Спаси и сохрани

В годы Великой Отечественной войны Пресвятая Богородица вновь явила России милость и защиту через свой Казанский образ, указав путь к победе русскому воинству.
Перед Казанской иконой Богоматери Святейший Патриарх Московский и всея Руси Сергий (Страгородский; 1943-1944) совершал молитвы во время войны, произносил проповеди, утверждающие веру в победу над германским фашизмом.
Известно также, что Георгий Жуков (1896-1974), коммунист и маршал Советского Союза, постоянно на всех фронтах возил с собой Казанскую икону Богоматери. Дочь знаменитого полководца Мария Жукова пишет: «В народе сохраняется предание о том, что Жуков возил по фронтам Казанскую икону Божией Матери. Не так давно архимандрит Иоанн (Крестьянкин) подтвердил это. В Киеве есть чудотворная Гербовецкая икона Божией Матери, которую маршал Жуков отбил у фашистов» .
Есть еще один человек, с чьим именем многие православные люди связывают помощь Божией Матери в победе русского народа в Великую Отечественную войну. Это известный иерарх Антиохийской Православной Церкви – митрополит Гор Ливанских Илия (Карам; 1903-1969).
В рассказе об иконе Казанской Божией Матери мы никак не можем умолчать о судьбе этого человека, хотя в российских православных изданиях время от времени появляются материалы, опровергающие друг друга. В одних пишут, что митрополит Илия сыграл роль спасителя России, сумел изменить отношение «вождя народов» к Русской Православной Церкви, а в других совершенно противоположное: все, связанное с митрополитом Илией – это только легенды, апокрифы и мифы. Мы решили придерживаться «золотой середины», как говорится, дыма без огня не бывает, и, скорее всего, что-то необыкновенное, связанное с Россией, произошло в жизни митрополита Илии (Карама). Видимо, именно поэтому его вдруг стали принимать с почетом и уважением в Советском Союзе, точнее, в России, а эти визиты укрепляли отношения между Русской и Антиохийской Православными Церквями и верующими России и арабского Востока.
Вкратце напомним историю, вызвавшую в православных изданиях столько противоречивых откликов. Протоиерей Василий Швец (1913-2011), несколько раз встречавшийся с митрополитом Илией (Карамом), в статье «О чудесах Казанской иконы Богоматери» написал о нем следующее. Когда началась Великая Отечественная война, Патриарх Антиохийский Александр III (1869-1958) обратился с посланием к христианам всего мира о молитвенной и материальной помощи России. Митрополит Илия, очень любивший Россию и всегда молившийся о ней, стал еще горячее всем сердцем просить у Бога о спасении ее от погибели. Он решил затвориться и молить Божию Матерь открыть, чем можно помочь нашей стране. Владыка спустился в каменное подземелье, куда не доносился ни один звук с земли, где не было ничего (кроме иконы Божией Матери), затворился там, не вкушая пищи, не пил, не спал, а только, стоя на коленях, молился перед иконой Богородицы. Через трое суток бдения ему явилась в огненном столпе Сама Божия Матерь и объявила, что избран он, истинный молитвенник и друг России, для того, чтобы передать определение Божие для страны и народа Российского. Если все, что определено, не будет выполнено, Россия погибнет. Матерь Божия сказала, что должен быть избран Патриарх, по всей стране нужно открыть храмы, академии и семинарии, священники должны быть возвращены с фронтов и из тюрем, и начать служить. Нельзя сдавать Ленинград, его нужно обнести крестным ходом с Казанской иконой Богоматери, затем перед этой иконой должны отслужить молебен в Москве, а потом ее нужно отвезти в Сталинград. Икона должна дойти с войсками до границ России. Когда война окончится, митрополит Илия должен приехать в Россию и рассказать о том, как она была спасена . Владыка связался с представителями Русской Церкви, с советским правительством и передал им все, что было определено.
«К сожалению, эти письма, отправленные через дипломатические каналы и Красный Крест, пока не найдены. Однако сами требования Царицы Небесной были, как это мы знаем из истории, неукоснительно выполнены. Причем подтверждения тому известны из источников, независимых от сказания протоиерея Василия Швеца», – пишет православный писатель Сергей Фомин в статье «Чудеса от Казанской иконы Божией Матери». Далее у него же мы читаем, что «последнюю часть сведения для статьи «Чудеса от Казанской иконы Божией Матери» отец Василий получил во время личной встречи с митрополитом Илией в 1954 году в Псково-Печерском монастыре и в 1963 году в Троицком соборе города Пскова, а также в результате общения с духовным отцом, преподобным Серафимом Вырицким, бывшим в то же время духовником Патриарха Алексия (Симанского)» .
Не исключены, разумеется, и другие источники информации. Э. И. Лисавцев, бывший инструктор ЦК КПСС, в 1960-1980-е годах курировавший религиозные вопросы в СССР, писал о фактах сворачивания с началом войны антирелигиозной пропаганды в СССР, и о том, что первая краткая встреча Сталина с митрополитом Сергием произошла уже в июле 1941 года, которой оба остались довольны .
Как это ни парадоксально звучит, но именно Великая Отечественная война способствовала возвращению русского народа к своей вере, и думается, что в сознании В.И. Сталина (Джугашвили; 1878-1953) совершился духовный переворот, о чем помнили люди ушедшего военного поколения.
«В 1941 году, когда немцы были уже в Химках, – вспоминала монахиня Сергия (Клименко), – из Москвы хотели вывозить мощи святого благоверного князя Даниила. (Мощи преподобного Сергия Радонежского были уже вывезены историко-археологическим обществом для сохранения.) В ночь на 23 ноября по старому стилю князь Даниил Московский сам явился Сталину (при Сталине ночью Кремль был освещен и все работали) и сказал: «Я хозяин Москвы, не трогайте меня, а то вам плохо будет». Утром Сталин вызвал Заместителя Патриаршего Местоблюстителя (так его поминали; бедные дьяконы язык ломали, по бумажке читали), митрополита Сергия (Страгородского) и сказал ему, что находит своевременным открытие церквей, духовных учебных заведений.
В то время я работала в Вышнем Волочке, в тубдиспансере. Однажды утром бежит ко мне верующая санитарка, протягивает газету. «Татьяна Ивановна, смотрите!»
Я беру в руки газету и глазам своим не верю. Меня даже пошатнуло, когда я прочла слова Сталина о том, что он находит своевременным открытие церквей, семинарий, академий. (Почему у генералиссимуса в связи с делами Церкви появились именно эти желания? Они совпадают с повелением Богоматери. Монахиня Сергия об этом не знала и дала свои комментарии. Если явление Божией Матери митрополиту Илие все-таки было, то, вероятно, о нем знал узкий круг лиц, так как сохранилось очень мало свидетельств. Думается, надо осторожно высказываться об этих событиях, потому что, повторимся, если это откровение произошло, а некоторые оппоненты подвергают его критике, мы можем поступить неблагодарно по отношении к Царице Небесной. - Коммент. авт.-сост. Рыбакова С.Н.) Все коммунисты надулись и недоумевали, а мы, верующие, радовались. Мы не могли поверить! […] Так что Сталин что-то такое пережил внезапно. Такой переворот в его душе мог совершить только князь Даниил». [...] О том, что Сталин видел князя Даниила, рассказал мне архимандрит Иеремия (Лебедев; 1885–1953), казначей Патриарха Алексия, когда я после войны приехала в Москву. […] От отца Иеремии я узнала следующее: когда Святейший приехал за границу, его упрекнули в том, что он служил панихиду по Сталину – безбожнику. Патриарх Алексий во всеуслышание ответил: «Я служил не за безбожника»» .
О том, что с иконой Богоматери облетели Москву, сохранилось предание. «Изрядно смутившийся Сталин» во время зимнего наступления немцев на Москву не только призвал к себе духовенство для молебна о даровании Победы, но также из «церкви Тихвинской иконы Божией Матери в селе Алексеевском «взял чудотворную Тихвинскую икону Богоматери, которую провез на самолете кругом города (вскоре произошло первое успешное наступление Красной Армии, закончившееся взятием города Тихвина…)» 
По воспоминаниям телохранителя Сталина Юрия Соловьёва, Сталин молился в церкви в Кремле, которая находилась по пути в кинозал. Сам Ю. Соловьев оставался вне церкви, но мог видеть Сталина через окно .
О крестном ходе с иконой Богоматери, обошедшей вокруг блокадного Ленинграда, свидетельств нет. Тут мы пока ничего не можем сказать. Но зато в Сталинграде образ Казанской Богоматери побывал. Олег Андреевич Овчаров, кандидат юридических наук, преподаватель Военного университета, в своей монографии «Субъекты правовой работы в России и ее Вооруженных Силах (историко-правовое исследование)» пишет: «Как известно, единственным зданием, уцелевшим среди руин Сталинграда, был храм во имя Казанской иконы Божией Матери с приделом преподобного Сергия Радонежского, в который неоднократно заходил легендарный командарм Чуйков. Молча стоял, возжигая свечи, молясь о победе над врагом. Именно перед Казанским образом Божией Матери совершал в ноябре 1942 года под Сталинградом молебен митрополит Николай (Ярушевич). Тогда же, в 1942-м, самолет с Казанской иконой Пресвятой Богородицы облетел Сталинград – факт, подтвержденный в беседе с писателем Юрием Бондаревым маршалом Г.К.Жуковым, который в свою очередь всю войну возил с собой в машине Казанский образ Божией Матери» .
Икона Казанской Богоматери дошла до границ России. Перед ней на передовой служился молебен, а затем прошел крестный ход под стенами Кенигсберга. Об этом сохранились свидетельства наших военных, участвовавших в тех кровопролитных боях.
В книге А.И. Ферберова «Спаси и сохрани» об этом эпизоде из сокровенной истории Великой Отечественной войны приводятся свидетельства очевидцев: «Весной 1945 года война приближалась к завершению, но враг упорно и умело сопротивлялся нашим войскам, неумолимо двигавшимся на запад. Одно из самых ожесточенных сражений этого периода войны развернулось в районе города-крепости Кенигсберга. Наши войска несли значительные потери. 21 февраля начальник Генерального штаба А. М. Василевский был направлен Сталиным в Прибалтику и вступил в командование 3-м Белорусским фронтом. 16 марта он направил Верховному Главнокомандующему донесение с планом операции по разгрому кенигсбергской группировки. Планировалось три этапа: прорыв оборонительной полосы, развитие прорыва, штурм и овладение Кенигсбергом.
Свидетельствуют очевидцы произошедшего уникального эпизода. Один из них – Василий Григорьевич Казанин, начавший войну еще в 1941 году в сражении под Смоленском. Затем он был в составе частей, наступавших на Великие Луки. Неоднократно ходил в разведку. Пять раз был ранен. Одна из пуль прошила его тело насквозь, в нескольких сантиметрах ниже сердца. Участвуя в штурме Кенигсберга в апреле 1945 года, он видел, как священнослужители вынесли Казанскую икону Божией Матери, отслужили молебен и пошли во весь рост к передовой.
После войны Василий Григорьевич был пострижен в монахи в Псково-Печерском монастыре, где многие насельники неоднократно слышали его рассказ о фронтовом молебне у стен Кенигсберга. В 1997 году раб Божий Василий (в схиме Иринарх) мирно почил в этой святой обители.
Прислушаемся к рассказу другого участника штурма Кенигсберга Николая Бугаенко: «7 апреля, на Благовещение, мы ждали боя. Вдруг видим: вдоль линии фронта движется крестный ход — впереди православные священники несут Казанскую икону Божией Матери. За ними — вереница людей с иконами, крестами и хоругвями в руках. Это было так неожиданно! Как будто и нет войны — никто не стреляет, ясно различимы слова молитв, песнопений... А дальше произошло нечто совсем невероятное. Фашисты вдруг... побросали оружие (орудия их тоже замолкли) и с криком «Мадонна!» побежали прочь.
С громовым «Ура!» мы бросились за ними. Без единого выстрела взяли тот участок фронта...».
Видела молебен священников под Кенигсбергом и матушка София (Ошарина; +2008), бывшая насельницей, цветоводом-озеленителем Раифского монастыря. От Москвы до Берлина прошла она, сражаясь за родную землю. Приезжая в Раифский монастырь, писатели и журналисты часто обращались к наместнику архимандриту Всеволоду (Захарову) с просьбой благословить на беседу с матушкой Софией. У нее часто брали интервью. И чаще всего спрашивали о войне.
Рассказывает матушка София: «Когда началась Великая Отечественная, я окончила четыре курса плодоовощного факультета Алма-Атинского сельхозинститута по специальности цветоводство. Нас с первого курса уже к войне готовили: кого на медсестру, кого на радиста... Я попала в радисты. Был абсолютный слух. Перед отправкой на фронт мы еще месяц учились на стрелков-радистов. Но у меня всего двенадцать вылетов было – большинство же фронтовых дорог пройдено по земле. В начале 1942 года наша часть попала в район под Москвой.
Работали больше по ночам, по шесть-восемь часов. В эфире – тысячи радиостанций, и среди всего этого надо найти голос своей. Ошибешься – и все... Немцы пеленговали и старались уничтожить радистов. Поэтому станции чаще в лесу устанавливались. И их надо было охранять. Стоишь, лес шумит вокруг. Как посторонний шум – кричишь: «Стой, кто идет!» А никого нет, никто не отвечает, и только ждешь: вот сейчас-сейчас – раз ножом сзади! Что, не страшно? Еще как! И только про себя все время: «Господи, спаси, Господи, помоги, Господи, сохрани...» Крестики на груди носили». Последние ее слова понятны – Екатерина была из глубоко верующей татарской семьи. Отец был регентом церковного хора, трое тетушек - монахини в Казани. Матушка продолжает свой рассказ: «А церквей за всю войну нигде, кроме как в Орле, не встречали. В деревнях они все сожженные были. Орел никогда не забуду: большой храм на горе. Внизу вокзал, весь разбитый, вокруг все в руинах, а церковь уцелела. Помню и батюшку: небольшого роста, с необыкновенными, какими-то лучистыми глазами... Мы постояли, помолились, как могли, — за месяцы военного бытия уж все позабыли. А больше нигде церквей не встречали. ...А что было, когда через Днепр переправлялись! В Могилеве после переправы, кругом трупы — идти было невозможно, их тысячи лежат... вот, вот, здесь! Кто-то еще жив, хватает тебя снизу, с земли, — „сестричка, помоги!". А ты с радиостанцией, надо быстрее вперед, связь налаживать. А они там так и остались, без помощи... В нашем подразделении из двадцати пяти человек выжили только двое. Вспоминать тяжело.
...Как жили? В палатках, землянках. Только одна часть уйдет, после нее – сплошные вши. Помыться чаще всего негде было. В Гжатске нас окружили, неделю не могли выйти. Кругом немцы, есть было нечего. Снимали и варили ремни. С трудом нас оттуда вытащили.
...Помню Кенигсберг. Мы относились ко Второму Белорусскому фронту, которым командовал маршал Константин Константинович Рокоссовский. Но наше подразделение – 13-й РАБ (район авиационного базирования) находилось вместе с войсками Прибалтийского фронта недалеко от места боев за Кенигсберг. Очень трудно он давался. Мощные укрепления, связанные подземкой, большие силы немцев, каждый дом – крепость. Сколько наших солдат погибло!.. Взяли Кенигсберг с Божией помощью. Я сама видела, хотя наблюдала с некоторого отдаления. Собрались монахи, батюшки, человек сто или больше. Встали в облачениях с хоругвями и иконами.
Вынесли Казанскую икону Божией Матери... А вокруг бой идет, солдаты посмеиваются: „Ну, батюшки пошли, теперь дело будет!" И только монахи запели – стихло все. Стрельбу как отрезало. Наши опомнились, за какие-то четверть часа прорвались... Когда у пленного немца спросили, почему они бросили стрелять, он ответил: „Оружие отказало". Один знакомый офицер сказал мне тогда, что до молебна перед войсками священники молились и постились неделю».
[…] Воспоминание о молебне под Кенигсбергом надолго сохранилось в памяти многих ветеранов той битвы. Рассказывает священник Александр Лобан – настоятель храма Святых первоверховных апостолов Петра и Павла в рабочем поселке Лог Волгоградской епархии: «Служил я несколько лет назад в одном из приходов Курской епархии, в поселке Белая Слобода. В нашем райцентре во время войны дислоцировалась одна из дивизий, ветераны которой и сейчас приезжают на места боев, чтобы вспомнить те героические годы. Я был приглашен на очередную их встречу в местном клубе. Когда хор начал петь панихиду, все встали. После ее окончания начал рассказывать о том, что раньше никогда не писали в газетах — о прозрении и обращении народа к Богу во время войны. Вспомнил и о молебне у стен Кенигсберга. [...] Как всегда в таких случаях, нашелся человек, который произнес: „Ну, вот тут уж вы, батюшка, преувеличили..." Но вижу, через толпу окружающих меня людей протискивается один из ветеранов, который явно не слышал реплику моего собеседника, и со слезами начинает горячо меня благодарить: „Спасибо, батюшка! Вы знаете, я ведь сам был там, под Кенигсбергом. Это у нас служили молебен, я сам все видел..." Он говорил еще что-то, а я уже не видел его из-за слез» .
Вот такие свидетельства об иконе Казанской Божией Матери, побывавшей на фронтах Отечественной войны, из которых можно сделать вывод, что повеление Царицы Небесной, если Ее явление совершилось на самом деле, русские люди исполнили. (В отличие от времени Первой мировой войны, когда генералы, служившие в армии Российской империи, отказались пронести Песчанскую икону Богоматери по линии фронта, и чем это непослушание обернулось для страны…).
Скорее всего, мы не узнаем доподлинно, было ли откровение Божией Матери митрополиту Илие (Караму), или это все-таки благочестивый миф, но с уверенностью можно утверждать, что вся жизнь Владыки Гор Ливанских была посвящена искреннему, самоотверженному служению Богу и Его Преблагой Матери.
Все, кто близко знал митрополита, чувствовали, что «он великий молитвенник; сила его молитвы преодолевала языковые барьеры и ограниченность рассудочных схем; он был истинно верующим человеком, славился чутким сердцем и тонким умом. Был хорошим оратором, гибким дипломатом, благоуветливым к другим конфессиям» .
У митрополита Илии были теплые отношения с руководством и народами разных стран мира, но особое место в его душе занимала Россия. Святая Русь всегда «жила в его сердце», Владыка Илия был большим другом нашей страны и всего верующего русского народа, почитателем русского типа святости, с которым его сближала прежде всего любовь к Пресвятой Богородице и Ее иконам. По свидетельствам очевидцев, икона Божией Матери всегда находилась у сердца митрополита Илии.
В послевоенные годы Владыка Илия не раз приезжал в нашу страну. Это было время холодной войны и «железного занавеса», сквозь который прорывались немногие. А по возвращении из СССР Митрополит свидетельствовал, что «вера в Бога поддерживала многострадальный русский народ на его кровавом, крестном пути».
Остается вопросом, почему вдруг после войны в 1947 году Патриарх Алексий I (Симанский; 1877-1970) пригласил митрополита Илию (Карама) в Советский Союз? И почему именно этого митрополита в Москве 14 ноября 1947 года «с большим почетом встречали митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич, + 1961), архиепископ Дмитровский Виталий (Введенский, + 1950), протопресвитер Николай Колчицкий и другие представители Русской Православной Церкви. От Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете министров СССР присутствовал С. К. Белышев». А в Ленинграде «от правительства его сопровождал Алексей Николаевич Косыгин, а от Патриархии – митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков; + 1955)» .
Критики Митрополита Илии (Карама), ссылаясь на статьи людей, лично знавших Владыку Илию, опубликованные в книге «Митрополит Илия (Карам) и Россия», из их воспоминаний берут только то, что может вызвать у русских людей по отношению к Владыке неприятие. Но нам кажется, что в таком вопросе надо соблюдать беспристрастность и объективность, прислушиваться ко всем высказываниям об этой личности. Например, Владыке Илии вменяется в вину, что он принимал подарки, которые ему дарили в Советском Союзе, особенно иконы, облачения, беличью шубу и т.д. И что после его смерти в его доме нашли много икон и церковных ценностей и т.д. Но, во-первых, митрополит Илия оставался прежде всего сыном своей Матери-Церкви и болел душой за нее и свой народ, и русские подарки потом раздавал нуждающимся. Когда президент Аргентины Хуан Перон (1895-1974), которого называли «отец бедняков», получая из рук Илии (Карама) орден, переданный от Патриарха Антиохии и всего Леванта, захотел в ответ сделать Владыке подарок, «митрополит же сказал, что лучшим подарком для него будет судно с грузом зерна для нуждающихся ливанцев» . Во-вторых, в этой книге много и других фактов, говорящих о Владыке Илие как о пастыре добром. Родственник Владыки Илии Насиф Карам пишет, что из России митрополит возвращался с богатыми подарками. Из-за них даже вышел конфликт с Патриархом Александром III (Тоханом; 1869-1958). Когда они вместе отправились в Москву, к удивлению Патриарха в багаже Илии (Карама) оказалось более сорока чемоданов с ценными подарками для московских друзей. Патриарх повелел оставить чемоданы в Дамаске. Он не знал, что вместо подарков Илия получил старинные иконы, которую он раздавал нуждающимся храмам разных епархий .
Помогал Владыка и русским эмигрантам, поселившимся в Ливане, построив для их семей несколько жилых домов.
Митрополит Антонио Шадрауи пишет: «Илья Карам любил бедняков и втайне помогал многим нуждающимся семьям. […] есть историческое завещание, которое свидетельствует о любви митрополита к Церкви. Илия Карам отписал своим родственникам то, что сам получил по наследству. То же, что он приобрел за всю свою жизнь, - завещал Церкви. Таким человеком был Илия Карам» . «С участием Илии Карама было отремонтировано и построено не меньше 34 храмов» . «Он был замечательным человеком, внушающим почтение, исполненным любви к людям, – вспоминает ливанский дипломат Генри Абу Фадел. - Он благословлял их не только крестным знамением, но и сердцем. Обликом своим он излучал святость. Он был добр, исключительно прост, предан учению Святой Книги. […] При виде бедности и нуждающихся на глазах у него появлялись слезы. Ради того, чтобы облегчить людскую нужду, он участвовал в учреждении благотворительных обществ. К числу его замечательных инициатив относится создание в Кфар Мата в 1966 году благотворительного общества имени святого Георгия для помощи нуждающимся женщинам» .
Упрекают митрополита Илию и в том, что он сохранял дружеские отношения с представителями разных конфессий и общин и даже переписывался с Папой Римским. Для русских православных, действительно, этот момент его биографии является странным. Но так как все, лично знавшие его православные арабы вспоминают об этом, как о его заслуге, это заставляет думать, что, видимо, такова религиозная ситуация на Востоке, кому-то не совсем понятная. Также митрополит Илия поддерживал отношения со многими руководителями государств Европы и Америки. Он посетил Россию, Румынию, Болгарию, Сербию и ряд других стран. «Его часто посещали политики, но он не любил обсуждать политические дела, если только речь не шла о помощи людям» . И особенно все вспоминают о нем, как о смиренном миролюбце: «Когда митрополит Илия Карам перешел в иной мир, в епархии не было никого, кто питал бы к нему неприязнь, ибо у него ни с кем не было вражды» . «Паладин согласия – таким запомнился Илия Карам, митрополит Гор Ливана. Его вера во всемогущество диалога, способного разрешить самые сложные проблемы, снискала ему повсюду уважение и признательность» . «Митрополит Илия любил всех, у него не было врагов ни среди политиков, ни среди религиозных деятелей» .
«Он неустанно посещал болящих и молился за их здравие перед иконой Богоматери. […] Многие выздоравливали после его молитв, и ширилась слава о святости Илии Карама, и стекались к нему отовсюду немощные и нуждающиеся. Для всех в любое время были открыты двери его дома» . Например, «он стал митрополитом, помолившись за супругу высокого французского представителя, которой и принес исцеление. В знак благодарности французы предложил избрать его митрополитом Гор Ливанских» .
Многие люди были свидетелями его горячей любви к Богоматери. Он мечтал о том, чтобы на его родине в каждом доме почиталась икона Святой Девы, выписал из Греции иконописца, который писал иконы. Он раздавал их своим прихожанам. Богоматерь его тоже никогда не оставляла. Когда под конец жизни Владыку разбил паралич, случилось следующее. Вспоминает епископ Илия Наджен: «Я навестил его. Говорить он не мог, но написал записку с просьбой принести ему воды из источника Святой Девы. По дороге к источнику я встретил женщину, которая, желая мне помочь, дала бутыль с водой. Не успел я поблагодарить, как она тотчас исчезла. Эту воду я и принес митрополиту в госпиталь Хури, что рядом с госпиталем Американского университета. Он знаком спросил меня, где вода. Я протянул ему бутыль. Он отпил несколько глотков, и тут же к нему вернулась речь. Он положил бутыль под подушку и ни за что не хотел с нею расставаться. После того приступа митрополит прожил еще два года» . «Он умер с иконой Богоматери в руках, сохранив любовь к Ней до последнего вздоха» . Владыка окончил свой земной путь 11 апреля 1969 года, в Страстную Пятницу. Гроб с его телом несли на руках, внося в храмы, все восемь километров от Хадета до Бхамдуна. Добрая память о митрополите была столь велика, что мусульмане, католики и люди других конфессий в знак глубочайшего почтения пожелали участвовать в процессии и даже подставили свои плечи отошедшему к вечной жизни. Хоронили его в понедельник Светлой седмицы, в церкви Христа Спасителя, на вершине глубокого ущелья.
Однако мы отошли от главной темы, в наши задачи не входило рассказывать о жизни митрополита Гор Ливанских Илии (Карама). Все, кого интересует жизнеописание Владыки, могут сами прочитать книгу Фараха С., Гаврюшина Н. «Митрополит Илия (Карам) и Россия», изданную в 2005 году Издательским Советом Русской Православной Церкви.
А мы продолжаем наш рассказ. Искусствовед Светлана Гнутова в статье «Наперсная панагия Илии Карама, митрополита Гор Ливанских», сообщает, что «целью визита владыки Илии в Ленинград было возложение священной короны на Казанскую икону Божией Матери», которое состоялось в Князе-Владимирском соборе в конце ноября 1947 года. По возложении венца Ливанский митрополит произнес проповедь. Он рассказал, как явилась ему Божия Матерь и что Она поведала ему, затем продолжал: «Я молился за ваш прекрасный город, и так благодарен Господу, что Он удостоил меня побывать здесь, молиться вместе с вами! Я увидел, что Матерь Божья не оставила чад Своих. Мне преподнесли крест с камнями со всей земли Русской, панагию и Казанскую икону Божьей Матери. Крест этот я положу на престол нашего кафедрального собора в Ливане и обещаю вам, дорогие, что крест из России всегда будет лежать на престоле, пока я буду жить на земле. Я завещаю, чтобы и после моей кончины крест остался на престоле. Казанская икона Божьей Матери будет находиться в алтаре и всегда будет напоминать мне во время Богослужений о России. Простите, дорогие мои, что не могу благословить и обнять каждого из вас! Посылаю Благословение Господне на всех вас, и всегда, пока я жив, буду молиться о вас!» Говорил владыка Илия через переводчика, но почти все в храме плакали. Митрополита особенно умилило общенародное пение Акафиста Казанской иконе Божией Матери. Тропарь «Заступница усердная…» пели все стоявшие в храме, на площади и прилегающих улицах» .
Историю с откровением Божией Матери Илии (Караму) мы уже рассказали выше. Самое интересное, что в первом номере «Журнала Московской Патриархии» за 1948 год очень подробно описано пребывание митрополита Илии в Москве: сколько храмов он посетил, какие говорил проповеди, и что ему отвечало местное духовенство. Зато его визит в Петербурге обошли полным молчанием, читаем лишь, что «с 25 ноября по 2 декабря гости находились в г. Ленинграде. Описание пребывания в Ленинграде Митрополита и его спутников будет дано в следующем номере нашего журнала» . Но описание посещения митрополитом Илией Петербурга никогда не было опубликовано. Очень бы хотелось узнать, о чем не дала рассказать суровая атеистическая цензура корреспондентам журнала Московской Патриархии? В истории зафиксировано только заявление самого Владыки корреспонденту ТАСС: «Поездка в Советский Союз доставила мне истинное удовольствие. Целью моего визита было возложение священной короны на Казанскую икону Божией Матери, находящуюся в Ленинграде. Я выполнил эту миссию и совершил несколько богослужений в прекрасных храмах города» .
Прощаясь с СССР, Владыка Илия (Карам) сделал заявление о своей поездке, которое было опубликовано в официальном органе Правительства СССР газете «Известия».
Протоиерей Владимир Силовьев, председатель Издательского Совета Русской Православной Церкви, написал об этом: «В стране с множеством внешних ограничений Владыка разглядел главное: внутреннюю свободу, преданность Богу и благочестие ее народа. Беседуя с корреспондентом ТАСС в 1947 году, митрополит говорил: «Различные газеты за границей тридцать лет писали о том, что в России нет религии и церквей. Когда я собирался сюда, то мне даже предлагали взять с собой икону, ибо, говорили, что их нет в России. Я глубоко рад, что нашел в России Патриарха, митрополитов, епископов, много духовенства, верующих. Я испытывал такое чувство, которое испытывал, верно, святой Владимир в Константинополе, когда его поразили там в храмах благолепие и святость. Как не похоже все это на то, что пишут в газетах о России! И я очень счастлив, что видел здесь в богато украшенных храмах большое количество молящегося народа». Думается, что пастырь нисколько не кривил душой…»