил про Никатора?
Арон:  Арон добрый, он никому не хочет зла, потому и носил эту тайну в себе.
Цезарь:  (смотрит на Никатора, тот утвердительно кивает) Что ж, Арон, ты заслужил одну из самых высоких наград в этом мире – мгновенную  и безболезненную смерть. Я дарю ее тебе.
Арон: Это действительно царский  подарок для старого Арона. Твоя милость - не знает границ! (Арон становится на колени и начинает молиться, когда молитва заканчивается, Никатор сворачивает ему шею)
Цезарь: (оглядывая последний раз дом) Прощай, Сервилия! Нас больше ничего не связывает. Жаль, был бы Марк моим сыном, и история Рима была другой! Но ты сделала свой выбор, я свой. Мне здесь больше делать нечего.
                Цезарь и Никатор уходят.

       



                ДЕЙСТВИЕ    ВТОРОЕ.

                Картина   первая

                Четырнадцатое марта сорок четвёртого года до нашей эры. Дом Марка Лепида, командующего римской конницей. По случаю будущего военного похода хозяин дома дает торжественный обед. Приглашены только друзья и соратники: Юлий Цезарь, Марк Антоний, Гай Требоний, Децим Брут, Корнелий Квинт. Обед проходит в стиле Платоновского пира. Слуги сами решают, кому что подавать, на флейтах и лирах играют греческие мелодии, гостиная освещена факелами и двумя жертвенниками. Подача яств окончена, и гости приступили к возлиянию. Певцы, одетые фавнами, спели гимн богам. Распорядителем пира избран Децим Брут.
Децим Брут: Перед тем, как задать тему философской беседы, я, как распорядитель пира, хочу немного развлечь уважаемых гостей. Два лучших кулачных бойца из моей гладиаторской школы покажут свое искусство.
Антоний: Пока бойцы не вышли, хочу выразить свое восхищение воинской доблестью хозяина этого дома. Не раз я был свидетелем, как храброе сердце и твердая рука Марка Лепида повергали в бегство врагов Рима. Никогда еще наша конница не обладала такой силой и быстротой маневра, как сейчас, когда ей командует Марк Лепид. За хозяина дома!
Лепид: Спасибо, Антоний, за добрые слова, особенно за те, которые обращены к гордости римской армии – ее коннице! Быть командиром этих неустрашимых, овеянных славой всадников - особая честь и особая радость. Великий Цезарь не ошибся,  назначив меня на эту должность.
Цезарь: Друзья, оставим хвалебные речи для празднеств. Я пришел сюда  отдохнуть в кругу друзей. Надеюсь, пир в стиле Платона позволяет нам забыть о должностях и рангах. ( Шутливо) По-моему, распорядитель пира плохо следит за своими обязанностями, - мой кубок пуст!
Антоний: Наш отважный Децим уверенней командует армией, чем раздачей вина      (смех)
Децим Брут: Прошу наполнить гостям кубки.
                Выходят бойцы и начинают бой

Антоний: (осушив огромный кубок) Стой, стой! Прачки на берегу Тибра толкаются с большим энтузиазмом, чем твои бойцы дерутся. Предлагаю другие условия боя. Моя школа гладиаторов – против  твоей!   Я выставляю своего начальника охраны.
Децим Брут: Вызов принимаю.  (На бой выходят другие бойцы)
Антоний:  Побежденный  переходит в рабство к победителю.
Децим Брут: Согласен.
                Бойцы надевают специальные ремни на кулаки и начинают бой.
Лепид: Не знал, что в моду входят поединки без оружия.
Требоний: И не удивительно. По настоянию Цезаря, закон о ношении оружия в стенах Города сильно ужесточен.
                Бой кончается победой начальника охраны Антония.   
Корнелий Квинт: Теперь понятно кто лучше готов к беспорядкам в Городе.
Требоний: (К Корнелию) А ты уверен, что беспорядки будут?
Корнелий Квинт: Все хорошо, пока Цезарь с нами, да продлят боги его дни на Земле.
Антоний: А каков будет приз распорядителя пира победителю поединка?
Децим Брут: Думаю, золотой кубок из рук Цезаря будет ему должной наградой.
Цезарь: С удовольствием выполняю поручение распорядителя. Наполните мою чашу до краев, и пусть этот отважный воин достойно отпразднует свою победу.
                Побежденного уносят. Счастливый победитель уходит.
Децим Брут: У меня для вас еще один сюрприз. До сих пор вам наливали вино из подвалов хозяина дома, а теперь прошу наполнить кубки другим. Я специально привез его для подобного случая. Может, кто-то  узнает вкус этого вина.
Цезарь: (пробует вино) О, неужели? То самое испанское вино? Из забытой всеми богами  деревушки?
Антоний: Странные крестьяне, готовы были погибнуть всей деревней, но секрет своего вина так и не выдали.
Лепид: Расскажите, что это за история?
Антоний: Децим, дай мне слово. Я расскажу,  как было дело.
Децим Брут: Думаю все, кто там был и не был, с удовольствием тебя послушают.
Лепид: Какое крепкое и необычное вино.
Антоний: Преследуя остатки армии Помпея, под командованием его сыновей, мы поднимались все выше и выше в горы. Чтоб выйти врагу наперерез, мы рискнули, и через неизвестное ущелье вывели армию в маленькую долину. Когда уже почти спустились, наступила ночь. В горах ночь сменяет день почти мгновенно, и мы при свете факелов разбили лагерь. Каково ж было удивление, когда на утро мы обнаружили вокруг лагеря огромный виноградник и спрятанные в скалы ветхие хижины. Старая испанка, увидев бледного измученного походом Октавия, угостила его своим слега подогретым вином.  И уже  через  минуту, Октавий стал бодр, весел  и готов продолжать поход. Все кто видел это, тут же стали заполнять емкости этим чудо - напитком… Отличный сюрприз, Децим. Хорошее вино, хорошие воспоминания!
Децим Брут: Так было и так будет, во все времена и во всех странах. Воины, собравшись вместе, будут вспоминать былые походы, былые подвиги. Но мы с вами  не только солдаты Великого Рима, но и его просвещенные граждане. Просвещенность, жажда знаний – именно это отличает нас от варваров и в конечном итоге делает непобедимыми. Риторика и философия одинаково почитаются в нашем отечестве с военным искусством. Что по этому поводу думает уважаемый сенатор Гай Требоний?
Требоний: Кому, как не мне знать это! Всего один пылкий и уверенный в своих речах оратор, может либо вселить в армию боевой дух, либо превратить ее в стадо дезертиров. Только мы, римляне, знаем истинную силу слова.
Цезарь: Оратор без философских идей, без хорошего, системного образования, полученного в юности, всего лишь крикливый забияка, плохо скрывающий свои корыстные цели.
Лепид: Но у этой монеты есть и другая сторона. От чрезмерной учености начинаешь чувствовать себя умнее других, а это никогда хорошо не заканчивается.
Цезарь: Именно по этой причине среди нас нет таких знаменитых римлян, как Цицерон и Катон. Многие не верят, но  я действительно не испытываю к ним никакой вражды, и по-прежнему считаю их великими римскими гражданами… Но мы так и не услышали тему нашей философской беседы?
Децим Брут: Основным вопросом любой философской школы является – смысл жизни. Хочу просить каждого из вас ответить: является ли смерть смыслом жизни? Первый кому я даю слово – легат Корнелий. Затем согласно традиции, того, кто справа. Если кто-то не готов говорить, он может уступить свою очередь и взять слово позже.
Корнелий Квинт:  Я не думаю, чтоб человек жил ради смерти. Воин живет ради славы и добычи, женщина - ради детей, торговец ради прибыли. Смерть неизбежна, но не она определяет смысл жизни.
Требоний: Жизнь и смерть - всегда  рядом. Очень часто чья-то смерть дает жизнь другим людям, и наоборот, чья-то жизнь - это неизбежная смерть кого-то. Диалектически эти два понятия неразлучны, но, тем не менее, я не встречал человека, который бы жил ради смерти. Во всяком случае, если смерть рассматривать как физическое явление, то смыслом жизни она быть не может. Но, если взглянуть на нее, как на логический итог жизни, как на сумму содеянного, то в этом  плане такая постановка вопроса имеет право на существование.
Антоний: Отношение к смерти формирует отношение к жизни. Для меня это закон! Если человек панически боится смерти, – он не живет, а существует. Ему не ведомо истинное наслаждение, все красоты  мира сводятся к серым краскам стен его убежища, в котором трус прячется от опасностей. Я  трусов за людей не считаю. И, если б я выбирал себе смерть, то только в бою. В бесшабашном диком бою, где    ни у кого    нет   перевеса,  и никто не знает, кто победит.  Но, как отметили предыдущие ораторы, я не тороплюсь в царство Аида. А что касается смысла жизни, я сторонник Эпикура.
Децим Брут: Уважаемый Лепид пропускает свою очередь?
Лепид: Да, Брут, я не силен в философии, и не могу говорить, как Гай Требоний. Передаю свою очередь Цезарю.
Цезарь: Какая неожиданно интересная тема. Полностью согласен с Требонием. Смерть необходимо рассматривать только, как итог жизни, только тогда в ней появляется смысл. Антоний, помнишь, как перед каждым боем я объявлял свое завещание?
Антоний: Да, и каждый раз своим наследником ты объявлял Гнея Помпея – своего зятя.   
Цезарь: А когда моя дочь умерла при родах, я долго не мог определиться с наследником. Тогда я стал всем задавать один и тот же вопрос: чем отличается казнь от убийства?
Требоний: Можно узнать каковы были варианты ответов?
Цезарь: Антоний, помнишь, какой ответ   дал ты?
Антоний: Я сказал - ничем.
Цезарь: Децим, твой брат Марк Брут ответил, что казнь это законно, а убийство – незаконно. Такими были две полярные точки зрения, остальные ответы были в разной степени синтезом этих двух. Но меня эти ответы не устраивали.
Децим Брут: Я, кажется, тоже отвечал на этот вопрос.
Цезарь: Децим, ты был близок, но не точен.
Требоний: Значит, кто-то дал точный ответ?
Цезарь: Да, дал. И прозвучал ответ примерно так: все зависит от мотивов. Если отдавший приказ  боится того, кого казнят, то это убийство, если не боится – казнь.
Лепид: Не совсем понял. А если, к примеру, дезертиры разваливают армию, и я отдал приказ об их истреблении, это что - убийство или казнь?
Цезарь: Это самый яркий пример казни. Ты ведь лично дезертиров не боишься? Просто у тебя нет другого выхода.
Корнелий Квинт: А если умный и молодой офицер метит на твою должность, и ты за малую провинность отдал его под трибунал?
Цезарь: То ты, хоть и чужими руками, и по закону, но все равно совершил убийство. Вот такая тонкая, но четкая грань оказалась между этими двумя понятиями.
Антоний: И кто ж тот счастливец, который дал правильный ответ, и, как я понимаю, стал твоим наследником?
Цезарь: Октавий, внук моей родной сестры Юлии.
Требоний: А где сейчас Октавий, почему его нет с нами?
Цезарь: Пока боги послали нам мирную и спокойную жизнь, Октавий решил восполнить пробелы своего образования. Я отправил его на Корфу, в ту самую школу,  где когда-то сам учился. Он пишет, что у них в школе образовался неплохой литературный кружок, которым верховодит начинающий поэт Вергилий. Неужели  сбудутся мои мечты, и в Риме будет свой Гомер.
Децим Брут: Вернемся к теме нашей беседы. Допустим, боги позволили тебе, Цезарь, самому выбрать смерть, какую бы ты выбрал? (смолкла музыка, все, включая слуг и музыкантов, затаили дыхание, кто с испугом, кто с интересом ждут ответа)
Цезарь:  Думаю, такую же, как и любой из вас  -  быструю и неожиданную.
                ПАУЗА
 Лепид: Такую смерть боги дарят только своим избранникам.
Корнелий Квинт: И все деньги мира не повлияют на их решение.
Требоний: А власть? Вернее, люди, обладающие большой властью могут влиять на их решение?
Цезарь: Власть, в Риме похожа на аппетитную вдовушку. Кажется, протяни руку и она твоя, но не все любимцы женщин доходят до брачного ложа. Кого остановит яд, кого кинжал, а кого и собственная глупость. Я это к тому, что власть сама по себе перед ликом богов не дает никакого преимущества, и кто заслуживает их любви, а кто нет, – знают только сами боги.
Лепид: Цезарь прав, на самом деле, мы боимся не самой смерти, а тех мук, которые ей предшествуют. Нам не дано видеть собственную смерть, только чужую. Поэтому в римской армии есть неписаный закон: любой от новобранца до консула имеет право на «удар милосердия»
Требоний: В римском законодательстве нет такого права!
Децим Брут: Ты же слышал, закон неписаный. Никто не может отказать товарищу, получившему смертельную рану, в просьбе одним точным ударом избавить его от дальнейших мучений.
Цезарь: Спасибо, друзья. И хоть тема нашей беседы несколько мрачная, тем не менее,  я получил от нее огромное удовольствие. Я покидаю вас.
   Подали носилки Цезаря. Цезарь садится, носилки уносят Лепид, Корнелий и Антоний пошли его провожать.
Требоний: (Бруту, рассержено) Ты б ему еще место и час смерти назвал!!!
Децим Брут: Успокойся, сенатор. Даже в убийстве должен быть свой кураж.
Требоний: Это ты привык каждый день дергать смерть за усы, а я человек гражданский, мне есть что терять!
Децим Брут: Зато теперь ты будешь рассказывать внукам, что в последний день жизни Цезаря говорил с ним о его смерти.
Требоний: Слышал, где сейчас Октавий? Надо срочно отправить туда наших друзей.
Децим Брут: Успокойся, Октавий не досягаем. Я уверен, на Корфе его нет. Не для того Цезарь спрятал наследника, чтоб рассказать об этом. Октавий - его тайное оружие, и когда его пустят в ход, никто не знает.
Требоний: Без Цезаря и нам тут делать нечего. Идем, завтра тяжелый день.               

                Картина     вторая
               
         Пятнадцатое марта. Дом Цезаря, его рабочий кабинет. Цезарь за рабочим столом. Входит Кальпурния. Долго ожидает разрешения говорить, и уже повернулась уйти .
Цезарь: Не уходи. Нам нужно поговорить.
Кальпурния: Я для того  и пришла. (Видит на столе эбонитовую палочку Цезаря и испуганно берет её в руки)
Цезарь: Вот эти свитки нужно срочно отнести в дом твоего отца.
Кальпурния: (испуганно) Гай, ты один? Где Никатор? Я пришлю Алесандро!
Цезарь: Ты перебила меня, не дослушав! Отнесешь свитки отцу и останься там до утра, так будет безопасней.
Кальпурния: Гай, не мучь меня! Где Никатор? Что значит - безопасней? Наш дом штурмуют?
Цезарь: Нет, все гораздо хуже. Появились первые предвестники приступа моей болезни. Ты не хуже меня знаешь,  – этот приступ будет последним.
Кальпурния: Не может быть! ( на глазах появляются слезы) Ну, почему сейчас! Ты всю жизнь воевал. Всего два мирных спокойных года! Как несправедлива  судьба! 
Цезарь: Глупости! Справедливости нет. Её придумали юристы и нищие. Первые, чтоб заработать, вторые, чтоб утешиться.
Кальпурния: А что есть?
 Цезарь: Есть обстоятельства, их нам дают  боги и пути выхода из них, которые мы выбираем сами.
Кальпурния: Но…
Цезарь: Перестань рыдать, мне не обойтись без тебя. Ты нужна мне.
Кальпурния: Не помню, когда ты последний раз говорил это. И все-таки, где Никатор?
Цезарь: Никатор далеко. Этой ночью я отправил его к Октавию. Успокойся, пожалуйста! Мне нужна твоя помощь, а не слезы. 
Кальпурния: Но если я нужна тебе, то почему ты гонишь меня?
Цезарь: Только ради твоей безопасности, если со мной что-то случится, кроме отца тебя никто не защитит. Хотя… если они заметят, что дом опустел…
Кальпурния: Значит, лучше, если я останусь?
Цезарь: Мне да, а тебе нет.
Кальпурния: Я жена Цезаря! И пока я хранительница очага этого дома, я никуда не уйду, что бы  мне не грозило!
Цезарь: Хочешь остаться?... Что ж, пусть думают, что у нас все по-прежнему. Отнесешь документы и возвращайся.
Кальпурния: Неужели все так плохо?
Цезарь: Только при живом Цезаре Рим знает, куда пойдут легионы. Когда боги возьмут меня к себе, начнется хаос, а может и новая гражданская война. Октавию нужно выиграть время, вступать в любые союзы, я тут подробно все написал. Эти документы огромной важности. Я специально отправил Октавия в… лучше тебе не знать куда. Твоя доля моего наследства давно хранится у твоего отца.  Деньги, которые я завещал гражданам Рима - в моей казне, распорядителями назначены Антоний и твой отец. Это единственное, что может уберечь вас от расправы. Золото для Октавия в надежном месте. Где это место   -  знает только Никатор. Ну,  вот, пожалуй, и все. 
Кальпурния: Только это? Большего  я не заслужила?
Цезарь: Прости. Я часто был груб, и неоправданно суров с тобой. Только к концу жизни понимаешь, как много зависит от женщины.
Кальпурния: И больше не будешь упрекать меня в бездетности?
Цезарь:  Ты не виновата, что у нас нет детей. Отсутствие наследника это моя жертва богам за все победы и триумфы. Единственное, что у меня никогда не получалось – счастливая семья. Дочь умерла, внук, – умер, не родившись.  А я так хотел, чтоб у нас с Помпеем был общий внук. Помпей покорил бы весь восток, я запад и север, и все это мы с огромным удовольствием положили бы к ногам маленького Помпейчика.
Кальпурния: А Клеопатра? Она ведь подарила тебе сына?
Цезарь: Никогда! Никогда полукровка не будет править Римом. Рим только для тех, кто создавал его из поколения в поколение. К тому же у меня большие сомнения, что Цезарион - мой сын. Я даже думать о нем не хочу, меня волнует только Октавий. На его юношеские, почти детские плечи я сбрасываю огромную ношу недоделанных дел. Выдержит ли он?
Кальпурния: Он последний мужчина из рода Юлиев?
Цезарь: Да, правильно, вся надежда на кровь Юлиев. Голос крови должен вселить в него силу духа. К тому же у него есть Никатор, и мой архив.      
Кальпурния: Ты так высоко ценишь своего немого раба?
Цезарь: Никатор не раб. Хватит о делах, я и так слишком много сказал. Меня ждет Корнелий Квинт. Я должен отдать гвардии последние распоряжения.
Кальпурния: Испанский легион покидает Рим?
Цезарь: Да, я не хочу, чтоб Антоний устроил резню в Риме. Пусть будет на равных со всеми. (Цезарь уходит)
Кальпурния: Как всегда, ушел, и не сказал, увижу я его или нет.(Собирает оставленные свитки. Входит Сервилия. Кальпурния прячет в тунику палочку Цезаря.) Сервилия? Вот не ожидала тебя увидеть.
Сервилия: Прости за столь неожиданный визит.
 Кальпурния: Давай без церемоний, мы же подруги. Что-то случилось? Ты вся дрожишь.
Сервилия: Не могу сидеть дома. Весь Город бурлит как муравейник. Кто-то будоражит чернь. Все в ожидании чего-то. Цезарь дома?
 Кальпурния: Совсем недавно пошел в термы. Будет важное заседание Сената. Хотел побыть один, собраться с мыслями, подготовится. У тебя к нему дело?
Сервилия: Значит, он здоров и у вас все в порядке?
 Кальпурния: Все, как всегда, а что с ним может случиться?
Сервилия: Никатор с ним?
 Кальпурния:  Как всегда рядом с Цезарем. А почему ты спрашиваешь?
Сервилия: Какой-то глупый городской стражник распространяет слух, будто личный раб и секретарь Цезаря Никатор, ночью покинул Рим.
 Кальпурния: Глупости, я сама видела, как все утро они работали в этом кабинете.
Сервилия: Еще, … мой сын Марк…вчера не вернулся домой. И никто о нем ничего не слышал. Материнское сердце чует беду.
 Кальпурния: А причем тут Цезарь?
Сервилия: Точно не знаю, но их пути как-то связаны. Оборвется один, оборвется и другой.
 Кальпурния: Мне не понять тебя, у меня нет детей.
Сервилия: Важно, что у вас все хорошо. Пойду домой, может Марк уже там.
 Кальпурния: Хочешь, я провожу тебя? Мне нужно навестить отца.
Сервилия: Нет, нет. Не нужно, я сама дойду.
 Кальпурния: Скоро гроза начнется, я прикажу дать тебе носилки?
Сервилия: Не нужно. А ты надолго к отцу?
 Кальпурния: Хочу пригласить его к нам на ужин. Гай сказал, что вечером у нас будет повод для торжества.
Сервилия: Он так и сказал?
 Кальпурния: Да, а почему тебя это удивляет?
Сервилия: Нет, не удивляет. Просто меня в моем доме никто на праздники не приглашает.
Сервилия уходит. Гремит гром, сверкает молния. Кальпурния со свитками тоже                уходит.
               
               
Картина третья
      Перед занавесом, на авансцену выходят заговорщики. Гремит гром, сверкает молния.
Каска-старший: Кассий, скоро полдень. Сколько ещё ждать?
Кассий: (раздраженно) Чего ты хочешь? Чтоб я прекратил дождь и заказал обед?
Каска-старший: А какой смысл ждать! Цезарь наверняка что-то учуял и из дома не выйдет. Он хитер, как лиса.
Аквила: Каска прав. Даже просители начинают расходиться. Мы не можем здесь торчать бесконечно. Если не стража, то кто-нибудь из лизоблюдов Цезаря нас заметит и ему доложат.
Требоний: Надо выяснить планы Цезаря. Пока не узнаем, что он задумал, расходиться не будем.
Спурий: Нужно не просто узнать, а любым способом выманить его из дома, а не удастся выманить, придется штурмовать. Никто никуда не расходится! ( Марку Бруту) Марк, что будем делать?
Марк Брут: Пусть Децим под любым предлогом зайдет к Цезарю и на месте все разведает.
Спурий: Нет, нет. Повторяю  никакой разведки! Децим, иди к нему, говори ему, что хочешь, делай, что хочешь, но чтоб Цезарь сегодня был в Сенате!
Децим Брут: Почему ты уверен, что Цезарь послушает меня? Пусть Марк пойдет, он гораздо красноречивей.
Требоний: Децим, не время спорить. Если Цезарь кому и поверит, так только тебе.
Все: Да, да, Децим. Только ты. Ты единственный. Нужно идти.
                Вбегает Каска-младший.
Каска младший: Гай, Марк! Плохие новости. Только что наши друзья перехватили некого Артемидора, учителя геометрии. Он нес Цезарю письмо, в котором полностью описал все подробности нашего заговора. В письме были указаны все имена заговорщиков.
Марк Брут: Откуда он мог знать?
Спурий: Вы убили его?
Каска младший: Нет. Письмо у нас, а самому учителю удалось вырваться и бежать.
Кассий: Необходимо срочно найти и убить негодяя, пока он не написал еще одно письмо. Бери брата и срочно на поиски Артемидора.
Требоний: Всё, граждане Рима, игры кончились! Либо мы убиваем Цезаря сегодня, либо он нас завтра!
Марк Брут: (себе) Предательство! Как я этого боялся!
Аквила: (себе) Нужно бежать, немедленно бежать.
Спурий: (всем) А никто и не обещал, что будет легко.
Требоний: Децим, как видишь на тебя последняя надежда.
Децим Брут: Хорошо, я пойду. А вы рассредоточьтесь, не торчите кучей, как варвары перед боем. Если я выйду из дома и пойду к Форуму, значит, Цезарь идет за мной. Любой другой вариант означает провал.
Марк Брут: Децим, удачи тебе. 
                Децим Брут уходит в одну сторону, остальные в другую.

               
                Картина    четвертая.

       Дом Цезаря. Его рабочий кабинет. Цезарь молча стоит спиной к залу. Входит Децим Брут.
Цезарь: Я ждал тебя.
Децим Брут: Ты ждал? Как ты мог знать, что я приду? Один в пустом доме, ни Кальпурнии ни Никатора!
Цезарь: Я догадался, что они пришлют именно тебя. Ты единственный из них, кто способен действовать. Без тебя эта шайка шакалов испугается собственной тени.
Децим Брут: Ты прав, никто из них не решился пойти на разведку…  Все готово, нужно идти. Бедняга Артемидор, чуть не погиб, пробиваясь к тебе. Вот только… я не заметил нигде стражу. Кто будет арестовывать заговорщиков, Марк Антоний или Квинт Корнелий?
Цезарь: Оставь пустые вопросы. Времени мало, а разговор очень важный.
Децим Брут: Арест заговорщиков – пустой вопрос? … А-а-а, понял, по твоему сигналу римские граждане просто разорвут их на площади? Я б до такого не додумался.
Цезарь: Нет, мой друг, все будет не так. А теперь слушай внимательно. Никто никому не причинит вреда. Ни Антоний, ни Корнелий не знают, что произойдет сегодня в Сенате. Мне стоило большого труда сохранить все в тайне. То, что я скажу сейчас, будем знать только мы с тобой и Никатор, и эта тайна должна умереть с нами, иначе все мои планы рухнут. Даже Октавий, мой наследник, никогда ничего не узнает. Поклянись честью воина, что унесешь эту тайну с собой в могилу.
Децим Брут: Клянусь, тебе Цезарь, что так и будет.
Цезарь: Я просил тебя стать одним из заговорщиков не для того, чтобы выведать их планы, они мне и так понятны. Я хотел, чтоб ты возглавил заговор. И пусть, формальный лидер Марк Брут, главным исполнителем должен стать ты. 
Децим Брут: Кем стать?
Цезарь:  Да, ты не ослышался. Именно ты, и только ты, должен убить меня. Я не могу доверить такое важное дело, как собственная смерть, кому попало.
Децим Брут: Цезарь, ты болен, у тебя бред. Я позову лекаря. Тебе не нужно никуда идти.
Цезарь: Молчать! Стой и слушай, когда с тобой говорит диктатор Рима! Нет, это уж слишком! Два года Рим без войны, а дисциплина совсем никакая. То легион без приказа  вошел в Город, то мой лучший стратег называет речь диктатора бредом! Соскучились по дисциплинарным казням! Слушать и не перебивать.
Децим Брут: Я слушаю, мой диктатор.
Цезарь: Так вот, авгур Спурина не ошибся. Боги во сне предупредили меня, что приступ болезни, который скоро случится со мной, будет последним. Предвестники смерти уже посетили меня. Но я воин, и не хочу умереть, как дряхлый старик, в постели. Я, величайший из римских полководцев, хочу умереть как солдат. И ты поможешь мне в этом. Это приказ! А эти ленивые бездари во главе с Марком Брутом нужны, чтоб моя смерть не выглядела самоубийством. Мне очень нужна твоя помощь. Эти ублюдки и болтуны из знатных фамилий никогда и ничего не умели делать хорошо.
Децим Брут: Можешь не ждать дисциплинарного суда и казнить меня за невыполнение приказа прямо сейчас.
Цезарь: Значит, ты готов умереть, а приказ не выполнишь?
Децим Брут: Да,  мой Цезарь, лучше я умру сейчас.
Пауза. Цезарь на минуту задумался.
Цезарь: Тогда к тебе обращается не твой диктатор, а твой смертельно раненый болезнью боевой товарищ. До утра мне не дожить и в Сенат я обязан пойти. Ты хочешь, чтоб весь Сенат смотрел на мои судороги и предсмертные конвульсии? Я прошу тебя об «УДАРЕ МИЛОСЕРДИЯ». И если в тебе осталась, хоть капля крови римского легионера, ты не можешь мне отказать!
Децим Брут: (падает на колени)  Пощади, Цезарь! Ты ведь мне не только командир, ты мой учитель. Я обязан тебе всем, что я умею и имею. Ты научил меня бесстрашию,  трезвому расчету, военной хитрости, презрению к смерти и даже милосердию к врагам! Я, и, такие, как я, ловили каждый твой взгляд, каждый жест. Все твои речи перед боем я помню наизусть. А жить убийцей своего учителя - слишком тяжелое бремя, даже для римского легионера. (Цезарь с сочувствием смотрит на Децима. Их взгляды встретились. Децим, пристыженный взглядом Цезаря встает с колен)… Прости, диктатор, за минутную слабость. Я выполню любой твой приказ.   
Цезарь: Если тебе так легче, пусть будет приказ. Возьми этот кинжал. Именно им ты нанесешь мне удар. Куда? Выберешь сам.
Децим Брут: Почему этим кинжалом?
Цезарь: На его лезвии на арамейском языке  написано  - «смерть Цезаря». Подарок Клеопатры. Она купила его у какого-то восточного колдуна в Александрии. Я не очень-то верю во всех этих колдунов и их предсказания, но как видишь, пригодился. После моей смерти брось кинжал в Тибр.
Децим Брут: Будет исполнено.
Цезарь: Ещё одно… Хотя нет, иди и скажи им, что через час я буду в курии Помпея. Боги свидетели, я не хотел его смерти, и пусть статуя Помпея будет моим жертвенником.
                Децим Брут уходит               
Цезарь:  (В последний раз осматривает свой дом. Подходит к каждой дорогой ему вещи и мысленно прощается с ней. Вдруг приступ сильной головной боли усадил его в рабочее кресло.) Только не сейчас! О боги, дайте мне отсрочку, хотя бы несколько часов, мне больше  не надо. Клянусь вам.
 Боль проходит. Цезарь с удивлением замечает, что все, как бы на месте, но по-другому (другое освещение сцены).  Его статуя, стоящая в углу комнаты, ожила, и так же как он, с интересом рассматривает комнату) Цезарь встал и направился к выходу.
Статуя: Уже уходишь?
Цезарь: Да, ухожу и больше не вернусь. Теперь в тебя все будут тыкать пальцем и говорить « Вот Цезарь».
Статуя: То есть до скончания веков за Цезаря останусь я?
Цезарь: За Гая Юлия, уж если быть точнее.
Статуя: Прекрасно! Ты торопился - так иди. Отныне весь почет и славу беру я на себя.
Цезарь: Прощай.
Статуя: О! Нет, постой.
Цезарь: Чего еще?
Статуя: Уж коль я Цезарь, прошу мне почести по рангу оказать.
Цезарь: (весело) Ах, так! Ну, что ж изволь… (Цезарь отходит несколько шагов назад, поднимает в верх правую руку, и торжественно проходит мимо статуи. ) На смерть идущий, приветствует тебя «Великий Цезарь».

                ЗАНАВЕС

Эпилог.
(голос за сценой)
       После убийства на теле Цезаря насчитали двадцать две раны, и только одна была смертельная. В течение трех лет все заговорщики, кроме Децима Брута, были убиты, или покончили с собой, включая и идейного вдохновителя заговора Цицерона. Децим Брут – единственный, кого по странному стечению обстоятельств никто не преследовал,  - ни Антоний, ни Лепид, ни Октавий. Он долгое время продолжал командовать легионом римской армии, и погиб при штурме галльской крепости. Его соратники считали, что Децим сам искал свою смерть, и нашел ее.
    В гражданской войне между Антонием и Октавием победил Октавий. До сих пор нет ни одного серьезного объяснения этой победы. Лепид занял нейтралитет и ушел из политики. Эпоха гражданских войн закончилась. Октавий покончил с коррумпированной республикой.  Рим, как сверхдержава, стал империей, и вступил в эпоху своего наивысшего расцвета. Понадобился гений Цезаря, чтоб в худом, болезненном юноше Октавиане  увидеть первого римского императора. Жертва Цезаря не была напрасной. Род Юлиев и их приемники долгое время правили Римом. Цезарь был введен в пантеон римских богов. Его имя так часто брали себе правители Рима, что оно стало нарицательным. Плодами реформаторской деятельности Цезаря человечество пользуется и поныне. Рим, как государство без потери суверенитета и названия существовал тысячу лет.
   Религиозная, иудейская община, которой Цезарь позволил построить синагогу в стенах Рима, стала пристанищем первых христианских проповедников из Иудеи.