Глава 50. Анастасия решает поговорить с Се ргием

Бескрайнов по берегу реки шел на вечернюю службу в храм. Несмотря на прошлые мысли, в его душе царил раз-драй, который не позволял прийти к какому-то определен-ному решению — как относится к тому, что произошло с Анастасией и к ней самой. Он вновь и вновь возвращался к прошлым мыслям, пытаясь силой воли утвердиться в них, но этого хватало ненадолго. И решился поговорить об этом со священником.

Когда Иван вошел в храм, служба уже шла. Отстояв до конца, он дождался выхода Сергия и подошел к нему за бла-гословением.

— У меня сегодня день посещений членов семьи Раисы Никифоровны,— улыбнувшись, произнес священник.

— И бабушка приходила?

— Да, она очень переживает за Анастасию.

— Вот и я тоже с этим пришел, отец Сергий.

— Ну, пойдем,— взяв Бескрайнова под руку, сказал ба-тюшка и повел его в свой кабинет.

Сергий пригласил Ивана сесть, и сел сам.

— Слушаю тебя, сын мой.

— Отец Сергий, я не знаю, что мне делать, как относить-ся к тому, о чем вы уже знаете от бабушки. Вначале я хотел буквально убить этого Быстрова!

Батюшка отрицательно покачал головой.

— Потом я решил, что все в руках Божьих, что это — ис-пытание для Анастасии, меня и всех нас, кто близок Насте.

— Правильно,— подтвердил священник.

— Но все дело в том, что эти мысли тоже не утвердились во мне... Чтобы быть кратким, скажу одно: в голове моей теперь каша, если не сказать хуже. Одна мысль гонит дру-гую, и я не знаю, на чем остановиться...

— Сын мой, я…— Отец Сергий зажег свечу и после не-долгого молчания продолжил: — сейчас более всего, думаю, ты должен испытывать жалость к падшему...

— К падшему? — переспросил Иван.

— Да, именно к падшему. Ибо Анастасия не падшая, падший — это насильник. Откуда берутся «быстровы» — это иной вопрос. Появляются ли они как закономерность из-за сложностей человеческой жизни, всплывают ли из глуби-ны, когда жизненный поток направляется по новому руслу, или они происходят из нравственных чудовищ, до которых никому нет дела? Непроста, загадочна и порой очень не прямая отдельная судьба. Что касается конкретного Быстро-ва, то он взял на свою душу страшные грехи: грязное деяние и клевету. А укрепив это чувство жалости в своей душе, да-лее можешь молиться за его душу и за Анастасию.

— А как молиться?

— Кроме известного тебе или из молитвенника, обра-щайся к Господу своими словами, идущими из сердца. До-веряй сердцу, а не уму — непостоянному и неверному.

— Я понял, отец Сергий.

— Хорошо. А потом, после того как я на днях встречусь Анастасией, мы увидимся вновь, и если ты не будешь про-тив, поговорим о дальнейшем.

— Конечно, я не буду против! — воскликнул Иван.

— Ну, посмотрим, посмотрим. Молись!

Довольный беседой, укрепившись в духе, Бескрайнов бодрой походкой направился домой.

… Настя была рада каждой минуте, когда могла оста-ваться одна. Она очень изменилась, осунулась, испытывала постоянную усталость и смотрела вокруг с тревогой. Она не могла делать свои прежние дела, читать, все валилась из ее рук. О смерти она сейчас не думала, но иногда мелькала мысль — уйти из дома. Однако душа ее не принимала  этого. Несколько раз Анастасия выходила из своей комнаты, чтобы объясниться с родителями, но не находила их у себя. «И ладно...» — думала она, так как у нее каждый раз опускались руки, начинали дрожать колени, и она снова возвращалась, чтобы переживать свои муки наедине. А сколько было за это время бессонных ночей и пролитых слез...

… Войдя на половину бабушки, Иван увидел там родите-лей Насти. Они произвели на него удручающее впечатление. Когда родителям Анастасии сказали, что с ней случилось, те просто не поверили ни одному слову и между собой решили, что это клевета с целью опорочить девушку. К тому же они, даже если бы это оказалось правдой, никогда внутренне не согласились, что такое могло произойти с их Настей.
Даже после разговора с Раисой Никифоровной, которая убеждала их, что это было так-то и так-то, они не соглашались поверить и, вообще, оба с дочерью, Вероникой и Раисой Никифоровной вели себя как ни в чем не бывало, будто этого не существовало вовсе(1). Расстраивало их только угнетенное состояние Насти. Та постоянно пыталась убедить отца и мать, что с ней это ужасное деяние было совершенно, но доказать ничего невозможно, так как нет ни свидетелей, ни признаков, а то видео, которое есть, снято так, что ни о каком насилии говорить не приходится. Родители, внимательно выслушивая все, в конце концов, вошли в такое депрессивное состояние, что Анастасия, испугавшись, уже пожалела об этих разговорах и оставила их в покое. Раисе Никифоровне пришлось несколько вечеров, бросив все дела, находиться рядом с соседями, чтобы чего не случилось.
Постепенно, благодаря ее и забывшей на время обо всем Анастасии взаимной опеке, Тамара Ивановна и Петр Терентьевич несколько успокоились. Но Раиса Никифоровна все же видела, что неладно у них на душе и на кухонной полочке появилось много новых лекарств.

… А в это время слухи по городу шли с удвоенной силой: говорили всякое, по большей части плохое об Анастасии. Везде, где появлялись отец и мать Насти, с ними, ничуть не смущаясь, начинали говорить «о ней». Говорили в глаза в очередях в магазине и поликлинике, а хуже всего — на работе, в школе,— и это в коллективе, в котором они проработали уже почти два десятка лет (хотя, нужно сказать, были коллеги либо делавшие вид, что ничего не знают, либо утешавшие, но прятавшие при этом глаза). Родители, подавленные, старались спорить и со слезами умолять: «Неправда, все это, неправда!» Ругатели подходили даже к дому. В церкви кивали головами, на улице тыкали пальцами, и, как водится, история обрастала новыми «подробностями».

Несмотря на утешения со стороны Насти, родители слы-шали не раз, как она разговаривает с Раисой Никифоровной и плачет... А это их расстраивало более всего.

… Быстров, как уже понял читатель, не успокаивался. Да и не для того он это все затевал, чтобы ничего дальше не предпринимать. Не ради же самого процесса, а для своей, не дававшей ему покоя, сжигающей ему душу в огне ожидания и вожделения цели — заполучить Анастасию целиком и полностью, то бишь в жены, и не просто, а в кабалу, когда ее престиж будет полностью восстановлен, а слухи отнесут на счет некоего, притянутого за уши к делу шантажиста, со-здавшего видеомонтаж (а современные программы позво-ляют на компьютере сделать все что угодно — хоть голову приклеить (конечно, на видео) к чужому телу) и покинувше-го город после своей неудачи.

Быстров с маниакальной настойчивостью то звонил и, услышав голос Анастасии, вместо приветствия задавал один и тот же вопрос: «Ну, что? Опять нет?», то караулил Настю недалеко от ее дома и шел по противоположной стороне улицы, чуть впереди нее, вопросительно глядя, то встречал ее возле церкви, куда она по-прежнему, невзирая ни на что, ходила по воскресеньям. Настю это бесконечно угнетало, и было очень тяжело осознавать, что слухи после ее молчания возрастали с еще большей силой.

Не выдержав этого давления, Анастасия решилась пого-ворить с отцом Сергием, к чему ее уже давно призывала Ра-иса Никифоровна. Она хотела пойти в следующее воскресе-нье, но узнав от Раисы Никифоровны, что к священнику идут отец и мать, решила просто отстоять службу, а разговор отложить на следующий выходной.

(1) Вытесне;ние (подавле;ние, репре;ссия) — один из механизмов психологической защиты. Заключается в активном, мотивированном устранении чего-либо из сознания. Обычно проявляется в виде немотивированного забывания или игнорирования. Как защитный механизм, вытеснение направлено на минимизацию отрицательных переживаний за счет удаления из сознания того, что эти переживания вызывает. Удаленные из сознания, эти элементы, однако, не пропадают из памяти.

© Шафран Яков Наумович, 2020