Русские Штыки в Париже продолжение 30

                ГЛАВА ТРЕТЬЯ
                ФОКУСНИК ФРАНЦИИ

    Весенний день 19 марта 1814 года в Париже казался победившим союзникам бесконечно счастливым. Их многочасовой парад войск всё длился и длился. Далеко за полдень коалиционные части стали прибывать на широкие Елисейские Поля. Монархи с маршалами и генералами выстроились вдоль огромной площади, приветствуя победоносных воинов. Мимо них по брусчатке проходила пехота, громыхала артиллерия и гарцевала конница.

   Император Александр I и король Фридрих Вильгельм III были по-прежнему в центре внимания парижской публики, облепившей площадь и прилегающие улицы. Любопытным горожанам было трудно увидеть царя из-за скопления войск и народа. Немало прелестных парижанок просилось в седла к союзным генералам и офицерам. Десятки довольных военачальников стали обладателями милых соседок, с которыми они мечтали закрутить скороспелую любовь. Их веселый весенний щебет на французском языке привлек внимание царственных особ. Фридрих над ними тихо смеялся:

- Еще вчера у наших доблестных офицеров был роман с пулями и ядрами, а сегодня у них роман совсем другого рода…

   Александр, пожимая плечами, спокойно отвечал:
- За многолетний ратный труд у воинов должна быть и такая награда. Герои заслужили внимание к себе.

- Хм! – недоверчиво покосился Фридрих. – Все дамы в седлах у офицеров почему-то смотрят на вас.

- У меня уже есть своя Франция…

   В четвертом часу дня закончилось прохождение всех союзных войск по Елисейским Полям. Александр, принимая парад, уже успел выбрать дворец для ночлега. Он не стал мудрить и согласился на ближайший Елисейский дворец .

   Во время парада около царя крутился его давний знакомец – хромой князь Шарль Морис Перигор Талейран. Конная свита с Александром уже было тронулась к выбранному дворцу, когда с разных сторон послышались тревожные крики французов:
- Заминирован Елисейский дворец!

- Там спрятана мина большой мощности!
   Россияне были неприятно изумлены, а Талейран только тихо улыбался в сторонке. Он медленно, хромая, спокойно подошел к царскому окружению и прислушался, что говорят:
- Надо выбирать для государя другой дворец.

- А если и другой заминирован?
    Пока свита размышляла, французский князь, громко кашлянув, предложил российскому императору:

- Государь, прошу вас остановиться в моем уютном особняке на Сен-Флорентинской улице. У меня вы будете в полной безопасности, находясь в самом центре Парижа.
    Задумчивый Александр, давно зная Талейрана, сразу согласился:
- Хорошо, князь! Встречайте русских гостей.

     Вице-электор расплылся в доброй широкой улыбке. Он в тот момент был на седьмом небе от долгожданного счастья: у него в доме будет твориться мировая политика!

     Талейран, галантно кланяясь, елейно сказал:

- Господа, мы пойдем пешком – тут совсем рядом. У меня в доме уже находится российский дипломат Нессельроде.  Он обрадуется нам.

     Царь, весь день проведший в седле, с удовольствием согласился пройтись пешком. Александр шел с Талейраном в окружении десятка генералов и офицеров. Французский князь, шествуя рядом с всесильным российским императором, испытывал непомерную гордыню, встречая на пути знакомых парижан. Он заливался соловьем, глядя в глаза Александру:

- Ваше Императорское Величество! Вы не представляете, как я рад услужить вам в Париже. Вы же не раз могли убедиться за долгие годы в моей личной преданности вам .
      Высокий император, идя с маленьким хромающим князем, с интересом осматривал парижские улицы и отвечал:

- Я помню о ваших заслугах в общем деле борьбы с великим корсиканцем. Мы с вами неплохие дипломаты и, полагаю, всегда договоримся обо всем…

     Талейран привел россиян в свой роскошный каменный особняк. В просторной гостиной у хозяина уже сидели его высокородные приятели из роялистской партии: генерал Дессель, финансист барон Луи и аббат де Прадт. На диване восседали дипломатический советник царя граф Карл Васильевич Нессельроде и давний знакомец Александра корсиканец Поццо ди Борго.

   Талейран бегло познакомил Александра с гостями и прошел с ним в кабинет. Они ожидали прихода более серьезных посетителей: прусского короля Фридриха Вильгельма, австрийского фельдмаршала Шварценберга и князя Лихтенштейна. Предстояли судьбоносные переговоры победителей. В них решалось, кто будет править побежденной Францией. Для дальнейшей политической карьеры Талейрана наступал момент истины – он должен был продвинуть на французский трон бывшую королевскую династию Бурбонов. Выступая как их протеже, князь готовил себе политическое долгожительство.

    Вместе с царем за стол переговоров сели маленький Нессельроде и высокий Поццо ди Борго. Талейран, видя заминку, на минуту вышел из кабинета к своим единомышленникам. Они смиренно ожида
ли в гостиной развития событий. Князь, блаженно потянувшись, улыбнулся им:
- Мне дома и стены помогут!

    Его ближайший соратник барон Дальберг тихо попросил:

- А можно ли мне присутствовать за столом переговоров?
    На этот вопрос Талейран хитро прищурился и, повернувшись, вернулся в кабинет. Он спросил, наклонившись к императору:

- Возможно мне пригласить своего единственного соучастника?
    Александр снисходительно кивнул, и князь быстро заковылял снова в гостиную. Там он всем горделиво объявил:

- Господин Дальберг становится участником переговоров.
    Талейран в эти минуты жмурился от грядущего счастья: в его кабинете будет вершиться мировая история, судьба Франции. Об этом уже знает весь Париж.

     Наконец прибыли высокие гости: довольный король Фридрих Вильгельм, озабоченный фельдмаршал Карл фон Шварценберг и невозмутимый князь Иоганн фон Лихтенштейн. Со вступительной речью выступал миролюбивый российский император:
- Союзная коалиция преследует во Франции лишь одну цель – это мир. Мы готовы заключить его с теми лицами, которые могут считать себя представителями французской нации. Ни я, ни союзники не имеем ни малейшего притязания вмешиваться во внутренние дела Франции, давая ей то или другое правительство. Мы готовы признать какое угодно правительство, только бы оно было признано всеми французами и дало бы нам гарантии прочного мира. Я готов видеть во главе Франции Марию-Луизу с малолетним Наполеоном Вторым, республиканцев, Бернадота или Бурбонов. Но прежде всего я предлагаю обсудить возможность оставления на троне нынешнего императора Наполеона. Предлагаю высказываться.

  За столом дипломатично молчал лишь Шварценберг, представляя австрийскую родню Наполеона, зато остальные были решительно против:

- На французском троне более не должно быть кровавого Наполеона!
- Правление Наполеона Бонапарта – это бесконечные войны!
- Европа раз и навсегда должна избавиться от него!

    Совещание, поставив точку в государственной карьере Наполеона, стало логическим путем идти дальше, обсуждая претендентов на престол. Ближайшей кандидатурой была жена Наполеона Мария-Луиза с сыном. Её возможное регентство лет на пятнадцать глубоко возмутило Талейрана, и он патетически воскликнул:
- Это невозможно, господа! Это скажет вам сама Франция! Господин Дальберг, вам слово.

    Российского императора и прусского короля слегка покоробило от таких вольностей, но они промолчали, чтя хозяина дома. Они стали терпеливо слушать долгую речь барона Дальберга о возможности временного правления Марии-Луизы. Он был совсем не против императрицы:

- Жена Наполеона может стать для мятежной Франции разумным и миролюбивым монархом. Тому залог кровное родство с австрийским императором Францем – её отцом…

    Дальберг рассуждал о благочестии Марии-Луизы, а Талейран, вертясь на стуле, уже закипал от возмущения. Князь наблюдал за фельдмаршалом Шварценбергом, который, казалось, всей душой должен быть за эту партию. Но полное лицо австрийца источало какое-то равнодушие, и тогда Талейран не выдержал и возразил Дальбергу:
- Если сам Наполеон невозможен, то столь же невозможны его жена и сын! Разве Наполеон не будет стоять за Марией-Луизой, а потом и за королем римским? Он по-прежнему станет творить зло всей Европе!

- Правильно! – согласился пугливый король Фридрих Вильгельм. – Я не верю, что Наполеон смирится и станет только мужем Марии-Луизы. Мы слишком хорошо знаем его и натерпелись сполна. Хватит!

     Талейран, уже чувствуя серьезную поддержку, стал говорить смело и решительно:

- Мы согласны с тем, что и республика невозможна для поколения, пережившего её ужасы революции. Раз мы считаем монархию единственной формой правления, то нам придется согласиться, что фамилия Бурбонов одна способна занять трон Франции, ибо мы не можем произвольно создать условия, которые придали бы такую способность другой фамилии. Гений, игра революции могут возвысить на некоторое время человека, но подобный феномен исчезает быстро. Народы вновь возвращаются к порядкам, освященным веками и долгими национальными симпатиями. К тому же я глубоко убежден, что и в настоящую минуту большинство французов предпочитают восстановление древней законной династии. Итак, республика – невозможна, регентство и Бернадот – это интриги, одни лишь Бурбоны – принцип!

    За столом, внимательно выслушав, начали возражать. Пожилой князь Лихтенштейн настаивал:

- Ни в одном городе Франции я не видел и тени желания в отношении Бурбонов. Напротив, все поголовно проявляют преданность императору Наполеону!

- Да! – подтвердил царь Александр и напомнил: - Я вспоминаю недавнюю битву при Фер-Шампенуазе, где только что набранные рекруты, не принимая предлагаемой им пощады, умирали с криком: «Да здравствует император!»

    Талейран нисколько не стушевался, видя, что многие не согласны с его речью. Он обратил свой взор на царя Александра, зная, что тот один способен повернуть судьбоносный разговор в нужное русло. Хозяин вкрадчиво спросил своего всесильного гостя:

- Государь-император, разрешите в доказательство моего мнения пригласить в кабинет несколько уважаемых французов, которые лучше кого-либо другого знают Францию и настроения в обществе.

    Александр был, как всегда, благосклонен к Талейрану, и в кабинет зашли достопочтимые люди. Так ловкий фокусник в нужный момент достал из своего рукава новые козыри в решающей игре. От лица церкви был аббат де Прадт, армию представил генерал Дессоль, а экономику страны - финансист барон Луи. Вначале они дружно и по очереди ругали династию Бонапартов:

- Ни один здравомыслящий француз не желает возвращения своего бешеного императора с его кровавыми химерами!

- В жене и сыне Наполеона все будут усматривать его самого.
- Стоит ему вернуться, и он снова начнет терзать Францию, а потом и всю Европу!
    Столь решительное неприятие Наполеона и его семьи вызвало благосклонность российского императора:

- Хорошо, господа! Что вы скажете о будущем Франции?
    Первым взялся ответить

 благочестивый аббат де Прадт. Он воздел руки кверху и молитвенно заговорил:
- Несчастный французский народ не имеет и не хочет другого выбора, кроме Бурбонов. Поверьте мне, уважаемые присутствующие, что это так! Кровавая революция и наполеоновские войны смерчем прошлись по моей бедной родине! Мы все натерпелись зла, произвола и хотим королевскую династию. Мы все роялисты, все французы – роялисты!

    Последние слова, как заклинание, произносил и степенный финансист Луи:
- Вся Франция – роялисты! Она отталкивает от себя Бонапарта, она не хочет больше его знать. Этот человек труп, хотя пока еще от него нет смрада…
    Некорректное заявление банкира неприятно покоробило царя Александра. Он отвернулся от него и спросил Талейрана:

- Что вы можете сказать о маршале Бернадоте, который ныне стал шведским принцем Карлом Юханом?

    Князь живо вскочил с места и продолжал упрямо гнуть свою линию:
- Возможны лишь две комбинации: Наполеон или Людовик Восемнадцатый. Если бы мы желали видеть на престоле солдата, то мы удержали бы того, кого имеем – ведь это первый солдат в мире! Я снова повторюсь, что регентство или Бернадот – это интриги, одни лишь Бурбоны – принцип! Большинство французов предпочитают возвращение древней законной династии.

    После речи Талейрана никто возражать не стал. Александр долго молча смотрел на Фридриха и Шварценберга. Наконец он примирительно сказал:
- Мы не будем вести переговоров с Наполеоном и не будем противиться восстановлению Бурбонов. Но не нам, чужеземцам, подобает провозглашать низложение Наполеона. Еще менее того мы можем призывать Бурбонов на престол Франции. Кто же возьмет на себя почин в этих двух великих актах?

   Император в упор глядел на князя, сидящего с хитрой ухмылкой. Тот, выдержав небольшую паузу, ответственно заявил:

- Я беру на себя подвигнуть на это дело сенат.
    Александр было обрадовался, но Талейран выдвинул условия:
- Для этого необходимо, чтобы Европа раз и навсегда отреклась от всякого общения с Наполеоном, чтобы союзные монархи всенародно объявили, что они никогда не признают властелином Франции ни самого Бонапарта, ни кого-либо из членов его семейства.

   Талейран не был бы Талейраном, если бы тут же не подошел к Александру и не предложил ему подписать свой, уже готовый проект декларации. Князь, извиняясь, говорил императору:

- Ваше Императорское Величество! Только при подобном заявлении сенаторы обретут смелость свободно высказывать свое мнение, и наше дело продвинется.
    Александр читал документ, в котором, кроме вышесказанного, союзники давали согласие на то, чтобы сенат избрал временное правительство Франции и выработал новую конституцию. Он, засмеявшись, легко подписал и восхищенно сказал:
- Наконец я встретил достойного соперника в дипломатии. Вы, любезный, непревзойденный фокусник…

                ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
                РУССКИЙ ВЕЧЕР

     Париж, выплеснувший столько положительных эмоций на союзников во время дневного парада, не останавливаясь, продолжал бурлить и вечером. В столице началась новая мирная жизнь. Ушли в тревожное прошлое первые тягостные месяцы грозного 1814 года, когда император Наполеон, как паук, вытягивал из Парижа людей и средства для продолжения кровавых баталий. Не был слышен ни дальний, ни близкий грохот сражений. Наконец-то парижане отдались мирному веселью жизни, пусть и под контролем европейских войск.

    Воинские части союзников после смотра на Елисейских Полях разошлись колоннами и встали на биваки в разных частях города и окрестностей. Любопытных жителей из участников парада больше всех интересовали российские казаки. Они для парижан были пугающе привлекательны: за последние военные месяцы горожан страшили диким налетом казаков на столицу.

    Перед взорами разгоряченной публики проходили казачьи полки в живописной, ни на что не похожей воинской форме. По ходу движения любого конного строя усатых казаков с длинными копьями кружился, словно пчелиный рой, городской люд, и прежде всего женщины.

    Парижанам не пришлось далеко идти за казачьими полками, которые решили разбить биваки в центре столицы. Они разместились прямо в саду на Елисейских Полях, рядом с берегом Сены. Казаки в первую очередь беспокоились за своих коней, и сад с зеленой травой и протекающей рекой подходил им как нельзя лучше. Густые толпы праздных жителей собрались поглазеть, как чубатые молодцы купали в холодной речной воде поджарых степных коней. Среди гулявших горожан слышались восторженные голоса:

- Они не варвары, а простые люди!
- Слава царю Александру! Слава русским!

    Вечер на Елисейских Полях и в других районах Парижа был умиротворяющий и веселый от радости победы. Но случилось одно происшествие вблизи Вандомской площади. Она была знаменита Вандомской колонной, где на огромном постаменте, отлитом из трофейных пушек, захваченных в битве при Аустерлице, возвышалась гордая статуя Наполеона Бонапарта. Вылитый из меди император будоражил ненависть роялистов и приковывал их постоянное внимание.

   Сторонники возвращения Бурбонов на трон считали теперь себя истинными хозяевами Франции. Недаром во время парада сотня роялистских молодчиков на лошадях проехалась мимо частей союзников с видом победителей. Вечером они решились на более радикальную демонстрацию своей силы: аристократические граждане вышли из своих элитных районов – Сен-Жармен и Сент-Оноре.

    Вначале роялисты символично собрались шумной толпой на площади Согласия, где во время революции был казнен король Людовик XVI. До сотни полупьяных всадников в черных фраках и с белыми повязками на рукавах поехали по Парижу к Вандомской площади. Они, обращаясь к встречным прохожим, громко кричали:

- Долой тирана!
- Да здравствуют Бурбоны!

    Парижане не особо одобряли эту процессию и не брали в руки белые кокарды, раздаваемые роялистами. Конный балаган шумно подъехал к небольшой толпе на Вандомской площади. Роялисты с ненавистью взирали на фигуру французского императора, высившуюся на огромном постаменте.

   Между тем наступили вечерние сумерки. Противники Наполеона зажгли факелы, окружили железную колонну, негодуя в адрес императора. Мимо них проходила веселая стайка молодых российских офицеров, отпущенных из части в увольнение. Россияне, довольно хорошо знавшие французский язык, спросили из любопытства у роялистов:
- У вас там, наверху случайно не Наполеон стоит? Больно он похож на вашего славного императора.

   Ослепленные бессильной яростью сторонники Бурбонов завыли:
- Он! Он!
- Высоко взошел!
- Сейчас сойдет!

   Злобная вакханалия у постамента Наполеона набирала обороты: кто-то принес толстый канат, и под улюлюканье толпы несколько молодых людей полезли вверх, на медного императора. Они взобрались ему на плечи, обмотали канат вокруг шеи и сбросили концы вниз. Десяток человек под гул толпы попытались низвергнуть статую, но она не поддавалась вандалам.

   Беспорядки роялистов на Вандомской площади стали известны царю Александру I, который заседал в особняке Талейрана с российскими военными и дипломатами. Император был глубоко возмущен:

- Вот кто настоящие варвары! Скидывать исторические статуи! Немедленно послать на Вандомскую площадь усиленный караул лейб-гвардии Семеновского полка.
    Присутствующие генералы горячо поддержали царя:

- С вашего позволения надо разослать патрули по главным улицам столицы.
- Ваше Императорское Величество! Сейчас же необходимо назначить военного губернатора Парижа из наших военачальников.

     Александр согласно кивал головой:
- Патрулей из разных частей пустим этой же ночью. Военным губернатором я назначу барона Сакена…

                ГЛАВА ПЯТАЯ
                МИЛОСТЬ К ПАДШИМ

     Победный парад союзников в Париже не отменил окончание войны с Наполеоном Бонапартом. Французский император с завидным упрямством стягивал войска к своей резиденции в Фонтенбло. Наполеон не без основания рассчитывал через несколько дней собрать армию в 70 000 человек. Он всерьез собирался начать битву с союзниками за освобождение столицы.

   Из Парижа российский император Александр I довольно спокойно взирал на  потуги Наполеона. У союзной коалиции сил было в три раза больше. Воинский дух во французской армии после падения Парижа был не на высоте, особенно у маршалов. Они прекрасно знали, что общая военная ситуация на границах Франции только ухудшалась: на центральные районы страны наступало еще несколько союзных армий.

   Сам Париж благодаря умелым и продуманным действиям царя Александра и князя Талейрана окончательно отвернулся от кровожадного Наполеона. В первый же день российский император не только погасил панику парижан, но и вызвал среди них эйфорию, велев никого не обижать. Им было сказано продолжать торговлю на рынках и в магазинах. Русские и не думают о мести за Москву.

   Талейран уже 20 марта собрал в сенате испуганных престарелых сенаторов. Они во времена наполеоновской империи были лишь тенью законодательной власти, зато теперь вдруг стали всем нужны. На них надеялся и одновременно давил Талейран, выбивая из сенаторов важные ему и союзникам судьбоносные решения для проигравшей войну Франции.

   К досаде князя сенаторов собралось меньше половины, но это его не остановило. Без всякого кворума Талейран заставил их вотировать [3], чтобы принять декрет о низложении императора Наполеона и формировать временное правительство страны. Возглавил временную верховную власть, конечно, сам вице-электор князь Талейран.

   Император Александр в тот же день проявил безмерный акт великодушия: русские войска без всяких условий отпускали всех пленных французских воинов по домам. Эта радостная весть от «друга французского народа», как называл себя Александр, мгновенно разлетелась по Парижу и понеслась по городам и весям. Она осчастливила многие тысячи семейств. Парижане не раз собирались у дома Талейрана, махали в окна, где жил царь, и приветственно кричали:

- Мы любим тебя! Правь нами!
- Ты наш французский король!

    Во второй половине дня к особняку Шарля Мориса Талейрана подъехала черная карета с посланником Наполеона маркизом Арманом-Огюстом Коленкуром. У него оставались хорошие отношения с царем Александром с мирных времен, когда он был послом Франции в России. Прямодушный Коленкур, будучи преданным сторонником и другом императора Наполеона, стремился избежать смены власти. Вначале посланник встретился в гостиной с хозяином дома. Талейран с надменным видом выслушал речь Коленкура в пользу французского императора и холодно сказал:

- Маркиз, вы пользуетесь тем, что вам разрешил быть в Париже русский царь, иначе бы вас ожидал арест.
- Вы так неучтивы, князь! – вырвалось у Коленкура. – Вам наш император сделал столько добра…

- Участь Наполеона решена! – прервал его Талейран и иронично добавил: - Я бы посоветовал вам похлопотать о самом себе и забыть господина…

    В тот день Коленкур не успокоился после бесплодных визитов к Талейрану и Александру. Он поехал к австрийскому фельдмаршалу Шварценбергу. Представитель другой империи тоже ничем не утешил маркиза, а лишь сказал: «Мы долго были рабами и не желаем оставаться ими более». Коленкур не питал никаких иллюзий в отношении прусского короля Фридриха - круг замкнулся.

   На следующий день, 21 марта, Коленкур был вынужден вновь ехать к особняку Талейрана. Он более не желал говорить со злобным французским князем, а хотел обратиться к великодушному российскому императору. Просьба о повторной встрече сразу нашла отклик у адъютантов царя, и представителя Наполеона почти сразу допустили на аудиенцию к Александру. Император его любезно встретил как старого приятеля:

- Мой милый маркиз! Вы не представляете, что я испытал на переговорах с европейскими союзниками по поводу судьбы французского императора. Они злы, мстительны и хотят отнять у Наполеона его титул. Союзники решили услать вашего господина с несколькими слугами в Атлантический океан на Азорские острова.
- Но вы же не допустите жестокого обращения в отношении столь великого человека! – в отчаянии воскликнул Коленкур и заломил руки. – Ведь так?

   Красавец Александр горделиво поднял подбородок и твердо ответил:
- У меня, в отличие от других, уже нет чувства ненависти к повергнутому властелину мира. Я великодушен, и к тому же теперь идет великий пост. Я единолично решу участь Наполеона и многое ему прощу.

- Господь не оставил нас! – обрадовался было Коленкур, но, увидев предостерегающий жест Александра, смиренно сказал: - Я жду участи господина из ваших уст и выполню любые требования.

   Царь кивнул и стал обстоятельно говорить:
- Вам остается теперь вернуться в Фонтенбло и убедить Наполеона принести необходимую жертву. Я не питаю ненависти к нему и с этой минуты прощаю то зло, которое он причинил России. Пусть Наполеон требует для себя лично чего угодно! Нет такого убежища, которое я не согласился бы ему предоставить. Пусть он примет руку, которую я протягиваю ему, пусть он удалится в мои владения. Он найдет там не только щедрое, но и сердечное гостеприимство. Мы дали бы великий пример миру: я - предложив, а Наполеон – приняв это убежище.

   Маркиз был несказанно удивлен таким щедрым предложением, но он прекрасно понимал, что оно унизит горделивого французского императора. Упрямый Коленкур решил выяснить другое:
- Ваше Императорское Величество! Возможно ли сохранить за сыном Наполеона престол Франции?

    Александр, сделав задумчивое лицо, ответил не сразу:
- Видите ли, всё идет к тому, что произойдет реставрация Бурбонов. Все разговоры о чем-то другом уже невозможны. Я вам советую ехать в Фонтенбло за отречением Наполеона.

    Французский дипломат, склонив голову, молча согласился с царем. Но Коленкур хотел хоть в чем-то помочь своему господину и снова спросил:
- Отнимая у Наполеона Францию, вы согласны дать ему Тоскану ?
- Тоскана! – мечтательно улыбнулся Александр, но потом закачал головой: - Она несравнима с Францией, но вряд ли союзники согласятся оставить Наполеона на материке. Они очень его боятся.

- Но тогда, может, Корсику? – продолжал уговаривать маркиз.
- Нет! – строго отказал царь. – Корсика - неделимая часть Франции. Вот есть небольшой остров Эльба.

- Ну хорошо, – невольно согласился Коленкур. – Я передам ваши слова.
   Уже на прощание Александр пожал ему руку и проникновенно сказал:
- Со времен французской революции история Франции сделала свой кровавый круг, и власть вновь возвращается к династии Бурбонов. Кстати, и к старым границам страны. Прошу вас, убедите вашего господина покориться необходимости, а там еще посмотрим. Я сделаю для него всё, что только возможно. Я не забуду воздать должное человеку, столь великому и столь несчастному…