Жизнь мамы. Глава 12

Глава 12.
Лихие девяностые.

Как Анютка начала учиться, а я ей добывала сапоги:
В 1989 году дочка Анютка закончила школу с серебряной медалью и поехала поступать на биофак Ленинградского государственного университета. К сожалению, она не добрала баллы, вернулась в Волгоград. Год она проработала в лаборатории аэрокосмических методов исследования института агролесомелиорации. В 1990 году она, все же решив покорить Питер, поступила в Санкт-Петербургский химико-фармацевтический институт на биотехнологический факультет. И у нас пошли в Питер те же продуктовые посылки, которые раньше мы посылали Коле в Москву. Особенно приятно нашим детишкам было получать осенью посылки с фруктами, благо Федя на даче выращивал яблоки, груши, виноград.
Зима была не за горами и у дочки встал вопрос  о зимних сапогах. И я в очередной раз проявила свой характер в борьбе за существование.
На нашей улице Кирова был обувной магазин. Как правило, полки  в нем были пустые или заполнены  обувью производства нашей обувной фабрики, которую не оденут пенсионерки, а не то, что студентки. А тут вдруг я вижу объявление, что  на днях привезут импортные сапоги –"симоды". Они были очень модными в те времена, но за них еще надо было побиться. У нас тут же образовалась очередь по записи -1,2,150-й. Несколько дней мы ходили пересчитывались, а одну ночь пришлось даже ночевать, чтобы не образовалась другая очередь. И вот пятница, пришла машина, мы ждем вожделенные "симоды", но в торговый зал выносят обувь волгоградской обувной фабрики.
Собралась гудящая женская группа и потребовала директора магазина:
-Мы записывались в очередь на сапоги "симоды". Почему их нет?
-Откуда я знаю? Что привезли, то привезли.
И тогда я сказала женщинам:
-Здесь мы правды не добьемся. Пойдемте в районную администрацию (бывший райком партии).
Делегация, возглавляемая мною, приходит в администрацию и излагает главе нашей управы ситуацию. Глава вызывает директора магазина, которая докладывает ему:
-Сегодня сапоги повезли в магазин на Бекетовский базар, в этот магазин привезут на следующей неделе.
Мы сразу поняли, что они решили продать сапоги в коммерческом магазине в два раза дороже.
Глава управы обращается к нам:
-Видите, все нормально, в этот магазин сапоги привезут на следующей неделе. Расходитесь, товарищи, расходитесь.
Директриса собралась ретироваться, но я закрыла дверь спиной:
-Вы уйдете только через мой труп. Мы уже неделю стоим в очереди, пересчитываемся, дежурим ночами. Мы не уйдем отсюда без вашего распоряжения везти сапоги в магазин на Кирова.
И бабоньки, поддерживая меня, одобрительно загудели.
Пришлось директрисе завернуть машину назад и мы ушли из магазина с вожделенной парой "симод". И душа моя была спокойна, что дочка ходила по сырому зимнему Питеру в теплых белых модных сапожках.

Как разрушилась Колина семья:
В начале девяностых жизнь в Колиной семье начала разлаживаться. Он работал инженером на «Светлане» (закрытом предприятии Ленинграда), зарплата была небольшой, и, хотя он пытался подрабатывать,  денег не хватало. Проблемы, возникающие в семье, он, как и многие мужики, иногда топил в рюмке. Дине было проще, она после скандала в семье могла уехать к отцу или убежать к подругам, а у Коли не было друзей в Ленинграде, только коллеги по работе и он шел «заливать за воротник» в ближайшую рюмочную.
Надо сказать, что вид у него был колоритный – высокий, с черной курчавой шевелюрой и бородой.
И однажды он, посмеиваясь, рассказал нам, как какой-то мужик подошел к нему, восторженно посмотрел на него и выдал:
-Слушай, мужик, ты так похож на Карла Маркса. Дай двадцать копеек.
Но скандалы в семье отразились на Колиной психике и осенью 1988 года он попал в больницу. А в конце ноября Дина привезла мне младшую внучку Полинку. Она прилетела рейсом Лениград-Волгоград, сунула мне в руки девятимесячную Полинку и тем же рейсом улетела обратно. Перед тем, как улететь, она успела запихнуть нас в переполненный автобус № 6 и после этого началось самое интересное. Полинка кричала и плакала так, что успокаивать ее пришлось всему автобусу.
-Хочу к маме, хочу к маме.
-Полинка, посмотри, какие огоньки.
-Хочу к маме.
Меня выручила одна женщина, у которой были мандаринки. Она дала парочку Полинке и та потихоньку успокоилась, променяв воспоминания о маму на вкуснятину.
Первые дни она частенько плакала и просилась к маме, но мандаринки снова работали и запах мандаринов поселился в нашем доме задолго до и  надолго после Нового года. Вскоре Полинка привыкла, успокоилась и стала звать меня «мама-бабушка». Мы дружно прожили с ней три месяца, а потом я увезла ее домой. А спустя год Дина вошла в журналистскую группу, которую пригласили посетить Америку на волне интереса к нашей стране после начала перестройки. Она снова привезла мне Полинку, теперь уже на год. С двухлетней Полинкой уже можно было ходить на станцию юннатов, где я тогда мыла полы. Сторожем там работал Юрий Николаевич Зенько,  второй муж моей сестры Люды. С первым Анатолием она развелась, когда он поднял на нее руку. А в 1973 году на дне рождения Анютки мы познакомили ее с Юрием Николаевичем, бывшим Фединым сослуживцем. Они поженились и прожили вместе сорок с лишним лет. Юра сделал Полинке маленькую швабру и она помогала мне мыть полы. Жили мы с ней дружно и весело, ходили за продуктами на Бекетовский базар. Однажды увидели недалеко от базара сгоревший дом и Полинка стала звать его "Букетовский пожар". Еще мы ходили с ней получать посылки с американской гуманитарной помощью, которые выдавали через собес семьям с маленькими детьми.  Заокеанские «друзья», купив с потрохами нашу власть, присылали нам банки с тушенкой, подсолнечное масло, чечевицу и еще какую-то снедь. Мы идем с Полинкой, получив эту посылку, а Полинка поет: «Мы теперь не пропадем, мы теперь не пропадем».      
В Америке Дина встретила свою новую любовь и осенью  1992 года они с Колей развелись, но мои «милые» детки мне об этом не сказали. Зимой 1992 года я приехала в гости к детям в Ленинград и привезла на поезде 9 коробок с разной снедью – закрутками, яблоками, даже с сыром «Чеддер», пару головок которого мне удалось купить подешевле.
И вот мы приезжаем домой к Коле, я радуюсь Полинке, которая скачет вокруг меня и говорю ей:
-Полинка, уже конец января, а там один февраль и уже в конце марта у нас вылезает травка, мама привезет тебя, поедем на дачу.
И тут дитя со всей простотой объявляет мне то, что боялись сказать взрослые:
-Бабушка, а мы к тебе не поедем, мы поедем в Америку к Роберту.
-К какому Роберту?
Я захожу на кухню, вокруг стола сидят Дина и Коля и Дина держит руку на телефоне. Наверное, она боялась, что я грохнусь в обморок, но я не доставила ей такого удовольствия.
Я   только села на стул, посмотрела на нее и сказала:
-Нас сиротами сделала война, а ты сама сиротишь своих детей.
Я быстро уехала домой, т.к. это был очень сильный удар для меня и мне пришлось долго от него отходить.
В 1992 году Дина с детьми улетела в Америку, чтобы строить там свою новую счастливую жизнь. Ситуация расставания с детьми очень тяжело отразилась на Коле, у него начался кризис. Пришлось вызвать скорую и положить его в больницу. Мы с Анюткой остались вдвоем в квартире. Мне приходилось каждый день ездить к Коле в больницу, это было очень тяжело, особенно в первые дни. Помню, как я подошла к больнице, в отделение не пускали и Колю подвели к окну другие больные. Он еле стоял на ногах, взгляд отсутствующий, конечно, мне было очень тяжело все это видеть. Но мне некогда было тосковать, потому что Колю надо было кормить, да и Анютке тоже помогать. В те годы еще не было ночных магазинов, даже супермаркеты закрывались в 8-9 вечера.  И вот я нашла приличный магазин в нескольких остановках метро от Академической, где мы тогда жили, покупала там колбаску, сырок, везла Коле в больницу, а вечером выходила к метро. Возле метро стояли столики, на которых можно было выложить нехитрые товары – колечко колбасы, кусочек сыра, спички, буханку хлеба. Дорого я не брала, мне надо было оправдать дорогу и заработать на завтрашние продукты, тогда как раз начали задерживать пенсии и с деньгами было очень туго. Выглядела я неплохо – пальто с меховым воротником, шапка, в общем, видно, что не торговка, а выживающая интеллигенция. Время где-то 22-23, из метро уже вываливаются в основном одиночки. И вот подходит ко мне мужчина слегка «под шафе», но видно, что не алкаш, берет колбаску, хлеб и вдруг говорит мне:
-Разрешите поцеловать Вам руку.
У меня даже слезы выступили от таких слов, хотя я не плаксивая, но в то время мне было очень тяжело и  такое отношение незнакомого человека тронуло до глубины души.
Врач в больнице предложил сделать Коле инвалидность, вторую нерабочую группу.
Сначала я восприняла это в штыки:
-Какая инвалидность? У него же должны быть права, например он должен голосовать.
Но врач был еще и хорошим человеком и он убедил меня:
-Вам надо будет кормить сына, а работать постоянно он не сможет, пусть у него будет хотя бы пенсия. Не убивайтесь, ремиссия может быть достаточно долгой.
Мы уехали с Колей в Волгоград. Первые полгода Федя, Люда и подруги боялись за мое здоровье, им казалось, что я тронусь умом, так я переживала. Самым страшным мне казалось то, что я больше не увижу внучек, казалось, что билет в Америку – это билет в один конец. Но меня спасла одна мысль: у меня есть дочь-студентка и я ей очень нужна. Да и Коля требовал постоянного внимания. Я переставила всю мебель в квартире и немного успокоилась.
Но в жизни часто трагичное и смешное, как известно, ходят рядом.  Покупая продукты на базаре, я увидела мужчину, торговавшего цыплятами.  Маленькие желтые комочки так тронули меня, что я купила 6 штук и принесла домой.
Федя поворчал, но он был готов сделать все, чтобы мне стало полегче и принял цыплят как родных. Сначала они жили в коробке и, подходя каждое утро покормить их, я немного оттаивала душой. Когда они стали подрастать, Федя соорудил им небольшой курятник на балконе, даже сделал насест. Цыплята подрастали и превратились в одного петуха и курочек. Федя очень хорошо ухаживал за птицами - варил им кашу, убирал в курятнике. А нам каждый день доставалось по одному-два яичка. Запаха от кур не было никакого, но петух выдал нас, каждое утро он как будильник, звонко приветствовал приход нового дня. Соседям это, конечно, не понравилось, они сказали нам и мы сварили из петуха суп. Я решила, что инцидент «исперчен», но спустя несколько дней в дверь позвонили. Я открыла, на пороге стоит наша мастер из Жэка. Она рванула мимо меня к балкону, а я спокойно пошла за ней. А на балконе чистота, опилки Федя менял через день.
-Почему вы держите на балконе кур?
-Это мое право, хочу и держу.
-На вас жалуются соседи, петух не дает им спать.
-Петуха уже нет.
-На балконе нельзя держать кур, я напишу жалобу и отнесу в районную администрацию.
И тут я выдала ей со всем своим комсомольским задором:
-Пусть они лучше нам пенсию вовремя выплачивают. Я вас больше не задерживаю.
Когда она, пыхтя, ушла, я, выглянув с балкона, увидела на скамейке соседок, открывших рот в ожидании: чем все закончится?
Им я тоже выдала:
-Бабоньки, чем строчить жалобы, возьмите и тоже заведите кур, будете каждый день есть свежие яйца.
Когда я рассказала эту историю своим подругам, рядом с которыми я на Аллее героев (нашем Волгоградском Арбате) продавала вышивки, они хохотали до упаду:
-Что, правда на балконе держите кур?
-Правда и каждый день едим свежие яйца.
Больше всего их интересовал вопрос, как же куры несут яйца без петуха.
-Несут, мы свидетели.
Вот так мы и выживали в 90-е годы, недаром Юрий Николаевич Зенько как-то назвал меня: ты, Раиса Семеновна, живовыносливая.
http://proza.ru/2020/06/23/1821